Попытки реформирования экономики

Попытки реформирования экономики. Хозяйственная ре-форма 1965 года. Хрущев канул в Лету. Практически все годы правления Брежнева в от-крытой прессе о нем не упоминали.

И это не просто штрих, а уже целая черта на лице эпохи: ведь им самим точно так же был предан забвению Сталин. К руководству страной пришли новые люди. И новая метла помела по-новому. Правда, высший государственный пост поделили два человека разной направленности – партийным лидером стал, если можно так назвать, аграрий Л.И. Брежнев, правительство возглавил сторонник рыночных методов хозяй-ствования А.Н. Косыгин. И получилось то, что получилось. Первые шаги нового руководства КПСС подтвердили общую политико-экономическую закономерность отечественной истории – каждая новая смена советских руководителей начинала с критики нетерпимого положения, сло-жившегося в сельском хозяйстве, обещала скорое решение «продовольствен-ной проблемы», а заканчивала предложениями о нормировании продовольст-вия и призывами к экономии хлеба (продналог и нэп при Ленине, всеобщая коллективизация при Сталине, подъем целины при Хрущеве). Вот и Брежнев не скупился на критику волюнтаристских методов Хру-щева. Реформу 1965г. в промышленности связывают с именем главы Прави-тельства СССР А.Н. Косыгина.

В его докладе на октябрьском Пленуме ЦК КПСС были использованы предложения известного экономиста Е.Г. Либер-мана. Однако Брежнев – Генеральный секретарь ЦК КПСС – к этой затее, как он назвал предложения Косыгина, относился скептически.

Но положение дел в экономике страны было таково, что надо было уже что-то делать. В отдельных районах страны из-за нехватки продуктов пита-ния возникла необходимость ввести нормированное снабжение населения (по талонам) и скрывать ситуацию стало невозможно.

Поэтому реформа Косыги-на поначалу пошла. Вернули отраслевое (отказавшись от хрущевского терри-ториального) управление народным хозяйством – министерства. Заговорили о некоторых рыночных экономических категориях – расширении самостоя-тельности предприятий, о рычагах стимулирования производства (цена, при-быль, премия, кредит и т.д.), предполагалось планировать сверху меньше по-казателей, чем раньше. Поначалу новшества эти вызвали определенный энтузиазм в обществе.

Тем более что удалось добиться и кое-каких результатов: цифры выполнения планов восьмой пятилетки были действительно несколько выше, чем в пред-шествующую хрущевскую семилетку. В строй вступило 1900 крупных про-мышленных предприятий и объектов, в т.ч. Красноярская ГЭС, автозавод в Тольятти («Жигули») и т.д. Улучшаются условия жизни рабочих – в ряде от-раслей повышается зарплата.

Построено свыше 11 млн. квартир. Повысились закупочные цены на сельхозпродукцию. С 1 июля 1966 г. вводилась ежеме-сячная оплата труда колхозников деньгами и продуктами (до этого они рабо-тали за трудодни и палочки – за каждый отработанный в колхозе день стави-лась палочка, а в конце года по числу заработанных «палочек» осуществлялся расчет продукцией. «Живых» денег у колхозников не было). Но постепенно сказывались расхождения в этом вопросе двух первых лиц государства, и новые методы хозяйствования стали сворачиваться.

Осо-бенно ускорилось сворачивание реформ после известных событий 1968 года в Чехословакии. Те, кто сразу усмотрел в экономических преобразованиях уг-розу политической стабильности, только повода дожидались, чтобы эту ре-форму придушить. Отказ от проведения экономических реформ был зафиксирован в реше-ниях декабрьского (1969) Пленума ЦК КПСС. Там содержались обычные требования – об улучшении использования резервов производства и усилении режима экономии в народном хозяйстве.

На место экономических рычагов управления вновь выходят командные методы, призывы к борьбе с наруши-телями государственной и трудовой дисциплины. Скрытно нарастало экономическое неравенство республик. В самом невыгодном положении оказывалась Российская Федерация. Однако в союз-ных республиках крепло убеждение, что именно Россия виновата в пробле-мах каждой из них. А на местах люди так и не успели понять, что же такое настоящий хоз-расчет, и, под влиянием партийных эмоций, начали его высмеивать. «Таким образом, …директивная экономика сумела довольно быстро нейтрализовать робкие шаги по реформированию хозяйственного механиз-ма». В стране устанавливается неосталинизм – верность старым идеологиче-ским ценностям, «идеологической дисциплине», помноженной на неведомую при Сталине «стабильность в руководстве». II. Нарастание застойных явлений в экономике, общественно-политической и духовной жизни страны в 70-е годы. Начало стагнации в экономическом развитии страны историки относят к середине 70-х годов.

Несмотря на то, что капиталовложения в сельское хо-зяйство даже превысили плановые, успехи этой отрасли были более чем скромными.

Сказались, конечно, тяжелые засухи 1972 и 1975 гг неурожай-ный 1974-й. Рассказывают, в 1972-м так порезали скот, что общественное жи-вотноводство уже никогда не оправилось от этого ущерба. Кормить его было нечем. В наши места завозили из Белоруссии солому, а местное население мобилизовали на заготовку еловых лапок.

Даже в столицах по четвергам в общепите ввели «рыбные дни». А на местах все больше ощущалась нехватка мяса, колбасных изделий, сливочного масла. На территории Новосильского района 3 маслозавода все 100% своей продукции отправляли в Москву. Сгу-щенку с брендом «п. Верховье Орловской области» (мама говорит, вкусная была лучшая в стране) можно было вполне встретить где-нибудь в Кулунде на каком-нибудь закрытом военном заводе имени Верещагина, но никогда – на прилавках местных магазинов.

Так что мы вполне могли гордиться тем, чего никогда в глаза не видели и не кушали. К 1980 году у нас уже перестают стесняться того, что мы широко заку-паем зерно за рубежом. Директивная экономика, подавлявшая ростки нового, объективно подошла к пределу своих возможностей. Практически были ис-черпаны свободные людские ресурсы (понятие «домохозяйка» исчезло из обихода – все женщины работали, или это было синонимом «тунеядка»), сни-зилась рождаемость. И без того низкие темпы экономического роста достига-лись в основном за счет продажи нефти и увеличения производства алкоголя.

В целом это был период, когда больше проедали, чем создавали. Насту-пил товарный голод. Конечно, по сравнению с нищетой 30-х и послевоенных годов, положение основной части населения улучшилось. Все меньше людей жило в коммуналках и бараках. В быт входили телевизоры, холодильники, радиоприемники. У многих появились домашние библиотеки. Бесплатными были медицина и образование. Но была и обратная сторона у этой «медали». Перестала повышаться средняя продолжительность жизни.

К началу 80-х СССР опустился на 35-е место по этому показателю и на 50-е по уровню детской смертности. Ядром всей системы была Коммунистическая партия, слившаяся с го-сударством. Партийно-государственная бюрократия представляла верхний, наиболее влиятельный слой советского общества. Такой автономный клан как директорский корпус после реформы 1965 г. сосредоточил в своих руках крупные средства. Аграрная элита контролировала не только местные пар-тийные органы.

Обновление кадров шло очень медленно – только естествен-ное убытие чиновников давало возможность занять эти посты претендентам. А без стимулов продвижения по служебной лестнице руководители станови-лись равнодушными к порученному им делу. Кадровая стагнация порождала сращивание бюрократии с теми участ-ками экономики, которые они контролировали – так создавалась основа кор-рупции. Еще один важный крупный слой советского общества интеллектуаль-ная элита, интеллигенция лица, не обладающие властью над какими-либо другими социальными слоями.

Часть ее номенклатура интегрировала в свою сферу, подчиняя жестокому контролю (путем воздействия привилегиями). Основная же масса интеллигенции имела невысокие доходы. От мыслитель-ного труда их отвлекал и частый физический труд – вынужденные поездки «на картошку» или работа на овощной базе по графику, а также возделывание и уборка сахарной свеклы в колхозах. У молодежи быстро открывались глаза на социальную несправедливость.

По принципу снежного кома накапливались проблемы и у работников собственно физического труда – рабочих и крестьян. По данным историка Л.М. Алексеевой, за послесталинское 30-летие произошло 76 забастовок: 3 из них состоялись во второй половине 50-х, 17 – в 60-е, 25 – в 70-е, 31 – в начале 80-х. Люди требовали повышения зарплаты, сохранения льготных отпусков, отмены периодического пересмотра норм и т.д. Это, главным образом, были требования сохранить условия, привлекавшие работников на предприятия.

В специальном партийном документе сообщалось, что прошли забастовки ра-бочих в Свердловске, Литве, Эстонии, Челябинской области, на Украине, в Севастополе, Красноярском крае. Аграрная политика КПСС привела к окончательному раскрестьянива-нию российской деревни и превращению крестьян в наемных рабочих. Соб-ственник в крестьянине был уничтожен. Добавим к этой «картине» кампанию по ликвидации «неперспективных» (только в РСФСР в этот разряд попало до 80%) сел и деревень.

Таким образом, начавшийся структурный кризис советского общества предопределил нарастание недовольства, грозившего устоям системы. III. Диссидентство. На рубеже 50-60-х годов зарождается движение диссидентов (инако-мыслящих). Первые их выступления связаны с разоблачением культа лично-сти Сталина и попытками осмыслить по-новому ленинизм. Государство стремилось пресечь эти попытки. В 1957 году арестованы Р. Пименов и Б. Вайль, написавшие «послесловие» к докладу Хрущева на ХХ съезде.

В том же году была арестована группа аспиранта исторического факультета МГУ П. Краснопевцева. Появляются первые бесцензурные издания самиздата «Син-таксис», «Феникс-61» и др. Некоторая часть произведений диссидентских ав-торов публиковалась за границей – тамиздат («Говорит Москва», «Руки» Н. Аржака; «Что такое социалистический реализм?» А. Терца. Под этими псев-донимами скрывались Ю. Даниэль и А. Синявский. В 1965-м оба были аре-стованы. Суд над ними вызвал волну протеста и всплеск диссидентской ак-тивности). Диссиденты открыто выражали несогласие с общепринятыми нормами жизни и предпринимали конкретные действия, подтверждая свою позицию.

Это были люди, в основном выросшие и воспитанные при советской власти. И явление это явилось порождением самой системы советского общества, и было одним из ярких направлений нравственного сопротивления тоталита-ризму. Диссидентское движение историки классифицируют по следующим направлениям: а) гражданские движения («политики», «правозащитники»); б) религиозные течения (евангельские христиане, адвентисты и др.); в) нацио-нальные движения.

Борьба в защиту писателей стала по существу борьбой за свободу сло-ва. В начале 1968г. усилились репрессии против участников петиционных кампаний. Многие были исключены из рядов КПСС (за этим автоматически следовало увольнение с работы), студентов исключали из вузов, писателей и художников шельмовали в творческих союзах, ученым создавали помехи в защите диссертаций.

В этом же году стал выходить самиздатовский правоза-щитный бюллетень «Хроника текущих событий» (редактор – поэтесса Н. Горбаневская). Семеро участников демонстрации 25 августа 1968г. на Крас-ной площади были осуждены и приговорены к разным срокам тюрьмы. Лишь В. Файнберг был признан невменяемым и помещен в психиатрическую боль-ницу. И отпустили Н. Горбаневскую, имевшую грудного ребенка. В середине 60-70-х годов возникла потребность в «альтернативной культуре». Запрет на свободное творчество обусловил ее нелегальное суще-ствование.

Журнал «Новый мир» вошел в историю публикацией «Одного дня Ива-на Денисовича» А. Солженицына, мемуаров И. Эренбурга, по-новому осмыс-ливавших современную историю. Поводом для разгрома редакции послужила публикация за рубежом поэмы А. Твардовского «По праву памяти». Остра-кизму подверглись члены редколлегии Л. Чуковская, Л. Копелев, Б. Окуджа-ва. Твардовский написал заявление об уходе с должности главного редактора «по собственному желанию». «Есть много способов убить поэта.

Твардовско-го убили тем, что отняли «Новый мир» писал А. Солженицын. Солженицын стал, пожалуй, самой яркой звездой диссидентства. За «Один день…» в 1963 г. его приняли в Союз писателей СССР. А за роман «Раковый корпус» в 1969 его исключили из Союза. Это спровоцировало мощный правозащитный всплеск во всем мире. Через год он становится Но-белевским лауреатом в области литературы. В руководстве страны вынаши-вались планы избавления от него. Неожиданно за Солженицына вступился министр МВД Н. Щелоков.

Но это был коварный шаг. Его мнение: не надо публично казнить врагов, а душить их в объятиях. В результате Солженицын был выдворен из СССР и много лет жил вдали от Родины. Когда в конце 90-х он приехал в Новосиль (воевал здесь в годы войны), кое-кто лицемерно про-сил у него прощения за то, что 30 лет назад писал против него подметные письма. Борьба за «идеологическую чистоту» занимала едва ли не одно из глав-ных мест в деятельности КГБ. Читаешь отчеты этого ведомства: «…сорваны попытки…, скомпрометированы акции противника…, конфисковано… В 1975 году профилактировано 20 тысяч человек, совершивших политически вредные поступки, не содержащие преступного умысла…, снижена враждеб-ная деятельность еврейских националистов…, сорваны замыслы…, снижены эмигрантские настроения, внесен раскол…, локализована враждебная дея-тельность…главарей…Совета церквей…» Оторопь берет: сколько поломан-ных человеческих судеб! Вспомнишь сатирика: был ли 37-й год? Или после 36-го сразу начался 38-й? «Не был… но будет».