Характеристика источника

Характеристика источника. Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные, благонадежные чиновники, а безумцы, еретики, отшельники, мечтатели, бунтари, скептики.

А если писатель должен быть благоразумным, должен быть сегодня - полезным, не может хлестать всех как Свифт, не может улыбаться над всеми как Анатоль Франс тогда нет литературы бронзовой, а есть только бумажная, которую читают сегодня и в которую завтра завертывают глиняное мыло Е. Замятин Я боюсь Луи де Рувруа герцог де Сен-Симон жил в эпоху абсолютизма и тирании, когда поэзия жизни была главным пунктом государственной политики Элиас Н. Придворное общество Исследования по социологии короля и придворной аристократии, с введ. Социология и история Н. Элиас Пер. с нем. А.П. Кухтенкова и др М. Языки славянской культуры, 2002 особенно когда никакие выдающиеся способности не выделяются в человеке, а заниматься чем-то надо. Своей истинной целью Сен-Симон поставил себе написание так называемой правды о ежедневном и ежечасном механизме придворной жизни.

Говорить правду во времена абсолютной лжи уже революционный факт, чего не скажешь о Луи. Для Сен-Симона всегда находилось логическое объяснение происходившим событиям, даже если их приходилось придумывать.

Хотя это представляется весьма сомнительным - его целью скорее было ополчение на не принявших его людей, в частности Людовика, как на корень всех зол в его жизни.

Но в этом мире лишь оригиналы в ходу, поэтому Сен-Симон противопоставляет себя официальным историкам короля а всё потому, что таковым у него стать не получилось, хотя очень хотелось, но признать это было ни в коем случае нельзя, пытавшимся создать эпос о самом порядочном человеке королевства и самом блистательном правлении Mandrou R. Louis XIV en son temps Paris, 1973 P. 558. со времён античных героев, хотя кто, скажите мне, безгрешен в этом мире, в особенности во Франции? Этот его импульс мемуариста, которым возомнил себя Сен-Симон, легко объясняется личной обидой на Людовика, которую он не сможет забыть в течение всего своего существования ибо жизнью это я назвать никак не могу, на короля, продвигавшего гибкое третье сословие в ущерб непокорной знати, и историческим самосознанием личности, ответственной перед будущими поколениями Гревс И.М. Сен-Симон, его жизнь и мемуары Сен-Симон. Мемуары, т. 1. М Л 1934 И, как и его предшественники, Сен-Симон обратился к мемуарному жанру с намёком на оригинальность.

Двоякая ценность мемуаров может быть объяснена очень просто исторически - это свидетельство о конце царствования Людовика XIV и периоде Регентства, литературно - это произведение с необычным для того времени стилем, на поверхности которого - вроде бы и описание личностей и судеб, но на деле - скрытые и нереализованные мотивы и желания, довольно приземлённые и предсказуемые делать открытия - это наука, делать вид, что делаешь открытия - это искусство, которым Сен-Симон под конец своей жизни научился владеть в идеале. Автор сам становился свидетелем, а зачастую и активным участником описанных им как военных кампаний, так и событий придворной жизни, был лично знаком с подавляющим большинством упоминаемых им монархов, аристократов, священнослужителей, политических деятелей, писателей, художников и других примечательных личностей, игравших хоть сколько-нибудь заметную роль во Франции конца XVII - начала XVIII века, и хоть сколько-нибудь уделявших внимание личности мемуариста. В самих мемуарах автор скорее строит казни неверных, упоение собой сопровождается закусыванием другими, что скрывается под маской так называемого неповторимого стиля, тонкой иронией и точёными характеристиками, как это теперь принято считать в нашей литературе.

И никто не обращает внимание на то, насколько большое удовольствие получает Сен-Симон в перерывах между закусыванием, описывая ту или иную личность, умело вставляя в нужные места уколы, упрёки. Свою обиду.

Перед взором читателя раскрываются тайные пружины внутренней и внешней политики французского королевского двора и ряда европейских держав, но опять же всё это происходит в воспалённом сознании Сен-Симона, поэтому всё написанное должно подвергаться жёсткой критике и анализу.

Поистине - самое прочное на земле - глупость, её можно вбить даже в чугунную голову.

И вот, дабы внести хоть какое-то разнообразие и отличить своё произведение от миллиона таких же, мемуарист решает изобрести шкалу измерений значимости персонажа. Но вот этим автор лишь ещё больше усугубляет своё положение - тут на поверхность по-настоящему всплывают все авторские грехи и действительное отношение к людям, а точнее к фигурам, так как человеком Сен-Симон считает лишь себя. Ценность личности в видении Сен-Симона предстаёт очень банально - чем больше эта личность сливалась с общей картиной, но меньше представляла угрозы для самого Сен-Симона, тем меньше ударов с его стороны на эту личность сыпалось, и наоборот.

Не столько ума, сколько острый язык. А если учесть, что при жизни самого галантного человека в государстве личность терялась безвозвратно, то оценки Сен-Симона идут тоже очень далеко, а чем сильнее обида, тем изощрённее месть в виде неприглядных характеристик, да и вообще, всю жизнь Сен-Симон засучив рукава, мешал работать другим.

Лицемерие, наряду с умением петь, танцевать, охотиться, вести остроумную беседу и ухаживать за дамами, являлось составной частью куртуазности, или порядочности в новом понимании этого слова.

Тяжкие смертные грехи с успехом маскировались под светские достоинства. Смерть, которая, казалось бы, должна была высветить правду и фальшь, сама оказалась заложницей этикета - всё это буквально будоражило воображение мемуариста. Сочетание трагического и комического в устах Сен-Симона вызывает лёгкую улыбку сочувствия, так как пытаться таким образом показать обратную сторону общества, но на самом деле лишь в очередной раз его поносить на все лады - уже неоригинально и в который раз наводит на мысль о действительно смысле данных мемуаров.

Но Сен-Симон ведь задался целью сказать всю правду о своей эпохе возразит любой. Конечно, но для каждого человека правда своя и для Сен-Симона правда представляет собой лишь сплав низкого с так называемым высоким, из его уст представляющим собой неумело написанную картину с претензией на шедевр.

А ведь всё ещё намного проще - ничего выдающегося Сен-Симон не высказал в своих мемуарах, истинную поднаготную эпохи так и не изобразил, а лишь под конец жизни решил оставить хоть какое-либо воспоминание о себе, нацеленное на неискушённого читателя, которому достаточно едкого слова автора чтобы поверить в изображаемую картину действительности, и пускай это не так - в сущности, правда в этом мире никогда не была по-настоящему востребована.

И пускай авторы многочисленных книг и статей взывают к лучшему в мемуаристе, утверждая, что Сен-Симон мучительно переживал безбожие под маской порядочности, фарисейство под покровом этикета, но мы-то знаем, что он лишь рьяно хотел стать частью, хотя бы малой, всего этого притворства и коварства, но так как у него этот номер не вышел - пришлось состроить гримасу отвращения и примкнуть к группировке праведников, ратующих за непоколебимость чести и моральных принципов.

Совесть, в данном случае - скромная иждивенка довольствуется угрызениями. Сен-Симон не скрывает своего личного отношения к историческим личностям и упрекает придворного Данжо, дневники которого он использовал в работе над воспоминаниями, в трусливом молчании автора о своих мнениях и чувствах великие умы сходятся, мелкие - объединяются, как злость и зависть к дневникам Данджо. Суждения самого Сен-Симона отличаются резкостью, суровостью и по своему воздействию похожи на серную кислоту, которой поливают своих соперников.

Всякие языки хороши, если на них говорить по-человечески, но Сен-Симону эта вековая мудрость была не знакома - мемуары всему результатом. И конечно же теперь он в праве утверждать, что притворные придворные не достойны быть героями высокого жанра. И, разумеется, их глава - венценосный комедиант Людовик XIV - не заслуживает даже поддельных слёз по поводу своей кончины, но это лишь потому, что сам Луи не в их числе, а если бы вдруг стал, то мемуары наполнились бы дифирамбами в адрес короля-солнце и лучшей в мире стране - Франции.

Когда нет новых заслуг начинают переоценивать старые. Но жизнь - забавная штука и Сен-Симон под конец становиться никому не нужным стариком в своём имении и парой свечей на письменном столе. Ах да, и дивно - длинным самомнением на поводке у колена. Каждому своё, как написал Гитлер на воротах концлагеря Майданек, списав эту фразу из Библии. Не столь живой ум, как утверждают многие, сколько длинный язык, познавший грех злословия, поистине отличал Сен-Симона от других его коллег, возможно, поэтому, мемуары его и вошли в число мировых произведений, полежав какое-то время до этого под замком у Людовика.

И, конечно же, именно кончина Людовика XIV, которого оплакивала лишь буржуазия, обязанная ему своим величием, была так приятна Сен-Симону, но его способностей хватило на умение тактично завуалировать свою радость по этому поводу. В спорах рождаются истины, но умирают они, как известно, в склоках - так, возможная истина Сен-Симона и не увидела свет своей жизни, умерев в продолжительном союзе с Людовиком.

Картину мира Сен-Симон так же перестраивает на свой лад в стиле своё-чужое где царит порядок - порядочность. Как это удобно! Не будем прогибаться под изменчивый мир - пусть лучше он прогнётся под нас воистину воспринято Луи и претворено в жизнь - умно, что скажешь. Не многим удаётся. Старый порядок для Луи становиться идиллическим феодальным прошлым.

Правильным и разумным, а новый - это этикет, абсолютизм и тирания короля буржуазии Митфорд Н. Франция. Придворная жизнь в эпоху абсолютизма Н. Митфорд Смоленск Русич, 2003 Сен-Симон рисует образ умирающей империи и показывает превращение государственной пирамиды в библейский ковчег, готовый пойти ко дну cette arche chancelante prкte а tomber Saint-Simon. Mйmoires. 2 vol Moscou Edition du Progrиs, 1976 Vol. I P. 270 да только он никак не может понять, что на ковчег его бы ни за что не позвали, а если бы и позвали, то он бы сам его и потопил.

Отвлекая умы человечества, разработав концепцию Высшего порядка, основанную на вере в Бога и его справедливый Суд, мемуарист думал, что теперь отстранился от морально разлагающихся аристократов, но на деле он лишь в очередной раз доказал свою пламенную принадлежность к ним, причём более к разлагающимся чем к аристократам. Внутри гнило, а вера в Бога в данном случае - лицемерие. Сен-Симон решил сделать из себя отстранённо взирающего на историю рода людского и указующего главам государств на их ошибки, умудрённого годами старца Здесь содержатся уроки для тех королей, которые захотят, чтобы их уважали, и которые захотят уважать самих себя Сен-Симон. Мемуары 1969-1701 М. Наука Ладомир, 2007 да вот только сующий нос в механизм власти рискует не только носом, что с Луи в конечном счёте и случилось.

Чем давать советы главам государств, лучше бы он посмотрел на себя в зеркало и спросил Кто я такой, чтобы учить? Смыслом своего творчества Сен-Симон считал вечную правду, но какая может быть правда в устах человека, который так стремительно выбивал себе место под солнцем, что не заметил, как наступил вечер? После смерти Сен-Симона многочисленные его бумаги были конфискованы по распоряжению двора и сданы в государственный архив.

За время с 1784 по 1818 г. были напечатаны лишь отрывки его сочинений. Лишь при Карле Х бумаги Сен-Симона были возвращены его потомкам, после чего Сотеле издал полные, хотя в некоторых местах смягченные, Мемуары. Кроме мемуаров, осталось еще много бумаг Сен-Симона, до сих пор не изданных и мы можем только гадать до чего додумался столь величайший ум, а скорее - прозорливый язык, человечества. 2.2.