Угроза революции. Национал-социализм возник по-провинциальному, из скучных, мещанских объединений, компаний, как издевался Гитлер, которые собирались в мюнхенских пивных за столиками со скудной выпивкой и закуской, чтобы поговорить о национальных и семейных горестях.
Никто не мог и предположить, что у них будет шанс не только бросить вызов мощным, высокоорганизованным массовым марксистским партиям, но даже и обойти их. Их побудительные мотивы были столь же различными, как и группы, в которые они формировались. Только в одном Мюнхене в 1919 году существовало около пятидесяти объединений более или менее политического характера, в них входили преимущественно разрозненные осколки сбитых с толку и распавшихся в ходе войны и революции партий довоенного времени.
Они называли себя Новым Отечеством, Советом духовного труда, Кольцом Зигфрида. Была тут и Немецкая рабочая партия. А то, что всех их объединяло и несмотря на различия сводило и теоретически, и практически вместе, было не что иное, как всепокоряющее чувство страха. Первоначально это был совершенно непосредственный страх перед революцией, тот grande peur великий страх, который со времен Великой французской революции на протяжении всего XIX века врывался во все сны европейцев.
Этот старый страх усугублялся теперь не только сходными с революцией событиями в собственной стране, но в первую очередь русской Октябрьской революцией и исходящей от нее угрозой. Ужасы красного террора неизгладимо врезались в народную фантазию. Уже придя к власти, Гитлер будет пугать тем ужасом ненавистной международной коммунистической диктатуры, который овладел им еще в начале его пути Я вздрагиваю при мысли о том, чем стал бы наш старый многонаселенный континент, если бы победил хаос большевистской революции.
Этой защитной реакции на угрозу марксистской революции национал-социализм и будет в значительной степени обязан своим пафосом, агрессивностью и внутренней сплоченностью. Цель НСДАП, как неустанно будет повторять Гитлер, формулируется абсолютно коротко уничтожение и истребление марксистского мировоззрения, а именно путем пропаганды и просвещения, а также с помощью движения, обладающего беспощадной силой и свирепой решимостью, готового противопоставить террору марксизма в десятки раз больший террор.
Сходного рода соображения побудили примерно в то же время и Муссолини создать свои Fasci di combaftimento боевые отряды, по которым эти новые движения и стали называть фашистами. Радость разрушения устарелых или скомпрометированных социальных и культурных форм спровоцирует консервативный темперамент немцев в особой степени. Процесс технической и экономической модернизации произошел в Германии позднее, быстрее и радикальнее, чем в других странах, а решимость, с которой Германия проводила промышленную революцию была среди европейских стран беспримерной.
По той же причине этот процесс вызвал тут дикую боязнь поражения и породил мощнейшие ответные реакции. Вопреки широко распространенному мнению Германия, превратившаяся в неразрывный сплав достижений и упущений, в коем соединились элементы феодализма и прогресса, авторитарности и социального государства, могла в канун первой мировой войны по праву претендовать на звание самого современного в промышленном отношении государства Европы.
Так что печать анахронизма на портрете кайзеровской Германии в целом объясняется отнюдь не экономическими явлениями. Отсталость Германии имела идеологическую природу. Многообразные самоуничижительные аффекты буржуазного времени будут выпущены на свободу и одновременно радикализованы войной. Война научила тех, кто назовет потом себя ее наследниками, смыслу и преимуществу быстрых и единоличных решений, абсолютного подчинения и одинакового образа мыслей.
Компромиссный характер парламентских режимов, их слабость в принятии решений и их частый паралич не обладали притягательной силой для поколения, вынесшего с войны миф об отлично слаженном боевом коллективе. Первая послевоенная фаза явилась катализатором не только страха перед революцией, но и чувства отрицания цивилизации, а они, в свою очередь, породили синдром необычайного динамизма. Тот же слился с комплексом страха и обороны потрясенного до самых основ общества, утратившего свое национальное самосознание.
В дружинах самообороны и добровольческих отрядах, создававшихся в большом числе, частично по личной, частично по скрытой государственной инициативе, преимущественно для отпора угрозе коммунистической революции, сорганизовался один из тех элементов, которые с угрюмым, но решительным настроем были готовы сопротивляться при всех обстоятельствах и высматривали ту волю, которая повела бы их в новый порядок. Поначалу была еще, помимо этого, и огромная масса вчерашних фронтовиков, тоже представлявших собой резервуар воинственной энергии.
В окопах на фронте и те, и другие приблизились к очертаниям какого-то нового, еще до конца не ясного смысла жизни, который они тщетно пытались теперь обрести вновь в налаживающейся с трудом нормальности послевоенного времени. 4.3.