Каждую ночь она просыпалась от собственного крика. Один и тот же сон преследовал её: сильный шторм, она на середине озера, а мужчина и женщина удерживают её голову под ледяной водой, пытаясь её утопить. И каждый раз она просыпалась в ужасе, задыхаясь, вся мокрая от пота.
Она не имела представления, кто она такая, и ничего не помнила из своего прошлого. Говорила она по-английски, но не помнила, где родилась и как оказалась в Греции, в маленьком монастыре кармелиток, который приютил её.
Шло время, и иногда в её памяти вспыхивали и быстро исчезали смутные видения, которые ей не удавалось удержать, чтобы в них разобраться. Такое случалось настолько неожиданно, что заставало её врасплох и приводило в смятение.
Сначала она задавала вопросы. Монахини-кармелитки были очень доброжелательны по отношению к ней, но все они были верны обету молчания, и только матери-настоятельнице, старой и хрупкой сестре Терезе, было разрешено говорить.
- Вы знаете, кто я?
- Нет, дитя моё,- сказала сестра Тереза.
- Как я сюда попала?
- У подножия гор есть деревня, которая называется Янина. Тебя нашли в прошлом году во время шторма на озере. Ты была в маленькой лодке, которая затонула, но, слава Господу, две наши сестры заметили тебя, спасли и привели сюда.
- Да...Но где я была до того?
- Прости меня, дитя моё. Я не знаю.
Она никак не могла успокоиться:
- Неужели никто меня не разыскивал? Никто не спрашивал?
Сестра Тереза отрицательно покачала головой:
- Никто.
Ей хотелось расплакаться от огорчения. Она сделала ещё одну попытку:
- А газеты... Ведь должны же они были писать о моём исчезновении?
-Как ты знаешь, мы не поддерживаем связи с внешним миром. Ты должна смириться с волей Господа нашего, дитя моё. Мы должны быть Ему благодарны за Его милость: ты же жива.
Больше ей ничего не удалось добиться. Сначала она была слишком слаба, чтобы думать о себе, но время шло, и силы её восстанавливались.
Когда она достаточно окрепла, чтобы двигаться, она целыми днями возилась в цветущем монастырском саду, наполненном жарким светом, в который была погружена вся Греция, и куда лёгкий ветер доносил аромат лимонов и винограда.
И хотя всё вокруг дышало покоем и безмятежностью, Кэтрин продолжала метаться. "Я исчезла,- думала она,- и никому нет до этого дела. Почему? Может быть, я сделала что-то ужасное? Кто я? Кто я? Кто я?.."
Не было покоя от непрошенных видений. Однажды она внезапно проснулась, увидев себя в какой-то комнате, а рядом - обнажённого мужчину, раздевающего её. Кто это был? Её муж? Значит, у неё был муж? Но на ней не было обручального кольца. У неё вообще не было никаких личных вещей, кроме одеяния монахини-кармелитки, которое ей дала сестра Тереза, и маленькой золотой булавки в виде птицы с распростёртыми крыльями и рубиновыми глазами.
Она была никто, чужая среди чужих. Не было никого, кто бы мог ей помочь, даже психиатра, который бы сказал ей, что после перенесённой ею тяжёлой мозговой травмы она сможет сохранить рассудок, если только навсегда забудет о своём ужасном прошлом.
А видения всё приходили, чаще и чаще. Ей казалось, что мозг её внезапно превратился в гигантский кроссворд, пустые клетки которого постоянно заполняются. Однажды ей привиделась огромная студия, заполненная людьми в военной форме. Похоже, что снималось кино. "Может быть, я актриса?" Да нет, она чем-то руководила. Но чем?
Солдат протянул ей букет цветов. "Заплатишь за них сама",- засмеялся он.
Этот же человек приснился ей двумя ночами позже. Она прощалась с ним в аэропорту. Она проснулась в слезах, потому что теряла его.
После этого она уже не могла успокоиться. Её видения не были похожи на простые сны. Это были кучочки её жизни, её прошлого. "Я должна узнать, кем я была, кто я есть".
И неожиданно, среди ночи, без предупреждения, из глубин подсознания, всплыло имя: "Кэтрин. Меня зовут Кэтрин Александер".