рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Анализ концерта

Анализ концерта - раздел Искусство, Г. Свиридов анализ концерта «Пушкинский венок» Анализ Концерта. Готовясь К Выходу На Новые Рубежи Истории, Россия С О...

Анализ концерта.

Готовясь к выходу на новые рубежи истории, Россия с особенной пытливостью вслушивается в голос своего Поэта. Он ее эхо, и тайна его неисчерпаемости кроется в ее бесконечных духовных глубинах.

Его живой и сердечный отклик на всякое проявление радости, красоты, на всякое сильное движение человеческой мысли, его участливость, сострадание есть отражение ее всемирно отзывчивого существа.

Утверждаемое им тождество прекрасного и благого исходит из незамутненных родников народной мудрости. В Пушкине Россия сознает самое себя, встречается с собою. И такого рода встречи-узнавания на всяком новом отрезке отечественной истории бывают творчески неповторимыми, несут все новые открытия, поскольку всякое время ищет в пророческом даре Поэта разгадку своих самых насущных, наболевших вопросов.

К концу XX века в человечестве как никогда обострилось чувство связи с вселенной, чувство небывало возросшей ответственности за сохранение жизни на земле. Эта первоочередная задача защиты всего живого в окружающем природном мире, в различных формах человеческих отношений, в человеческой душе прямо связана с задачей восстановления гармонии там, где она нарушена. Такие нарушения наблюдаются сегодня в самых разных, на первый взгляд, но в глубине взаимосвязанных областях мировоззренческим. нравственной, экологической, социально-политической. наконец, культурной. Вполне понятно поэтому, что, обращаясь к Пушкину, современный человек и особенно современный художник не могут не воспринимать как бы заново, с обостренной чуткостью и вдумчивым вниманием тайну и силу его гармонии здесь кроются ответы-предсказания на безотлагательные, животрепещущие вопросы.

В человеческой и творческой позиции поэта угадывается некий урок, близкий и необходимый нам сегодня.

Ведь Пушкин жил в эпоху, чреватую крупнейшими историческими событиями, отголоски которых ощущаются и в наше время. Каждое из этих событий способно было бы потрясти самые основы человеческого сознания, самые глубинные нравственные устои. Но, осмыслив их с поразительной проницательностью, Пушкин сохранил здоровое, цельное, по-дневному ясное миросозерцание. Век девятнадцатый, железный уже заявлял о себе гордым размахом технических новшеств, охлаждением сердца и ума уже создавались условия, чтобы тень Люциферова крыла Блок покрыла землю в веке двадцатом.

Лицо своего времени Пушкин видел трезво. Различные черты этого лица он отразил в Алеко, Онегине, Германце, в метких и стремительных зарисовках эпиграмм. Но не кто иной, как Пушкин в веке железном век золотой угадал. Он всюду с замечательной последовательностью искал первоначала, которые следует хранить и на которые следует опираться. Он искал истоки европейской культуры в Греции, истоки России в преданьях старины глубокой, ее сказках, ее исторической памяти истоки человека в законах его совести, истоки мироздания в извечных законах гармонии.

В нынешней духовно-нравственной ситуации пушкинская тема принятия корней мира и человека, мужественное утверждение поэтом положительных начал бытия вопреки потрясениям времени, его катастрофам и трагизму - приобретает особую ценность. Георгий Свиридов оказался одним из наших современников, кто сумел разглядеть насущность пушкинской положительной программы и попытался заново, с новой глубиной осмыслить и художественно освоить ее. Об этом свидетельствует его концерт для хора Пушкинский венок, впервые прозвучавший в 1979 году. К постижению вершин пушкинского творчества Свиридов приближался всю жизнь и не в одиночку, но в русле поисков путей к Пушкину, которые на разных этапах по-разному велись в нашей культуре.

Композитор впервые обратился к Пушкину в годы, предшествовавшие 100-летнему юбилею со дня смерти поэта, когда он вновь обрел подобающее ему звание национального гения после долгих лет сбрасывания его с корабля современности, неловкой модернизации, после неуклюжих, а иногда нарочито глумливых опытов снятая покровов, дискредитации его как человека, бесцеремонного вторжения в историю его личной жизни. Возвращение Пушкину места первого русского поэта было прямо связано с преодолением разрушительных негативных тенденций в советской культуре и решительным поворотом ее к классическому идеалу.

Пушкинское начало предопределит классически ясный стиль Свиридова, прежде всего его замечательный мелодический язык, свежий, современный по интонации, оригинальный по звуковому составу, естественный в выражении чувства, точно соответствующий смыслу слова, задушевный и пластичный.

Пушкинские романсы на многие годы станут своеобразной метой композитора, эталоном Свиридовского стиля, по которому будут проверяться все его последующее сочинения.

