Глава II План индустриализации

Глава II План индустриализации. Подготовкой пятилетнего плана занимались две соперничающие друг с другом ведущие школы. Первая, чьей основной опорой был Госплан, выступала за строго научный план, основанный на проверенных цифрах и прогнозирующий такие отношения между различными секторами экономики, которые в целом создадут устойчивое равновесие.

Другая школа, имевшая своей опорой ВСНХ, может быть названа телеологической, поскольку избрала единственный, решающий, с ее точки зрения, сектор экономики - тяжелую промышленность - и выработала свои рекомендации только для нее. Всем остальным отраслям народного хозяйства предоставлялось пристраиваться под сенью тяжелой индустрии, кто как сумеет.

Как заметил статистик С. Г. Струмилин Наша задача состоит не в том, чтобы изучать экономику, но в том, чтобы изменить ее Джеффри Хоскинг, История Советского Союза, с. 156 . Начиная с 1926 г. в Госплане и ВСНХ, один за другим подготавливались различные проекты плана. Их разработка сопровождалась непрерывными дискуссиями. По мере того как одна схема сменяла другую, превалирующей становилась тенденция - на ней настаивали как представители сталинского течения, так и экономисты вроде Струмилина которая состояла в установлении максимальных задач индустриального развития страны.

Бухарин и его группа пытались было воспротивиться этому. Чересчур честолюбивые цели без необходимого экономического обоснования, говорили они, приведут к потрясению экономики, породят опасные межотраслевые противоречия, а следовательно, обрекут на провал саму индустриализации.

Из кирпичей будущего нельзя построить сегодняшних заводов - этой своей получившей широкую известность фразой Бухарин хотел сказать, что бессмысленно форсировать одних отраслей, если взаимодополняющие их отрасли продолжают отставать. Но бухаринское крыло потерпело поражение именно на этом поприще. Его осуждение и представление первого пятилетнего плана совпали по времени с XVI партконференцией апрель 1929 г Госплан подготовил к конференции два варианта плана один - минимальный, или отправной, а другой - максимальный, или оптимальный показатели второго превосходили показатели первого примерно на 20 . Но Центральным Комитетом уже было решено, что во внимание принимается только второй вариант.

Накануне Рыков еще раз попытался внести в него некоторые поправки. Он предлагал, в частности, принять специальный двухлетний план, призванный создать особо благоприятные условия для сельского хозяйства и тем ликвидировать его отставание, или, как говорил Рыков, для выпрямления сельскохозяйственного фронта. Его предложение было отвергнуто Сталиным.

Так, наиболее честолюбивый вариант плана сделался его официальной версией и в таком виде был утвержден после конференции также V съездом Советов в мае 1929 г. По времени он охватывал промежуток с октября 1928 г. по сентябрь 1933 г иными словами, в момент утверждения плана его осуществление следовало считать уже начавшимся Джузеппе Боффа, История Советского Союза, т.1 с.330-331. Этот план предусматривал рост промышленной продукции на 136 , производительности труда на 110 , снижение себестоимости промышленной продукции на 35 , сельскохозяйственное производство - на 55 , национальный доход - на 103 . Великие стройки, начатые в 1927-1928 гг прежде всего Днепрогэс и Турксиб должны были быть завершены к 1930 г. Планировалось строительство более чем 1200 заводов по словам одного из делегатов V съезда Советов, при утверждении этих планов создавалось впечатление, что Рыков сидит на огромном сундуке с деньгами и раздает их всем, кто пожелает. По плану приоритет отдавался тяжелой промышленности, которая получала 78 всех капиталовложений.

Их объем должен был возрасти с 8,4 до 16,2 валового национального продукта.

