5 мая 2007 года, 10.56
«Она хотела вам сказать, вам надо обязательно к врачу сходить», – крутится в голове у Когана, пока он пробирается домой по пробкам. Он по привычке поехал той же дорогой, что и обычно, с Университетского на Палм-драйв, потом на Арборетум и налево, на Сенд-Хилл. Этот путь проходит мимо торгового центра Стенфорда. Сенд-Хилл приобрел известность в девяностых, во время технологического бума, когда цены на недвижимость в этом районе взлетели до небес. Шесть километров пути от торгового центра до 280-го шоссе забиты, как и всегда по субботам. Пробка в сторону шоссе даже больше, чем в сторону торгового центра, но Коган не раздражается. С тем же успехом он мог бы мчать со скоростью 140 километров в час по шоссе. Отчаяние потихоньку уступает место нервному возбуждению. Когана пьянит внезапная догадка. Такого с ним не было уже пару недель.
Что же она имела в виду? Керри собиралась передать ему эту фразу уже давно, почти месяц назад. Собиралась – и забыла. И тем не менее он был совершенно здоров – если не психически, то уж физически точно.
«Она хотела вам сказать, вам надо обязательно к врачу сходить».
Значит, с Кристен что-то было не так. Очень не так. И в данном случае – ему это на руку.
Когану ужасно хочется с кем-нибудь поговорить. С Кэролин? Не стоит. Как ему не жгло под хвостом, но Кэролин обязана будет передать всю информацию в прокуратуру, а Теду еще нужно эту информацию обдумать. И возможные осложнения.
Но вот Кляйн, его чудесный бесхребетный друг, вполне подойдет.
– О, привет! – отвечает Кляйн, взглянув на определитель номера.
– Ты где?
– В клубе. А что стряслось?
Отлично. Клуб гораздо ближе, чем дом Кляйна. Как только Тед доберется до развязки, пробка рассосется, и он на всех парусах домчится до места назначения минут за восемь.
– Надо поговорить.
Кляйн уныло вздыхает. Но не раздраженно, уже хорошо.
– Давай через полчаса? Я тут с Триш и мальцом обедаю. Мы с Ринхартом через тридцать минут в «Синий мел» подгребем, лады?
– Нет, Кляйн, ты мне нужен сейчас. Я ее видел.
– Кого?
– Девчонку. Керри.
– Тед, погоди…
Поздно. Он уже повесил трубку.
* * *
Коган въезжает на парковку клуба и удивляется тому, как он отвык от этого места. А вроде был совсем недавно. Похожее ощущение Тед испытал, когда приперся на встречу одноклассников много лет назад. Вроде все знакомое и в то же время чужое. И, как и тогда, его охватывает тоска по прошлому. Тед тяжело пережил отстранение от должности, но иногда ему кажется, что мелкие потери дались ему еще труднее. Простые радости: подкалывать Кима и Ринхарта во время игры или, развалившись в кресле рядом с бассейном, комментировать матч и способности теннисистов. Они оказались недоступны, и это все равно что лишиться одной из спиралей ДНК.
Обычно девушка на ресепшен даже не спрашивает его карточку члена клуба. Она просто улыбается и говорит: проходите, доктор, я вас записала. А сегодня та же самая девица с лицом, нисколько не обезображенным интеллектом, изумленно смотрит на него.
– Привет, Сандра. – Тед протягивает ей карточку. – Как дела?
– Нормально. – Она берет карточку, но явно не знает, что с ней делать.
Тед чувствует – что-то не так. Наверное, девушка слышала о его аресте. Он спрашивает, будет ли она прокатывать карточку или ему просто проходить.
Она смотрит на карточку, потом на него, потом на кард-ридер на столе. Тед все еще не догадывается, чем она так обеспокоена. И только когда Сандра прокатывает наконец карточку, он понимает, в чем дело.
– Простите, – говорит Сандра, – ваша карточка заморожена. – И через секунду: – А вам что, не сообщили?
– Заморожена? Что это значит?
– Приостановлена.
– Я ее не замораживал.
– Я знаю. Это руководство клуба. Погодите, я сейчас Билла позову.
Выходит Билл, менеджер клуба, вполне приятный парень. Был приятным. Биллу лет сорок, но он в отличной форме. Он появляется через несколько минут, как всегда в белой рубашке поло, которая подчеркивает накачанную мускулатуру. Он из тех, кто выглядел бы старше своих лет, если бы работал в офисе. Но в клубе Билл проводит на улице пять дней в неделю, и это позволило ему сохранить молодость тела и кожи. Впечатление усиливается еще и потому, что Билл пользуется каким-то средством для укладки волос, и от этого его темная шевелюра выглядит немного неестественно.
