Василий Иванович Суриков

Величайший русский исторический живописец Василий Иванович Суриков родился в Сибири. В 1854 году отец художника по службе был переведен из Красноярска в село Сухой Бузим, и вся семья отправилась с ним. Здесь Суриков выучился ездить верхом и пристрастился к охоте. Но самое главное начал много рисовать. Особенно любил он изображать лошадок, что далось ему не сразу работник Семен показал ему, как надо рисовать ноги, чтобы лошадки казались бегущими.Никаких красок у него тогда еще не было, и когда он с какой-то гравюры срисовал портрет Петра I, то раскрасил мундир синькой, а отвороты брусникой.

В 1856 году родители отдали Сурикова в приготовительный класс Красноярского уездного училища. Он учился отлично, переходил из класса в класс с наградами и в 1861 году блестяще закончил училище. Особенно важное значение для Сурикова имели уроки рисования, которое преподавал Н. В. Гребнев. Этому безвестному художнику выпала высокая честь быть первым учителем Сурикова.Заслуга Гребнева в том, что он сумел угадать талант Сурикова, горячо в него уверовал и энергично поддерживал в нем решение посвятить себя живописи и поступить в академию.

Гребнев меня учил рисовать, рассказывал Суриков. Чуть не плакал надо мной. От Гребнева Суриков услышал о Карле Брюллове, слава которого тогда еще гремела, об Айвазовском как тот воду пишет, что совсем как живая, как форму облаков знает.По воскресеньям Гребнев брал с собой Сурикова за город, на этюды. Вместе они ходили в лес, поднимались на Караульскую гору, которая возвышается над Красноярском.

Оттуда Гребнев заставлял Сурикова писать город, наглядно разъяснял ученику законы воздушной перспективы и особенности живописи на открытом воздухе. Благодаря Гребневу Суриков вполне овладел техникой акварельной живописи, в которой достиг высокого совершенства. В 1859 году умер отец Сурикова, и семья вернулась в Красноярск. Будущему художнику пришлось поступить на службу в канцелярию. Старина и тогда уже влекла художника.Наследием воинственных предков, оружием и старинными мундирами был полон подвал суриковского дома. Были там и книги, которые художник перечитал в юности.

Жизнь с детства открывалась перед ним с самых жестоких сторон. Он видел людей, которые навсегда внушили ему глубокое уважение. Мощные люди были. Сильные духом. Размах во всем был широкий, рассказывал Суриков. А нравы жестокие были. Казни и телесные наказания публично происходили. Эшафот недалеко от училища был Вот теперь скажут воспитание.А ведь это укрепляло.

И принималось только то, что хорошо. Меня всегда красота в этом поражала сила. Черный эшафот, красная рубаха красота Смертную казнь я два раза видел. Раз трех мужиков за поджог казнили. Один высокий был, вроде Шаляпина. Другой старик. Их на телегах в белых рубахах привезли. Женщины лезут плачут, родственницы их. Я близко стоял. Дали залп. На рубахах красные пятна появились. Два упали. А парень стоит.Потом и он упал. А потом, вдруг, вижу, поднимается. Еще дали залп. И он опять подымается.

Такой ужас, я вам скажу. Потом офицер подошел, приставил револьвер, убил его Жестокая жизнь в Сибири была. Совсем XVII век. Однажды двух товарищей Сурикова убили в драке. Вижу, лежит он на земле голый, красивое мускулистое у него тело было. И рана на голове. Помню, подумал тогда вот если Дмитрия царевича писать буду, его так напишу. А другой у меня был товарищ Петя Чернов. Мы с ним франты были. Шелковые шаровары носили, поддевки, шапочки ямщицкие и кушаки шелковые.Веселая жизнь была. Маскировались мы. Я тройкой правил.

Колокольцы у нас еще валдайские сохранились с серебром Дальше Суриков рассказывает, как Петю убили, а у него самого хватило мужества пойти в морг и там внимательно рассматривать разложившийся труп. Все эти рассказы самого художника свидетельствуют не о пустом любопытстве, а о великой заинтересованности жизнью, о том, что он не отворачивался и не убегал даже от самых страшных ее проявлений, все время ее изучал, собирая и осмысливая факты, и потом умел сохранить их в своей памяти во всей силе первоначального впечатления.

Точность образов, их острота и меткость поражают в этих рассказах Сурикова. И эти же характерные качества ярко проявились впоследствии в его живописи. Так из внешней пестроты, хаотичности и грубой силы первоначальных впечатлений складывался крепкий и цельный характер художника и в то же время зарождались основы и весь сокровенный смысл его искусства.В красноярском обществе стало известно о выдающихся способностях Сурикова.

