II. СХОДСТВО ГЕНИАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ С ПОМЕШАННЫМИ В ФИЗИОЛОГИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ

Как ни жесток и печален такого рода парадокс, но, рассматривая его снаучной точки зрения, мы найдем, что в некоторых отношениях он вполнеоснователен, хотя с первого взгляда и кажется нелепым. Многие из великих мыслителей подвержены, подобно помешанным, судорожнымсокращениям мускулов и отличаются резкими, так называемыми "хореическими",телодвижениями. Так, о Ленау и Монтескье рассказывают, что на полу у столов,где они занимались, можно было заметить углубления от постоянногоподергивания их ног. Бюффон, погруженный в свои размышления, забралсяоднажды на колокольню и спустился оттуда по веревке совершеннобессознательно, как будто в припадке сомнамбулизма. Сантейль, Кребильон,Ломбардини имели странную мимику, похожую на гримасы. Наполеон страдалпостоянным подергиванием правого плеча и губ, а во время припадков гнева --также и икр. "Я, вероятно, был очень рассержен, -- сознавался он сам однаждыпосле горячего спора с Лоу, -- потому что чувствовал дрожание моих икр, чегосо мной давно уже не случалось". Петр Великий был подвержен подергиваниямлицевых мускулов, ужасно искажавших его лицо. "Лицо Кардуччи, -- говорит Мантегацца, -- по временам напоминает собоюураган: из глаз его сыплются молнии, а дрожание мускулов походит наземлетрясение". Ампер не мог иначе говорить, как ходя и шевеля всеми членами. Известно,что обычный состав мочи и в особенности содержание в ней мочевины заметноизменяется после маниакальных приступов. То же самое замечается и послеусиленных умственных занятий. Уже много лет тому назад Гольдинг Берд сделалнаблюдение, что у одного английского проповедника, всю неделю проводившего впраздности и только по воскресеньям с большим жаром произносившегопроповеди, именно в этот день значительно увеличивалось в моче содержаниефосфорнокислых солей, тогда как в другие дни оно было крайне ничтожно.Впоследствии Смит многими наблюдениями подтвердил тот факт, что при всякомумственном напряжении увеличивается количество мочевины в моче, и в этомотношении аналогия между гениальностью и сумасшествием представляетсянесомненной. На основании такого ненормального изобилия мочевины или, скорее, наосновании этого нового подтверждения закона о равновесии между силой иматерией, управляющего всем миром живых существ, можно вывести еще и другие,более изумительные аналогии: например, седина и облысение, худоба тела, атакже плохая мускульная и половая деятельность, свойственные всемпомешанным, очень часто встречаются и у великих мыслителей. Цезарь боялсябледных и худых Кассиев. Д'Аламбер, Фенелон, Наполеон были в молодости худыкак скелеты. О Вольтере Сегюр пишет: "Худоба доказывает, как много онработает; изможденное и согбенное тело его служит только легкой, почтипрозрачной оболочкой, сквозь которую как будто видишь душу и гений этогочеловека". Бледность всегда считалась принадлежностью и даже, украшением великихлюдей. Кроме того, мыслителям наравне с помешанными свойственны: постоянноепереполнение мозга кровью (гиперемия), сильный жар в голове и охлаждениеконечностей, склонность к острым болезням мозга и слабая чувствительность кголоду и холоду. О гениальных людях, точно так же, как и о сумасшедших, можно сказать,что они всю жизнь остаются одинокими, холодными, равнодушными к обязанностямсемьянина и члена общества. Микеланджело постоянно твердил, что егоискусство заменяет ему жену. Гете, Гейне, Байрон, Челлини, Наполеон, Ньютонхотя и не говорили этого, но своими поступками доказывали еще нечто худшее. Нередки случаи, когда вследствие тех же причин, которые так частовызывают сумасшествие, т.е. вследствие болезней и повреждений головы, самыеобыкновенные люди превращаются в гениальных. Вико в детстве упал свысочайшей лестницы и раздробил себе правую теменную кость. Гратри, вначалеплохой певец, сделался знаменитым артистом после сильного ушиба головыбревном. Мабиль-он, смолоду совершенно слабоумный, достиг известности своимиталантами, которые развились в нем вследствие полученной им раны в голову.