На широком разноголосом фоне, за которым просматриваются бесконечные пространства мыслей и чувств, вырастает нечто цельное, монументальное, вершинное Пушкинский венок. В определении его жанра угадывается желание композитора зафиксировать эту цельность, значительность не цикл, не хоры, а концерт. И в самом деле, одно из первых и главных впечатлений, возникающих после прослушивания Венка, состоит в том, что в нем заключена пушкинская философия жизни. Его назначение увенчать главу мудреца, проникшего в тайну жизни, тайну отношения человека к миру, к другому человеку и человека к самому себе. В названии произведения отразилась, но всей видимости, и композиционная идея концерта.

Родственные по смыслу и настроению хоры не стоят рядом, а, соприкасаясь, друг с другом на расстоянии, образуют венок сложной композиционной цепи - отметил в своей рецензии композитор А. Николаев. Действительно, Пушкинский венок чрезвычайно многоцветен и по жанрам, и но темам, и по образности своей.

В равной степени и музыкальное воплощение стихов отличается поразительным для миниатюр разнообразием форм, лада, гармонии, типов мелодики, приемов хорового письма. И концерт входят и стихотворения в антологическом роде, и анакреонтическая лирика. Излюбленные русскими композиторами Эхо , Мери соседствуют с текстом народной песни, записанной Пушкиным. Здесь есть и стихи из цикла Подражания Корану. И в открытом, полном ожидания, устремленном в бесконечную даль финале звучат фрагменты двух неоконченных стихотворений, соединенных в свое время Мусоргским в романсе Стрекотунья белобока. Да, за целым рядом этих стихотворений уже стоит музыкальная традиция. Но раньше они существовали сами по себе, разрозненно, отдельными жемчужинами.

И вот теперь соединенные, обрели жизнь на каком-то совсем новом уровне, поскольку дали друг другу дополнительный свет и смысл. Самый факт их сплетения в один венок заставляет задуматься. В самом деле, здесь, на небольшом, но емком пространстве, образуемом десятью хорами, сошелся, кажется, целый мир небо и земля, Восток и Европа, античная Греция и православная Русь. И Солнце центр мироздания, средоточие жизни описало свой круг. От Зимнего утра оно склонилось к вечеру, скрылось и ночи и вновь воскресло в надежде нового утра. Точно так же и день жизни человеческой миновал различные стадии, испытав смену многообразных движений души восторженных, лирически нежных, иронически печальных, углубленно медитативных, молитвенных И все это вместе, сомкнувшись в круг согласных стройных хоров, создает впечатление удивительной, гармонической полноты бытия.

Судя по Пушкинскому венку , Свиридову оказался на редкость созвучным универсализм Пушкина, восхищение поэта красотой мироздания, сознание себя неотъемлемой его частью, готовность до конца открыться ему навстречу.

Универсальный принцип, лежащий в основе пушкинской гармонической концепции мира и преломленный в свиридовском миросозерцании, просматривается не только в принципе композиции Пушкинского венка приема собранья пестрых глав, не только в проблематике Эха, но и в каждой из частей.

Они, как правило, очень лаконичны и в слове, и в туке, но чрезвычайно объемны ко смыслу. Еще Гоголь обратил внимание на скрытую от поверхностного взгляда драгоценность мелких стихотворений Пушкина Тут все и наслаждение, и простота, и мгновенная высокость мысли, вдруг объемлющая священным холодом вдохновения читателя. Здесь нет красноречия, здесь одна поэзия никакого наружного блеска, все просто, все прилично, все исполнено внутреннего блеска, который открывается не вдруг все лаконизм, каким всегда бывает чистая поэзии.

Слов немного, но они так точны, что обозначают все. В каждом слове бездна пространства каждое слово необъятно, как поэт. В музыке Свиридова ощутимо явлена необъятность, многомерность пушкинского слова. Слово разрастается в звуках, соприродных ему в той степени, в какой дерево соприродно семени, из которого оно родилось. И при этом язык композитора так же сознательно ясен и прост, как и язык поэта. Ибо простота еще один из неотъемлемых атрибутов мудрости жизни и художественного творчества.

Свиридов умеет отличать подлинную простоту от фальшивой, придуманной Придуманная простота говорит он, не имеет ровно никакой цены. Придуманная сложность может быть очень и очень интересной. Она таит в себе желание ее разгадать, хотя разгадка придуманной сложности приносит иной раз разочарование, ибо ты обнаруживаешь духовную пустоту, ее породившую.

Простота ценна лишь как озарение, откровение. Элементарная простота озарения, откровения подобна зерну, таящему в себе грандиозную духовную энергию Опусти зерно через тысячу лет в землю оно принесет хлеб. Истинным художникам дан великий дар в детской, казалось бы, простоте заново, как дивную тайну, открывать окружающий мир. Замечательно, что этот дар сумели увидеть и оценить в Пушкине простые люди из народа. Так, один из них свидетельствует О чем бы Пушкин ни писал, все у него пело и торжествовало, пел у него простой русский деревенский плетень Он зиму суровую превратил в красавицу лучше лета, да и что было бы русскому без родной зимы, подумайте, и кто бы это мог сделать лучше Пушкина. С ослепительно солнечного, сияющего алмазами снегов зимнего утра, с торжествующего гимна русской природе, с ликующей осанны красоте мироздания начинается Пушкинский венок Свиридова Мороз и солнце.

