рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Так говорит Сталин

Так говорит Сталин - раздел Литература, Сталин: Художественная литература; М.; 1936   Мысль Его, – А Это И Ленинская Мысль, – Такова: Мало Сказать,...

 

Мысль его, – а это и ленинская мысль, – такова: мало сказать, что партия должна идти по пути развития промышленности. Надо еще выбрать определенные отрасли индустрии. «Не всякое развитие промышленности представляет собой индустриализацию. Центр индустриализации, основа ее, – провозглашал Сталин, – состоит в развитии тяжелой промышленности (топливо, металл и т. п.), в развитии, в конце концов, производства средств производства».

А это значило развивать то, что в момент, когда произносились эти слова, было равно почти нулю, – в результате отсталости за последние столетия, разрушений, перенесенных за последние годы, а отчасти и сдвигов, произведенных в архитектуре экономических планов введением пока еще необходимого нэпа.

Но указание Ленина было ясно: «Тяжелая индустрия нуждается в государственных субсидиях. Если мы их не найдем, то мы, как цивилизованное государство, – я уже не говорю, как социалистическое, – погибли». То же самое говорил по поводу тяжелой промышленности и Сталин.

Здесь надо открыть скобки и привести некоторые дополнительные соображения. В самом деле, индустриализация – это политика, рассчитанная на длительный срок, которая вовсе не напрашивалась сама собою с первого взгляда. Напротив. Более рациональным казался совсем другой выход: начать – поскромнее – с восстановления и развития легкой промышленности (текстильной, пищевой, предметов широкого потребления), накормить и одеть население, удовлетворить неотложные общественные нужды, дать ответ на наиболее острые и настойчивые требования … Ведь средний человек, многоликий аморфный гражданин, колосс, рыхлый, как снежная баба, всегда предпочитает «начинать с начала».

И вот снова возник конфликт (лишь недавно разрешившийся) – между логикой, уткнувшейся носом в землю, и логикой гигантских масштабов, между дальновидными людьми, несущими тяжесть заботы о будущем, и пустыми близорукими людишками.

Начинайте с маленького, а потом уже переходите к большому – говорили людишки. – Этим вы уменьшите общественные жертвы, сократите период лишений, успокоите жалобы, облегчите внутреннее умиротворение страны. Стоит ли очертя голову браться за строительство гигантов, когда кругом деревня, стоит ли стремиться к мировым рекордам, когда не хватает самого необходимого?

Но:

 

Ваша точка зрения неправильна, товарищи!

 

И логика, и уверенность в будущем отвечают и разъясняют устами Сталина: да, если бы мы начали с легкой промышленности, мы могли бы дать городскому и сельскому населению некоторые непосредственные блага. А что дальше? Только тяжелая промышленность может послужить основой индустриального обновления страны. Только развитие тяжелой индустрии откроет нам возможность коллективизации деревни, этого великого социалистического преобразования.

«Смычка нужна нам для того, – говорит Сталин, – чтобы приблизить крестьянство к рабочему классу, перевоспитать крестьянство, переделать его психологию индивидуалиста, переработать его в духе коллективизма и подготовить, таким образом, ликвидацию, уничтожение классов на базе социалистического общества … А как переработать, переделать крестьянина? Его можно переделать, прежде всего, и главным образом, на базе новой техники, на базе коллективного труда».

«Либо мы эту задачу разрешим, – и тогда окончательная победа обеспечена, либо мы от нее отойдем, задачи этой не разрешим, – и тогда возврат к капитализму может стать неизбежным явлением».

А, кроме того, существует задача защиты отечества, – она требует развития тяжелой промышленности. Защита отечества священна. По своему трактует это понятие капитализм, только в свою пользу. Но это не значит, что мы не можем вернуть этому свой истинный смысл. Защита отечества ненавистна там, где она означает грабежи, захваты, «я – господин, ты – раб», где она означает разорение и самоубийство, первый этап государственной агрессии. Но она важнее жизни там, где она означает этап прогресса, освобождение от рабства, острое недоверие к хищническим державам, ищущим только предлога, только способа сфабриковать предлог, чтобы раздавить живой социализм (а они столько раз повторяли чрезвычайно конкретные попытки в этом направлении, что будет несправедливо сомневаться в их намерениях). Здесь долг обороны исключает преступное доверие к капиталистическим державам, в нем воплощена воля к тому, чтобы заря русской революции была действительно зарей.

Когда через несколько лет Сталин, подводя общие итоги, сказал, что первой основой советского государства является союз рабочих и крестьян, а второй – братство национальностей, он добавил, что третья основа советской власти – это Красная армия.

Итак, – пользуясь излюбленным выражением людей, превращающих в Советском Союзе абстракцию в конкретную действительность, – тяжелая индустрия есть «основное звено».

Но развивать тяжелую промышленность – это еще не все. Задача усложнялась необходимостью двигаться быстро. Слишком долгие сроки лишили бы победу смысла, повлекли бы за собою страшные опасности. Медлить с окончанием колоссальных строек – значило бы рисковать. Итак, – ускоренные темпы!