Галль, сообщивший этот факт, знал одного датчанина-полуидиота, умственныеспособности которого сделались блестящими после того, как он, 13 лет,свалился с лестницы головою вниз*. Несколько лет тому назад один кретин изСавойи, укушенный бешеной собакой, сделался совершенно разумным человеком впоследние дни своей жизни. Доктор Галле знал ограниченных людей, умственныеспособности которых необыкновенно развились вследствие болезней мозга(mi-dollo). [Покойный митрополит Московский Макарий, отличавшийся замечательносветлым умом, был до того болезненным и тупым ребенком, что совершенно немог учиться. Но в семинарии кто-то из товарищей, во время игры, прошиб емуголову камнем, и после того способности Макария сделались блестящими, аздоровье совершенно поправилось.] "Очень может быть, что моя болезнь (болезнь спинного мозга) придаламоим последним произведениям какой-то ненормальный оттенок", -- говорит судивительной прозорливостью Гейне в одном из своих писем. Нужно, впрочем,прибавить, что болезнь отразилась таким образом не только на его последнихпроизведениях, и он сам сознавал это. Еще за несколько месяцев до усилениясвоей болезни Гейне писал о себе (Correspondace inédite. Paris, 1877):"Мое умственное возбуждение есть скорее результат болезни, чем гениальности-- чтоб хотя немного утишить мои страдания, я сочинял стихи. В эти ужасныеночи, обезумев от боли, бедная голова моя мечется из стороны в сторону изаставляет звенеть с жестокой веселостью бубенчики изношенного дурацкогоколпака". Биша и фон дер Кольк заметили, что у людей с искривленной шеей умбывает живее, чем у людей обыкновенных. У Конолли был один больной,умственные способности которого возбуждались во время операций над ним, инесколько таких больных, которые проявляли особенную даровитость в первыепериоды чахотки и подагры. Всем известно, каким остроумием и хитростьюотличаются горбатые; Рокитанский пытался даже объяснить это тем, что у нихаорта, дав сосуды, идущие к голове, делает изгиб, вследствие чего являетсярасширение объема сердца и увеличение артериального давления в черепе. Этой зависимостью гения от патологических изменений отчасти можнообъяснить любопытную особенность гениальности по сравнению с талантом, в томотношении, что она является чем-то бессознательным и проявляется совершеннонеожиданно. Юрген Мейер говорит, что талантливый человек действует строгообдуманно; он знает, как и почему он пришел к известной теории, тогда какгению это совершенно неизвестно: всякая творческая деятельностьбессознательна. Гайдн приписывал таинственному дару, ниспосланному свыше, созданиесвоей знаменитой оратории "Сотворение мира". "Когда работа моя плохоподвигалась вперед, -- говорил он, -- я, с четками в руках, удалялся вмолельню, прочитывал Богородицу -- и вдохновение снова возвращалось ко мне". Итальянская поэтесса Милли во время создания, почти невольного, своихчудных стихотворений волнуется, кричит, поет, бегает взад и вперед и какбудто находится в припадке эпилепсии. Те из гениальных людей, которые наблюдали за собою, говорят, что подвлиянием вдохновения они испытывают какое-то невыразимо-приятноелихорадочное состояние, во время которого мысли невольно родятся в их уме ибрызжут сами собою, точно искры из горящей головни. Это прекрасно выразил Данте в следующих трех строках: ... I mi son un che, guando Amore spira, noto ed in quel modo Che detta dento vo significando. (Вдохновляемый любовью, я говорю то, что она подсказывает мне.) Наполеон говорил, что исход битв зависит от одного мгновения, от одноймысли, временно остававшейся бездеятельной; при наступлении благоприятногомомента она вспыхивает, подобно искре, и в результате является победа(Моро). Бауэр говорит, что лучшие стихотворения Ку были продиктованы им всостоянии, близком к умопомешательству. В те минуты, когда с уст его слеталиэти чудные строфы, он был не способен рассуждать даже о самых простых вещах. Фосколо сознается в своем Epistolario, лучшем произведении этоговеликого ума, что творческая способность писателя обусловливается особымродом умственного возбуждения (лихорадки), которое нельзя вызвать по своемупроизволу. "Я пишу свои письма, -- говорит он, -- не для отечест-ва и не радиславы, но для того внутреннего наслаждения, какое доставляет нам упражнениенаших способностей". Беттинелли называет поэтическое творчество сном с открытыми глазами,без потери сознания, и это, пожалуй, справедливо, так как многие поэтыдиктовали свои стихи в состоянии, похожем на, сон. Гете тоже говорит, что для поэта необходимо известное мозговоераздражение и что он сам сочинял многие из своих песен, находясь как бы вприпадке сомнамбулизма. Клопшток сознается, что, когда он писал свою поэму, вдохновение частоявлялось к нему во время сна. Во сне Вольтер задумал одну из песен Генриады, Сарди-ни -- теорию игрына флажолете, а Секендорф -- свою прелестную песню о Фантазии. Ньютон иКардано во сне разрешали математические задачи. Муратори во сне составил пентаметр на латинском языке много лет спустяпосле того, как перестал писать стихи. Говорят, что во время сна Лафонтенсочинил басню "Два