В начале 1930 г. плановые показатели были еще раз пересмотрены и увеличены теперь уже речь шла о добыче к концу пятилетки от 120 до 150 млн. т угля вместо 75 млн. т, предусмотренных изначально, о выплавке 17-20 млн. т. чугуна вместо 10 млн. т, о добыче 45 млн. т нефти вместо 22 млн. т, о 8 млн. т химических удобрений, о 22 млрд, кВт электроэнергии, о производстве 450 тыс. тракторов вместо 55 тыс о строительстве более 2 тыс. новых заводов Н. Верт, История Советского государства, с.216. Утверждение первого пятилетнего плана нередко расценивается как драматический выбор всего будущего страны, то есть, как сознательно принятое решение пожертвовать всем ради накопления национального богатства и укрепления базовых отраслей, обеспечивающих индустриализацию. Однако такое впечатление неточно.

Это, правда, что на XVI партконференции признавалось, что осуществление плана будет сопровождаться преодолением огромных трудностей внутреннего и внешнего порядка, вытекающих в первую очередь из напряженности самого плана. Но на конференции вовсе не говорилось, что какие-то отрасли или потребности должны быть принесены в жертву развитию других.

Такое утверждение, было высказано лишь задним числом. Но в апреле же 1929 г. предусматривалось, что сельскохозяйственное производство будет увеличиваться если не наравне с промышленным, то уж, во всяком случае, в достаточно существенных масштабах.

То же самое относилось и к выпуску предметов потребления. Реальная зарплата в свою очередь должна была вырасти на 71 , доходы крестьян - на 67, производительность промышленного труда - на 110 и т.д. Предусматривался, иначе говоря, гармоничный прогресс. Многие годы спустя, обращаясь к событиям уже как к фактам политической истории, Пальмиро Тольятти заметил, что, начиная с определенного момента, советские товарищи перестали знакомить в плане постановки проблем членов братских партий с темпами социалистического строительства. Так вот, если первое проявление этой тенденции можно датировать, то оно совпало как раз с утверждением первого пятилетнего плана.

Речь шла, впрочем, не только об иностранных коммунистах, но и о самой советской компартии. Кое-кто, например некоторые экономисты - не говоря уже о бухаринских правых обращал внимание на внутреннюю несовместимость некоторых задач плана.

Этим людям отвечали, что они на- строены скептически, упадочнически, что они не верят либо заражены тоской по буржуазному прошлому, и приказывали им молчать. Можно все же задаться вопросом, не было ли среди самих высших руководителей сталинского крыла более глубокого понимания того, что в решении безоговорочно взять курс на индустриализацию форсированными темпами была заложена неотвратимая необходимость последующего отказа от многих целей плана.

Возможно, такое понимание и существовало, но вполне определенно этого утверждать нельзя, ибо открытого выражения оно так и не получило. С этого момента изменилась сама идея плана. На конференции по этому пункту выступали целых три докладчика - Рыков, Кржижановский и Куйбышев эпизод скорее единственный, чем редкий в истории партийных и советских съездов. Рыков, подчиняясь дисциплине, защищал проект, которого не одобрял, ибо тот противоречил его тезисам, тезисам, которые он тщетно отстаивал в Центральном Комитете.

Кржижановский в свою очередь выступил с докладом, весьма отличавшимся от того, который он сделал в декабре 1927 г. на XV съезде партии. Тогда он утверждал, что оба варианта плана - и минимальный и оптимальный - равно необходимы для обеспечения определенной свободы маневра. Планирование, кроме того, должно было носить непрерывный характер, то есть ежегодно, помимо заданий на следующий год, должны были устанавливаться задачи на предстоящие пять лет, с тем, чтобы всегда была ясная перспектива общего развития.

Теперь все эти идеи исчезли, но Кржижановский все же отстаивал еще свой взгляд на план как на проект, основывающийся на экономических и научных критериях. Иначе ставил вопрос Куйбышев. Нужно добиться во что бы то ни стало - он дважды повторил эти слова - быстрых темпов развития во что бы то ни стало догнать и перегнать капиталистических врагов. Сегодня, оглядываясь назад, нетрудно понять, что именно Куйбышев, а не Кржижановский лучше всего выражал убеждения сталинского течения. План с этого момента уже переставал быть тем, чем он был в замыслах нэповских лет, то есть инструментом сознательного управления экономикой, по-прежнему сохраняющей собственные законы и механизмы функционирования.