И вот сразу возникает новое неумолимое препятствие: не хватает техников и техники, – т. е. машин и людей одновременно. Мучительное затруднение с техническими кадрами тоже пришлось разрешать героическими, необычными средствами. «Перед нами, – разъяснил позже Сталин (разъяснил совсем недавно, – я услышал эти его слова по радио, когда правил корректуру этой книги), – стояла дилемма: либо начать с обучения людей в школах технической грамотности и отложить на 10 лет производство и массовую эксплуатацию машин … либо приступить немедленно к созданию машин … чтобы в самом процессе производства и эксплуатации машин обучать людей технике, выработать кадры. Мы выбрали, второй путь … Правда, у нас наломали за это время немало машин. Но зато мы выиграли, самое дорогое – время и создали самое ценное в хозяйстве – кадры … Издержки и перерасходы, поломка машин и другие убытки окупились с лихвой». Новая полная победа мудрой и прозорливой большевистской настойчивости. Мы «победили – это верно», – говорит Сталин в 1935 году.

Но в свое время эта ломка, связанная с разрушением старой системы подготовки кадров, приходилась по вкусу не всем, – даже в ответственных кругах. Нашлись люди, которые смотрели на все это косо. Сталин преследует и громит этих «партобывателей в туфлях, халате и ночных колпаках, которые к вопросам социалистического строительства подходят с точки зрения интересов своего собственного, тихого, мирного и безмятежного существования».

И вот в тумане будущего, клубящемся над развалинами настоящего, возникают гигантские индустриальные силуэты. Там, впереди, за пределами будничного первого плана, на котором торчат одни развалины, – облака и отсветы принимают форму станков, домен, плотин и подобных черным радугам мостовых пролетов. В степях и плодородных пустынных просторах полей проступают, как куски фотомонтажа, заводы, комбинаты заводов, города. Вокруг оазисов науки, вокруг социалистической гармонии человеческих скоплений, на возделанных полях, разбитых на квадраты и ромбы, по многокилометровым радиусам взад и вперед движутся тракторы. А по всей карте страны – густая ткань рельсов и автодорог …

Развертывание строительства должно было начаться по окончании гражданской войны и двигаться крупными, продуманными, рассчитанными этапами. 1921, 1925, 1927.

Очень деятельно поддерживается развитие потребительской кооперации, – особенно в деревне. Кооперативы существовали в России давно. Необходимо было форсировать возникновение новых и рост старых. «Кооперация – столбовая дорога к социализму». Несомненно, что кооперация усиливает коллективизм в сознании людей, создает атмосферу общности интересов, вводит навыки социализма в практическую арифметику жизни. Кроме того, потребительская кооперация помогает постепенно вытеснять частную торговлю, сводит к нулю роль частных посредников: ведь она сама служит посредником между государственными трестами и потребителем. Позже начнется широкое развертывание кооперации производственной.

Одновременно правительство провело целый ряд мероприятий по рационализации, экономии, борьбе с потерями, повышению доходности, укреплению трудовой дисциплины.

… Но все это по‑настоящему стало плотью и кровью лишь в связи с планом электрификации.

Электрификация была тем живым корнем, которым связывался с землей весь гигантский план индустриализации. Ленин, которому ясно было будущее, видел, какая роль предстоит электрическому току – видел в тот момент, когда никто этого не мог видеть, – когда потихоньку шел своим порядком нэп, когда еще не закрылись раны истерзанного народа и в полном разгаре была пляска контрреволюционных надежд буржуазии.

Эту идею, возникшую из самой земли, назвали словом: ГОЭЛРО (Государственная комиссия по электрификации России).

 

«Последние три дня, – писал Сталин Ленину в марте 1921 года, – я имел возможность прочесть сборник «План электрификации России» . Болезнь помогла (нет худа без добра!). Превосходная, хорошо составленная книга. Мастерский набросок действительно единого и действительно государственного хозяйственного плана без кавычек . Единственная в наше время марксистская попытка подведения под советскую надстройку хозяйственно отсталой России действительно реальной и единственно возможной при нынешних условиях техническо‑производственной базы. Помните прошлогодний «план» Троцкого (его тезисы) «хозяйственного возрождения» России на основе массового применения к обломкам довоенной промышленности труда неквалифицированной крестьянско‑рабочей массы («трудармии»). Какое убожество, какая отсталость в сравнении с планом ГОЭЛРО! Средневековый кустарь, возомнивший себя ибсеновским героем, призванным «спасти» Россию сагой старинной … А чего стоят десятки «единых планов», появляющихся то и дело в нашей печати на позор нам, – детский лепет приготовишек … Или еще: обывательский «реализм» (на самом деле маниловщина ) Рыкова, все еще «критикующего» ГОЭЛРО и по уши погрязшего в рутине …

Мое мнение:

1) Не терять больше ни одной минуты на болтовню о плане.

2) Начать немедленно практический приступ к делу.

3) Интересам этого приступа подчинить по крайней мере 1/3 нашей работы (2/3 уйдет на «текущие» нужды) по завозу материалов и людей, восстановлению предприятий, распределению рабочей силы, доставке продовольствия, организации баз снабжения и самого снабжения и пр.

4) Так как у работников ГОЭЛРО при всех хороших качествах все же не хватает здорового практицизма (чувствуется в статьях профессорская импотентность), то обязательно влить в «плановую комиссию» к ним людей живой практики, действующих по принципу «исполнение донести», «выполнить к сроку» и пр.