голубя", а Кондильяк закончил лекцию, начатую накануне. "Кубла" Кольриджа и "Фантазия" Гольде были сочинены во сне. Моцарт сознавался, что музыкальные идеи являются у него невольно,подобно сновидениям, а Гофман часто говорил своим друзьям: "Я работаю, сидяза фортепьяно с закрытыми глазами, и воспроизвожу то, что подсказывает мнекто-то со стороны". Лагранж замечал у себя неправильное биение пульса, когда писал, уАльфьери же в это время темнело в глазах. Ламартин часто говорил: "Не я сам думаю, но мои мысли думают за меня". Альфьери, называвший себя барометром -- до такой степени изменялись еготворческие способности смотря по времени года, -- с наступлением сентября немог противиться овладевавшему им невольному побуждению, до того сильному,что он должен был уступить и написал шесть комедий. На одном из своихсонетов он собственноручно сделал такую надпись: "Случайный. Я не хотел егописать". Это преобладание бессознательного в творчестве гениальных людейзамечено было еще в древности. Сократ первый указал на то, что поэты создают свои произведения невследствие старания или искусства, но благодаря некоторому природномуинстинкту. Таким же образом прорицатели говорят прекрасные вещи, совершенноне сознавая этого. "Все гениальные произведения, -- говорит Вольтер в письме к Дидро, --созданы инстинктивно. Философы целого мира вместе не могли бы написатьАрмиды Кино или басни "Мор зверей", которую Лафонтен диктовал, даже не знаяхорошенько, что из нее выйдет. Корнель написал трагедию "Гораций" так жеинстинктивно, как птица вьет гнездо". Таким образом, величайшие идеи мыслителей, подготовленные, так сказать,уже полученными впечатлениями и в высшей степени чувствительной организациейсубъекта, родятся внезапно и развиваются настолько же бессознательно, как инеобдуманные поступки помешанных. Этой же бессознательностью объясняетсянепоколебимость убеждений в людях, усвоивших себе фанатически известныеубеждения. Но как только прошел момент экстаза, возбуждения, генийпревращается в обыкновенного человека или падает еще ниже, так какотсутствие равномерности (равновесия) есть один из признаков гениальнойнатуры. Дизраэли отлично выразил это, когда сказал, что у лучших английскихпоэтов, Шекспира и Драйдена, можно встретить и самые плохие стихи. Оживописце Тинторетто говорили, что он бывает то выше Карраччи, то нижеТинторетто. Овидио вполне правильно объясняет неодинаковость слога Тассо его жесобственным признанием, что, когда исчезало вдохновение, он путался в своихсочинениях, не узнавал их и не в состоянии был оценить их достоинства. Не подлежит никакому сомнению, что между помешанным во время припадка игениальным человеком, обдумывающим и создающим свое произведение, существуетполнейшее сходство. Припомните латинскую пословицу: "Aut insanit homo, aut versus fecit"("Или безумец, или стихоплет"). Вот как описывает состояние Тассо врач Ревелье-Парат: "Пульс слабый и неровный, кожа бледная, холодная, голова горячая,воспаленная, глаза блестящие, налитые кровью, беспокойные, бегающие посторонам. По окончании периода творчества часто сам автор не понимает того,что он минуту тому назад излагал". Марини, когда писал Adone, не заметил, что сильно обжег ногу. Тассо впериод творчества казался совершенно помешанным. Кроме того, обдумываячто-нибудь, многие искусственно вызывают прилив крови к мозгу, как,например, Шиллер, ставивший ноги в лед, Питт и Фокс, приготовлявшие своиречи после неумеренного употребления портера, и Паизиелло, сочинявший неиначе как укрывшись множеством одеял. Мильтон и Декарт опрокидывалисьголовою на диван, Боссюэ удалялся в холодную комнату и клал себе на головутеплые припарки; Куйас (Cujas) работал лежа вниз лицом на ковре. О Лейбницесложилась поговорка, что он мыслил только в горизонтальном положении -- дотакой степени оно было необходимо ему для умственной деятельности. Мильтонсочинял запрокинув, голову назад, на подушку, а Тома (Thomas) и Россини --лежа в постели; Руссо обдумывал свои произведения под ярким полуденнымсолнцем с открытой головой. Очевидно, все они инстинктивно употребляли такие средства, которыевременно усиливают прилив крови к голове в ущерб остальным членам тела.