10 мая 2007 года, 12.33
На следующий день в кафе, оформленном в стиле кухни загородного дома, Тед и Кэролин занимают столик на улице. Кафе находится в самом центре Пало-Альто. Здесь отлично кормят. Мэдден сидит в машине, точно напротив. Дело происходит на Калифорния-авеню, ведущей во второй, менее помпезный центр Пало-Альто, совсем рядом с Эль-Камино. Мэдден отмечает в блокноте время и записывает: «Обед в „Джоаниз“ с адвокатшей».
Бейсболку инспектор надел козырьком назад, а большие солнечные очки время от времени снимает, чтобы посмотреть в компактный, но мощный бинокль «Nikon». Всякий раз, как Хэнк замечает свое отражение в зеркале, он расстраивается. Это надо же так глупо вырядиться! Но маскарадный костюм свою функцию выполняет. По крайней мере, так ему сказал Бернс, давясь от смеха, когда сдавал пост у дома Когана.
Как-то этот обед встречу адвоката и клиента мало напоминает. Сначала говорит один Коган, а Дупви внимательно слушает, улыбаясь. Потом они о чем-то весело беседуют. Потом настроение Дупви внезапно меняется. Она ужасно расстраивается. Если бы Мэдден наблюдал за незнакомыми людьми, он решил бы, что Коган ее только что бросил. Или признался в неверности. Но дело точно не в этом, и Мэдден напрягается.
Беседа на пару минут прерывается. Коган и Дупви молча едят. После чего происходит нечто сногсшибательное. Они снова заговаривают о чем-то, и Коган протягивает Дупви бумагу. Может, это меню? Хэнк подносит бинокль к глазам и читает: «Увечье не помешало инспектору полиции…»
Дыхание перехватывает. Глядя на соседнее сиденье, Хэнк пытается успокоиться и убедить себя, что еще не выжил из ума. Снова поднимает бинокль к глазам. Да, точно. Это та самая статья. Коган тычет пальцем в абзац в середине.
* * *
– Кэролин, пожалуйста, пойми меня правильно, – говорит Тед. – Я скрыл от тебя важную информацию.
Она удивленно моргает.
– К обвинению это отношения не имеет, – быстро добавляет Коган.
Он говорит тихо, хотя час обеденный и вокруг довольно шумно, да и сквозняк, гуляющий по веранде, тоже заглушает его слова.
– Я рассказал тебе правду про мои отношения с этой девочкой. Я не спал с ней, и точка.
Она молча ковыряет салат, то ли сердится, то ли с мыслями собирается.
– Как я, по-твоему, должна реагировать? – наконец произносит Кэролин.
* * *
– Ну, чего там? – спрашивает Бернс в телефонную трубку.
– Он обедает в «Джоаниз» с этой Дупви.
Как-то ему трудно называть ее адвокатом. На бумаге – да, но не во время разговора.
– Спасибо, хоть вышел куда-то.
– Я тоже так подумал.
– И где ты?
– На другой стороне улицы. Мне отсюда неплохо их видно. – Мэдден настраивает бинокль на столик в кафе. – Они снаружи сидят. У самых дверей.
– А мы с Биллингсом затарились в мексиканском ресторане. Хочешь, я тебе буррито привезу?
– Спасибо, не надо. Я захватил из дома бутерброд.
– Тебя Пит искал.
– Он знает мой номер.
– Пит спрашивал, как продвигаются дела с поиском бывших пассий. Что ему ответить?
– Что всегда.
– Что у нас есть многообещающие зацепки?
– Ага. Ну очень многообещающие.
– А они есть?
– Поди пойми. Тут что-то странное происходит.
– Что именно?
– Черт его разберет. Жалко, у меня жучка нету. Послушать бы, о чем они говорят.
* * *
Коган отхлебывает из стакана ледяной чай и смотрит на улицу. Темный седан, ехавший за ним от самого дома, припаркован на другой стороне авеню. Водителя ему не видно. С утра он наблюдал, как чернокожий напарник Мэддена пытался смешаться с преимущественно белой публикой в районном супермаркете. Значит, за ним следит полиция, а не нанятый Кройтерами частный сыщик. Наверное, девчонка из бесплатной клиники настучала. Ну ничего, у Когана сейчас хорошие карты на руках.