5) Обязать «Правду», «Известия», особенно «Экономическую Жизнь», заняться популяризацией «Плана электрификации» как в основном, так и в конкретностях, касающихся отдельных областей, памятуя, что существует только один «единый хозяйственный план», это – «План электрификации», что все остальные «планы» – одна болтовня, пустая и вредная».

 

Электричество делается стержнем будущей реконструкции советского материка. От него должны расходиться все радиусы. Полуфеерические гидроэлектростанции уже намечают собою великие формы великого коллективного движения вперед. «Коммунизм, – говорит Ленин, – это советская власть плюс электрификация». Мощное сближение идей и вещей, где объединяются и скрещиваются понятия, часто на первый взгляд не имеющие между собой никакой связи. Можно очень долго заниматься и социализмом, и электричеством, и не найти между ними ничего общего. Кажется, будто здесь умножают яблоки на апельсины, позабыв правило арифметики, известное каждому школьнику. На самом деле здесь в идею вводится мощный материальный костяк. Это похоже на алгебраическую формулу. И это похоже на веление из книги Бытия: «Да будет свет!»

На Западе этот план чародея, во всех углах страны вызвавший к жизни тысячи лошадиных сил, – этот проект электрификации показался смешным и дерзким. Известный английский писатель Уэллс, сделавший прозрение в будущее своей специальностью, взял на себя роль рупора авторитетных людей, в которых советские проекты пробуждали чувство юмора. Когда Ленин в 1921 году сказал: «Мы электрифицируем европейскую и азиатскую Россию», – Уэллс счел это смешным. Смешной ему показалась не идея сама по себе (если бы, объяснял он, такую цель поставила перед собой Англия, то это было бы понятно, ибо Англия имеет соответствующие возможности). Но в этой невежественной стране, где кругом были видны одни развалины, в устах этого «маленького человека в Кремле» – слова об электрификации звучали для Уэллса дико. Тем более, что бедный большевистский пророк говорил в своем ослеплении еще и о 100 000 тракторах в будущей России, – это когда все советские тракторы можно было пересчитать по пальцам. И вот, в том единственном случае, когда предсказание Уэллса, этого литературного архитектора будущих отношений, было проверено жизнью, – оказалось, что будущее он видел навыворот. Как жаль, что он не может навсегда вымарать из своих произведений эту страницу: за нее теперь так сурово разделывается с ним в СССР каждый школьник!

На VIII Съезде Советов и на IV конгрессе Коминтерна план электрификации вырос в государственный план развития всего народного хозяйства, а ГОЭЛРО – в Госплан. Эта новая комиссия начала особенно активно работать в тот момент, когда СССР, восстановив и отремонтировав старые промышленные предприятия, вступил на путь крупного нового строительства.

А затем открылась серия Пятилеток, составляющих отрезки еще более широкого Плана.

Гигантская система «планирования», охватывающая своей сетью целые страны и большие периоды, есть порождение советской власти. Но эта идея распространилась по всему миру. Если конкретное свое осуществление она получила в СССР, то в других местах она существует абстрактно, на словах. Советский Союз никогда не имел возможности заимствовать что‑либо у других стран. Но другие страны сделали у него немало важных заимствований, в том числе и это. Они даже извлекли из идеи планирования понятие управляемой экономики , прикрашиваемое кое‑какими претензиями интернационального порядка. «Управляемая экономика!» – робкая дань капитализма социализму!

Да, да, управляемая экономика. Для человечества нет другого выхода из положения. Это действительно универсальное средство. Но кто говорит: управление, тот говорит: единство, а кто говорит: капитализм, тот говорит: анархия. Анархия в масштабах национальных, анархия в масштабах интернациональных. Если слово «управление» не имеет своего полного значения внутри государства, если оно не имеет реального значения в международном масштабе, то оно вообще ничего не значит и не стоит – ни внутри страны, ни вне ее. Управляемая экономика подобна миру между государствами: если ее начать резать на части, то она существовать не может.

Идея экономического плана есть идея исключительно советская – не столько по праву первенства, сколько по причинам органическим. В капиталистических странах частная инициатива и частные привилегии, многообразие и противоречивость интересов делают всякий общий план невозможным: доказательством этого служат хотя бы бухгалтерские выверты и махинации, практикуемые ежегодно накануне сведения баланса, – а зачастую и позже, – чтобы придать нашим бюджетам хотя бы видимость равновесия. Иначе обстоит дело в социалистическом государстве, ведущем строго разумное строительство в математически чистых интересах общества, где правящий коллектив является одновременно и законодателем и исполнителем, и собственником и потребителем.

Но как бы то ни было, появление Пятилетнего плана со всем его богатством точных деталей вызвало (опять!) улыбку на лицах западных умников. Это еще что? Вся экономическая статистика говорит о слабости и отсталости этих людей, они плетутся в хвосте мирового хозяйства, – и вот они преподносят нам потрясающие цифры … но только переносят эти цифры в будущее! Они хотят ослепить нас размахом еще не начатых работ. Когда их спрашивают: «Как у вас дела в такой‑то области промышленности?» – они отвечают: «Вот какова она будет через пять лет!» И затем пускаются в разглагольствования об отдаленных перспективах.