Здесь кстати упомянуть о том, что многие из даровитых и в особенностигениальных людей злоупотребляли спиртными напитками. Не говоря уже обАлександре Великом, который под влиянием опьянения убил своего лучшего другаи умер после того, как десять раз осушил кубок Геркулеса, -- самого Цезарясолдаты часто приносили домой на своих плечах. Сократ, Сенека, Алкивиад,Катон, а в особенности Септимий Север и Махмуд II до такой степениотличались невоздержанностью, что все умерли от пьянства вследствие белойгорячки. Запоем страдали также Коннетабль Бурбонский, Авиценна, о которомговорят, что он посвятил вторую половину своей жизни на то, чтобы доказатьвсю бесполезность научных сведений, приобретенных им в первую половину, имногие живописцы, например Карраччи, Стен (Steen), Барбателли, и целаяплеяда поэтов -- Мюрже, Жерар де Нерваль, Мюссе, Клейст, Майлат и во главеих Тассо, писавший в одном из своих писем: "Я не отрицаю, что я безумец; номне приятно думать, что мое безумие произошло от пьянства и любви, потомучто я действительно пью много". Немало пьяниц встречается и в числе великих музыкантов, напримерДюссек, Гендель и Глюк, говоривший, что "он считает вполне справедливымлюбить золото, вино и славу, потому что первое дает ему средство иметьвторое, которое, вдохновляя, доставляет ему славу". Впрочем, кроме вина, онлюбил также водку и наконец опился ею. Замечено, что почти все великие создания мыслителей получаютокончательную форму или по крайней мере вы-ясняются под влияниемкакого-нибудь специального ощущения, которое играет здесь, так сказать, ролькапли соленой воды в хорошо устроенном вольтовом столбе. Факты доказывают,что все великие открытия были сделаны под влиянием органов чувств, как этоподтверждает и Моле-шотт. Несколько лягушек, из которых предполагалосьприготовить целебный отвар для жены Гальвани, послужили к открытиюгальванизма. Изохронические (одновременные) качания люстры и падение яблоканатолкнули Ньютона и Галилея на создание великих систем. Альфьери сочинял иобдумывал свои трагедии, слушая музыку. Моцарт при виде апельсина вспомнилнародную неаполитанскую песенку, которую слышал пять лет тому назад, итотчас же написал знаменитую кантату к опере "Дон Жуан". Взглянув накакого-то носильщика, Леонардо задумал своего Иуду, а Торвальдсен нашелподходящую позу для сидящего ангела при виде кривляний своего натурщика.Вдохновение впервые осенило Сальваторе Розу в то время, когда он любовалсявидом Позилино, а Хогарт нашел типы для своих карикатур в таверне, послетого как один пьяница разбил там ему нос в драке. Мильтону, Бэкону, Леонардои Варбуртону необходимо было слышать звон колоколов, для того чтобыприняться за работу; Бурдалу, перед тем как диктовать свои бессмертныепроповеди, всегда наигрывал на скрипке какую-нибудь арию. Чтение одной одыСпенсера возбудило в Коулее склонность к поэзии, а книга Сак-робозезаставила Гаммада пристраститься к астрономии. Рассматривая рака, Уатт напална мысль об устройстве чрезвычайно полезной в промышленности машины, аГиббон задумал писать историю Греции после того, как увидел развалиныКапитолия*. [Гете создал свою теорию развития черепа по общему типу спинныхпозвонков во время прогулки, когда, толкнув ногою валявшийся на дороге череповцы, увидел, что он разделился на три части.] Но ведь точно так же известные ощущения вызывают помешательство илислужат исходной точкой его, являясь иногда причиной самых страшных припадковбешенства. Так, например, кормилица Гумбольдта сознавалась, что вид свежего,нежного тела ее питомца возбуждал в ней неудержимое желание зарезать его. Асколько людей были вовлечены в убийство, поджог или разрывание могил привиде топора, пылающего костра и трупа! Следует еще прибавить, что вдохновение, экстаз всегда, переходят внастоящие галлюцинации, потому что человек видит тогда предметы,существующие лишь в его воображении. Так, Гросси рассказывал, что однаждыночью, после того как он долго трудился над описанием появления призракаПрина, он увидел этот призрак перед собою и должен был зажечь свечу, чтобыизбавиться от него. Балль рассказывает о сыне (successore) Рейнолдса, что онмог делать до 300 портретов в год, так как ему было достаточно посмотреть накого-нибудь в продолжение получаса, пока он набрасывал эскиз, чтобы потомуже это лицо постоянно было перед ним, как живое. Живописец Мартини всегдавидел перед собою картины, которые писал, так что однажды, когда кто-товстал между ним и тем местом, где представлялось ему изображение, онпопросил этого человека посторониться, потому что для него невозможно былопродолжать копирование, пока существовавший лишь в его воображении оригиналбыл закрыт. Лютер слышал от сатаны аргументы, которых раньше не могпридумать сам. Если мы обратимся теперь к решению вопроса -- в чем именно состоитфизиологическое отличие гениального человека от обыкновенного, то, наосновании автобиографий и наблюдений, найдем, что по большей части всяразница между ними заключается в утонченной и почти болезненнойвпечатлительности первого. Дикарь или идиот малочувствительны