— Герман?
— Я слушаю.
— Матвей говорит.
— Приветствую тебя, дружище. Как твои творческие успехи? Совершенствуешь свой стих?
— Совершенствую, куда же без этого? Но я вовсе не о поэзии с тобой хочу поговорить.
— Тогда о чем же, Матвей? Разве существует что-либо более достойное поэзии?
— Думаю, что нет, но иногда возникает необходимость говорить о вещах менее достойных.
— Тогда это должна быть очень сильная необходимость.
— Ты угадал. Мы завтра собираемся у Николая Павловича.
— Я в курсе.
— Но знаешь, зачем?
— Зачем?
— Помнишь того клиента, который приходил к нам в последний раз?
— Помню. Мэтр им заинтересовался. Лукин, кажется, его фамилия?
— Да, Лукин.
— Ну и что?
— Дело в том, что этот Лукин умер.
Что-то тревожное выскочило из телефонной трубки и пробежало по лицу Германа.
— И как это произошло?
— А в том то и дело, что почти ничего не произошло. Тело нашли прямо возле его подъезда и единственной особенностью было то, что из ладони его торчала странная булавка.
— Булавка? — Герман ощутил мягкий толчок внутри живота. — А что за булавка?
— Булавка, правда, несколько необычная, то ли антикварная, то ли... ну в общем не поймешь, какая, на скрипку в миниатюре похожа.
Герман почувствовал слабость, и ему показалось, что в трубке зазвучали мелкие колокольчики, но впрочем, это длилось не больше секунды, после чего его спокойствие вновь вернулось к нему.
— Ну а предполагаемая причина смерти какая? — ровным тоном спросил он. — И вообще, откуда тебе это известно?
— В его бумажнике оказалась визитка Николая Павловича, больше никаких документов нет. Соседей тоже не было поблизости. Поэтому сразу позвонили ему. Вот и все. Что касается причины смерти, то врачи ничего сказать не могут. Интересно то, что с одной стороны, еще не наступило трупное окоченение, хотя происшествие случилось вчера, с другой — смерть налицо и ничего тут не попишешь.
— Однако интересно. Вначале он убивает свою возлюбленную, затем погибает сам. Ты не находишь, что предопределенность конца в его судьбе обозначена слишком явно?
— В том то и дело, что не слишком. Его подруга жива.
— Но ведь он же ее задушил.
— Видать, не совсем. Во всяком случае она дышит, передвигается и разговаривает, и завтра принесет кое-какие бумаги покойного.
— Ну что ж, разберемся. В конце концов, умер наш пациент, который пока не перестает быть таковым, даже уйдя из жизни.
— Как тебя понимать?
— Иногда смерть человека может объяснить всю его жизнь. А это важно не только для патологоанатомов.
— Готов согласиться.
— Ладно, Матвей, пока.
— До завтра.