А мы, когда слышим эту фантастическую статистику не можем, конечно, не вспомнить о прекрасных обещаниях, которыми так щедро кормят граждан вообще, и избирателей в частности, наши молодые политики; мы не можем не думать о том, каким чудачеством показалось бы у нас серьезное отношение к обязательствам, принимаемым на себя каким‑либо министром или правительством.

Нелегко было в наших краях проповедовать доверие к московским цифрам. Каким фанатиком надо быть, чтобы верить во все это! – говорили одни.

А другие говорили: цифры Пятилетнего плана фиктивны, потому что преувеличены. Подобная мобилизация средств мыслима только в военное время, под угрозой пушек.

В 1928 году я (это говорю я, Барбюс) писал: «Пятилетний план – это не спекуляция бюрократов и литераторов на цифрах и словах, это – положительные директивы; цифры Госплана надо рассматривать не как указание, а как достижение». «Когда большевики заверяют нас, – утверждал я в заключение, – что в течение 1931 года советская промышленность увеличится на 8 %, что в хозяйство страны будет вложено 7 миллиардов рублей, что электростанции достигнут мощности в 3 миллиона 500 тысяч киловатт и т. д., то мы должны понимать, что все это в сущности уже достигнуто …».

… И если было допущено какое‑либо отклонение от установленных сроков, то лишь в том смысле, что все показатели были превзойдены.

Теперь «реальная ценность» цифр Пятилетки проверена: с течением времени они из смутных очертаний будущего передвинулись в фотографически точные пределы настоящего. Если некоторые показатели и не достигнуты, то процент их совершенно ничтожен и не стоит упоминания. Зато во многих пунктах план превышен. В 1922–1923 годах советские экономические планы были реализованы на 109 %, с 1923 по 1925 год – на 105 %, – если говорить только о самых первых планах!

Удивляться тут нечему. Само собою, очевидно, что именно в материалистических планах – всего более разума. А если мы учтем рациональность всех форм социализма, непосредственность и простоту его связей со всем многообразием действительности, то точнейшее выполнение заданий плана окажется вполне естественным, как бы круты ни были намеченные кривые. Это было бы чудом, если бы это не было социализмом, – говорит Сталин.

Но если социалистические теории превращаются в гигантские материальные достижения, то дело тут не только в уме, но и в человеческом сердце. Чтобы строить разумное дело в таких масштабах, одного разума мало. Воля? Недостаточно и воли. Необходим энтузиазм. Путем социалистического воспитания, путем прямого воздействия партии (она является основным руководителем масс, она несет на себе и всю тяжесть работы) необходимо добиться активного участия всей массы трудящихся: количество и качество. Без добровольного, сознательного, страстного сотрудничества рабочего класса – ничего добиться нельзя. Итак, «пробудить в нем задавленные капитализмом творческие силы», «вооружить рабочего трудовым энтузиазмом». Квалификация не только техническая, но и моральная. Только сочетание этих двух сил, впрочем, родственных, – и создает возможность сверхчеловеческой работы.

Трудовой энтузиазм? Буржуазные экономисты считают это надувательством. Получить что‑либо от рабочего, – вещают они, – можно лишь на приманку личной выгоды. Этим добрым старым методом всегда и пользовалась капиталистическая система, – пользовалась, когда могла (теперь это ей трудновато). Лозунг «обогащайтесь!» всегда увлекает капиталистическую толпу (он помогает даже разорять ее).

В социалистическом строе рабочий – это гражданин совсем иного рода, чем в строе капиталистическом. Рабочий капиталистических стран – каторжник. Он работает поневоле, потому что работает не на себя. Ему даже нетрудно понять, что он работает против себя. И вот его приходится подбадривать специальными возбуждающими средствами: пятифранковая монета, шовинистический долг, христианская мораль и прочая чертовщина. Социалистический же рабочий умеет трудиться яростно потому, что это «дело славы», ибо его слава – это его сила, это его движение вперед. Высшим выражением идеального являются материалистические планы.

Но поучениями занимались не одни капиталисты. Критический ропот поднимался и в известных слоях партии. Все эти призывы к социалистическому соревнованию, говорили некоторые товарищи, очень хороши для агитации и пропаганды, но рассчитывать на них в практической работе масс – это уж слишком. Товарищ Сталин увлекается. Но Сталин упорно доказывал вполне реальное значение соревнования для победы, положительную экономическую ценность этого импульса. Когда несколько лет спустя стало несомненным, что энтузиазм рабочих действительно был громадным, колоссально весомым вкладом в развертывающееся строительство, Сталин оказался победителем, что и отметил словами: «нам удалось добиться решительного перелома в области производительности труда».

Средствами энтузиазма была разрешена и проблема техники. Проблема трудная и суровая, как мы только что видели. Инженеры были необходимы, а среди тех, кто являлся или мог являться инженерами, был непомерно высок процент вредителей (заграничных и отечественных). «Чернь била нас в открытом поле своим количеством, мы ее разобьем наукой», – предсказывал начальник штаба армии вредителей Пальчинский. Спешно созданные кадры советской технической интеллигенции удвоили усилия – и вскоре оказались качественно и количественно на высоте положения.

