Древние греки

Тот, кто не может думать без грусти о конфигурации общества, кто научилсяпонимать его как длящееся болезненное рождение того привелегированного культурногочеловека, в службе которому должно исчахнуть все остальное тот не будет обмануттем ложным блеском, которым наши современники окружили происхождение и значениегосударства.Чем именно может являться для нас государство, как не средством возникновенияи продолжения только что описанного социального процесса? Как бы ни было сильнов отдельном человеке стремление к общению только железные тиски государства могутсплотить друг с другом большие массы настолько, чтобы могло начаться то химическоеразложение общества и образование его новой пирамидальной надстройки.

Но каковопроисхождение этой неожиданной власти государства, цель которой лежит так далековне рассудка и эгоизма единичной личности? Как произошел раб, слепой крот культуры?Греки проговорились об этом в своем правовом инстинкте, который и в здравой полнотецивилизации и гуманности не переставал возвещать из медных уст следующие слова Победителю принадлежит побежденный с женой, детьми, всем имуществом.

Сила даетпервое право, и нет права, которое в своей основе не являлось бы присвоением, узурпацией,насилием . Здесь мы опять видим, с какойнастойчивостью природа, чтобы создать общество, кует суровое орудие государства- именно того победителя с железной рукой, который - ничто другое, как объективациявыше упомянутого инстинкта. По неопределимой величине и могущетсве таких завоевателейнаблюдатель чувствует, что они являются лишь средством обнаруживающейся в них итем не менее скрытой в них цели. От них - будто исходит магическая воля так загадочнобыстро примыкают к ним слабые силы, так чудесно превращаются они при неожиданномросте этой могучей лавины, под обоянием того творческого ядра, приобретая небывалуюдотоле силу химической реакции.Если мы теперь посмотрим, как мало покоренные вскоре затем думают об ужасномпроисхождении своего государства - в сущности говоря, нет такого рода события, окотором история осведомляла нас хуже, нежели о возникновении тех неожиданных, насильственных,кровавых и, по крайней мере, в одном пункте необъяснимых узурпаций если, напротивтого, сердца невольно стремятся к заманчивости возникающего государства, предчувствуяневидимо глубокую цель там, где расчетливый разум способен видеть лишь сложениесил если даже теперь государство ревностно считается целью и вершиной жертвованияи долга единиц - то из всего этого видна огромная потребность в государстве, безкоторой природе не удалось бы достигнуть освобождения иллюзией в зеркале гения.Какие только познания не преодолевает инстинктивное стремление к государству! Можнобыло бы думать, что существо, заглянувшее в происхождение государства, впредь будетискать своего спасения в пугливом отдалении от него. И где не видны памятники егопроисхождения - опустошенные страны, разрушенные города, одичавшие люди, всеистребляющаяненависть народов! Государство с его позорным происхождением для большинства людей- постоянный источник бедствий, в часто повторяющихся периодах пожирающее пламярода человеческого - и при всем этом это звук, при котором мы забываемся, военный клич, воодушививший к бесчисленными действительно героическим поступкам, может быть, высшее и достойнейшее явлениедля слепой эгоистичной массы, которая только в страшные моменты государственнойжизни несет на своем лице удивительный отпечаток величия.

Греков же, ввиду единственной солнечной высоты их искусства, мы уже apriori представляем себе как политическихлюдей в себе и действительно, история не знает второго примера такого ужасногоразнуздания политического стремления, такого полного приношения в жертву инстинктугосударственности всех других интересов - в крайнем случае можно сравнить и по темже причинам выделить таким же титулом людей Ренессанса в Италии.

Выше упомянутоестремление у греков так обострено, что оно постоянно начинает свирепствовать противсамого себя и кусает свое собственное тело. Кровавое соперничество города с городом,партии с партией, страсть к кровопролитию в тех маленьких войнах, достойный тигратриумф над телом низложенного врага, короче говоря, непрерывное возобновление троянскихсцен борьбы и ужасов, в созерцание которых Гомер, как истый эллин, радостно погружается на что указывает это наивное варварство греческого государства, в чем его оправданиеперед судом вечной справедливости? Гордо и спокойно выступает перед ним государство оно ведет за руку прекрасную, цветущую женщину греческое общество.

За эту Еленувело оно ту войну - какой седобородый судья дерзнет его осудить? При той таинственной связи, которую мы предполагаем между государством иискусством, политической страстностью и художественным творчеством, полем битвыи произведением искусства мы понимаем под государством, как сказано, лишь железныетиски, которые насильственно создают социальный процесс, в от время, как без государствав естественном bellum omniun contra omnes общество в большей своей части и вне областисемьи не может пустить корней.

Теперь, когда всюду образовались госудапрства, стремление bellum omniuncontra omnes время от времени концентрируется в страшных народных бурях и разряжаетсяредкими, но зато более грозными ударами и молниями.

Но в промежутках, под сосредоточеннымдействием того bellum а, направленного внутрь, обществу дается время расти, зеленетьи, как только настанет несколько теплых дней, дать распуститься блестящим цветамгения.

Говоря о политическом мире эллинов, я не буду скрывать, в каких именно явленияхдействительности я вижу для искусства и общества одинаково опасные вырождения политическихначал.

Если б существовали люди, которые самим рождением были бы поставлены какбы вне народных и государственных инстинктов и которые, таким образом, постолькусчитались бы государством, поскольку оно касалось бы их личных интересов то подобныелюди необходимо должны были бы представить себе как последнюю государственную цель- ненарушимое сосуществование больших политических совокупностей, в которых им самимбудет предоставлено следовать собственным побуждениям прежде всех и безо всякихограничений.

С этим представлением в голове они будут содействовать той политике,которая наиболее обеспечивает эти намерения в то же время немыслимо, чтобы они,действуя против своих намерений, руководились бессознательным инстинктом и приносилибы себя в жертву государственной тенденции, потому что им недостает именно тогоинстинкта. Все остальные граждане государства находятся в неизвестности относительнотого, что имеет в виду природа с ее инстинктом государственности, и поэтому повинуютсяслепо только стоящие вне этого инстинкта знают, чего они хотят от государства ичто оно может им дать. Вот почему совершенно неизбежно, что такие люди приобретаютбольшое влияние в государстве они могут смотреть на государство как на средствов то время, как остальные, находящиеся под властью неизвестных намерений государства,сами являются лишь средством государственной цели. Чтобы наилучше использовать государстводля своих корыстолюбивых целей, необходимо, чтобы государство совершенно освободилосьот тех страшно нерасчетливых военных конвульсий поэтому они домогаются совершенносознательно такого положения, в котором война была бы невозможностью.

Для этогонадо прежде всего по возможности ограничить и ослабить политические исключительныестремления и довести благоприятный исход наступательной войны и войны вообще дополной невозможности при помощи больших, равновесящих государственных групп со взаимнымобеспечением последних а с другой стороны, они стараются отнять от единоличныхносителей решение вопроса войны и мира, чтобы иметь возможность апеллировать к эгоизмумассы и ее представителей для этого им опять - таки необходимо медленно разложитьмонархические инстинкты народов.

К этой цели они подходят при помощи всеобщего распространениялиберально-оптимистическо го мировоззрения, имеющего свои корни в учениях французскогопросвещения и революции, следовательно, в совершенно негерманской, а чисто романской,плоской и не метафизической философии.

Я не могу не видеть в настоящем национальномдвижении и в одновременном распространении всеобщего права голоса прежде всего действиястраха войны.

Я не могу не заметить на фоне этих движений, как действительных носителейстраха, тех интернациональных безродных финансовых отшельников, которые при естественномотстутствии инстинкта государственности научились злоупотреблять политикой как биржевыморудием, а государством и обществом - как средством обогощения самих себя. Единственнымпротивоядием против этого опасного отклонения государственной тенденции к денежнойтенденции - является война и опять-таки война в ее возбуждениях станет по крайнеймере ясно, что государство не основано на страхе перед демоном войны, как убежихедля эгоистичных единиц, но дает этический размах в любви к родине и к государям.

И если я указываю на это использование революционных мыслей для выгод корыстолюбивойнегосударственной денежной аристократии как на опасное свойство политической деятельности если я понимаю огромное распространение либерального оптимизма как результат попавшегов странные руки современного денежного хозяйства и признаю весь вред социальныхположений вместе с необходимым упадком искусств, выросшим из этого корня или сросшегосяс ним то пусть простят мне прислучае мое прославление войны.

Тот, кто войну и ее орудие, военное сословие, будет рассматривать в их отношениик вышеописанной сущности государства должен прийти к тому убеждению, что в войнеи в военном сословии мы имеем перед глазами образ или, вернее, праобраз государства.