Золотопромышленник П. Кузнецов вызвался помочь ему и отправил со своим обозом в Петербург. Ехали на лошадях через Томск, Екатеринбург, Казань, Нижний и Москву. Повсюду останавливались подолгу, осматривали достопримечательности. Сурикова особенно привлекала старинная архитектура. Наконец через два месяца, в феврале 1869 года, путешественники достигли Петербурга. Полгода ушло на подготовку к экзаменам в Академию художеств.В письме к матери и брату кратко и выразительно рассказывал он и о своем пребывании в академии, и о том, чему там научился и к чему стремился Я ведь со страшной жадностью к занятиям приехал.

В академии классов не пропускал. А на улицах всегда группировку людей наблюдал. Приду домой и сейчас зарисую. Ведь этого никогда не выдумаешь. Случайность приучился ценить. Страшно я ракурсы любил. Всегда старался все дать в ракурсах. Они очень большую красоту композиции придают.Первая моя композиция в Академии была как убили Дмитрия Самозванца.

Но больше всего мне классические композиции дались. За Пир Валтасара 1874, как к нему про рок Даниил приходит, я первую премию получил. За год до окончания академии Суриков написал картину Княжий суд. Ее композиция содержит в зародыше ту композиционную идею, которая с таким совершенством развита в первом большом полотне Сурикова Утро стрелецкой казни. В 1878 году Суриков кончил академию с золотой медалью.Получив заказ - написать в храме Христа Спасителя на четырех - пилонах четыре первых Вселенских собора Суриков переехал в Москву.

Около того же времени Суриков женился на Елизавете Августовне Шарэ. Начавшаяся радостная семейная жизнь и относительная материальная обеспеченность позволили художнику всецело отдаться творчеству. Сама Москва предоставляла условия, необычайно для того благоприятные. Я, как в Москву приехал, прямо спасен был вспоминал он впоследствии.Старые дрожжи, как Толстой говорил, поднялись Памятники, площади они мне дали ту обстановку, в которой я мог поместить свои сибирские впечатления Как я на Красную площадь пришел, говорил Суриков, все это у меня с сибирскими воспоминаниями связалось.

Когда я их Стрельцов задумал, у меня все лица так и возникли. И цветовая раскраска вместе с композицией Остановился недалеко от Лобного места, засмотрелся на очертания Василия Блаженного, и вдруг в воображении вспыхнула сцена стрелецкой казни, да так ясно, что даже сердце забилось.Почувствовал, что если напишу то, что представилось, то выйдет потрясающая картина.

Поспешил домой и до глубокой ночи все делал наброски, то общей композиции, то отдельных групп. Надо, впрочем, сказать, что мысль написать картину стрелецкой казни была у меня и раньше. Я думал об этом еще в Красноярске. Никогда только не рисовалась мне эта картина в такой композиции, так ярко и так чутко.На картине Утро стрелецкой казни 1881 Суриков изобразил эпилог той исторической трагедии, которой началось царствование Петра I. В 1698 году, когда Петр I в Голландии учился строить корабли, а потом ездил по Европе и присматривался к иноземным обычаям, в Москве, по поручению царя, управляли бояре.

Для московских стрельцов пришла тяжелая пора их выслали в отдаленные города и притом на скудном содержании. Четыре полка были отправлены в Азов. Через некоторое время на смену им послали другие шесть полков.Прежние четыре полка думали было, что им позволят из Азова возвратиться в Москву, как вдруг им приказали идти в Великие Луки на литовскую границу, в войско князя Ромодановского.

Они повиновались, но в марте 1698 года сто пятьдесят пять человек самовольно ушли в Москву бить челом от лица всех товарищей, чтоб их отпустили по домам. В прежние времена случаи самовольного побега со службы не были редкостью и сходили с рук, но на этот раз начальник стрелецкого приказа, боярин Троекуров, велел им немедленно идти назад, а четырех выборных, которые к нему пришли объясняться, за дерзкие слова приказал посадить в тюрьму.Стрельцы отбили своих товарищей и не хотели идти из Москвы.

