В Великобритании и Соединённых Штатах 1980–1990-е годы были отмечены возникновением мощной, теоретически обоснованной исторической критики. С одной стороны, появился британский культурный материализм, который Реймонд Уильяме определил как «анализ всех форм значения, в том числе и центральной, то есть письма, в контексте конкретных средств их создания и условий возникновения». Под влиянием Фуко специалисты по эпохе Возрождения, как, например, Кэтрин Белей, Джонатан Доллимор, Алан Синфилд и Питер Стол-либрасс, обратили особое внимание на исторический процесс формирования субъекта и на оппонирующую роль литературы в эпоху Ренессанса. В то же время в Соединённых Штатах появился новый историзм. Это течение было в меньшей степени склонно выстраивать иерархию причинно-следственных отношений. Свою основную задачу оно видело в обнаружении связей между текстами, дискурсами, властью и формированием субъективности. При этом в центре внимания нового историзма также оказалась литература Ренессанса. Стивен Гринблатт, Луис Монтроуз и другие исследователи задавались вопросом о том, какое место занимали литературные тексты среди иных дискурсов и институтов эпохи Возрождения, считая литературу не отражением или продуктом социальной реальности, а одним из нескольких, подчас антагонистических, видов деятельности. Ключевым вопросом нового историзма была диалектика «ниспровержения и сдерживания»: насколько радикальная критика религиозной и политической идеологии содержалась в ренессансных текстах и насколько литературный дискурс, при его всей разрушительной силе, является инструментом сдерживания разрушительной энергии?