Он становился, скорее, выражением решительной воли, исходящей из убеждения о допустимости ломки экономических законов и механизмов становился, следовательно, указанием общих целей, которых следовало достичь, как уже было сказано, во что бы то ни стало. Несколько утрируя, его можно было рассматривать как своего рода лозунг агитации, поставленный на службу этой воле. Отныне экономическому развитию страны надлежало идти большевистскими темпами, как они были определены.

Оптимальный вариант плана, ставший после утверждения обязательным, обосновывался Госпланом на основе того предположения, что произойдет стечение благоприятных обстоятельств все годы будут урожайными, качественные показатели экономики - себестоимость, производительность труда, урожайность - значительно улучшатся, торговля с заграницей намного увеличится благодаря кредитам или расширению экспортных возможностей и, наконец, удельный вес затрат на оборону в общей массе расходов уменьшится.

Ни одной из этих надежд не суждено было сбыться. Именно на этот случай и предусматривался тот минимальный вариант, который был презрительно отброшен Джузеппе Боффа, История Советского Союза, т.1 с.331-333. На этом, однако, было бы рано ставить точку в разговоре о плановом руководстве, а, следовательно, о правильном применении всей той колоссальной массы материальных средств и человеческой энергии, которая им охватывалась.

План был утвержден весной 1929 г. Уже во второй половине того же года он был полностью искорежен. Следует обратить внимание на дату она знаменует один из самых критических моментов советской истории. Это был момент, когда осуждение Бухарина и других правых было предано гласности. Это был также период перехода к массовой и принудительной коллективизации.

Всякое сопротивление внутри ядра высших руководителей было сломлено. В эти же месяцы было намечено ошеломительное ускорение выполнения плана. Началось с выдвижения лозунга Пятилетку - в четыре года Речь еще раз шла об одном из тех лозунгов агитации, которые Сталин считал необходимыми для осуществления руководства. Лозунг писали на красных полотнищах, которые вывешивались в заводских цехах, повторяли на митингах вперемежку с бранью в адрес маловеров и нытиков из числа правых.

В Москву отправлялись красные составы, груженные сверхплановой продукцией. Между тем выполнить за четыре года программу, которая, как признавалось, очень трудна и напряженна даже для пятилетнего срока, было явно малореалистической задачей, а, следовательно, сопряженной с риском и для самой агитации. Сталин все же не остановился на этом он пошел дальше. Кампания пятилетку - в четыре года сопровождалась нарастающим, астрономическим раздуванием предусмотренных показателей.

По пятилетнему плану, выплавку чугуна предусматривалось довести с 3-5 до 10 млн. т. Это было много, даже слишком много, по мнению многих специалистов. Но в январе 1930 г. Куйбышев объявил решение увеличить ее до 17 млн. т 10 - на Украине и 7 - на урало-сибирском комплексе за тот же отрезок времени. Потенциальные мощности, запроектированные для Кузнецка и Магнитогорска, были увеличены в четыре раза. За первый год пятилетки 1928-1929 промышленное производство выросло примерно на 20 , то есть чуть меньше, чем предусматривалось планом 21,4 , но все же весьма существенным образом.

Тогда было решено, что его прирост на протяжении второго года должен составить 32 , то есть будет больше чем наполовину превышать запланированный уровень. Один из самых лихорадочных приступов этого повышения показателей пришелся на XVI съезд партии июнь - июль 1930 г По одной из версий, еще накануне съезда Сталин с Молотовым явились в Совнарком и потребовали, чтобы все цифры плана в целом были удвоены на этот раз даже Рыков не решился возражать.

Как бы то ни было, в своем докладе на съезде Сталин потребовал гигантского увеличения заданий пятилетки, утверждая, что по целому ряду отраслей промышленности план может быть выполнен в три и даже в два с половиной года. Требовалось произвести, таким образом, не только 17 млн. т чугуна, но также 170 тыс. тракторов вместо запланированных ранее 55 тыс вдвое больше цветных металлов, автомобилей, сельскохозяйственных машин и т.д. Причем и на этот раз Сталин выдвигал эти задачи как тяжелое, но необходимое решение.

Наоборот, он уверял, что одновременно будет происходить увеличение выпуска потребительских товаров, ибо мы имеем теперь возможность развивать ускоренным темпом и тяжелую, и легкую индустрию Джузеппе Боффа, История Советского Союза, т.1 с.336-337. Новые увеличенные планы не соответствовали реальным возможностям производства, а способствовали его дезорганизации. Строительство сотен объектов было начато и не завершено из-за нехватки сырья, топлива, оборудования, рабочей силы. К концу 1930 г. 40 капиталовложений в промышленность были заморожены в незавершенных проектах.

Они парализовали огромное количество материальных ресурсов, недостаток в которых ощущался в других областях экономики. Невыполнение планов обусловило цепную реакцию развала экономики один невыполненный проект служил препятствием для выполнения другого и т.д. В целях преодоления нехватки материальных ресурсов впрочем, относительной, поскольку она существовала лишь по отношению к заведомо невыполнимым показателям первого пятилетнего плана снабжение предприятий постепенно полностью переходило в руки административных структур.

Они пытались обеспечить централизованное распределение основных ресурсов и рабочей силы, необходимых в промышленности, исходя из ими же определяемой важности того или иного предприятия. Деятельность предприятий оказалась, таким образом, в сильной зависимости от очередности получения ассигнований, порядок которой определялся значением предприятия.

Система приоритетов в распределении сырья, оборудования, рабочей силы распространялась прежде всего на несколько ударных объектов, которые ставились в пример всей стране металлургические комбинаты в Кузнецке и Магнитогорске, тракторные заводы в Харькове и Челябинске, автомобильные заводы в Москве и Нижнем Новгороде. Нехватка ресурсов все возрастала, и соответственно возросло число приоритетных предприятий. Очень скоро система приоритетов привела к конфликтам между предприятиями, что вызвало необходимость введения системы чрезвычайной очередности.

Так административный способ сначала только распределения ресурсов со временем подменил собой планирование, и ему суждено было на долгие годы стать одной из важнейших особенностей советской экономики. Система приоритетов была результатом импровизации. Она, правда, позволила избежать полного паралича, которым грозила резко увеличившаяся нехватка ресурсов в наиболее важных отраслях производства.

Но в деятельности предприятий, не вошедших в число первостепенных, она только усилила анархию. Эта система представляла собой полумеру, которая позволила ненадолго отсрочить проявление негативных последствий тех противоречий, которые существовали между плановыми показателями и реальной возможностью их выполнения Н. Верт, История Советского государства, с.217. Наслаивание все более впечатляющих плановых заданий происходило почти в течение всего хода выполнения пятилетки.

Сами по себе они могли выглядеть и не такими уж произвольными, особенно в глазах людей, которые с энтузиазмом отдавали все силы нечеловеческому труду на стройках пятилетнего плана. В самом деле, за ними стояли реальные трудности, такие как нехватка металла, который приходилось, поэтому ввозить из-за границы, оплачивая золотом, возросшая потребность в сельскохозяйственной технике, обусловленная масштабами и драмами коллективизации, и т.д. Складывается, однако, впечатление, что каждая вновь возникающая или непредусмотренная проблема решалась простым повышением соответствующих цифр плана без какой-либо корректировки других его показателей, отчего эти последние делались все менее достижимыми.

Таковы шутки, которые способен разыгрывать не знающий пределов волюнтаризм. Страна была охвачена индустриальной лихорадкой, своего рода помешательством, пароксизмы которого затянулись вплоть до 1932 г. Для того чтобы найти что-либо похожее в истории нашего столетия, нужно перенестись к концу 50-х гг периоду большого скачка в Китае. Результаты и в том и в другом случае были весьма далеки от ожидаемых.

Разумеется, то, и дело звучавший в речах руководителей неотступно тревожный призыв строить поскорей имел под собой основания. Но уже во второй половине 1930 г. можно было видеть, что подобный путь не ведет к ускорению прогресса темпы роста не увеличивались, а, скорее, падали. Объем производства за год вырос не на 32 , как требовалось, а - по противоречивым свидетельствам официальных источников - лишь на 22 , да и то в промышленности, то есть той сфере, где были сосредоточены все усилия и средства.

Тем не менее, Сталин заявил, что в следующем году можно и должно увеличить выпуск промышленной продукции на 45 Джузеппе Боффа, История Советского Союза, т.1 с.337-338. План был предельно напряженным с самого начала, причем настолько, что попытки дальнейшего форсирования его, какими бы мотивами они ни вдохновлялись, могли принести лишь вред. Не раз выражалось восхищение по поводу того железного, безжалостного упорства, с каким сталинское руководство сумело шаг за шагом собрать воедино энергию страны и направить ее на выполнение первоочередной задачи создание тяжелой индустрии, основы могущества и независимости страны.

Было бы неверным, конечно, игнорировать значение, которое этот фактор имел в жизни Советского Союза. Тем не менее, начиная с определенной черты, он обращался против провозглашенных и выполняемых задач. Вину за ошибки и распыление средств нередко приписывали также неопытности плановиков.

Довод этот справедлив только отчасти. Дискуссия 1928-1929 гг. показывает, что в предостережениях не было недостатка. Не было в них недостатка и позже. Всех, кто возражал, убирали. Сам Кржижановский, податливый сторонник научного планирования, был смещен в 1930 г. Вместо него во главе Госплана был поставлен Kyйбышев Джузеппе Боффа, История Советского Союза, т.1 с.341-342. Так же были разоблачены правые уклонисты, тех, кто не был согласен со сталинской политикой давления на крестьянство и считал пятилетний план дорогостоящим и не сбалансированным по экономическим показателям.

Основными мишенями стали Бухарин, Алексей Рыков председатель Совета народных комиссаров и Михаил Томский глава профсоюзов. Сталин использовал свою систему патронажа для подрыва цитаделей противников - московской партийной организации, партийных ячеек в университетах и профсоюзах. К концу 1929 г. все трое были смещены с большинства официальных постов.

Подобно Каменеву и Зиновьеву, они публично признали, что наши взгляды были ошибочны, и потому им было позволено сохранить некоторые свои посты. Плановики подверглись такому же политическому давлению. В Госплане стало политически подозрительным само понятие о равновесии между различными отраслями народного хозяйства. Вместе со своими сотрудниками был смещен бывший меньшевик Громан, основной представитель сторонников сбалансированного планирования оптимального экономического развития.

Некоторые из них стали обвиняемыми на публичном процессе 1931 г где им инкриминировались преступные попытки затормозить индустриальное развитие страны. По определению статистика Струмилина, несомненное большинство специалистов по планированию предпочло поддерживать высокие темпы экономического роста, чем сидеть за низкие. Планирование теперь зависело не от анализа, но от приказов Джеффри Хоскинг, История Советского Союза, с. 156-157. Кульминационная точка этого безрассудного вздувания обязательств была ознаменована XVII партконференцией в январе - феврале 1932 г когда были сформулированы первые директивы на второй пятилетний план, который должен был закончиться в 1937 г. В докладах Молотова и Куйбышева, а также в резолюции о пятилетнем плане говорилось, что к этому времени производство электроэнергии должно быть доведено до 100 млрд. кВч, а угля - до 250 млн. т, чугуна - до 22 млн. г, нефти - до 80-90 млн. т, зерна - до 130 млн. г. Одним словом, советская экономика должна была прыжком достигнуть американского уровня.

Намеченные показатели были реализованы в СССР лишь в 50-е гг. Два года спустя, при окончательном определении показателя второй пятилетки, они были отброшены и резко сокращены Джузеппе Боффа, История Советского Союза, т.1 с.338-339.