Бояре двинули на них солдат Семеновского полка и выгнали из Москвы силой. Ромодановский в это время по указу, пришедшему из Москвы, должен был четыре полка стрельцов расставить по западным пограничным городам, а тех, которые самовольно ходили с челобитной в Москву, сослать в Малороссию на вечное поселение.Стрельцы не выдали Ромодановскому своих товарищей и ушли, как будто повинуясь приказу, и на берегу Двины 16 июня устроили круг. Тут один из ходивших в Москву, Маслов, стоя на телеге, прочел письмо от царевны Софьи, в котором она убеждала стрельцов прийти к Москве, стать табором под Новодевичьим монастырем и просить ее снова на державство, а если солдаты не станут пускать их в Москву, то биться с ними. Стрельцы решили идти на Москву.

Раздавались голоса о том, что надобно перебить всех немцев, бояр, самого царя не пускать в Москву и даже убить его за то, что сложился с немцами.Когда в Москве услышали, что стрельцы идут на столицу, то на многих жителей напал такой страх, что они с имуществом разъезжались по деревням.

Высланное боярами московское войско под руководством Шеина встретилось со стрельцами 17 июня около Воскресенского монастыря. Сначала Шеин отправил к ним в стан генерала Гордона. Гордон потребовал, чтобы стрельцы немедленно ушли в назначенные им места и выдали сто сорок человек из тех, которые ходили в Москву их считали главными зачинщиками бунта.Мы отвечали стрельцы или умрем, или непременно будем в Москве хоть на три дня, а там пойдем, куда царь прикажет.

И в стрелецком стане, и в стане Шеина отслужили молебны, приготовились к бою Стрельцы в этом бою потерпели поражение. Начались пытки кнутом и огнем. Шеин самых виноватых приказал повесить на месте, а других разослать по тюрьмам и монастырям под стражу. Казнено было 130 человек, а по монастырям разослано 1845 человек.Царь прибыл в столицу 25 августа, а на другой день в Преображенском селе начал делать то, что так возмущало стрельцов собственноручно обрезал бороды боярам и приказал им одеться в европейскую одежду, как будто пытаясь сразу нанести решительный удар русской старине, вдохновившей на бунт стрельцов. 30 сентября у всех ворот московского Белого города расставлены были виселицы.

Несметная толпа народа собралась смотреть, как повезут преступников. Петр собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам в селе Преображенском. Затем длинный ряд телег потянулся из Преображенского села в Москву.На каждой телеге сидело по два стрельца у каждого из них было в руке по зажженной восковой свече.

За ними с криками и воплями бежали их жены и дети. В этот день был повешен у московских ворот 201 человек. Потом снова начались пытки, мучили и стрелецких жен, а с 11 до 21 октября в Москве ежедневно совершались казни.Так погибло 772 человека. Последние казни над стрельцами были совершены в феврале 1699 года. Тела казненных лежали неприбранные до весны и только тогда велено было зарыть их в ямы близ разных дорог в окрестностях столицы, а над их могилами поставить каменные столбы с чугунными досками, на которых была указана их вина, а на столбах были спицы с наколотыми головами.

Софья, по приказанию Петра, была пострижена под именем Сусанны в Новодевичьем монастыре.Она томилась в своем заключении еще пять лет под самым строгим надзором и умерла в 1 704 году. Казнь стрельцов была подробно описана секретарем австрийского посольства И. Корбом, дневник которого и послужил для Сурикова главным источником исторических сведений.

Всюду, где мог, Суриков собирал необходимые данные, работал в Оружейной палате и Историческом музее. В глубине картины в утреннем голубоватом тумане высится громада Василия Блаженного. На Красной площади стоят телеги, на них в белых рубахах приговоренные к смерти стрельцы с зажженными свечами в руках и около каждого - матери, жены и дети. Сложная композиция Стрельцов дробится на отдельные группы. В центре каждой группы осужденный, вокруг него семья.На первом плане картины Суриков изобразил крошечную девочку, одиноко и беспомощно стоящую между двух старых женщин.

Своими широко раскрытыми глазами словно видит она испугавшее ее темное будущее. Слева от девочки прямо на земле сидит старая женщина в темном коричневом платье. Горе будто превратило ее в камень. Еще дальше, направо, один из самых драматических эпизодов всей картины молодого стрельца Преображенский офицер ведет к виселице.Должно быть, прощание с женой и сыном сломило стрельца. Он едва переступает заплетающимися ногами, опустив голову, руки его висят как плети.

Резким контрастом с этой надломленной фигурой является стрелец, стоящий на телеге, в самом центре картины. Он повернулся спиной к Петру. Низко склонившись и сжав в руке свечу, он прощается со своими друзьями и единомышленниками.Общим абрисом своей склоненной фигуры он поразительно напоминает древнерусскую икону из иконостасного чина. Не сразу бросается в глаза, но все же, несомненно, есть в его лице сходство и с самим художником, если вспомнить автопортреты того времени.

