I ГАНС ЗЕДЛЬМАЙР

гичными духовными явлениями эпохи. Если она, напри­
мер, с помощью бесплотной спиритуальности пытается
вновь оживить тело художественного произведения, ли­
шившееся вследствие формалистического подхода души,
то она образует параллель к материализму, окружаю- '

щему себя идеалистическим покровом; механистическо­
му пониманию процессов жизни, надеющемуся с помо­
щью виталистических допущений существовать и дальше;
к бездушной архитектуре под гуманистической маской;
к национальному государству, именующему себя импери­
ей, к тоталитаризму, называющему себя демократией; к
бесчувственности, компенсирующей отсутствие подлинно­
го чувства сентиментальностью, и к некоторым другим
явлениям ныне уже прошедшей или уходящей эпохи. Все i

эти явления мы рассматриваем исторически как типич­ные для той противоречивой переходной эпохи между от­кровенным материализмом и позитивизмом, который от­крыто представал во всей своей наготе и потому нередко был честнее и симпатичнее — ведь еще Алоиз Ригль с гордостью называл себя позитивистом, — и тем новым, грядущим, первоначально сказывающимся лишь в откло­нениях от упомянутого чистого позитивизма, тем, что еще не имеет имени и, поскольку ему предстоит расти, еще не может быть вынесено на свет познания, но должно по­лучить признание и жизнь; с духовно-исторической точки зрения мы видим в этих явлениях уклонение от решающе­го выбора. Хронологически эта эпоха в истории искусства охватывает период между двумя мировыми войнами.

Дух этот был преодолен таким образом, что его соб­ственное оружие было обращено против него самого. Воз­можно ведь — и сегодня это вполне в духе времени — ре-лятивировать релятивизм, подвергнуть анализу не толь­ко психоаналитика, но и сам психоанализ; можно пока­зать позитивисту, что он был недостаточно позитивен, "новой вещественности" — что она была недостаточно вещественна, экзистенциализму — что он был недоста­точно экзистенциален, новому пессимизму — что он был недостаточно пессимистичен (ибо исключил из пессимиз­ма свои тантьемы), сюрреализму — что он был недоста­точно сюрреалистичен. А истории искусства как истории


V история искусства как история духа 131

духа времени — что она сама была лишь выражением времени.

Но этот упрек более, чем любой другой, уязвляет пред­ставителей авангарда 1925 года, что видно из вызываемого им аффекта. Упрек в том, что они заблуждаются, они бы еще приняли, если бы только смогли увериться в том, что это самое наиновейшее заблуждение; упрек же в том, что они не современны, выводит их из себя. Но именно этим они выдают, что дух времени занял у них то же место, которое для христианина занимает Святой Дух. Сказать их приверженцу, что он старомоден, это то же самое, что сказать ему, что он утерял связь с божественным духом времени: нечто вроде упрека в ереси. Для представите­лей этого духа времени, высшей гордостью которых было знать, что они находятся на высоте времени, самое ужас­ное — услышать, что само время их прошло и стало исто­рическим феноменом, который мы день ото дня понимаем все лучше и лучше в его прошлом и в его временной об­условленности. И что их научные достижения будут изме­ряться не тем, в какой мере они реализовали дух времени, но насколько они приблизились к истине.

Утверждая это, мы отнюдь не притязаем, по принципу ote toi de la que je m'y met*, со своей стороны занять те­перь первое место в авангарде новейшего времени, но мы скромно питаем надежду благодаря этим шагам и в нашей науке вновь приблизиться к тому Духу, который являет­ся истоком и целью и пребывает поверх всех времен.

Дворжак и две фазы истории искусства как истории духа

Должно ли все это означать, что от заветов Дворжака ничего не осталось? Ничуть. Его труды отнюдь не есть историческое явление, нас более уже не касающееся97.

* убирайся отсюда, я займу это место (франц.) 97 См. также посвященный Максу Дворжаку 3-й выпуск "Oster-reichische Zeitschrift fur Denkmalpflege" (1974).


132 | ГАНС ЗЕДЛЬМАЙР

Достоянием истории стала сегодня, конечно, та пер­спектива, которую нам впервые открыли духовно-истори­ческие работы Дворжака: она захватывала силой первого взгляда, брошенного с высоты перевала на неизведанную, но явно богатую и плодородную землю, скорее угадывае­мую в утреннем тумане, нежели явно различимую. Таков был момент 1920 года, великое юношеское переживание моего научного поколения, еще и сегодня мощно овладе­вающее нами при чтении захватывающих исследований о Брейгеле, Греко и Тинторетто. Оно столь же свежо, как и в день своего появления. И все же в одну и ту же реку нельзя войти дважды.