Соревнование – это как бы непосредственная и страстная работа каждого над самим собой ради максимального повышения производительности. Ленин говорил, что социализм не только не прекращает соревнования между людьми, но усиливает его. Сталин дает следующее определение: «Принцип социалистического соревнования – товарищеская помощь отставшим со стороны передовых, с тем, чтобы добиться общего подъема ».

Значит ли это, что при таком широком использовании чисто моральных побуждений невозможны преувеличения и ошибки? Сталин сам резко указал на них, выступив против крайних – наивно, по‑детски крайних – мероприятий, вроде математической уравниловки в зарплате, вроде полной обезлички. Такие мероприятия имеют грубый, демагогический характер и не помогают, а вредят только еще начинающемуся развитию социалистической личности, как индивидуальной, так и коллективной. Об этих карикатурных схемах социализма мы еще будем говорить ниже.

Можно сказать, что увлекательный пример лучших, воодушевление организованных масс – это исключительный и в то же время постоянный элемент созидательной работы.

Другой импульс, другая пружина – самокритика. Сталин ожесточенно настаивал на том, что орудие самокритики необходимо (настаивал при всяком случае). Правом и орудием самокритики обязан пользоваться каждый работник и вся партия – во всех своих ячейках и в целом. Необходимо выставлять на свет все ошибки, все упущения, быть безжалостным к недостаткам и слабостям. Кто этого не делает, тот должен ответить за это. Надо уметь раздваиваться на работника и наблюдателя, быть своим собственным контролером. Пусть каждый растет во всю меру своей ответственности. Только в социалистическом обществе получают смысл слова деятеля реформации по поводу толкования Библии, – слова, бывшие в его устах ложью: «Пусть каждый сам себе будет папой римским».

Как удар грома, обрушился день, когда не стало Ленина.

Он умер 21 января 1924 года, пятидесяти четырех лет от роду. Людям, окружавшим его в повседневной работе, это казалось невероятным (смерть заставляет нас верить в невероятное). Они не могли представить, что их покинул тот, кто воплощал в себе всю русскую революцию, тот, кто выносил ее в своем мозгу, подготовил, осуществил, спас. Ленин, величайший и во всех отношениях чистейший из творцов истории; человек, больше которого никто не сделал для людей.

 

«Смерть Ленина, – пишет Мануильский, – глубочайшая, неизмеримая скорбь миллионов, вопрос на устах у осиротелой партии: справится ли она без гениального руководителя Ильича в труднейших условиях и не сорвется ли на крутых поворотах?.. И спокойный, ровный голос Сталина: «Мы сломим препятствия, мы не боимся трудностей».

Через несколько дней после кончины Ленина (повлекшей за собой колоссальный прилив рабочих в партию, – «пролетарии хотели, – по словам Радека, – коллективным подвигом, работой миллионов мозгов и сердец заменить великий мозг, что перестал творить, и горячее сердце, что перестало биться»), Сталин на торжественном заседании обратился к великой и родной тени вождя с последним прощаньем от имени партии. Это прощанье приняло форму присяги: «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко и хранить в чистоте великое звание члена партии. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!»

 

С первых же шагов советской власти Сталин, когда было надо, заменял Ленина, и он продолжает заменять Ленина, когда его не стало.

И это, – прежде всего, потому, что Ленин уже давно воссоздал себя в лице партии. Он выковал ее своими руками во всех деталях, прочно, широко, со всеми ее мощными точками опоры, с ее непобедимым движением вперед; он сделал ее источником руководства. Сказать, что Ленин был незаменим, значит ошибиться, как бы сверхчеловечески велик ни был Ленин, – не таково существо партии. Когда Ленина не стало, его работу взял на себя другой. Это – полная противоположность физиологическому наследованию власти в династии, которое на протяжении двух тысячелетий расшатывало историю.

Тогда начался и стал особенно заметным подъем Сталина, огромный рост его и без того уже огромного авторитета. Чем дальше, тем больше становился он ведущей фигурой.

Но не надо ошибочно понимать смысл этого роста сталинского влияния, легкомысленно пускаться в избитые вариации на тему о «власти одной личности» и «диктаторстве».

В Коммунистическом Интернационале и в СССР личной диктатуры быть не может. Ее не может быть потому; что коммунизм и советская система развиваются в рамках стройно разработанного учения, которому служат и самые крупные деятели, – а сущность диктатуры, или власти одной личности, состоит в том, что диктатор вопреки законам навязывает всем свою личную волю, свой каприз.

Марксизм можно толковать по‑разному, особенно в применении к конкретным событиям, и отдельное мнение, или даже тенденция, может в определенный момент восторжествовать в руководстве государством и Интернационалом. Правильно ли это мнение, верна ли эта тенденция? Жизнь идет вперед, правильность или ошибочность директивы выясняется при столкновении с логическими требованиями жизни, с ходом событий. Поэтому было бы грубейшей ошибкой думать, что над таким великим организмом можно установить индивидуальное господство, власть, созданную искусственными средствами насилий и интриг (Когда кто‑нибудь стесняет деспота, деспот делает знак палачу, как калиф из «Тысяча и одной ночи», или убийцам – как Муссолини).