День чудесный! Патетически приподнятая начальная секстовая фраза. Легкое покачивание и короткий распев последующей строки в ней и друг прелестный, и нега, и нежность.

Здесь, в этом начале, уже задан высокий тон всего сочинения. В нем названы основные герои мир, поэт, любовь. В нем, наконец, запечатлен русский гармонический идеал, связанный именно с зимней бодростью, энергией, здоровьем, чистотой снега, открытыми необозримыми пространствами, звонким воздухом, быстрой разгоряченной ездой. И Победным сиянием солнца, молодости, утром жизненного дня освещены эти пропилеи концерта.

И звуках Пушкинского венка замечательно воскрешен дух золотого века русской культуры. Стройная, мощная и одновременно легкая колоннада аккордов хорового tutti в Зимнем утре невольно ассоциируется с парадными фронтонами дворцов и триумфальными арками эпохи русского классицизма, с блеском и величием петербургского ампира пушкинской поры. Классически благородна гармония с совершенной, консонантной чистотой ее главного аккорда трезвучия, классичны диатонический мажорный лад и основная тональность белоклавишной гаммы, светлого, белого C-dur, начальный аккорд D-dur тональности финала Пушкинского венка, тональности света, радости, тональности Аллилуйи из генделевского Мессии, финала Девятой симфонии Бетховена, моцартовской увертюры к Свадьбе Фигаро и увертюры к Руслану и Людмиле Глинки.

Классична ясная, сквозная строфическая фирма, точно следующая за развитием стиха, с ее полным соответствием стихового и мелодического кадансов, классична чеканка единого дыхания мелодии, вознесшейся словно монументальная, стремительная арка над всем пространством формы.

Подчеркнем при этом, что композитор вовсе не пытается копировать музыкальный язык пушкинской эпохи. В равной степени он далек от постановки стилизаторских задач. Его музыка, в которой отложился опыт, накопленный культурой к концу XX века, по смысловой и художественной емкости своей глубоко современна. И потому в ней не реставрируется стиль усадебно-дворянской культуры, но создается художественно обобщенный образ этого стиля благодаря использованию некоторых его узнаваемых деталей и черт. Так, например, скрытый ритм польского, с которым прочно связано представление о торжественных выходах пушкинской эпохи, придает началу Зимнего утра тоже в своем роде выход, высокое начало концерта патетически приподнятый, восторженный характер звучания.

Какая-то торжественная легкость слышится в фанфарах, гимнических оборотах заключительной части Зимнего утра в мелодической фразе на слова Друг милый, предадимся бегу нетерпеливого коня с ее нетерпеливой, капризной переменой размера, в энергичных, волевых, ямбически акцентированных интервалах мелодических зачинов и концовок последних строф, в кульминационном взлете мелодии на октаву на слова и навестим поля пустые. Такова теза Зимнего утра, заданный в музыке идеал единства природного космоса и человека.

Потом, в средней части, когда мысль затуманивается воспоминанием вчерашнего ненастья, начальная секста тоже знак романсовой культуры пушкинско-глинкинской эпохи, переведенная в минор, начинает звучать элегически. Здесь слышится отголосок образов зимнего вечера из раннего свиридовского цикла на стихи Пушкина Зимняя дорога , Зимний вечер. Пространство заполняет совсем другой зимний мир темный, метельный, бездорожный.

В нем - устойчивая для пушкинской поэзии обратная антитеза свету, стройной космической красоте, ясности сознания, уравновешенному спокойствию души. Намеченное противостояние двух зим, двух зорь- утренней и вечерней - оказывается необходимым для создания внутреннего напряжения.

Это противостояние находит воплощение не только в изменении тональности, но и в контрастном соотношении хоровых составов - полнозвучного в зачине и более камерного в средней части, а также благодаря сольной партии первого сопрано, выделенного звучащими на piano голосами протянутых аккордов сопровождения. И, наконец, в заключительном разделе после прорыва из элегического настроения вчерашнего вечера в солнечный восторг великолепного сегодня, хор достигает необычайной мощи. И кажется, что все звуковое пространство наполняется ослепительным светом утверждающегося белого C-dur в заключительных строфах этой открытой, распахнутой формы.

Зимним утром начинается дорога в жизнь Далеко-далеко, за тысячу верст, устремлен одинокий женский голос Не летай, мой соловей, Поздно вечером один Как контраст протяжному сопрано, энергично и экспрессивно звучит мужской хор Парень девушку любил. Колечушком подарил. Женский хор подхватывает напев и, дождавшись отклика, жалуется Колечушко, сердечушко, Далеко милой живет.