Если история искусства как история духа в своей пер­вой фазе почти всегда была историей стиля как истори­ей миросозерцания, тогда как она могла и должна была бы быть — как мы видели — историей искусства как историей явления абсолютного духа в преломлении зави­симого от времени человеческого духа, то величие Двор­жака измеряется тем, что он преодолел упомянутую пер­вую фазу и в своих последних произведениях явил ростки этого нового понимания. Ростки эти, правда, малопримет­ны, но на них со всей определенностью следует указать. В своем знаменитом, но долгое время не вполне понятом докладе "Рассмотрение искусства", произнесенном на за­седании Общества охраны памятников в 1920 году в Бре­тонце, он не только преодолел историзм и признал высшей задачей исторического рассмотрения искусства актуали­зацию художественных произведений (о чем речь пойдет ниже), не только провозгласил уникальную самобытность искусства, не заменимую никакими другими духовными явлениями, но и со всей определенностью объявил исто­рию духа историей "взаимоотношения человеческой души с Богом", т. е. высказал ту мысль, которую мы попыта­лись здесь развить. В его последних работах наметилась также и новая оценка искусства его времени: Дворжак признает, что "искусство не может быть чисто субъектив­ным", но что оно "основывается на общезначимом, данном в религии углублении бытия" и что именно это отделяет Греко и Тинторетто "от современных им художников" (!).


V история искусства как история духа I 133

Нашей задачей было раскрыть эти ростки, подойдя со всей серьезностью к теме искусства, духа, единства ис­кусства и духа, и истории (что требует углубления по­нятия времени). Ведь неопределенность и обусловленная этим неплодотворность ложно понятой истории искусства как истории духа состояла как раз в том, что она не при­нимала всерьез ни искусство — ибо рассматривать его лишь как феномен стиля и означает не принимать его все­рьез, — ни дух — ибо, не признавая действенного взаи­моотношения человеческого и абсолютного духа, нельзя относиться к ним всерьез, — ни историю — серьезно от­носиться к ней означает не гармонизировать ее, но рас­сматривать ее как духовную борьбу, как отпадение и воз­рождение, а каждую эпоху, говоря словами Франца фон Баадера, как частичный Страшный суд. Она предпочи­тала понятия среднего уровня, не требующие решающего выбора — такие, как "стиль", "миросозерцание", "выра­жение эпохи". Она не услышала "носящегося в воздухе гула конкретного" (Роберт Музиль), ибо все решение — в конкретном.


VI

Проблемы интерпретации

Среди основных вопросов научной истории искусства во­прос об "интерпретации" имеет особое значение. Стано­вится все более ясным, что верная интерпретация отдель­ных произведений является предпосылкой всякого даль­нейшего рассмотрения художественного произведения и основой всякой подлинной истории искусства, однако во­прос этот касается и всех тех, кто непосредственно интере­суется искусством, не преследуя при этом научных целей. Речь идет вообще о нашем отношении к произведениям ис­кусства, так что и в области изобразительного искусства и зодчества интерпретация становится "судьбоносным во­просом искусства" (В. Фуртвенглер)98.

При этом сегодня дело заключается прежде всего в том, чтобы привести теорию интерпретации к бескомпромисс­ному согласию с практикой, осуществляемой с большим успехом ведущими историками искусства наших дней. Од­ним из самых роковых заблуждений было считать вопро­сы этого рода исключительно вопросами метода. Методи­ческие вопросы — это всегда вопросы пути. Однако гораз­до более важными и изначальными, нежели вопросы пути, являются вопросы исходного пункта и цели (принципов).

1. Существование произведения искусства

Произведений искусства здесь нет, они не присутствуют перед нами. Чтобы им быть здесь, их надо актуализиро­вать и пробудить.

98 Wilhelm Furtwangler. Interpretation — eine musikalische Schicksalsfrage. — In: Das Atlantisbuch der Musik. Zurich, 1934.


VI проблемы интерпретации | 135

Это то, чего не понимает рассудок, направленный лишь на вещественное.

Он обманывается тем, что тела художественных созда­ний (по крайней мере тех, что сохранились) находятся перед нами в качестве камня, дерева, расписанного хол­ста или разрисованной бумаги. Они находятся перед на­ми, но не как произведения искусства, а лишь как физи­ческие предметы. Их же истинное и действительное при­сутствие — присутствие в умах — подвержено большим переменам. Не каждый способен — и не в любой мо­мент — вновь вызвать, пробудить в себе переживание ху­дожественного произведения. И каждое произведение — в момент, когда оно наполняет собой душу, — исключает все остальные, как если бы они вообще не существовали (Б. Кроче).

Это пробуждение или воссоздание произведений искус­ства (их ре-продукция) и есть не что иное, как то, что в музыке называют "интерпретацией". Однако в повседнев­ном словоупотреблении слово это получает совершенно различные значения, в зависимости от того, идет ли речь о произведениях изобразительного искусства или музыки.