Обманом, махинациями, подкупом, полицейскими мероприятиями и преступлениями, вводом солдат в залы заседаний, ночным убийством политических противников в постели (двух сразу), – при помощи таких средств можно стать королем, императором, дуче или канцлером, можно и удержаться на таком посту. Но секретарем Коммунистической партии таким путем стать нельзя.

Такой человек, как Сталин, выдерживал яростные атаки и яростно отвечал на них (он, впрочем, больше нападал, чем защищался). Это так, но ведь ожесточенная, не раз возобновлявшаяся дискуссия проходила при ярком свете, развертывалась на глазах у всех, и все ее моменты тщательно изучались и находили широкий отзвук. Не дворцовые интриги, а великий открытый спор, судьей в котором был народ.

И на самом деле, в социалистическом организме каждый естественно занимает свое место – в зависимости от ценности и значительности своих данных. Это – отбор, который совершается в самом ходе вещей. Человек пользуется влиянием в той мере, в какой он понимает и применяет на деле всепобеждающий марксизм. «Именно соединение качеств виднейшего теоретика партии и практика – организатора революции привело к тому, что Сталин стал во главе партии, стал ее руководителем», – говорит Крумин. Он вождь по той же причине, по которой он добился победы: потому, что он прав.

Правда, в наши дни события могут протекать таким образом только в одной стране; но представлять себе все это иначе – значит ничего не понимать в советском строе. Однажды я сказал Сталину: «А знаете, во Франции вас считают тираном, делающим все по‑своему, и притом тираном кровавым». Он откинулся на спинку стула и рассмеялся своим добродушным смехом рабочего.

Руководитель, создающий планы действий для целого государства, распоряжающийся судьбами многих народов, считает себя «обязанным отчитаться» перед каждым товарищем и заявляет, что готов на это в любую минуту.

Только из‑за неслыханного поведения Троцкого, игравшего одно время при Ленине значительную роль и проявлявшего тенденцию поставить себя выше Центрального Комитета, возник на XVI съезде вопрос о «руководстве». Заносчивости Троцкого Сталин противопоставил коллективность руководства. Он заявил: «Руководить партией вне коллегии нельзя. Глупо мечтать об этом после Ильича, глупо об этом говорить. Коллегиальная работа, коллегиальное руководство, единство в партии, единство в органах ЦК при условии подчинения меньшинства большинству, – вот что нам нужно теперь».

Не так давно Сталин сказал одному посетителю‑иностранцу который, подобно всем приезжающим в СССР туристам‑интеллигентам (в особенности, тем, которые интересуются, главным образом, крупными советскими деятелями), хотел исследовать с лупой в руках вопрос о власти одной личности в рабоче‑крестьянском государстве (намекая на Сталина): «Нет, единолично нельзя решать. Единоличные решения всегда или почти всегда – однобокие решения. Во всякой коллегии, во всяком коллективе имеются люди, с мнением которых надо считаться. Во всякой коллегии, во всяком коллективе имеются люди, могущие высказать и неправильные мнения. На основании опыта трех революций мы знаем, что приблизительно из 100 единоличных решений, не проверенных, не исправленных коллективно, 90 решений – однобокие. В нашем руководящем органе, в Центральном Комитете нашей партии, который руководит всеми нашими советскими и партийными организациями, имеется около 70 членов. Среди этих 70 членов ЦК имеются наши лучшие промышленники, наши лучшие кооператоры, наши лучшие снабженцы, наши лучшие военные, наши лучшие пропагандисты, наши лучшие агитаторы, наши лучшие знатоки совхозов, наши лучшие знатоки колхозов, наши лучшие знатоки индивидуального крестьянского хозяйства, наши лучшие знатоки народностей Советского Союза и национальной политики. В этом ареопаге сосредоточена мудрость нашей партии. Каждый имеет возможность исправить чье‑либо единоличное мнение, предложение. Каждый имеет возможность внести свой опыт. Если бы этого не было, если бы решения принимались единолично, мы имели бы в своей работе серьезнейшие ошибки. Поскольку же каждый имеет возможность исправлять ошибки отдельных лиц, и поскольку мы считаемся с этими исправлениями, наши решения получаются более или менее правильными».

Чтобы до конца понять эту систему коллективной работы, необходимо еще и еще расширить представление о ней: не надо забывать, с какой энергией, с какой последовательностью Сталин подчеркивает участие не только представителей масс, но и самих масс в творчестве советской истории.

«Неверие в творческие способности масс» (под предлогом, что массы будто бы недостаточно искушены) – это в устах Сталина самое жестокое обвинение. Массы надо учить. Но они руководят собою, они руководят вами. Никакого «аристократизма вождей в отношении к массам», ибо именно массы призваны сломать старое и построить новое. Не разыгрывать роль няньки или гувернантки масс, потому что, в конечном счете, не столько массы учатся по нашим книжкам, сколько мы сами учимся у масс. Поэтому лишь поддержка масс и позволяет правильно руководить.