к физическимстраданиям, страсти их немногочисленны, из ощущений же воспринимаются имилишь те, которые непосредственно касаются их в смысле удовлетворенияжизненных потребностей. По мере развития умственных способностейвпечатлительность растет и достигает наибольшей силы в гениальных личностях,являясь источником их страданий и славы. Эти избранные натуры болеечувствительны в количественном и качественном отношении, чем простыесмертные, а воспринимаемые ими впечатления отличаются глубиною, долгоостаются в памяти и комбинируются различным образом. Мелочи, случайныеобстоятельства, подробности, незаметные для обыкновенного человека, глубокозападают им в душу и перерабатываются на тысячу ладов, чтобы воспроизвестито, что обыкновенно называют творчеством, хотя это только бинарные икватернарные комбинации ощущений. Галлер писал о себе: "Что осталось у меня, кроме впечатлительности,этого могучего чувства, являющегося следствием темперамента, который живовоспринимает радости любви и чудеса науки? Даже теперь я бываю тронут дослез, когда читаю описание какого-нибудь великодушного поступка.Свойственная мне чувствительность, конечно, и придает моим стихотворениямтот страстный тон, которого нет у других поэтов". "Природа не создала более чувствительной души, чем моя", -- писал осебе Дидро. В другом месте он говорит: "Увеличьте число чувствительныхлюдей, и вы увеличите количество хороших и дурных поступков". КогдаАльфье-ри в первый раз услышал музыку, то был, по его словам, "поражен дотакой степени, как будто яркое солнце ослепило мне зрение и слух; несколькодней после того я чувствовал необыкновенную грусть, не лишенную приятности;фантастические идеи толпились в моей голове, и я способен был писать стихи,если бы знал тогда, как это делается..." В заключение он говорит, что ничтоне действует на душу так неотразимо могущественно, как музыка. Подобное жемнение высказывали Стерн, Руссо и Ж. Санд. Корради доказывает, что все несчастья Леопарди и самая его философиябыли вызваны излишней чувствительностью и неудовлетворенной любовью, которуюон в первый раз испытал на 18-м году. И действительно, философия Леопардипринимала более или менее мрачный оттенок, смотря по состоянию его здоровья,пока наконец грустное настроение не обратилось у него в привычку. Урквициа падал в обморок, услышав запах розы. Стерн, после Шекспира наиболее глубокий из поэтов-психологов, говорит водном письме: "Читая биографии наших древних героев, я плачу о них, какбудто о живых людях... Вдохновение и впечатлительность -- единственныеорудия гения. Последняя вызывает в нас те восхитительные ощущения, которыепридают большую силу радости и вызывают слезы умиления". Известно, в каком рабском подчинении находились Альфьери и Фосколо уженщин, не всегда достойных такого обожания. Красота и любовь Форнариныслужили для Рафаэля источником вдохновения не только в живописи, но и впоэзии. Несколько его эротических стихотворений до сих пор еще не утратилисвоей прелести. А как рано проявляются страсти у гениальных людей! Данте и Альфьерибыли влюблены в 9 лет, Руссо -- 11, Каррон и Байрон -- 8. С последним уже на16-м году сделались судороги, когда он узнал, что любимая им девушка выходитзамуж. "Горе душило меня, -- рассказывает он, -- хотя половое влечение мнебыло еще незнакомо, но любовь я чувствовал до того страстную, что вряд ли ивпоследствии испытал более сильное чувство". На одном из представлений Кицас Байроном случился припадок конвульсий. Лорби видел ученых, падавших в обморок от восторга при чтении сочиненийГомера. Живописец Франчиа (Francia) умер от восхищения, после того как увиделкартину Рафаэля. Ампер до такой степени живо чувствовал красоты природы, что едва неумер от счастья, очутившись на берегу Женевского озера. Найдя решениекакой-то задачи, Ньютон был до того потрясен, что не мог продолжать своих,занятий. Гей-Люссак и Дэви после сделанного ими открытия начали в туфляхплясать по своему кабинету. Архимед, восхищенный решением задачи, в костюмеАдама выбежал на улицу с криком: "Эврика!" ("Нашел!") Вообще, сильные умыобладают и сильными страстями, которые придают особенную живость всем ихидеям; если у некоторых из них многие страсти и бледнеют, как бы замирают современем, то это лишь потому, что мало-помалу их заглушает преобладающаястрасть к славе или к науке. Но именно эта слишком сильная впечатлительность гениальных или толькодаровитых людей является в громадном большинстве случаев причиною ихнесчастий, как действительных, так и воображаемых. "Драгоценный и редкий дар, составляющий привилегию великих гениев, --пишет Мантегацца, -- сопровождается, однако