Незамеченные шедевры. Врубель провёл в Венеции около полугода. Больше всего заинтересовали его палитру не корифеи Высокого Возрождения — Тициан, Веронезе, — а их предшественники, мастера кватроченто (XV век), теснее связанные со средневековой традицией, — Карпаччо, Чима да Конельяно и, особенно, Джованни Беллини. Влияние венецианского кватроченто сказалось в исполненных Врубелем монументальных иконах с фигурами в полный рост. Венеция много дала Врубелю и стала важной вехой в его творческом развитии: если встреча с византийским искусством обогатила его понимание формы и возвысила его экспрессию, то венецианская живопись пробудила колористический дар. И всё же он нетерпеливо ждал возвращения.
С ним происходило то, что часто бывает с людьми, оказавшимися на длительный срок за пределами родины: только тогда чувствуют силу её притяжения. Была и ещё причина, почему Врубелю хотелось поскорее вернуться в Киев. Он был влюблён в жену Прахова Эмилию Львовну, о чём несколько раз, не называя имени, таинственно намекал в письмах к сестре.
Ещё до отъезда за границу он несколько раз рисовал Э. Л. Прахову — её лицо послужило ему прообразом для лика богоматери. Портретное сходство сохранилось и в самой иконе, но там оно приглушено; более явно — в двух карандашных эскизах головы богоматери. Из четырёх иконостасных образов богоматерь удалась художнику особенно. Это один из его несомненных шедевров.
Написана она на золотом фоне, в одеянии глубоких, бархатистых тёмно-красных тонов, подушка на престоле шита жемчугом, у подножия — нежные белые розы. Богоматерь держит младенца на коленях, но не склоняется к нему, а сидит выпрямившись и смотрит перед собой печальным вещим взором. В чертах и выражении лица мелькает какое-то сходство с типом русской крестьянки, вроде тех многотерпеливых женских лиц, что встречаются на картинах Сурикова. Впервые почувствованная любовь к родине, первая возвышенная любовь к женщине одухотворили этот образ, приблизили его к человеческому сердцу.
Вернувшись из Венеции, Врубель метался. Он словно не находил себе места — то принимал решение уехать из Киева (и действительно на несколько месяцев уезжал в Одессу), то возвращался опять; его потянуло к хмельному «кубку жизни», он бурно увлекался какой-то заезжей танцовщицей, много пил, жил неустроенно, лихорадочно, а к тому же ещё и жестоко бедствовал, так как денег не было, отношения же с Праховым стали более холодными и далёкими. Нет прямых свидетельств душевного состояния художника в то время — он не любил откровенничать,— но достаточно очевидно, что он переживал не только денежный кризис.
Два года Врубель работал для церкви, в атмосфере религиозности, которая также мало согласовывалась с окружающим, как мало совпадала с идеалом богоматери светская дама Эмилия Прахова. И впервые стал искушать Врубеля и завладевать его воображением сумрачный образ богоборца — Демона. Одновременно Врубель работал тогда и над другими вещами, по заказу киевского мецената И. Н. Терещенко.
Для Терещенко Врубель взялся написать картину «Восточная сказка», но сделал только эскиз акварелью, да и тот порвал, когда Э. Л. Прахова отказалась принять его в подарок. Потом, впрочем, он склеил разорванный лист, который доныне составляет гордость Киевского музея русского искусства. Благодаря киевским ученикам и ученицам Врубеля уцелели его летучие наброски, его акварельные этюды цветов, которые он делал прямо на уроках, на клочках бумаги, а потом бросал,— ученики же их заботливо подбирали и хранили.
Одно заказное произведение Врубель в Киеве всё же довёл до конца: большое полотно маслом «Девочка на фоне персидского ковра» — портрет дочери владельца ссудной кассы. А затем Врубель снова перешёл к работам для церкви. Теперь это были эскизы рукописей нового Владимирского собора в Киеве. Работ Врубеля во Владимирском соборе нет, кроме орнаментов в боковых нефах. Его эскизы «Надгробного палача», «Воскресения», «Сошествия св. духа», «Ангела» не были осуществлены.
С. Яремич говорил о киевских работах Врубеля: «Видно всё же, что эти редкие по совершенству произведения ещё не окончательное проявление художника». У Врубеля ещё не откристаллизовалась своя тема — только брезжила в замыслах, ещё не было определившегося места в расстановке художественных сил России конца века. В Киеве он жил на отшибе, получая импульсы только от старинных мастеров. Ему предстояло войти в гущу художественной жизни — современной жизни.
Это произошло, когда он переехал в Москву. В иконах Врубеля наблюдается большее следование в самих деталях византийским образцам, чем при создании настенных композиций, и в то же время по своему духу эти произведения оказались дальше от тех древних памятников, которые послужили художнику исходным моментом. Кроме этого, в характере образов и в живописной манере этих работ сказались впечатления от искусства эпохи Возрождения. Может быть, венецианским впечатлениям Врубель был обязан и появившейся тягой к Востоку - цветистому, волшебному.
По возвращении в Киев он написал "Девочку на фоне персидского ковра" и акварель " Восточная сказка", ослепительная, как пещера сокровищ Аладдина. Наиболее самостоятельной и интересной по своему решению является икона "Богоматери с младенцем". В идеальной правильности овала лица и строгой красоте черт Богоматери, в иератичности ее позы есть отдаленное сходство с такими памятниками древнего русского искусства, как "Ярославская Оранта" XIII века, хотя последняя и не могла быть известна Врубелю: здесь, видимо, сказалась его интуиция.
В произведении есть созвучие и с искусством Беллини, что уже отмечалось. Тогда же Врубелем было написано и "Благовещение", при создании которого художник использовал впечатления от мозаик и древних фресок на одноименный сюжет, находившихся в Киеве, например в Софии Киевской.