– Так какую информацию ты от меня скрыл, Тед? – Кэролин напряжена и сердита. Она чуть подалась вперед, локти на столе, подбородок уперла в сцепленные в замок пальцы. Агрессивная поза.
– Ты бы предпочла, чтобы я ничего от тебя не скрывал? – спрашивает Тед.
– Нет, не обязательно. Но это все усложняет.
– Я тебя защищал.
– Какой ты милый!
– Кроме того, я хотел предоставить тебе возможность избавиться от такого клиента.
– А что, ты хочешь, чтобы я от тебя отказалась?
– Нет. Но еще меньше хочу, чтобы ты потом об этом пожалела.
– Как сейчас помню, пару лет назад ты говорил в точности то же самое.
Слова, конечно, были другие, но вот тон такой же. Ледяной. Ладно, человека не переделаешь. Принимать его надо таким, какой он есть, или вообще не общаться с ним.
– На этот раз все по-другому, – говорит Коган.
– В смысле, теперь я с тобой работаю, а не сплю?
– Я ценю твою дружбу.
Кэролин потрясена. Ну, пожалуй, не совсем потрясена, но он так искренне и серьезно это произнес, что застал ее врасплох.
– Ты всегда перезваниваешь, – спокойно продолжает он. – Выслушиваешь мое нытье. Ты постоянно рядом, и я могу на тебя полагаться.
Она печально смотрит на Теда, и тому на секунду даже кажется, что Кэролин сейчас заплачет. Именно таких слов она всегда от него и ждала. Тед знает это, и теперь ему еще труднее с ней разговаривать.
– Надо было тебе побольше счет выкатить. – Кэролин пытается перевести все в шутку. Уж очень у них серьезный разговор выходит.
– Я не об этом, Кэролин. Тебе есть дело до меня. Ты и вправду хочешь меня спасти, даже если я действительно переспал с Кристен.
– Ты хороший врач, Тед. – Кэролин не отвечает на его «обвинения». – Так все говорят, даже те, кто терпеть тебя не может.
– Ага. А как насчет личностной характеристики?
– Честно?
– Конечно.
– Когда ты лечишь людей, ты становишься лучше.
Вот теперь он тоже расстраивается. Ему так не хватает работы. Векслера, Кима, возможности посплетничать с Кляйном. Ему не хватает даже безымянных интернов и «Будудоктором» Розенбаума. И в особенности ему не хватает ощущения, с каким идешь по коридору больницы. Что тебя ждет, неизвестно, но что бы это ни было, ты со всем справишься. Когану необходимо чувствовать, что он врач. Она права, думает Тед. И внезапно вспоминает брата, Фила. Как тот сидел во дворе, курил траву и разглядывал звезды. Филу тогда тоже не хватало того парня, что остался во Вьетнаме.
– Знаешь, – говорит Тед, – я пока ничего брату не рассказывал. Все надеялся, оно как-то… ну, в общем… само рассосется.
– Я все понимаю. Но в какой-то момент нам придется обратиться к прессе. И этот момент наступит довольно скоро.
– Я иногда о нем вспоминаю. О брате. Филе. Он был во Вьетнаме.
– Я помню.
– А помнишь, что ты однажды сказала? Насчет того, что он вынес оттуда?
Кэролин прищуривается, качает головой.
– Нет.
– Я его спросил, что он вынес из этой войны.
Фил вернулся из Вьетнама другим человеком. Раньше он был тихим и спокойным. Теперь же брат часто возвращался домой раздраженным, даже взбешенным из-за какого-то «никчемного идиота», которого просто встретил на улице в толпе. Отец пытался выяснить, в чем дело, а тот отвечал – ты не поймешь.
Теду всегда хотелось спросить Фила, чего же не поймет их отец. Но Теду было тринадцать лет, и он боялся брата до чертиков. Много лет спустя они с Филом пошли выпить после церемонии вручения дипломов в Йеле. И той ночью, в баре, Тед спросил его, что же он вынес из Вьетнама. Что-то одно, самое важное, что бы осталось с Филом на всю жизнь. Теду хотелось знать, как изменилась душа Фила. Что он узнал на войне?
Фил не сразу ответил. Сначала он рассказал Теду, каково ему было, когда он вернулся. Как люди ужасно с ним обращались. Нет, не с ним. Просто они так себя вели. Фил возненавидел их заурядность. Их лень. Их нежелание хоть что-нибудь слышать об этой войне. А он все думал – он ведь жизнью своей рисковал ради этих людей. Ради этих придурков. Кошмар!
– И вот что я вынес, Тедди. Американский народ не стоит того, чтобы за него умирали. Просто не стоит, и все тут.
Коган тогда его не понял. Ему был двадцать один год. Он был твердо намерен преуспеть, а по ходу пьесы еще и помогать людям, лечить их. И попутно завоевать весь мир. И все же Тед уважал брата и потому посчитал, что какая-то правда в его словах есть. Когда-нибудь он ее поймет.
Так и случилось. Прошли годы, Коган стал хирургом, пожил, набрался опыта. И все же он по-своему переиначивал смысл тех слов брата. Как-то вечером, после особенно тяжелого дня, он вдруг произнес нечто для себя неожиданное.
– Знаешь, я тут подумал, если американский народ не стоит того, чтобы за него умирали, почему американские граждане стоят того, чтобы их спасали? – спросил он у женщины, лежавшей рядом.
– Все просто, – ответила она, придвигаясь поближе и пристраивая руку у него на груди. – Их надо спасать, чтобы я смогла больше на них зарабатывать.
– Я серьезно.
– И я серьезно.
А теперь эта же самая женщина сидит за столом напротив Теда и грустно улыбается.
– Вспомнила? – спрашивает Тед.
– Да. Я тогда была счастлива.
– А теперь нет?
– И теперь тоже. Но теперь все по-другому.
– Лучше или хуже?
– Просто по-другому.
Тед делает глоток и вытирает рот салфеткой. За последний месяц они много таких воспоминаний вытащили на свет. Когану хочется сделать следующий шаг, но он сразу же одергивает себя. Всякий раз, как Тед слишком приближается к Кэролин, она пугается.
– Что ты знаешь про Мэддена? – вместо этого спрашивает Коган.
– А в чем дело?
– Про его личную жизнь ты что-нибудь слышала?
Кэролин пожимает плечами.
– Мы с ним ходим в одну церковь. Старую такую. На нашей улице. Церковь Рождества Христова. Вернее, это я хожу в ту же церковь, что и он. Но редко. А он – каждое воскресенье.
– Никаких слухов? Гнусных сплетен?
Она качает головой:
– Мэдден свою жизнь напоказ не выставляет. Я не знаю никого, кто общался бы с ним вне работы. Он женат. Двое детей.
Тед достает из нагрудного кармана рубашки сложенную ксерокопию статьи, которую когда-то отдала ему Кэролин. Разворачивает и держит так, чтобы тот, кто наблюдает за ним, мог прочитать заголовок. Несколько абзацев подчеркнуты желтым маркером.
– Перечитай, – просит он Кэролин.
Она берет листок из его рук и быстро просматривает его, бормоча текст себе под нос.
– Ну? – спрашивает она, закончив.
Тед показывает ей на один из отчеркнутых абзацев.
– Смотри. Вот тут написано про врача, который его изнасиловал.
Кэролин кивает.
– Я подумал, может, твоему частному детективу надо бы сюда усилия направить? Пусть отцепится временно от девушки и родителей. Раз уж мы решили следить за всеми, чего бы нам не последить за этим инспектором? У него явно есть стойкое предубеждение против врачей. Мы же не знаем, на что он готов ради того, чтобы меня уничтожить.
– Думаешь, он решится нарушить закон?
– Не знаю. Я вообще мало про него знаю.
– Изнасилование и вправду было, – говорит Кэролин. – Я уже заставила детектива все разнюхать. Врача, который лечил его в детстве, уволили.
– Он жив?
– Умер несколько лет назад. Так ты что, этим занимался, что ли? И это ты от меня скрывал?
– Нет.
– И ты мне ничего не расскажешь? Даже не намекнешь?
Тед качает головой.
– Слушай, Тед, я чего-то не понимаю.
Он опускает глаза, чтобы избежать ее сердитого взгляда. Ковыряет вилкой остатки салата с курицей по-китайски и говорит:
– Я не пытаюсь манипулировать тобой. Просто дай мне пару дней, чтобы во всем самому разобраться. Я тебе скоро расскажу. Честное слово!