– Привет, Тед, как дела?
– Все отлично, Билл. Вот только я не могу пройти мимо вашей тронувшейся умом охранницы.
Билл улыбается Сандре, и она улыбается в ответ, радуясь тому, что теперь ее начальнику, а не ей придется бодаться с клиентом.
– Мне очень жаль, но ваше членство в клубе временно приостановлено. – Билл говорит ровным официальным тоном, каким обычно общается с теми, кто не смог заплатить вовремя членский взнос.
– Это вы его приостановили?
– Нет. Это дирекция. В соответствии с политикой клуба.
– Что-то я не помню такого пункта.
– Клуб может разорвать любой договор. В вашем случае он не разорван, а приостановлен до тех пор, пока… Ну, пока ситуация не разрешится.
– И почему мне об этом не сообщили?
– Мы сообщили. Мы послали вам письмо.
Да, такое вполне могло быть. После ареста Тед редко просматривал почту и сразу откладывал в сторону то, что казалось ему неважным. Он вполне мог решить, что это письмо с обычным ежемесячным обновлением услуг клуба.
– Скажите, Билл, разве вы не являетесь членом совета директоров?
– Ну… да…
– То есть вы тоже голосовали за то, чтобы приостановить членство?
– Мы… понимаете… Нам было трудно принять решение…
– Как поживает ваша матушка?
– Что?
Билл отлично знает, о чем речь, хоть и не хочет в этом признаваться. На лице появляется виноватое выражение.
– Спасибо, здорова, – отвечает он почти шепотом.
– И что, моя консультация помогла?
Билл смотрит в пол:
– Да.
– Простите, я не расслышал.
– Да. – Билл говорит уже громче, даже стоявшие рядом гости оборачиваются. – Слушайте, Тед, дело не только в директорах. У нас тут родители пришли жаловаться. Сюда же детей приводят.
– О господи! Вы чего, совсем с катушек съехали?
В этот момент из ресторана выходит Кляйн и, заметив Когана, двигает в его сторону.
– Все нормально, Билл, – говорит он. – Тед пришел ко мне. Дальше я с ним сам разберусь.
Кляйн берет Теда за локоть и тихонько говорит:
– Пошли, старик! Расслабься, оно того не стоит.
* * *
Они садятся в машину. Коган молчит уже несколько минут. Он не то чтобы в ярости от того, что сделал Кляйн, но достаточно зол, чтобы не разговаривать. А Кляйн переживает, потому что плохо разбирается в эмоциональных нюансах. Он предпочитает четкое и ясное изложение ситуации. Как и большинство женщин, с которыми встречался Коган. Вообще говоря, если бы Кляйн был женщиной, он бы как раз так себя и вел. Спрашивал бы постоянно: о чем ты думаешь? – или жаловался: я, мол, тебя не понимаю.
И самое смешное, как только Коган воображает Кляйна произносящим этот бред, тот немедленно выдает почти точно такую фразу, только в чуть более мужественном варианте:
– Как дела, а? О чем задумался?
– О том, что ты меня сейчас спросишь, о чем я думаю.
– Не, я серьезно.
Тед упорно смотрит на дорогу.
– И я серьезно.
Кляйн молчит пару секунд.
– Прости, – говорит он наконец. – Я думал, ты знал.
– Не парься.
– Я собирался тебе сказать, но совсем закрутился с этим переездом. Мы же новый дом купили. У нас уже залог приняли, и тут Триш вдруг на попятный. И мечется туда-сюда всю неделю. Ей кажется, что цены упадут и мы месяцев через шесть или через годик дешевле купим. Или больший за те же деньги. Мы только об этом теперь и говорим.
– Да, тяжелый выбор.
Кляйн не успокаивается. Ему надо оправдаться, надо объяснить, что он и сам только несколько дней назад узнал от другого члена клуба, который спросил, как у Когана настроение.
Кляйн нудит и нудит, вымаливая у себя же самого прощение, а Коган думает о том, как он вел себя в клубе. Справился ли он с ситуацией? Вроде да. Неплохо вышло. Он не позволил Биллу его унижать. Вот сукин сын! Да он Теду каждый день названивал, когда мать в реанимации лежала. И вот пожалуйста, только хвост припекло – тут же Теда с готовностью продал.
– Мы ходили на концерт, – говорит Кляйн.
Коган глядит на приятеля. Похоже, с темы приостановленного членства тот уже слез.
– На «The Chemical Brothers». С Розенбаумом. Пару дней назад. Это он билеты достал.
– «Будудоктором». Вот козел!
– Слушай, он, конечно, бестолковый, но парень хороший.
– Ладно, не заводись.
Розенбаум – последний человек на свете, кого Коган хотел бы сейчас обсуждать. Хотя тот наверняка распускает гнусные сплетни за его спиной. Вот им с Беклер счастье-то привалило!
– Это, короче, электронная музыка. Ты ведь знаешь эту группу?
Коган кивает. Знает, конечно. Он их иногда в операционной ставит. К чему это он?
– Там площадка такая странная, смахивает на огромный клуб. Мы все надрались в зюзю и давай плясать рядом с компанией девчонок. И я одну все время руками задеваю, а она вроде ничего, не против. Тогда я ее и вправду беру за талию. Ничего такого, просто держу аккуратненько. Она опять – ноль реакции, даже не оборачивается. Тогда я обнаглел и держу ее крепче, уже руку ей на живот кладу. А она ко мне назад отклоняется. А у меня руки ну как будто соскальзывают случайно иногда, и я уже чувствую край ее лифчика и тяжесть груди. Круто! Заводит, но при этом как бы ничего личного – она же не поворачивается.
Коган озадаченно смотрит на Кляйна. Ну надо же, Кляйн впервые за долгое время рассказывает такую интересную историю.
– И что, другие парни видят, как ты ее лапаешь?
– Ну да. И подбадривают меня.
– А дальше?
– Вот то-то и странно. Ничего. Концерт заканчивается, зажигают свет, и она мне говорит «пока»! И уходит! Как будто ничего и не было. Словно мы познакомились на вечеринке, поговорили пару минут и разошлись каждый своей дорогой.
– А ты уже губы раскатал.
– Да нет. Я бы так и так не стал ничего делать. И я подумал, может, с тобой тоже что-нибудь подобное было? Может, ты посидел на кровати с этой девочкой, поговорил, а она из этого раздула целую историю? Я уже давно об этом думаю. Могло такое быть? – неуверенно спрашивает Кляйн. – А?
– Думаешь, я ее трахнул?
– Я этого не говорил.
– Ага. Думаешь, девчонка лежит на кровати раздетая, чего бы Когану ее не пощупать? Он ведь всегда так делает. Он у нас дока по этой части. Заставить женщину снять одежду и пощупать ее так, чтоб ей понравилось. Ну а эта просто оказалась чуточку моложе.
– Сильно моложе, – вставляет Кляйн.
– Ладно, сильно моложе.
Коган ждет, когда же Кляйн спросит. Ведь должен же спросить! Заставить поклясться здоровьем близких. Вместо этого Кляйн выдает – как всегда вовремя – более предсказуемый и назидательный пассаж:
– Надо было тебе что-нибудь дельное мне ответить, когда я тебе звонил в ту ночь. Нечего было врать про старую подружку и ее приятельницу. Сказал бы правду, и разговора бы этого не было. Я бы тебе мозги на место вправил. Велел бы выкидывать их из дома к чертовой матери.
– Я знаю, – отвечает Коган, снова замедляя ход перед пробкой. – Я знаю, Кляйни.
* * *
Коган ведет машину и улыбается. Иногда, выпив вечером пару стаканов вина, он ложится в гамак и слушает диск, который ему подарила Кристен. Она его сама записала. На диске двенадцать музыкальных композиций, в основном саундтреки к фильмам. Кристен аккуратно выписала названия всех песен на коробке и даже вывела заглавными красными буквами: МУЗЫКА НОЖЕЙ.
Музыка играет громко, но не слишком громко, а он вспоминает то утро. Тед присел на краешек ее постели. Спросил девушку, как она себя чувствует. Его и самого мучило похмелье. Взял ли он ее при этом за руку? Он не помнит точно. Но вряд ли.
– Если узнают, что ты у меня ночевала, меня с работы вышибут, – сказал ей Тед. – Неприятностей будет – не оберешься.
