Восприятие Бетховена характеризует способность воспринимать реальность, переводя в музыкальный контекст.
«Когда какой-то богатый любитель музыки в Вене, пропустив премьеру исполнения квартета Бетховена, хвастливо заметил, что он всегда может послушать это произведение в своем доме, заняв ноты у Бетховена, Бетховен ответил ему, что он должен будет заплатить 50 гульденов в возмещение убытков. Несколько обескураженный господин возразил: “Пусть будет так!”. На что Бетховен громко засмеялся и сочинил шутливый канон на текст: «Так должно быть, да, да, кошелек сюда!» И этот мотив послужил юмористической основой для финала последнего скрипичного квартета, название которого следующее: “С трудом принятое решение. Так должно быть? Так должно быть”» (4, с. 301)302).
Восприятие Бетховена, как правило, не было бесстрастным. Оно было «насыщено желанием» повернуть ситуацию в удобную для себя сторону. Отсюда частые искажения реальности. Так, Бетховен не знал точно своей даты рождения, делая себя моложе, своего племянника он считал сыном, уверяя себя в этом, отняв его у родной матери через суд и т. д. Мнительность Бетховена особенно обострилась в связи с глухотой, ему казалось, что все его обманывают, обворовывают, смеются над ним.
Опора на внутренний слух - характеристика познавательной сферы Бетховена. Именно эта особенность позволяла ему оставаться продуктивным до конца жизни. Последние годы жизни Бетховен, будучи уже совсем глухим, продолжал сочинять музыку, а иногда садился за фортепиано в качестве исполнителя. Одним из последних произведений была Девятая симфония, в которую Бетховен вводит хор, исполняющий «Оду к радости» Шиллера.
«Премьера девятой симфонии состоялась 7 мая 1824 года, она является последним потрясающим испытанием его глухоты. Хотя было объявлено: «Господин Людвиг ван Бетховен будет сам управлять всем», все же заранее предупредили всех музыкантов и певцов не обращать внимания на Бетховена, а следить только за указаниями темпа капельмейстером Умлауфом, стоящим с правой стороны от него. Но уже после оригинального вступления литавр в скерцо, особенно в конце, раздался гром аплодисментов. Потом Антон Шиндлер так записал в разговорной тетради Бетховена: «Я еще никогда в жизни не слышал таких неистовых, но в то же время сердечных аплодисментов, как сегодня». Люди аплодировали, топали ногами, так что дом сотрясался, но ничего этого не слышал Бетховен. Он погрузился в свой мир непроницаемой тишины, стоя спиной к публике, с трогательной беспомощностью он все еще слышал свою музыку, пока певица Каролина Унгер не коснулась нежно его рукава и не повернула его к публике» (4, с. 292).