Во матушке, во Москве, На Покровской улице Так, повторяясь и обретая через повтор все более и более драматическое напряжение в следующем куплете оно доходит в женской партии до вскрика, до стона, ведется перекличка мужских и женских голосов, оторванных друг от друга. Уже в самом диалогическом их противопоставлении, раздробленности, выделении отдельных к тембров, сольного голоса из хора в противоположность слитному, мощному хоровому tutti первой части слышится несогласие, подчеркнутое диссонантной напряженностью гармонии.

Разлад. Разлука. Юноша. бросающий родной дом, уходящий в город покинутая, одинокая женщина эта устойчивая тема крестьянской песни в России узнается и отзывается болью по сей день. На первый взгляд, песня Колечушко-сердечушко неожиданно возникает сразу после солнечного гимна первой части. Но ее появление своевременно и чрезвычайно уместно всей коренной подлинностью стоящей за ней традиции народная песня напоминает о треногах, боли, маяте земной человеческой жизни, о том, какая глубокая трещина издавна проходит по ней, вновь и вновь порождая разделение и разлад.

Без такого напоминания слишком легким, невыстраданным могло бы показаться приятие жизни, окончательное да, коорое является основой отраженного в Пушкинском венке миросозерцания. В песне проявляется предельная для гармонического стиля Пушкинского венка диссонантность.

Ею обеспечивается возрастание душевного переживания, готового вот-вот взорваться, выплеснуться в рыдании, в крике. Но этого не происходит поток чувств обуздывает прочная, веками отработанная, устоявшаяся песенная форма В ней самой, этой форме, выразился некий стихийно-мудрый уклад народной души, который не дает восторжествовать хаосу и смятению, но учит изживать наболевшее в песенных повторах, переплавлять страдание в красоту. И вот после сильнейшего душевного потрясения, после борьбы прорывающейся наружу диссонантности гармонии со сдерживающей, центростремительной песенной формой наступает своеобразный катарсис и вновь смиренно парит в вышине, устремляется вдаль и как-то просительно-неопределенно замирает тональный центр то ли а, то ли е одинокий женский голос Не летай, мой соловей, поздно вечером один Кажется, что эта концовка песни подготовила настроение следующей лирической части Мери, которая уже вся исполнена гармонической нежной тишиною.

Лирическая героиня этой песни совсем иная, чем та, которая горевала в Колечушке. В легком, грациозном ритме, в прозрачности и стройности классической четырехголосной фактуры прорисовывается изящный женский образ, отличающийся аристократической хрупкостью, воздушностью. Интересно сравнить эту часть с романсом Мери Глинки, на те же пушкинские стихи.

Развитие мелодии у Глинки и Свиридова таково, что они выражают совершенно различное настроение, различное отношение к героине. У Глинки почти фанфарно звучит ключевая фраза Пью за здравие Мери. Мелодия взметается вверх поднят бокал, восторженно льется речь, в которой кипит страсть, обожание, выраженные громко, открыто, победоносно. В свиридовской Мери эмоциональным толчком становится совсем другая внешняя и внутренняя ситуация тихо закрытые двери.

Одиночество. Тишина. В этой ситуации, естественно, возникают совсем иные, чем у Глинки, мелодические интонации нежные, интимные, имеющие тенденцию к понижению, умиротворению музыкальной фразы.

И совсем иные повторы, которые задерживают внимание на главных мыслях и словах. Трижды, нарушая стилистический строй песни и тем самым особо выделяясь на общем фоне, звучит нежное имя Мери. Ме-ри, Ме-ри. Подобно молитвенному заклинанию, повторяются трогательные слова Ни тоски, ни потери, ни ненастливых дней пусть не ведает Мери, пусть не ведает Мери, пусть не ведает Мери, пусть не ведает Мери Эгоизма страсти здесь уже нет. Его сменило нечто бесконечно более драгоценное, гармоничное полное растворение и любимой, самоотреченное пожелание ей покоя и счастья. Сила утверждения, заключенная здесь, оказывается не меньшей, чем в Зимнем утре там произносилось ликующее да красоте мира здесь же как целый мир, как источник тепла и света утверждается, возвышается до степени идеала прекрасное человеческое существо, солнце жизни моей. В свиридовской Мери, таким образом, оказывается содержательно важным не столько гений чистой красоты, не столько портрет героини, сколько отношение к ней Поэта, его умение растворяться в другом, забывая о себе. Должно быть, пушкинский бескорыстный гений любви и дружества явился главной причиной того, что все, чего бы он ни касался природа, различные культурные миры, исторические эпохи, наконец, люди, щедро открывалось ему в своей сути. Необъятность внутреннего мира достижима лишь при условии чуткой отзывчивости души на всякий звук живой жизни.

В этом, по мысли Пушкина, состоит великий долг поэта, выполнение которого уже одновременно и есть награда других наград ожидать не следует.

Тема судьбы и высшего назначения художника разрабатывалась Свиридовым, начиная с раннего пушкинского цикла.

Она звучит в таких программных его произведениях, как Поэма памяти Сергея Есенина , Патетическая оратория, кантата Снег идет. И вот теперь эта тема с новой глубиной разрешается в Пушкинском венке. Если народная песня является драматическим узлом концерта, то в хоре Эхо завязывается узел философских обобщений. важных как для раскрытия содержания предыдущих частей Венка, так и для дальнейшего развития его художественных идеи. Кажется, что вновь происходит великое таинство миротворения басы воздвигают громады гор. слышатся суровые гласы бурь и валов, грохочут громы разбуженные стихии предстают в какой то первозданной, дикой своей красоте.

Но на самых высших точках этой грандиозной мистерии возникает резкий динамический и пространственно-акустический перепалке в ответ на мощный, необычайно плотный аккорд основного хора, обрушивающийся на нас как лава массой звучности, раздается тихое мелодическое эхо в пении за сценой.

Оно подхватывает последний звук, сочувствует ему и в то же время как бы умиротворяет его. Точно так же подхватывает эхо более спокойные цивилизованные щуки человеческого мира песню девы за холмом, крики пастухов! и опять не копируя, но доводя до гармонического совершенства, вознося ввысь, в небо Эхо своим резким стилистическим отличием от предыдущих хоров, велеречивым зачином мелодизированного речитатива, эффектной, необычном фактурой начальной фразы, всем своим высоким строем гармонии, лада, своим застывшим ритмом, в котором отсутствует моторика танца, телесного движения, привлекает слух и держит его в напряженном внимании.

Но, пожалуй, наиболее сильное впечатление производит найденный композитором и примененный с редким совершенством фонический эффект двойного эха, создающий ощущение полного правдоподобия звучащего пространства Подобного Эха еще не было в богатой традиции музыкальной интерпретации этого текста, связанной с именами Римского-Корсакова, Танеева, Гречанинова.

У Танеева, например, ответ почта миру оказывается почти буквально копной услышанного. Свиридов подчеркивает его творческую прообразующую роль кажется, вся боль мира стихает, исцеляясь красотой. Сыном гармонии называл поэта А. Блок, размышляя над существом пушкинской художественной позиции. Гармония есть согласие мировых сил, порядок мировой жизни. Порядок космос, в противоположность беспорядку хаосу. По утверждениию Блока, на художника возложено решение трех крупнейших культурных задач Во-первых, освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают во-вторых, привести эти звуки в гармонию, дать им форму в третьих, нести эту гармонию во внешний мир. Все эти идеи нашли совершенное художественное воплощение в свиридовском образе эха. Особенную полноту и силу выражения получает он после кульминационной фразы об универсальной отзывчивости Поэта и шлешь ответ именно здесь дан наиболее развернутый, наиболее гармоничный законченный отклик.

И вот после всеохватывающего хорового звучания наступает тишина, в которой как-то особенно одиноко, на пустых интервалах - квинта и кварта звучит мягкий альт соло Тебе ж нет отзыва Этот голос, ясный и спокойно-грустный, приходит как будто с высоты, и высшая его правота подтверждается молчанием паузы.

Нет отзыва Таков и ты, поэт, заключают в лаконичной итоговой фразе низкие голоса. Они словно бы берут на себя функции хора в античной трагедии возвещают судьбу, бесстрастно утверждают должное, от которого не уйти извечно трагическое одиночество поэта. В смысловых акцентах Эха Свиридова, в условной архаике его стиля явно присутствует ориентация на русский эллинизм сыгравший чрезвычайно важную роль в оформлении пушкинского мировоззренческого и эстетического идеала.

В наивысшей полноте и наиболее существенных своих гранях предстает этот идеал в Греческом пире. Композиционно и по смыслу с Пир центр концерта, его сердцевина.

В античной философской традиции понятие центр находится в прямом родстве с такими понятиями, как середина, умеренность избегание крайностей, мера. И они все восходят к категории гармонии, учат здоровому и мудрому отношению к жизни. Они призывают приникать к ее чаше, отдаваться ее радостям, не теряя при этом благородно сдержанной красоты поведения, уменья властвовать собой. Не в этом ли нравственно-мировоззренческом зерне следует искать содержательные первоосновы пушкинской поэтики, не отсюда ли происходит стройный и строгий лик его творений, державное течение речи, одетой в гранит четких фраз, точных и лаконичных эпитетов? Музыкальная поэтика свиридовского Пира ей сродни.

Тихий вечерний звон колокола долетает до пира мудрецов. В тембре и призвуках этого чарующего звона проступает даль открытого пространства, слышится мерное дыхание южного моря, мерный бой часов, ведущих отсчет незаметно и неумолимо текущего времени. Углубленная закатная тишина.

Покой. Согласный, стройный хор запевает песню, построенную на диатонике с ясной гармонической фактурой, с аккордами классической народно-ладовой гармонии. Каждой из трех чаш, поднятых мудрецами во имя граций, краснощекою здоровья и дружбы многолетней, находится свой точный музыкальный образ, переданный всего лишь несколькими лаконичными деталями, выразительными штрихами. А в конце под куполом неба, образ которого композитор передает в своем излюбленном аккорде синевы, возникающем в слитном звучании хора и колокола, происходит погружение в золотой сон, возвышающий обман каким стала для России, для Европы античная Греция.

Но обман этот дорог, ибо в нем, как это ни парадоксально, запечатлена истина о высшем гармоническом идеале красоты, здоровья, радости, без которого не может существовать человечество. В Греческом пире акцентирована одна из важнейших сторон того идеала мудрость меры. И в тихом вечернем звоне, обрамляющем строфы хоровой песни, мера жизни поддерживается, реализуется в образе колокола.

Колокольностью, так же как и звучанием хора, ладами, гармонией, образным строем ряда частей Пушкинского венка , Свиридов подчеркивает ставшую для него идейно значимой связь, родство русской и греко-византийской культуры. Вот почему композитору оказались близкими последовательно отстаиваемые Пушкиным в своем зрелом творчестве закон меры, ориентации поэта не только на золотой век античности, но и на одну из центральных проблем отечественной культуры духовную трезвенность, реализм в самом глубоком значении этого слова.

В Пушкинском венке присутствует та особая пушкинская живая мера и гармония Ап. Григорьев, которая охраняла русское искусство от крайностей, от утраты меры, потери трезвого взгляда на жизнь человека. Итак, с античными мотивами в поздней лирике Пушкина неразрывно связано для русского сознания представление о мере обращения с чашей жизни в восприятии различных явлений, в отклике на них, в бытовом и творческом поведении. Нарушение этой меры влечет за собой потерю жизненного равновесия, утрату мудрости.

Своеобразная шуточная иллюстрация такого отклонения от меры дана в следующей части концерта, получившей название Камфара и мускус на пушкинский текст От меня вечор Леила. Солнце, которое так победоносно ликовало в Зимнем утре, теперь, погрустнев, неуклонно заскользило вниз. В человеческую жизнь прочно вошла стихия вечера. С неумолимыми законами природы не захотел считаться фатоватый старик, увязавшийся за молодой красавицей.

Облик его передан в очень комической пустой квинтовой фразе характерного мужского хора, томной, ноющей и одновременно нелепой. В пустоте квинты угадывается немощь, слабость старика и тем забавней воспринимается его подпрыгивающая, заигрывающая походка с поскрипыванием, покряхтыванием, которые переданы звуками щелкающих, пристукивающих ударных. А остроумный портрет-характеристика красавицы нескромной на мгновенье мелькает во взлетающем аккорде инструментального сопровождения, когда она дает хлесткую отповедь старику.

Камфара и мускус это жанр, сценка, обладающая почти зримой достоверностью. В ее комизме есть чуть заметная щепотка вечерней грусти. В ней есть и своя мудрость, ибо она научает той мере самокритичности, самоиронии, с которой человеку следовало бы относиться к самому себе, чтобы снимать излишнюю грусть, излишнюю жалость к себе при столкновении с теми сторонами жизни, которые на самом деле не так уж веселы. С этой части начинается перелом в эмоциональном и сюжетном строе концерта в него все прочнее и глубже входят вечерние темы, настроения, думы. И все более погружается внутрь себя человек. Зорю бьют из рук моих. Ветхий Данте выпадает.

На устах начатый стих Недочитанный затих Дух далеко улетает. Несколько скупых сдержанных фраз. Никогда не были они осмыслены и пережиты с такой глубиной, как к музыке Свиридова, тихое, пение закрытым ртом одних и тех же торжественно печальных аккордов создает образ ночного мира, огромного небесного купола над головой.

Этот мир, это небо существовали и еще, быть может, будут существовать миллионы лет. В протяжных аккордах чаконы, иx постоянно возвращающейся, замкнутой последовательности символ часов, замкнутого круговращения жизни. И ветхий Данте, которым еще полна душа, ведет ее по своим кругам Откуда-то издалека, настойчиво и тревожно, нарушая ночной покой, запела труба. И душа человеческая, застывшая в созерцательном сосредоточении, встрепенувшись, восприняла на подготовленную почву ее зов он прозвучал как острое напоминание о временности жизни, как знак судьбы.

Тогда сошлись концы и начала чтобы понять дальнюю весть, душа возвратилась вспять, к истокам, в них предопределена личность и предначертана судьба. Но вот неожиданно громко, Тревожно воспрянул хор и сигнал зори зазвучал совсем рядом крыло близкой судьбы на какой-то миг коснулось сердца, и оно рванулось в трагическом предчувствии. А потом труба отдалилась, и в ее звуках появилось что-то новое не тревожное, но благородно-мужественное, итоговое. Душа примиренно затихла - и просветлела После огромного напряжения этой части следует психологически необходимая разрядка пастораль, лирическое интермеццо Наташа, написанное на слова раннего юношеского стихотворения лицейской поры. Здесь тот же. Что и в Мери, глинкинский трехдольный ритм баркаролы ритм Венецианской ночи, та же классического типа мелодика.

Но в отличие от Мери тут легкий бег воспоминания в поисках неуловимой женской тени, которой нет Ни над озером волнистым, ни под кровом лип душистым и без которой этот мир. уже тронутый осенью, совсем не тот, что был прежде.

Свет Наташа! Где ты ныне? Нет отзыва И вот за этой краткой передышкой начинается труднейшее восхождение к духовной вершине произведения. Уже догорела вечерняя заря. На земле глубокая ночь. Угасли краски внешнего пира, угасли и его волнения. Душа осталась наедине с собою, ушла в себя. Силы тьмы, сгустившись, стремятся одолеть ее печальными мыслями, лукавыми снами, страхом.

Чтобы победить их, нужно огромное волевое напряжение, нужна внутренняя борьба. нужно доходящее до предела усилие духовного выпрямления, высветления. И вот мы почти зримо наблюдаем эту схватку души с мировой тьмою. Восстань, боязливый, тихо и требовательно звучит хор. Язык его воззвания суровый и возвышенный архаический переменный лад, полифоническая тема в старинном духе, построенная по тонам мажорного гексахорда, и фугообразный прием ее изложения.

Восстань, боязливый, настойчивее, требовательнее, выше и сильнее звучит хор. Восстань метафорически олицетворено уже в начальном восходящем квинтовом шаге темы, в устремлённости формы вверх тема благодаря тональной разомкнутости поднимается четырежды но квинтам ввысь. Словно волны набегают одна на другую имитации постепенно сокращающейся и обретающей ритмическую активность темы, к призыву подключаются все новые голоса, идет их восстание от низкой, басовой партии к верхней, сопрановой.

Призыв мужает, становится все увереннее, активней, непоколебимей и кажется, что вместе с ним укрепляется, воздвигается дух человеческий. Логическим завершением этого мощного вертикального движении становится кульминационное стретто и уже чисто гармоническое повелительное заключение первого раздела формы Восстань! Восстань! Потом начинается вторая часть-кода на органном пункте. Здесь передано совсем иное внутреннее состояние молитвенная сосредоточенность, постепенное затихание души. В обретенном покое слышится словно с высоты проникновенное соло альта Сердечной молитвой. пророк, удали Печальные мысли, лукавые сны И с высоты еще более значительной нисходит сопрано, дивный вестник рассвета До утра молитву смиренно твори Небесную книгу до утра читай! А потом стихает и этот голос.

Обновленный, очищенный внутренный человек достигает безмолвной молитвы. На постепенном crescendo звучит протяжный аккорд в душе разрастается свет И вновь наступает утро. Опять зима, мороз и веселое, безоглядное, дух захватывающее дыхание.

Кольцо Пушкинского венка вот- вот замкнется звучит последняя часть Стрекотунья-белобока. Но вслушаемся и тогда окажется, что все-таки это совершенно новое утро иное, чем в начале. Новое, небывалое, неведомое. Оно еще только разгорается только засверкал луч зари, только начался стремительный разбег. Красота этого утра еще не утвердилась как в первой части она предчувствуется. Да, ныне все соткано из предчувствий, предсказаний, пророчеств За калиткою моей скачет пестрая сорока и пророчит мне гостей Часто-часто настойчиво бьется, стучит барабанчик таинственной цыганочки что-то она напророчит, нагадает, куда заманит? И все вокруг неясно лепечет, звучит, исполнено волнующим движением ожиданием какой-то светлый гость едет! Колькольчик небывалый у меня звенит в ушах Вот ключ Стрекотуньи белобоки, вот откуда родился этот нежно серебристый, мерцающий звуковой фон, эта пульсирующая музыка сфер. Жизнь для Поэта тайна, и все в ней чудо, непостижимое и в то же время, все-таки ждущее постижения, открытия, эха в пытливой человеческой душе. Жизнь тайна.

Слово откровение тайны, неясный звук, вдруг неведомо откуда посещающий душу послание жизни, частица ее тайны.

Это предчувствие, предвестие зарождения слова. Моих ушей коснулся он. И в них раздался шум и звон Таков и Пушкинский венок на самом пороге откровении. Шумом и звоном тайной бытия полон финал свиридовского концерта. Звуковой фон перестает быть только фоном он становится основной содержательной и конструктивной доминантой.

Он предопределяет оркестровую трактовку хора, использование технических приемов хорового письма, которые создают иллюзию инструментальной звучности. Из него возникают отдельные выкрики, вырастают отдельные партии, ансамбли, сольные голоса, выплывает и в нем же растворяется затейливая, игривая мелодия цыганочки. Так возникает звук, таинственная, внутренняя музыка самой жизни, и пульсирующий ритм временами заполняет собой все пространство, достигая в кульминации небывалой силы, превращаясь в белое звуковое пятно, в звенящее марево света.

Композитор ориентируется на Пушкина прежде всего как на хранителя ясного дневного сознании в нашей культуре, ее разумной художественно-нравственной меры предупреждающей крайности. Стиль свиридовского творчества восходит к пушкинском формуле цель художника есть идеал, а не нравоучение. Идеал это высшая цель человечества, это мечта о всеобщем согласье, это принцип гармонии положенный в основу природного космоса и человеческой души. Наиболее существенные стороны этого идеала раскрыты Свиридовым в Пушкинском венке. Здоровому, гармоническому мироощущению которым проникнуто это сочинение, соответствует его поэтика в ней проявляется последовательная верность гармонии в узкомузыкальном смысле.

Ее главные приметы своеобразно развиваемые принципы классической тональной гармонии, диатоническая в своей основе ладовая система, мелодическое песенное мышление. Пушкинское начало обнаруживается в стремлении композитора к ясности, лаконизму, точности. Составляя концерт из простейших элементарных форм, Свиридов добивается при этом поразительной их гибкости и разнообразия.

Им присуща именно простота откровения. О золотом веке музыкальной культуры напоминает их безыскусная наивность, сердечность. О нем свидетельствует и то обстоятельство, что при всей камерности, лиризме этихпесен, они звучат не в сольном, а в хоровом исполнении. Ориентация на хоры принципиальна в хоровом начале отражена гармония человеческих отношений, оно несет в себе напоминание о согласье, ладе народной жизни.

Но вот что примечательно все архаические формы, к которым обращается Свиридов, обретают у него удивительно свежее, современное звучание. Сама элементарность этих форм, равно как их предельно осмысленное использование в концерте нет никаких архитектурных излишеств, никаких наростов, переходов, связок, заставок, напоминает о том художественном аскетизме, к которому стремится музыка XX века. С другой стороны, для Свиридова характерно утонченное по тембровой окраске хоровое письмо.

Свежо совсем по-новому звучит его изысканный аккорд И в данном случае композитор следует эстетическим заветам Пушкина сочетать в творчестве верность первоосновам искусства и совершенное владение художественным языком своей эпохи. Здесь проявляется еще одно замечательное свойство гармонии в древности считалось, что непременным условием ее существования является парадоксальное на первый взгляд согласование постоянства и подвижности.

Вот отчего там, где воцаряется гармония, вечное предстает в живом захватывающем движении, неуловимом для неподвижных формул, неисчерпаемом даже в самых емких, но все-таки имеющих предел границы определениях. Гармонией, лирическим движением, истиной чувств отмечен Пушкинский венок Свиридова. Поэтому нет возможности но всей полноте передавать словом его живую тайну. Пушкинский венок при всей его ясности, цельности, просветленности, спокойной углубленности лишь ни первый взгляд кажется замкнутым, отрешенным от боли мира и проблем времени произведением.

На самом деле оно обладает скрытой нравственной активностью. В нем отстаивается твердая вера в ценности и идеалы, которые необходимо хранить и проповедовать сегодня. В нем содержится напоминание о возросшей ответственности художника в современном мире, напоминание о его главной, извечной задаче, ныне ставшей остро насущной искать гармонию в глубине жизни и ею исцелять.

Глава 2.

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Г. Свиридов анализ концерта «Пушкинский венок»

Стихи становились романсами, поэмы и повести операми. Эта традиция, естественно, жива и поныне, так что в самом факте обращения композитора к… В творчестве замечательного советского композитора Георгия Свиридова восхищает… Даже и у Пушкина берется не то, что обычно лежит ближе всего и что взять легче, доступнее. Надо отметить еще, что…

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Анализ концерта

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Творчество композитора
Творчество композитора. Георгий Васильевич Свиридов родился 3 декабря 1915 года в маленьком городке Фатеже, расположенном в степной Курской губернии. Отец Свиридова был крестьянином. В начале револ

Творчество поэта
Творчество поэта. Поэт родился 26 мая 6 июня нов. ст. 1799 года в старинной дворянской семье мятежного рода Пушкиных. Его отец, не чуждый вольнолюбивых веяний своего времени, увлекался стихами, соч

Музыкально-теоретический анализ
Музыкально-теоретический анализ. Характеристика мелодии, голосоведения, фактура Мелодии Свиридова напевны, удивительно естественны, они очень в голосе, в природе пения. Это главный стержень, главна

Диапазон хора и хоровых партий
Диапазон хора и хоровых партий. Диапазон хора от соль малой октавы до ля второй октавы. Диапазон хоровых партий. Сопрано I до первой октавы ля второй октавы. Сопрано II до первой октавы фа в

Особенности ансамбля и строя
Особенности ансамбля и строя. Для создания ансамбля в хоре, нужны точные дирижерские жесты. Точность движений должна выражаться во-первых, в математически равной длительности по времени всех взмахо

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги