Завтрак все хором пропустили. Желание поссать становилось невыносимым, и ебанутая гордость, которая боялась начать просить, сдала позиции. Муд подкараулил Ксиву.
- Ксива, разрешите обратиться! Можно мне попроситься в туалет?
- Давай просись. Ползи на кухню.
Муд начал думать, с чего бы начать. Проситься в туалет означало убедительно обматерить себя за разное говно, которое ты допускал за последнее время, и рассказать все без утайки. Муд натянуто начал че-то гундеть о том, какой он пидор, чмо и долбоеб, но видимо, это звучало неубедительно.
- Хуй ли ты просто себя обсираешь, давай, рассказывай факты, – жестко сказала Ксива, когда Муд минут через десять распинания умолк, потому что у него кончились слова.
«Вот, блять, - подумал раздраженно Мудон. – Теперь все сначала надо начинать». Он стал напрягать память и осторожно признаваться в различных грешках, которые ему казались не такими страшными. Вдруг он осознал, как боится рассказать о себе самое позорное и прикрывается тем, что ничего не было. Вот так мышь всем своим существом трясется и держится за свое говно, готовая выдумывать любые сказки и оправдания, лишь бы про нее не узнали правду. Но невозможно двигаться по духовному пути, не умея открыто и честно признаться в любом своем свинстве.
Только минут через тридцать Муду кое-как удалось выпросить разрешение поссать.
- Ладно, на первый раз хватит, но в следующий раз так ты только издалека на унитаз посмотришь, – приколась Ксива. – Иди к начальнику параши.
Мудя подвалил к Нараде, который сидел на своем почетном месте и штопал рваные носки.
- Начальник параши! Разрешите поссать! – обратился он к нему.
- Я начальник параши, поссать разрешаю! – ответил Нарада и пополз за ключом.
Когда Муд оказался перед унитазом, то он даже сначала не знал, с чего начать. Спустив штаны и высунув свою пипетку, он стал сосредоточенно ждать, когда случится то, к чему он так стремился в последние сутки, но как назло в мочеиспускательном аппарате че-то переклинило из-за долгого бездействия, и он отказывался работать. Муд уже стал нервничать, боясь, что сейчас его время выйдет, и он так и не успеет обоссаться. Тут он вспомнил, что можно управлять посредством воли своими физиологическими функциями, и начал отключать внутренний диалог, глубоко дышать и посылать мысленно-волевые приказы в пипетку, чтобы эта сука немедленно приступила к исполнению своих прямых обязанностей. Мудон изо всех сил напрягся, вены на его хере так вздулись, что казалось, еще немного, и они лопнут. Все лицо побагровело, белки налились кровью, как у быка. В эти долгие мучительные минуты Мудону хотелось отдать все на свете, только бы его мочеиспускатель заработал. Он изливался уже десятым потом.
- Эй, Мудя, ты че там утонул, время уже подошло к концу, давай, вылазь, тут уже очередь, - подлила масла в огонь Элен.
- О, Боже, только не это, - уже в истерике забился Мудя, продолжая стоять со спущенными штанами и трясти своим замороженным концом, - Если он сейчас не заработает, то это сколько мне придется до следующего раза ждать, как минимум сутки, а то и больше, - в панике просчитывал ум Мудозвона, - Нет, только не это!
Все тело долбоеба начало сотрясаться. И физическое напряжение всех мышц тела и страх, который нагнетало болезненное воображение, и жалость к себе, и обида на весь мир, что он стал жертвой такой нелепой ситуации – все в этот момент перемешалось внутри него, и он уже не знал, что же делать, хоть кафель начинай грызть от безысходности.
- Да, я еще никогда не был так несгибаем и целостен ни в одном из своих намерений, как теперь, - на мгновение отметил себе Мудон,
- О, Великая Божественная Сила, помоги мне поссать, я уже не знаю, что делать, - в первый раз за последние полгода вспомнил слова молитвы говноед,
- Я клянусь исполнить любую твою волю, все что скажешь, отработаю все грехи, но только сделай так, чтобы эта пипетка, так ее растак, заработала, - выл уже в беспамятстве Мудон.
А в этот момент за дверью уже слышались нарастающие возмущенные голоса обоссывающихся и обсирающихся рулонитов.
- Ну, все давай, Мудон, вылазь, а то больше не пущу, - уже разгневался генеральный секретарь параши, долбя совком в священную дверь, за которой никак не могло сотовриться чудо.
- С-с-с-сейчас, оч-оч-очень п-п-прррррошу, одну минуууууууту, - еле смог выдавить Мудон. И со всей дури, собрав последние свои силы, всю волю, всю концентрацию внимания, он надавил на затвердевшую пипетку…..И, о, чудо из нее все-таки что-то полилось. Мудон не верил своим глазам:
- Господи, теперь я знаю, что ты есть, - только и смог проговорить шепотом Мудила.
И слезы счастья полились по его щекам. Умиленно, он смотрел на свой обрубок, из которого лилась желтая струйка, облегчая мочевой пузырь. Все мышцы, одна за другой расслаблялись, тело обмякло, все напряжение постепенно уходило, почувствовалось легкое головокружение, некое чувство эйфории.
- Я - в самадхи, - подумал Мудон.
Никогда в жизни он еще не испытывал такого блаженства, как в эти счастливые минуты, это была высшая стадия релаксации.
- Эй, сука, блядь, вылазь, а то мы прямо здесь сейчас все обгадим, - доносились голоса за дверью, но Мудона в эти мгновения они тревожили меньше всего, он наслаждался самым прекрасным для него ощущением движущейся струи по его двадцать первому пальцу.
Казалось, упал бы его шланг на пол, он оказался бы в луже собственной мочи, и это было бы для него высшим блаженством, он мог бы даже начать резвиться, плескаться в этом моче-океане и никаких мыслей и никаких проблем. Через некоторое время Мудон стал постепенно приходить в себя, выходя из состояния медитации. Когда он выполз из сортира, все так и охуели, увидев его осоловевшие глаза и блаженную улыбочку.