I Оценка восшествия на престол и деятельности Павла I в опубликованных источниках

I Оценка восшествия на престол и деятельности Павла I в опубликованных источниках. Как говорилось уже в предыдущей части этой работы, Павел был личностью довольно противоречивой. Противоречивы и источники информации о нем. Современники свидетельствуют о личности царя по-разному. Одни беспристрастно говорили, что это царь-демократ и человек редкий в нравственном отношении, другие с ужасом писали о его деспотичном самодовольстве.

Источники относящиеся к в оценке восшествия на престол и деятельности Павла делятся на два вида. Одних современников можно отнести к противникам Павла. Они просто обвиняют Павла в нелогичности, а иной раз всеми способами доказывают его сумасшествие. Это авторы, которые оценивают деятельность императора резко отрицательно или определённо положительно. Негативную оценку Павлу дают люди, либо попавшие в опалу с приходом ею к власти. это Н. П. Панин, А. Н. Вельяминов-Зернов,С. Р. Воронцов, братья Зубовы и другие, либо испытывавшие постоянный страх перед возможной опалой, впрочем, часто не без причин, это П. А. Пален, К. Ф. Толь, Нарышкин и многие остальные, либо, наконец, послы и граждане недружественных России держав, здесь это датский посол Розенкранц, английский посол Витворт.

Так например Н. П. Панин приводит примеры нелепых приказов, высказываний или случаев из жизни императора, чтобы только выйти к одному выводу: «Мы имеем дело с ненормальной психикой». Точно такое же мнение у меня сложилось и о записках А. Н. Вельяминов-Зернова который видел «незримые последствия для истории страны и народа» в случае победы Павла над заговорщиками и его длительного царствия. Другое направления несколько по-иному смотрит на правление Павла I. Н. А. Саблуков, А. Коцебу и прочие деятели, либо видевшие в Павле Петровиче, прежде всего, не грозного самодержца, а ранимого и романтичною человека, это А. Ф. Ланжерон, Д. X. Ливен, К. Гейкинг, А. Чарторыйский и немало иных современников государя, а также, конечно, и облагодетельствованные Павлом.

А. Ф. Ланжерон так же приводит аргументы на противоречивый и трудный характер императора, испорченного подозрительностью и недоверием ко всему окружающему, но помимо крайней нервности, омрачавшей его личность, автор говорит и о добром сердце, и о стремлении делать благо своему государству.

Д. X. Ливен описывая действия императора, так же подчеркивал, что Павел не руководствовался какой-либо логичностью или правилами, и все его действия – «суть последствия каприза или расстроенной фантазии». Однако при этом он попытался понять, почему император совершал такие необдуманные поступки, и к каждому своему тезису приводил достаточно доказательные аргументы.

Наиболее объективна к личности императора записки А. Чарторыйского, но здесь следует учесть то, что работа его, представляет собой индивидуалистическое представление о личности Павла. После смерти Елизаветы Петровны и недолгого правления Петра III Екатерина захватила власть в результате заговора и переворота и воцарилась на престоле, став единовластной российской императрицей.

Павел рос в атмосфере интриг и сплетен, лишенный материнской любви. Датский посол Сальдерн говорил, что будущий император страдал при дворе, где угодить императрице можно только тогда, когда «состоишь в дурных отношениях к Великому Князю» . Многие при дворе не скрывали трагических обстоятельств смерти отца Павла, тем самым еще сильнее обостряя отношения между матерью и сыном.

Французский посол при Зимнем дворце Сольмс отмечал, что Екатерина была для сына скорее мачехой ежели матерью, она не доверяла ему и всегда подозревала в том, что он может восстать против нее. Писатель Август Коцебу подтверждает этот факт, обратив наше внимание на то, что наследник престола при Екатерине не имел никакого значения, «он видел себя ниже господствовавших фаворитов» , и отсюда в нем родилась «справедливая ненависть ко всему окружающему его мать; отсюда образовалась черта характера: постоянное опасение, что ему не оказывают должного внимания» . Впрочем, о накаленных отношениях между матерью и сыном в императорской семье конца XVIII века говорят почти все современники.

Между тем, Павел I – интеллектуал. Князь Голицын говорит о весьма остром и пылком уме Павла, обладающего прекрасной памятью. О хорошей памяти будущего императора говорили и его учителя.

Вообще Павел был одаренным человеком; А.С. Порошин, учитель математики, писал, что по остроте своего математического мышления Павел мог бы быть «нашим Российским Паскалем» . Д.Х. Ливен, фрейлина и дочь лучшей подруги императрицы Марии Федоровны, сообщает, что Павел «французский язык и литературу знал в совершенстве» ; ее слова подтверждает барон Грим, потрясенный «изящным пониманием всех тонкостей» французского языка и культуры. Тот же самый современник говорил, что «ничто полезное и поучительное не было оставлено без осмотра и подробного и тщательного изучения» Павлом во время его путешествия в Париж. Путешествуя по Западной Европе, наследник престола создал прекрасное впечатление о своем воспитании и образовании.

Брат Иосифа II, австрийского императора, Великий Герцог Леопольд во время пребывания Павла во Флоренции пишет в своем письме к австрийскому императору: «Граф Северный [Павел I], кроме большого ума, дарований и рассудительности, обладает талантом верно постигать идеи и предметы и быстро обнимать все их стороны и обстоятельства» . Еще в 1773 году прусский посол писал Фридриху II: «Молодой Князь прекрасно воспитан» . Французский Барон Грим в своем письме Екатерине повторил эту мысль: «Находят, что Граф Северный воспитан лучше, чем наши принцы» . Действительно, воспитание Павла I было прекрасным.

Подробно об этом говорит княгиня Ливен, рассуждая о прекрасных манерах императора. Там же она говорит о том, что император был довольно веселым человеком, но при этом «его шутки никогда не носили дурного характера» . О том, что Павел был «очень весел и много шутил» , писали так же Кутузов и Саблуков (офицер конной гвардии). Саблуков Н.А. часто говорит о высокой нравственности императора.

Из его слов мы знаем, что Павел был глубоко верующим и богобоязненным человеком и ненавидел распутство. К высокой нравственности следует так же добавить и то, что у императора было сильно развито чувство справедливости.

Анна де Пальмье, у отца которого Павел, будучи Великим Князем, занимал «немалозначительные суммы» вспоминает о нем как о справедливейшем монархе, человеке, для которого честь и искренность играли огромную роль в его правлении. Много было написано анекдотов о Павле I, тем не менее, подтверждающие эти утверждения. Но об этом свидетельствуют не только анекдоты. Август Коцебу сообщает: «Вельможи не смели обращаться с ним [народом] с обычною надменностью; они знали, что всякому возможно было писать прямо государю и что государь читал каждое письмо» . Адам Чарторыйский говорил, что Павел в «глубине души искал правды и справедливости и нередко в своих гневных порывах карал справедливо и верно» . Он упоминает о том, что в его кратковременное царствование русские чиновники допускали менее злоупотреблений.

Княгиня Ливен в своих записках пишет, что император «свою вину и несправедливость исправлял с большой искренностью» . То же самое сообщает нам Коцебу, подчеркнув еще раз, что «собственную несправедливость Павел сознавал охотно.

Его гордость тогда смирялась» . Подтверждает эти слова ПавлаПавла Лопухин рассказом об офицере, у которого император заметил какую- то неисправность в форме и ударил его за это тростью. На другой день император позвал к себе этого офицера, извинился перед ним и дал щедрое вознаграждение. Совсем иначе говорит об императоре граф Бенигсен. Он рассказывает историю о том, как Павел обрушился гневом на несчастного раненого офицера и приказал арестовать его, истекающим кровью, находившегося на грани смерти. Здесь же он говорит, что народ устал терпеть «ряд несправедливостей и сумасбродств» . К Бенигсену присоединяется ПавлаА Пален, но тут же начинает сам себе противоречить, упомянув то, что Павел был «романтического характера, он имел претензии на великодушие» . На мой взгляд, эти люди лукавят, и достоверность их слов посмею подвергнуть сомнению, т.к. известно, что Бенигсен и Пален были участниками заговора.

Барон Гейкинг отмечает неискренность рассказа Палена о его «услуге, оказанной государству и всему человечеству» [убийство императора]. Сам барон считал императора человеком добрым и сердечным.

О доброте души Павла I говорят и другие современники. Княгиня Ливен пишет, что даже со своими «ужасными склонностями» у императора были «ум и сердце в сущности открытые и добрые» . Воцарение Павла I было ознаменовано немедленной и крутой ломкой всех порядков Екатерининского царствования, производившейся без всякого плана, скорее под влиянием чувства, нежели в результате какой-либо системы.

Одним из первых дел нового императора было коронование останков Петра III, перенесенных затем из Александро-Невской лавры в Зимний дворец, а отсюда, вместе с гробом Екатерины II в Петропавловскую крепость. Вместе со своими сыновьями Александром и Константином, надевшими по приказу отца прусские мундиры, в сопровождении высших сановников Павел I прошел в церковь, чтобы принять там присягу на верность.

Бросая на всех злобные взгляды, новый царь не мог скрыть радости. Подчеркнуто желая приобщить к своему восшествию на престол покойного Петра III, он отдал чрезвычайные распоряжения, описанные послом Стедингом: “ Император решил перенести останки своего отца в гробницу императоров в крепости.(имеется в виду Петропавловская крепость – М.С.) До сих пор они находились в Александро-Невской лавре, где были погребены без почестей и обряда после того, как их выставили на обозрение в течение нескольких дней. Заупокойная служба по нем уже началась в часовне Зимнего дворца, и за два дня до переноса тела императрицы его тело будет отправлено в церковь при крепости. Там готовят два возвышения-катафалка, на которых мы увидим императрицу рядом со своим супругом, по случаю чего будут произнесены все возможные в таком случае надгробные речи Траур будут носить по Петру III и Екатерине II. Их гробы будут поставлены на один катафалк, но погребены они будут в разных могилах ” (Донесения королю Швеции от 23. XI. и 24.Х1.1796г.) Как будто желая поразить всеобщее воображение своими экстравагантными выходками, Павел I заставил нести посмертную корону отца того самого Алексея Орлова, который 34 года назад собственноручно отправил Петра III в мир иной. Затем он сделал графом Империи Алексея Бобринского, незаконнорожденного сына Екатерины II и Григория Орлова, появившегося на свет в правление Петра III. Более того, он вернул Бобринскому имения и 20 тыс. крестьян, которые Екатерина ему дала, а потом отобрала из-за скандальных похождений.

В начале 1797 г. коронация Павла прошла в Москве с необычайной пышностью.

По примеру византийских императоров царь был одет в мантию из красного бархата, а поверх нее в золотой плащ, подбитый горностаем.

Получив помазание Божие, он подошел к престолу и сам возложил императорскую тиару на свою главу, а затем короновал супругу, так как считал себя Избранником Божиим.

Зачитанная вслед за тем грамота наделяла его титулом и правами “главы церкви”, а не просто “покровителя церкви”, как его предшественников. С этого момента Его Величество мог сам брать на алтаре чашу со святыми дарами и совершать обряд причастия без священника. Затем был зачитан закон о престолонаследии по прямой нисходящей линии, от лица мужского пола к лицу мужского же пола, в порядке первородства. Все, больше никаких Екатерин! Никаких Елизавет! И никаких случайных правителей, избранных боярами, стрельцами или чернью На обеде, последовавшем за коронацией, блюда разносились полковниками в сопровождении двух офицеров гвардии, которые брали “на караул” всякий раз, когда кушанье подавалось Его Величеству Блеск праздничных костюмов и парадных мундиров, богатство убранства, сияние драгоценностей лишь еще резче подчеркивали уродство Павла I: плохо сложенный, со вздернутым и приплюснутым носом, огромным ртом, выдающимися скулами, более похожий на лапландца, чем на славянина, царь был начисто лишен статности.

Важный вид, который он на себя напускал, скованные манеры и позерство делали его еще более комичным.

До сих пор я перечислял только положительные стороны характера Павла I. Дарья Христофоровна, как бы хорошо она не отзывалась об императоре, все же дала повод усомниться в идеальности его характера. О каких ужасных склонностях она говорила? В своей записке она отмечает, что Павел был «подозрителен, резок и страшен до чудачества» . «Пустейшие случаи вырастали в его глазах в огромные заговоры, он гнал людей в отставку и ссылал по произволу, – свидетельствует Д.Х. Ливен. – Достаточно было императору где-нибудь на улице заприметить жилет [жилет у императора вызывал ассоциации с французской революцией], и тотчас же его злосчастный обладатель попадал на гауптвахту.

Случалось туда попадать и дамам, если они при встречах с Павлом не выскакивали достаточно стремительно из экипажа, или не делали достаточно глубокого реверанса… Благодаря этому, улицы Петербурга совершенно пустели в час обычной прогулки государя» . О подозрительности императора говорят почти все современники.

Но некоторые из них ссылаются по большей части на сумасшествие Павла. Например, граф Бенигсен, отмечая суеверность Павла, опирается именно на эту черту характера в своих доводах о безумии императора. М.А. Фонвизин, племянник писателя Фонвизина Д.И в какой-то мере поддерживает заговор, подчеркивая при этом «прискорбие и негодование» заговорщиков, с которым они смотрели на «безумное самовластие Павла» . Что касается графа Ланжерона, то этот человек откровенно и без всяких намеков говорит, что преступление заговорщиков нужно для избавления «от безумия или от тирании, когда они опираются на деспотизм» . Замечу, что княгиня Ливен об этом факте говорит следующее: «Утверждалось не раз, будто Павел с детства обнаруживал явные признаки умственной аберрации, но доказать, чтобы он действительно страдал таким недугом, трудно» . Итак, Павел вспыльчив, ревнив к власти, подозрителен и эмоционален.

Легко ли такому человеку управлять государством? Легко ли государству и его народу, когда власть находится в руках человека, управляемого его эмоциями, а не определенными логическими законами? «Схвативши твердою рукою бразды правления, Павел исходил из правильной точки зрения; но найти должную меру трудно везде, всего труднее на престоле.

Его благородное сердце всегда боролось с проникнувшею в его ум недоверчивостью. Это было причиною тех противоречащих действий…» , – повествует о правлении императора Август Коцебу.

Из чувства справедливости исходило стремление к твердой дисциплине в стране и ее армии. «Теперь уже нельзя быть сенатором и никогда не посещать сенат, или только изредка заглядывать туда, да и то на самое короткое время; нельзя быть генералом, а заниматься только откупами и поставщичеством» , – свидетельствует Суворов. Адам Чарторыйский упоминал о том, что вельможи при Павле I редко позволяли себе злоупотребления. Современник Де-Санглен в своих записках говорит, что во время царствования Павла «различие сословий ничтожно» . Саблуков сообщает нам о «гатчинской дисциплине» , введенной императором в армии с первых дней его правления.

Помещик А.Т. Болотов писал, что «государь имел склонность к военной экзерциции и дисциплине… По вступлении на престол… он начал, с самого первого уже дня, преображать и переделывать все и вся…» . Но, видимо, дисциплина – это единственное, в чем современники видели пользу Павловских преобразований.

Журналист Н.И. Греч очень иронично пишет о цензуре, введенной при Павле I: «Так, например, предписано было не употреблять некоторых слов, например, говорить и писать «государство» вместо «отечество», «мещанин» вместо «гражданин», «исключить» вместо «выключить» …Можно вообразить какова была цензура!» . Намного резче отзывается о Павле как о государственном деятеле Чарторыйский. По его словам, «император вел государство к неминуемой гибели и разложению, внеся полную дезорганизацию в правительственную машину» . Фонвизин поясняет нам, что значит «дезорганизация» в поступках Павла, таким образом: «Павел, сперва враг французской революции… вдруг совершенно изменяет свою политическую систему и не только мириться с первым консулом Французской республики…, но и становится восторженным почитателем Наполеона Бонапарте и угрожает войною Англии.

Разрыв с ней наносил неизъяснимый вред нашей заграничной торговле…» . «Многим современникам императора Павла его иностранная политика казалась такой же странной и непредсказуемо алогичной, как и его обращение с подданными… Отчасти они были правы, ибо смотрели на дело со своей точки зрения, несовместимой с точкой зрения императора.

Логично, например, что разрыв отношений с Англией был сильным опустошением для иных, получавших от английского правительства субсидии за помощь в организации некоторых торговых дел…» , – свидетельствует Саблуков. Но, как известно, ни один государь не желает зла своему государству.

И этому поступку тоже есть объяснение. Профессор Буцинский, который явно был в восторге от Павла I и не желал замечать в этом монархе каких-либо недостатков, говорит: «Павел, вступив на престол и желая доставить своим подданным мир, отказался от участия в коалиции [против Франции], и движение русских войск было остановлено… Россия, будучи в беспрерывной войне с 1756 года, есть потому единственная страна, которая находилась 40 лет в несчастном положении истощать свое народонаселение» . Тем не менее, Павла обвинили в нелогичности. «Несомненно, Россия страдала под управлением такого человека, душевное равновесие которого было весьма сомнительно… – повествует Адам Чарторыйский, – Он царствовал порывами, минутными вспышками, не заботясь о последствиях своих распоряжений; как человек, не дающий себе труда взвесить все обстоятельства дела, который приказывает и требует только немедленного исполнения своей воли…» Барон Гейкинг говорил, что именно такое «неподдающееся объяснению поведение императора» во внешней политике и довело общество до заговора.

Подводя определенный итог можно сказать что восшествие на престол императора Павла было воспринято современниками весьма неоднозначно, что объясняеться его бывшим особым положением при дворе не дававшей ему править Екатерине II, а также характеру Павла, тяготению его к немецкой культуре, негативные ассоциации его с его отцом , Петром III. Но тем не менее в основной массе населения к Павлу было весьма терпимое отношение.