«Сидеть у руля и глядеть, чтобы ничего не видеть, пока обстоятельства не уткнут нас носом в какое‑либо бедствие, – это еще не значит руководить. Большевизм не так понимает руководство. Чтобы руководить, надо предвидеть. А предвидеть, товарищи, не всегда легко. Одно дело, когда десяток‑другой руководящих товарищей глядит и замечает недостатки в нашей работе, а рабочие массы не хотят или не могут ни глядеть, ни замечать недостатков. Тут есть все шансы на то, что наверняка проглядишь, не все заметишь. Другое дело, когда вместе с десятком‑другим руководящих товарищей глядят и замечают недостатки в нашей работе сотни тысяч и миллионы рабочих, вскрывая наши ошибки, впрягаясь в общее дело строительства и намечая пути для улучшения дела». Это значит – беспрерывно чистить аппарат, пропуская через него реку, подобно созданному греческой фантазией Гераклу.

На массы надо воздействовать убеждением, а не насилием. Когда в 1925 году Зиновьев защищал теорию «диктатуры партии», Сталин восстал против «односторонности» такого определения и заявил, что между партией и массами должны быть своего рода гармония, взаимодоверие, что партия не должна присваивать себе «неограниченные» права, которые могут только подорвать это взаимное доверие. Во‑первых, партия может ошибиться; во‑вторых, массы могут слишком поздно понять ее правоту.

Сталин – это совсем не тот человек, каким его представляют себе в «другой части» человечества, по ту сторону мировой баррикады – единственной реальной границы во всей путанице официальных границ. Правда, эта другая часть мира состоит из массы слепых от рождения, руководимой намеренно слепыми.

В 1925 году, на XIV съезде партии, Сталин дает лозунг индустриализации. За четыре года планирование и электрификация волнами расширяли свой теоретический и практический размах. Теперь дело было в том, чтобы правильно подойти к задаче – «в кратчайший исторический срок догнать и перегнать самые передовые капиталистические страны».

Сталин отвергает концепцию устойчивой стабилизации капитализма, – принять эту застывшую формулу – все равно, что считать революцию похороненной. Действительное положение могла бы охватить лишь панорама, показывающая два полюса, два мира в движении и в жизни: мир раскололся на два лагеря – на лагерь капитализма, во главе с англо‑американским капиталом, и лагерь социализма, во главе с Советским Союзом. В тот момент, когда капиталистический мир находился в самом разгаре своего процветания и не подавал никаких признаков упадка, Сталин провозгласил неизбежность этого упадка и предсказал общий кризис (1928).

1927 год. XV съезд партии. Период строительства, когда на первый план выдвигается проблема коллективизации сельского хозяйства. «Пересесть с обнищалой мужицкой лошади на лошадь крупной машинной индустрии» – этот живой образ, посредством которого Ленин сделал столь наглядной свою мысль, раскрывает перед нами грандиозную проблему. Можно даже сказать – величайшую из всех проблем социальной стратегии нового времени. Коллективизация сельского хозяйства при помощи машин, и в то же время перестройка сознания крестьянства при помощи убеждения. Последней, но сильной опорой: надежд буржуазии на капиталистическую реставрацию было в то время крепкое положение эксплуататора‑кулака, усиленного нэпом.

Прекрасный художник Эйзенштейн изобразил в кинофильме ту «Генеральную линию», которая возникает перед нашими глазами, когда говорят о том, как страна пересела с забитой мужицкой клячи на стального коня. Крестьянин‑единоличник бьется на своем жалком клочке, на своей бесконечно малой частице огромной сельской мозаики. На этом островке он больше всего похож на побежденного, на потерпевшего кораблекрушение: он – вечная жертва непогоды, заморозков и засухи, уничтожающих его посевы, града, выбивающего его урожай, падежей, уносящих единственную лошадь или кормилицу‑корову: И он, и жена его вместе впрягаются в бездонную, бесконечную, скотскую работу. Каждую весну они рискуют всем, отдаются на произвол судьбы. Рабочего они ненавидят и завидуют ему. Они ненавидят каждого соседа, завидуют ему во всем, – и соседи платят им тем же; единственный способ набить карман – это забраться в чужой. («Для того, чтобы стать зажиточным, – говорит Сталин, – надо было обижать своих соседей»). Крестьянин строит избу поближе к соседу, чтобы сосед не поджег его. И он, и жена его – люди земли – являются добычей местного кулака: кулак давит их своим богатством, он заманивает их в ловушку и высасывает кровь ростовщическими процентами. Рабы земли, каторжники жизни, труженики, разбросанные по полям, могут только пережевывать голодными ртами слова: «я хозяин». А государство ничего не может им дать: их слишком много.

Но как изменится все, если они соберутся в коллективы по сто, по тысяче человек и начнут совместно обрабатывать увеличенный во сто, в тысячу раз кусок земли, сложенный из всех их клочков! Тогда – открываются большие возможности. Машины, выполняющие работу в мгновение ока и по качеству гораздо лучше людей; обширная, мощная и богатая организация, которая может пострадать от града, засухи или падежа, но погибнуть не может, – организация, которая положит кулака на обе лопатки. А советское государство уже может тогда оказать поддержку бедноте, изъять богатея, ростовщика и эксплуататора из обращения. И накопляются мешки – большие и маленькие, – и каждый видит, что заработал гораздо больше, чем в прошлом.

Так диалектически развертывается это видение на великой арене, под небом вселенной.