Может, он слишком пристально и долго на нее смотрел? Тед всего лишь следил за выражением ее лица. Пытался понять, дошел ли до нее масштаб бедствия. Но что-то в ее взгляде зацепило его, отвлекло от темы. И его фраза просто повисла в воздухе вместо того, чтобы напугать Кристен. Они помолчали, и девушка спросила:
– А где Керри?
– Спит на диване в гостиной.
– Сколько времени?
На тумбочке стоял будильник.
– Семь утра.
– А знаете, вы ей очень нравитесь. Керри. Она в вас втюрилась.
– Я знаю. Ты мне уже раза три это сказала.
– Правда?
Кристен отвернулась, прикрыла рот ладонью и покашляла так, словно ее подташнивало.
– Ты как?
– Нормально. – Она с трудом улыбнулась. – Можно я душ приму?
– Конечно. Погоди, я полотенце принесу.
Да, ситуация подходящая, думал Коган. Легко вообразить себе что-нибудь лишнее. Когда он вернулся, она стояла в ванной. Дверь была открыта. Кристен уже разделась и разглядывала себя в зеркало. Тед так удивился, что застыл с полотенцем в руках. Она увидела его в зеркале, но даже не попыталась прикрыться. Просто спокойно посмотрела в глаза его отражению и сказала:
– Не очень-то я сексуальная сегодня, а?
Тед не ответил, и она повернулась к нему лицом. В ее глазах был вызов, призыв оценить ее тело.
– Держи! – Он протянул ей полотенце. – Потом просто повесишь на дверь. Там вроде есть шампунь. Насчет кондиционера не знаю. Тебе нужен кондиционер?
Тед размышляет, не зайти ли ему в «Синий мел» поздороваться с Ринхартом, но места для парковки поблизости от бара не находится, и он решает ехать дальше. И потом, говорит он Кляйну, у него еще полно дел.
– Каких таких дел? – спрашивает Кляйн. – С пацанами в компьютерные игрушки резаться?
– Нет. Есть дела, не беспокойся.
– Так чего ты меня позвал, Тед? – после паузы спрашивает Кляйн. – Ты мне что-то хотел сказать. Про подружку ее вроде. Или нет?
Сердитый Кляйн сидит, выставив локоть в окно. Видно, что новый, мрачный, непредсказуемый Тед надоел ему до чертиков и он бы с куда большим удовольствием выпил с веселым и суматошным «старым» Тедом.
– Хотел.
Еще несколько минут назад Коган и правда собирался рассказать Кляйну про встречу с Керри. Но сейчас до него доходит, что Кляйн не умеет хранить секретов и вываливать на него лишнюю информацию опасно. Не надо было ему звонить. Но прямо так и сказать Теду неудобно. А что-то сказать надо.
– Я хотел тебе сообщить, что неправильно представлял себе, как все было.
– То есть?
– Я слишком сконцентрировался на показаниях Керри. Почему она сказала, что видела нас, и все такое.
– И почему же?
– Знаешь, тут надо психиатра привлекать, чтобы разобраться. По-моему, у нее какой-то странный перенос случился. Или, может, она себя считает виноватой и страшно переживает. Но она явно свято убеждена в своей правоте.
– Тебе не кажется, что это очень плохо?
– Кажется. Но важно-то другое. Важно то, что Кристен говорила своим родителям.
Тед и вправду хочет, чтобы Кляйн сам дотумкал, но терпения ждать результатов мыслительной деятельности у него не хватает.
– И что она им говорила?
– Что она занималась сексом со мной по собственному желанию. Что я, конечно, свинья, потому что выкинул ее потом как котенка, но она это пережила и не обижена. Что она приняла решение и готова отвечать за его последствия. Что именно со мной она хотела трахнуться и потерять невинность. А дальше пошли все в сад, ничего другого я не скажу, как бы вы ни старались меня заставить.
– Но это же неправда?
– Судя по всему, она считала это правдой. У нее был выбор: сказать, что я ее изнасиловал, или сказать, что все было по обоюдному желанию. И она выбрала второе, потому что эта версия была ближе к тому, что Кристен считала правдой. На этом все и должно было закончиться.
– Я так понял, правда в том, что ничего не было?
– Да, доктор. А что, если было?
– Не понял?
– Что, если с кем-то она все-таки переспала?
Кляйн изумленно моргает:
– С кем?
– Не знаю. Ты смотришь бонусы на DVD-шных фильмах?
– Ну да.
– Помнишь, там бывают сцены, которые не вошли в фильм?
– Ага.
– Вот такую сцену я и ищу. И думаю, что знаю, где ее найти.