"Интерпретатор" музыкального произведения — это ис­полнитель, "воспроизводящий художник", его интерпре­тация — это воссоздание.

Интерпретировать произведение архитектуры или изо­бразительного искусства означает, согласно распростра­ненному мнению, излагать нечто относительно предстоя­щего нам произведения (которое вовсе не нуждается в том, чтобы воссоздавать его заново), изъяснять заключенный в нем "смысл" (например, "Меланхолии" Дюрера), или его форму (например, при истолковании "композиции"), или что-либо еще.

Мнение это ложно, оно препятствует более живому от­ношению к искусству со стороны воспринимающего и сто­ит на пути внутреннего прогресса нашей науки.

Оно уже давно опровергнуто в теории. Но — только в теории. На практику оно еще оказывает сильное воздей­ствие.

В действительности интерпретация произведений изо­бразительного искусства, так же как и музыки — ибо


136 I ГАНС ЗЕДЛЬМАЙР


VI проблемы интерпретации 137


 


искусство одно, — представляет собой воссоздание, ре­продукцию.

И процесс этого воссоздания — если его рассматривать как духовный процесс — по существу тот же самый. Раз­личен только способ передачи этой "интерпретации". В произведениях изобразительных искусств это воссоздание совершается не "в реальности" — через исполнение, "про­игрывание" произведения, в результате которого оно за­ново предстает телесному уху или глазу, — но только в уме, оно предстает внутреннему оку, духовному взору че­ловека, способного к воссозданию. И сообщается оно не воспроизведением звучания, но словом —: отсюда те бесчи­сленные трудности и недоразумения, делающие интерпре­тацию изобразительного искусства столь опасным пред­приятием.

При этом с самого начала следует устранить часто встречающееся ложное представление, будто это воссо­здание, о котором идет речь, представляет собой воссо­здание и переживание того творческого процесса, в ко­тором возникло произведение. Воссозданию подлежит не процесс возникновения, но только его продукт, само про­изведение.

Как такое воссоздание вообще может произойти и в чем оно состоит — вот кардинальный вопрос всякой интерпре­тации, поскольку она не просто осуществляется, но пред­стает как теоретическая проблема, и об этом еще пойдет речь в дальнейшем. Одно лишь ясно с самого начала: это воссоздание, эта интерпретация возникает не из размы­шления о произведениях, оно не привносится мыслью в объекты искусства, подобно тому как и создание художе­ственных произведений не есть придумывание их. Но оно совершается в той же сфере, что и само созидание, захва­тывает всю личность человека — его дух, душу и тело — и лучше всего может быть определено как воссоздание (Nachgestalten) в созерцании.

"Воспроизведение" не имеет ничего общего с историче­ским объяснением или выведением. Это не означает, что исторические сведения совсем не нужны для воссоздания произведения. Большинство произведений изобразитель­ного искусства даже с чисто наглядной стороны невоз-


можно вполне понять, не имея представления о религиоз­ном культе, политических и социальных установлениях, для которых они в соответствии с их внешним истори­ческим значением первоначально были созданы. Однако путь к воссозданию открывается только тогда, когда это знание проникает в созерцание и растворяется в способ­ности пережить и воспроизвести видимое содержание про­изведений искусства.

Это воссоздание произведений искусства из художе­ственных "вещей" является предпосылкой всякого даль­нейшего научного занятия проблемами искусства. Оно является также предпосылкой любого учения о произве­дении искусства вообще, равно как и исследования какой-либо определенной проблемы, скажем, социальной функ­ции искусства, ибо для того, чтобы знать, что может дать искусство, я уже должен знать, что представляет собой художественное произведение. Но прежде всего указан­ное воссоздание является предпосылкой всякой подлин­ной истории искусства, ибо без этого она лишена своего исходного пункта и своей цели. Если бы не было людей, обладающих этой способностью к воспроизведению, тогда была бы возможна только история (как бы "мертвых") форм, а не история искусства.

С другой стороны, упомянутое воссоздание составля­ет одновременно непосредственное условие актуальной Действенности искусства и наслаждения им. Чтобы на­слаждаться определенным произведением, я уже должен "обладать" им (в чем состоит это "обладание", уже было отмечено выше и будет подробно раскрыто в следующих разделах). В противном случае я наслаждаюсь не произ­ведением, а тем, что я делаю из него, т. е., собственно, самим собой. Из этого следует, что чем лучше понимают произведение, тем больше могут наслаждаться им, и здесь тотчас же встает вопрос о том, что только произведения вполне определенных эпох вообще были предназначены для художественного наслаждения.

2. "Текст" произведения искусства

Интерпретация художественного произведения должна исходить из удостоверенного внешнего состава произведе-