 

«Поставить очередной практической задачей нашего строительства в деревне постепенный перевод распыленных крестьянских хозяйств на рельсы объединенных, крупных хозяйств, на общественную, коллективную обработку земли на основе интенсификации и машинизации земледелия в расчете, что такой путь развития является важнейшим средством ускорения темпа развития сельского хозяйства и преодоления капиталистических элементов в деревне» (Сталин, XV съезд партии).

 

1927 год – очень существенная дата, она отмечает новый этап. Именно в 1927 году народное хозяйство СССР достигло довоенного уровня. Цифры 1927 года почти по всем пунктам несколько превышают цифры 1913 года и лишь в очень редких случаях немного не доходят до них.

Факт решающего значения. Отныне была доказана не только жизнеспособность чисто социалистического хозяйства вообще, но и жизнеспособность чисто социалистического хозяйства в одной стране.

В области сельского хозяйства довоенный уровень был превышен на миллиард рублей, или на 8 %. В промышленности – на 2 миллиарда рублей, что составляет 12 %.[10]

Общая длина железных дорог на территории СССР в 1913 году была равна 58 500 километрам, а в 1927 году – 77 200 километрам. Средний заработок рабочего по всей бывшей России вырос по сравнению с довоенным на 16,9 % (цифра учитывает изменение покупательной способности рубля).

Культурное развитие получило колоссальный размах. Приведем несколько особо ярких примеров: уже в 1925 году в начальных школах было на 2 250 000 учеников больше, чем в 1913 году, а число учащихся в профтехнических школах возросло вдвое. Расходы на просвещение увеличились вдвое (на душу населения), число научных учреждений возросло в десять раз.

Народный доход составлял 22,5 миллиарда рублей. По количеству механической энергии СССР уступал только США, Канаде, Англии, Германии и Франции.

Доля социалистических элементов в народном хозяйстве измерялась следующими цифрами: в промышленном производстве социалистический сектор составлял 77 %, а частный – 14 % (остальное приходится на долю кооперации); в сельскохозяйственном производстве социалистический сектор составлял 2,7 %, а частный – 97,3 %. В торговле социалистический сектор – 81,9 %, частный – 18,1 %.

Таковы были, несмотря на огромные затруднения в сельском хозяйстве, изумившие мир первые шаги, – результат поразительной и непреклонной мудрости.

 

 

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Сталин: Художественная литература; М.; 1936

На сайте allrefs.net читайте: Сталин: Художественная литература; М.; 1936. Сталин...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Так говорит Сталин

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Революционер царского времени
  Красная площадь – центр Москвы и огромной европейской и азиатской России. Центр Красной площади – Мавзолей. На левом крыле Мавзолея, в котором спит словно живой Ленин, стоят радом п

Революционер царского времени
  Было это полстолетия тому назад, в 1879 году, в грузинском городке Гори, который правильнее будет назвать не городком, а деревней. В домике на кирпичном фундаменте, с кирпичными угл

Встреча Ленина и Сталина
    «Впервые я познакомился с Лениным в 1903 г. Правда, это знакомство было не личное, а заочное, в порядке переписки. Но оно оставило во мне неизгладимое впечатление, к

Правительство князя Львова. Керенский
  Ленин вернулся из Швейцарии через Германию. В пропуске по другому маршруту ему отказала Франция. (История с «запломбированным вагоном» и нагроможденные вокруг нее клеветнические лег

Железная рука
  Новая проблема колоссальной важности – гражданская война. Вооруженные враги, – они получили богатое снаряжение от европейских держав, – охватили кольцом всю Россию и, напирая на все

Созвездие национальностей
  С первых же дней Октября Сталин занял пост народного комиссара по делам национальностей. На этом посту он оставался до 1923 года. Проблема национальностей – или проблема единства в

Первые камни
  Итак, вследствие «своеобразного сочетания исторических условий», первой страной, «вступившей на путь социализма, оказалась Россия, страна экономически и культурно отсталая, хотя в н

Война с паразитической оппозицией
  Оппозиция. В 1927 году оппозиционеры повели по всему фронту широкое наступление против руководства ВКП(б) и Коммунистического Интернационала. Оппозиция не раз выступала и прежде, ак

Период Пятилетнего плана 1928 года
  Единственный в мире народ, народ изумительно новый, народ, не похожий на другие народы, – бросается в бой против стихийных сил. Настало время электрификации, задуманной еще в годы б

Безработица
  За период Пятилетки, когда в СССР безработица была ликвидирована, в Англии число безработных возросло с 1 290 000 до 2 800 000; в Германии – с 1 376 000 до 5 500 000. Во Франции чис

Крестьянство
  Достижения в деревне еще более значительны. Там битва была еще серьезнее, и крупнее была победа, ибо пришлось радикально изменить традиции, обладавшие несравненно более жив

Что будет завтра?
  Кто хочет увидеть живой и бурный Советский Союз, тот должен взглянуть на него в перспективе или, лучше сказать, в свете его дальнейших планов. Всякое описание этого мощного потока с

Два мира
  Вот что делается в стране, где загораются солнца, – в эпоху, когда, по словам Кагановича, океаны текут под мостами. Все государства, кроме одного, идут через фашизм к разор

Человек у руля
  Вернемся еще раз к образу этого человека, – человека, постоянно находящегося между тем, что сделано, и тем, что надо сделать. (Когда с ним говорят о работе, – излюбленное его выраже

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги