Как мода пришла в Россию

Как мода пришла в Россию До петровских реформ и женщины и мужчины носили одежду практически одного покроя.Первые попытки уйти от традиционного, веками не менявшегося костюма появились у нас в конце XVII века. Тогда же царь Алексей Михайлович вынужден был издать указ, запрещающий перенимать чужие обычаи, носить платье «с иноземского образца». Но все было тщетно: стоило России выйти на более тесные деловые контакты со странами Западной Европы, как старорусская одежда стала казаться некрасивой и неудобной.

Петр I заставил страну жить в другом темпе; ее новому ритму, изменившемуся образу жизни мало соответствовали длинные, сдерживающие движение одежды. Так же, впрочем, как и бороды едва не до пояса. И Петр I открыл дорогу моде, в частности, немецкой.В указе, который был издан им в 1701 году, с точностью перечислялись все виды одежды, которые отныне только и могли носить русские люди и мужчины, и женщины, от нарядных костюмов до исподнего белья, от шапок до башмаков.

Россия начала менять гардероб. Казалось бы, ну и что из этого? Оделись иначе— какая разница? Однако это была ломка, и она, с одной стороны, отразила те перемены, которые происходили в обществе, а с другой— во многом способствовала этим переменам, затрагивающим все сферы жизни людей.Любопытные свидетельства этой ломки мы находим в памфлете М. М. Щербатова «О повреждении нравов в России», который был написан в или 1786 или 1787 году, но впервые опубликован лишь А. И. Герценом и Н. П. Огаревым в Вольной русской типографии в 1858 году. Автор памфлета пишет, что в прежние, любимые им допетровские времена только самые парадные царские одежды были богаты и великолепны: «злато, жемчуг и каменья повсюду блистали»; они «столь редко употреблялись и столь крепки были, что их за носильные одежды и почитать не должно; но были они яко какие коронные сосуды», украшения их «быв сделаны из золотых блях, жемчугу и каменей из роду в род переходили». Даже царь и царица «пять или— шесть, а много до десяти платьев когда имел то уже довольно считалось, да и те нашивали до износу». Бояре и чиновники тоже не знали о перемене мод, «но что деды нашивали, то внучата, непочитаясь староманерными носили и употребляли». Принято считать, что в истории костюма шла драматическая— а временами и комическая— борьба между двумя началами: утилитарной целью, которой служила одежда— скрывать наготу, защищать от холода, и ее эстетической функцией— украшать.

Традиционная народная одежда, не подвластная моде, сочетала в себе оба эти начала.

Она была красивой— по понятиям не одного поколения людей, удобной— по их представлениям об удобстве.

И потому она была стабильной. Так что наблюдение точное. Но вот наступили петровские времена.И повелел царь «бороды брить, отменил старинныя, русския одеяния и вместо длинных платьев заставил мужчин немецкие кавтаны носить, а женщин, вместо телогреи, бострги, юбки, шлафорки и самары, вместо подкалков, фонтанжами и корнетами голову украшать». Это было вызвано, по мнению автора, тем, что люди стали иначе жить и общаться, женщинам, прежде не покидавшим своего дома, было приказано появляться в собраниях, и одеваться требовалось по моде. Сейчас далеко не каждый сможет вразумительно объяснить, как выглядела, к примеру, телогрея, привычная в стародавние времена одежда.

Но для женщин петровских времен и прическа «фонтанж», как называет ее Щербатов, тоже нуждалась в пояснениях.Мода приносила свои термины, составляла свой словарь— она всегда нуждалась в переводчике.

Как, впрочем, и теперь. Немецкий костюм— вполне объективно— был удобнее для деятельности человека.Возможно, и вся новая мода тогда провозглашалась как самая практичная, как единственно отвечающая духу времени, времени преобразований и строительства. Но— «фонтанж»! Ее называли еще «а ля Фонтанж» по имени герцогини Фонтанж, одной из многочисленных фавориток «короля-солнца» Людовика XIV: это была очень пышная прическа из круто завитых волос, которую украшали цветами и кружевами.

Нет, ее— даже с большими натяжками— нельзя было назвать практичной. Но, очевидно, она тоже соответствовала духу того времени— до эмансипации было еще несколько веков, и если женщины и появлялись теперь в «собраниях», то явно не для того, чтобы заниматься делами или вести «умные» разговоры.Их роль была скромнее— они «украшали» общество деловых мужчин, и в таком смысле их прическа была, можно сказать, утилитарной— служила вполне практической, земной цели Впрочем, Щербатов подмечает не без иронии, что мода потребовала жертв: на сооружение «фонтанжа» требовалось трое суток, и бедные женщины «должны были до дня выезда сидя спать, чтобы убору не испортить». Одежды становились все более изысканными и дорогими, хотя сам Петр «кроме простых кавтанов и мундиров никогда богатых не нашивал». «И беднейший человек ныне того носить нестанет»,— заключает Щербатов уже с позиций своего времени.

Правда, он тут же объясняет, что Петр «имел себе в предмете, чтобы великолепием и роскошью подданных побудить торговлю, фабрики и ремеслы». Уже тогда, с первых своих шагов, мода была катализатором развития промышленности , которую нынче называем «легкой». Хотя одновременно автор памфлета отмечает и то, что мода вызвала стремление к роскоши: «моды хотя долго продолжались, однако оне были, и по достатку своему оные уже их чаще, нежели при прежних обычаях делали». Все это звучит весьма современно.

И в наши дни, когда мода стала меняться с головокружительной скоростью, она так же способствует повышенному интересу к вещам, придавая им престиж, которого они вряд ли заслуживают. Отмечает автор и другое любопытное обстоятельство: едва возникла мода, как сразу же появились сословные ограничения.

То, что было дозволено императрице, не разрешалось никому другому.Только она одна могла «убирать алмазами обе стороны головы», все прочие— только левую. «Запрещено стало носить горностаевые меха с хвостиками, которые одна она носила». Уже в те времена понимали престижность модной одежды, и те, кто обладал властью, не позволял тиражировать свои туалеты.

Это тоже любопытная черта отношений с модой. Роскошь двора, увлеченного модой, стала «из меры выходить», и уже императрица Анна издает указ, запрещающий ношение золота и серебра на платье, «а токмо позволено было старое доносить, которыя платья и были запечатаваны». Но процесс продолжался, несмотря на запреты.Мода расточительна— она и была такой с момента своего появления. Во времена Елизаветы «подражание роскошнейшим народам возрастало и человек делался почтителен по мере великолепности его житья и уборов». Роскошь в одеждах превзошла все пределы, «часто гардероб составлял, почти равный капитал с прочим достатком, какого придворнаго или щеголя, а и у умеренных людей онаго всегда великое число было». «Да можно-ли было сему иначе быть,— продолжает Щербатов,— когда сам Государь прилагал все свое тщание, к украшению своей особы, когда он за правило себе имел каждый день новое платье надевать, а иногда по два и по три на день » И добавляет о «Государе»— Елизавете: « Стыжусь сказать число, но уверяют, что несколько десятков тысяч разных платьев после нее осталось». «Стыжусь сказать»— но мы-то знаем, что около 8 тысяч платьев! Мода и тогда могла кружить головы Главные черты нового для описываемого времени явления— моды— можно заметить здесь без особого труда.

И в этом отношении она мало изменилась за более чем три прошедших с тех пор столетия.

Мы без труда узнаем в ней характерные черты— и те, что делают ее привлекательной, и те, что кажутся нам нелепыми и смешными иногда только потому, что нас увлекает нечто совсем другое (но ведь и оно может показаться нелепым и смешным уже нашим внукам). С первых шагов мода способствовала развитию промышленности.

Отражала свое время и образ жизни людей своей эпохи. Влияла на нравы, на поведение, хотя при этом оставалась как бы в стороне— люди сами попадали в ее сети, и притом не без восторга и радости.

Она заставляла людей больше думать о внешней красоте, престижности и забывать о других, духовных, ценностях, что Щербатов назвал «повреждением нравов». И это, разумеется, только часть «вины» и «заслуг», которые, как считают, несет мода. И напоследок— история с бородой . Петр I одел мужчин в камзолы и брюки, а женщин— в пышные декольтированные платья, а также приказал сбрить бороды. Их сбрили. Но не все— казаки воспротивились новой моде и остались при бородах.В 1814 году русские войска, завершая войну с Наполеоном, вошли в Париж. Героические казаки произвели на парижан неизгладимое впечатление, а борода просто вошла в моду. Она так и называлась— борода «а ля рюсс». Об этом с восторгом писали в парижских газетах: «Борода— это естественное украшение особ сильного пола. Она часть мужской красоты.

Она изменяет пропорции лица, расширяет или сужает его овал, изменяет оттенки кожи щек и подбородка, защищает кожу своим шелковистым сумраком и усиливает ее блеск.Только борода может придать особую значительность лицу мужчины». Возникновение новой моды в Париже привлекло внимание и российских модников. По примеру «передовой Европы» заводят бороду и они, не подозревая, что к ним вернулась их собственная борода, правда с зарубежным патентом.

Список литературы Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://aield.ru/.