же, болезненнойчувствительностью ко всем, даже самым мелким, внешним раздражениям: каждоедуновение ветерка, малейшее усиление жара или холода превращается для них втот засохший розовый лепесток, который не давал заснуть несчастномусибариту". Лафонтен, может быть, разумел самого себя, когда писал: "Un souffle, une rien leur donne la fièvre"*. [Малейшее дуновение ветра, ничтожное облачко, каждый пустяк вызывает уних лихорадку.] Гений раздражается всем, и что для обыкновенных людей кажется простобулавочными уколами, то при его чувствительности уже представляется емуударом кинжала. Буало и Шатобриан не могли равнодушно слышать похвал кому бы то нибыло, даже своему сапожнику. Когда Фосколо разговаривал однажды с госпожой S., пишет Мантегацца, закоторой сильно ухаживал, и та зло подсмеялась над ним, он пришел в такуюярость, что закричал: "Вам хочется убить меня, так я сейчас же у ваших ногразмозжу себе череп". С этими словами он со всего размаха бросился головоювниз на угол камина. Одному из стоявших вблизи удалось, однако же, удержатьего за плечи и тем спасти ему жизнь. Болезненная впечатлительность порождает также и непомерное тщеславие,которым отличаются не только люди гениальные, но и вообще ученые, начиная сдревнейших времен; в этом отношении те и другие представляют большоесходство с мономаньяками, страдающими горделивым помешательством. "Человек -- самое тщеславное из животных, а поэты -- самые тщеславныеиз людей", -- писал Гейне, подразумевая, конечно, и самого себя. В другомписьме он говорит: "Не забывайте, что я -- поэт и потому думаю, что каждыйдолжен бросить все свои дела и заняться чтением стихов". Менке рассказывает о Филельфо, как он воображал, что в целом мире дажев числе древних никто не знал лучше его латинский язык. Аббат Каньоли дотого гордился своей поэмой о битве при Аквилее, что приходил в ярость, когдакто-нибудь из литераторов не раскланивался с ним. "Как, вы не знаетеКаньоли?" -- спрашивал он. Поэт Люций не вставал с места при входе Юлия Цезаря в собрание поэтов,потому что считал себя выше его в искусстве стихосложения. Ариосто, получив лавровый венок от Карла V, бегал точно сумасшедший поулицам. Знаменитый хирург Порта, присутствуя в Ломбардском институте причтении медицинских сочинений, всячески старался выразить свое презрение инедовольство ими, каково бы ни было их достоинство, тогда как сочинения поматематике или лингвистике он выслушивал спокойно и внимательно. Шопенгауэр приходил в ярость и отказывался платить по счетам, если егофамилия была написана через два п. Бартез потерял сон с отчаяния, когда при печатании его "Гения"(Génie) не был поставлен знак над е. Уайстон, по свидетельству Араго,не решался издать опровержение ньютоновской хронологии из боязни, как быНьютон не. убил его. Все, кому выпадало на долю редкое счастье жить в обществе гениальныхлюдей, поражались их способностью перетолковывать в дурную сторону каждыйпоступок окружающих, видеть всюду преследования и во всем находить повод кглубокой, бесконечной меланхолии. Эта способность обусловливается именноболее сильным развитием умственных сил, благодаря которым даровитый человекболее способен находить истину и в то же время легче придумывает ложныедоводы в подтверждение основательности своего мучительного заблуждения.Отчасти мрачный взгляд гениев на окружающее зависит, впрочем, и от того,что, являясь новаторами в умственной сфере, они с непоколебимой твердостьювысказывают убеждения, не сходные с общепринятым мнением, и тем отталкиваютот себя большинство дюжинных людей. Но все-таки главнейшую причину меланхолии и недовольства жизньюизбранных натур составляет закон динамизма и равновесия, управляющий также инервной сис-темой, закон, по которому вслед за чрезмерной тратой илиразвитием силы является чрезмерный упадок той же самой силы, -- закон,вследствие которого ни один из жалких смертных не может проявить известнойсилы без того, чтобы не поплатиться за это в другом отношении, и оченьжестоко, наконец, тот закон, которым обусловливается неодинаковая степеньсовершенства их собственных произведений. Меланхолия, уныние, застенчивость, эгоизм -- вот жестокая расплата завысшие умственные дарования, которые они тратят, подобно тому какзлоупотребления чувственными наслаждениями влекут за собою расстройствополовой системы, бессилие и болезни спинного мозга, а неумеренность в пищесопровождается желудочными катарами. После одного из тех экстазов, во время которых поэтесса Миллиобнаруживает до того громадную силу творчества, что ее хватило бы на целуюжизнь второстепенным итальянским поэтам, она впала в полупаралитическоесостояние, продолжавшееся несколько дней. Магомет по окончании своихпроповедей впадал в состояние полного отупения и однажды сам сказалАбу-Бекру, что толкование трех глав Корана довело его до одурения. Гете, сам холодный Гете, сознавался, что его настроение бывает точересчур веселым, то чересчур печальным. Вообще, я не думаю, чтобы в целом мире нашелся хотя один великийчеловек, который, даже в минуты полного блаженства, не считал бы себя, безвсякого повода, несчастным и гонимым или хотя временно не страдал бымучительными припадками меланхолии. Иногда чувствительность искажается и делается односторонней,сосредоточиваясь на одном каком-нибудь пункте. Несколько идей известногопорядка и некоторые особенно излюбленные ощущения мало-помалу приобретаютзначение главного (специфического) стимула, действующего на, мозг великихлюдей и даже на весь их организм. Гейне, сам признававший себя неспособным понимать простые вещи, Гейне,разбитый параличом, слепой и находившийся уже при последнем издыхании, когдаему посоветова-ли обратиться к Богу, прервал хрипение агонии словами: "Dieume pardonnera -- c'est son métier", закончив этой последней ирониейсвою жизнь, эстетически-циничнее которой не было в наше время. Об Аретинорассказывают, что последние слова его были: "Guardatemi dai topi or che sonunto". Малерб, совсем уже умирающий, поправлял грамматические ошибки своейсиделки и отказался от напутствия духовника потому, что он нескладноговорил. Богур (Baugours), специалист грамматики, умирая, сказал: "Je vais ou jeva mourir" -- "то и другое правильно". Сантени (Santenis) сошел с ума от радости, найдя эпитет, который тщетноприискивал долгое время. Фосколо говорил о себе: "Между тем как в однихвещах я в высшей степени понятлив, относительно других понимание у меня нетолько хуже, чем у всякого мужчины, но хуже, чем у женщины или у ребенка". Известно, что Корнель, Декарт, Виргилий, Аддисон, Ла-фонтен, Драйден,Манцони, Ньютон почти совершенно не умели говорить публично. Пуассон говорил, что жить стоит лишь для того, чтобы заниматьсяматематикой. Д'Аламбер и Менаж, спокойно переносившие самые мучительныеоперации, плакали от легких уколов критики. Лючио де Лансеваль смеялся,когда ему отрезали ногу, но не мог вынести резкой критики Жофруа. Шестидесятилетний Линней, впавший в паралитическое и бессмысленноесостояние после апоплексического удара, пробуждался от сонливости, когда егоподносили к гербарию, который он прежде особенно любил. Когда Ланьи лежал в глубоком обмороке и самые сильные средства не могливозбудить в нем сознания, кто-то вздумал спросить у него, сколько будет 12 вквадрате, и он тотчас же ответил: 144. Себуйа, арабский грамматик, умер с горя оттого, что с его мнениемотносительно какого-то грамматического правила не соглашался халиф Гаруналь-Рашид. Следует еще заметить, что среди гениальных или скорее ученых людейчасто встречаются те узкие специалисты, которых Вахдакоф (Wachdakoff)называет монотипичными субъектами; они всю жизнь занимаются однимкаким-нибудь выводом, сначала занимающим их мозг и затем уже охватывающимего всецело: так, Бекман в продолжение целой жизни изучал патологию почек,Фреснер -- луну, Мейер -- муравьев, что представляет огромное сходство смономанами. Вследствие такой преувеличенной и сосредоточенной чувствительности каквеликих людей, так и помешанных чрезвычайно трудно убедить или разубедить вчем бы то ни было. И это понятно: источник истинных и ложных представленийлежит у них глубже и развит сильнее, нежели у людей обыкновенных, длякоторых мнения составляют только условную форму, род одежды, меняемой поприхоти моды или по требованию обстоятельств. Отсюда следует, с однойстороны, что не должно никому верить безусловно, даже великим людям, а сдругой стороны, что моральное лечение мало приносит пользы помешанным. Крайнее и одностороннее развитие чувствительности, без сомнения, служитпричиною тех странных поступков, вследствие временной анестезии* ианальгезии**, которые свойственны великим гениям наравне с помешанными. Так,о Ньютоне рассказывают, что однажды он стал набивать себе трубку пальцемсвоей племянницы и что, когда ему случалось уходить из комнаты, чтобыпринести какую-нибудь вещь, он всегда возвращался, не захватив ее. ОТюшереле говорят, что один раз он забыл даже, как его зовут. *[Потеря осязательной чувствительности.] **[Потеря болевой чувствительности.] Бетховен и Ньютон, принявшись -- один за музыкальные композиции, адругой за решение задач, до такой степени становились нечувствительными кголоду, что бранили слуг, когда те приносили им кушанья, уверяя, что они ужепообедали. Джиоия в припадке творчества написал целую главу на доске письменногостола вместо бумаги. Аббат Беккария, занятый своими опытами, во время служения обеднипроизнес, забывшись: "Ite, experientia facta est" ("A все-таки опыт естьфакт"). Дидро, нанимая извозчиков, забывал отпускать их, и ему приходилосьплатить им за целые дни, которые они напрасно простаивали у его дома; он жечасто забывал месяцы, дни, часы, даже тех лиц, с кем начинал разговаривать,и, точно в припадке сомнамбулизма, произносил целые монологи перед ними. Подобным же образом объясняется, почему великие гении не могут иногдаусвоить понятий, доступных самым дюжинным умам, и в то же время высказываюттакие смелые идеи, которые большинству кажутся нелепыми. Дело в том, чтобольшей впечатлительности соответствует и большая ограниченность мышления(concetto). Ум, находящийся под влиянием экстаза, не воспринимает слишкомпростых и легких положений, не соответствующих его мощной энергии. Так,Монж, делавший самые сложные дифференциальные вычисления, затруднялся визвлечении квадратного корня, хотя эту задачу легко решил бы всякий ученик. Гаген считает оригинальность именно тем качеством, которое резкоотличает гений от таланта. Точно так же Юрген Мейер говорит: "Фантазияталантливого человека воспроизводит уже найденное, фантазия гения --совершенно новое. Первая делает открытия и подтверждает их, втораяизобретает и создает. Талантливый человек -- это стрелок, попадающий в цель,которая кажется нам труд-нодостижимой; гений попадает в цель, которой даже ине видно для нас. Оригинальность -- в натуре гения". Беттинелли считает оригинальность и грандиозность главнымиотличительными признаками гения. "Потому-то, -- говорит он, -- поэты иназывались прежде trovadori" (изобретатели). Гений обладает способностью угадывать то, что ему не вполне известно:например, Гете подробно описал Италию, еще не видавши ее. Именно вследствиетакой прозорливости, возвышающейся над общим уровнем, и благодаря тому, чтогений, поглощенный высшими соображениями, отличается от толпы всверхпоступках или даже, подобно сумасшедшим (но в противоположностьталантливым людям), обнаруживает склонность к беспорядочности, -- гениальныенатуры встречают презрение со стороны большинства, которое, не замечаяпромежуточных пунктов в их творчестве, видит только разноречие сделанных имивыводов с общепризнанными и странности в их поведении. Еще не так давнопублика освистала "Севильского цирюльника" Россини и "Фиделио" Бетховена, ав наше время той же участи подверглись Бойто (Мефистофель) и Вагнер. Сколькоакадемиков с улыбкой сострадания отнеслись к бедному Марцоло, который открылсовершенно новую область филологии; Ббльяи (Bolyai), открывшего четвертоеизмерение и написавшего антиевклидову геометрию, называли геометромсумасшедших и сравнивали с мельником, который вздумал бы перемалывать камнидля получения муки. Наконец, всем известно, каким недоверием были некогдавстречены Фултон, Колумб, Папин, а в наше время Пиатти, Прага и Шлиман,который отыскал Илион там, где его и не подозревали, и, показав своеоткрытие ученым академикам, заставил умолкнуть их насмешки над собой. Кстати, самые жестокие преследования гениальным людям приходитсяиспытывать именно от ученых академиков, которые в борьбе против гения,обусловливаемой тщеславием, пускают в ход свою "ученость", а также обаяниеих авторитета, по преимуществу признаваемого за ними как дюжинными людьми,так и правящими классами, тоже по большей части состоящими из дюжинныхлюдей. Есть страны, где уровень образования очень низок и где поэтому спрезрением относятся не только к гениальным, но даже к талантливым людям. ВИталии есть два университетских города, из которых всевозможнымипреследованиями заставили удалиться людей, составлявших единственную славуэтих городов. Но оригинальность, хотя почти всегда бесцельная, нередкозамечается также в поступках людей помешанных, в особенности же в ихсочинениях, которые только вследствие этого получают иногда оттенокгениальности, как, например, попытка Бернарда, находившегося в флорентийскойбольнице для умалишенных в 1529 году, доказать, что обезьяны обладаютспособностью членораздельной речи (linguaggio). Между прочим, гениальныелюди отличаются наравне с помешанными и наклонностью к беспорядочности, иполным неведением практической жизни, которая кажется им такой ничтожной всравнении с их мечтами. Оригинальностью же обусловливается склонность гениальных идушевнобольных людей придумывать новые, непонятные для других слова илипридавать известным словам особый смысл и значение, что мы находим у Вико,Карраро, Альфьери, Марцоло и Данте.