Лица стрельцов полны сосредоточенности, некоторые пышут злобой, иные молчаливо погружены в себя. Образы их воспринимаются как достоверные исторические портреты. Вокруг теснятся близкие, но окружающее их не волнует, бытовые связи порваны.Тщетно старается повернуть к себе чернобородого стрельца молодая его жена с искаженным от ужаса лицом, удрученная тем, что и в эти последние минуты жизни он упрямо думает о том окончательно проигранном деле, за которое погибает.

Помните, рассказывал Суриков, у меня стрелец с черной бородой это Степан Федорович Торгошин, брат моей матери Опустив голову, сидит, как агнец жребию покорный. А бабы это, знаете ли, у меня и в родне были такие старушки. А старик из Стрельцов это ссыльный один, лет семидесяти. Помню, шел, мешок нес, раскачивался от слабости и народу кланялся. А рыжий стрелец это могильщик, на кладбище я его увидал. Я ему говорю Поедем ко мне по позируй.Он уже занес было ногу в сани, да товарищи стали смеяться.

Он говорит Не хочу. И по характеру ведь такой, как стрелец. Глаза глубоко сидящие меня поразили. Злой, непокорный тип. Кузьмой звали. Случайность на ловца и зверь бежит. Насилу его уговорил. Он, как позировал, спрашивал Что, мне голову рубить будут, что ли А меня чувство деликатности останавливало говорить тем, с кого я писал, что я казнь пишу А дуги-то, телеги для Стрельцов это я по рынкам писал На колесах-то грязь.Раньше-то Москва немощеная была грязь была черная. Кое-где прилипнет, а рядом серебром блестит чистое железо Всюду красоту любил.

Серьезно изучал Суриков исторические источники, предметы материальной культуры, памятники письменности.Петр у меня с портрета заграничного путешествия написан, рассказывал он, а костюм я у Корба взял. Действительно, если заглянуть в Дневник путешествия в Московию секретаря австрийского посла Корба, нетрудно заметить, как внимательно относился Суриков к тому, о чем повествует этот наблюдательный иноземец, бывший очевидцем стрелецких казней.

Многое из того, что описано у Корба, творчески воссоздано Суриковым в его картине.На небольших московских телегах были посажены сто виновных, ожидавших своей очереди казни, пишет Корб. Сколько было виновных, столько же тележек и столько караульных солдат Священников для напутствия осужденных видно не было все же каждый держал в руках зажженную восковую свечу, чтобы не умереть без света и креста Горький плач жен усиливал для них страх предстоящей смерти мать рыдала по своем сыне, дочь оплакивала судьбу отца, несчастная супруга стонала об участи своего мужа Его царское величество в зеленом польском кафтане прибыл в сопровождении многих знатных московитов к воротам, где по указу его царского величества остановился в собственной карете господин цесарский посол с представителями Польши и Дании. Однако Суриков далеко не во всем следовал за этим источником.

Это видно хотя бы из того, что Корб описывает казнь, которая происходила 10 октября 1698 года в селе Преображенском на реке Яузе. Художник же изменяет место действия и переносит его на Красную площадь.

Сурикову была необходима конкретная историческая обстановка, а в селе Преображенском она не сохранилась. Да и само событие, перенесенное на Красную площадь и изображенное на фоне храма Василия Блаженного и древних кремлевских стен, приобретало не только большую историческую убедительность, но и особую значительность.Первенствующее значение в построении композиции картины имеет архитектура.

Собор Василия Блаженного, верхушки глав которого уходят за раму, башни и стены Кремля, круглая каменная ограда Лобного места своими неподвижными, возвышающимися массами образуют русла, по которым текут и распределяются волнующиеся человеческие толпы. Чувство архитектуры было вообще необычайно сильно развито у Сурикова. Древние памятники всегда привлекали его, с необычайной силой воскрешая исторические воспоминания.Я на памятники, как на живых людей смотрел, расспрашивал их Вы видели, вы слышали, вы свидетели.

Стены я допрашивал, а не книги. Картина Сурикова делает впечатление неотразимое, глубокое на всех писал Репин Третьякову Сегодня она уже в раме и окончательно поставлена. Кокона выиграла Какая перспектива, как далеко ушел Петр Могучая картина С выставки Стрельцы были приобретены Третьяковым.Полученные деньги снова обеспечили художнику возможность работать на излюбленные темы и избавили его от необходимости что-либо делать на заказ.

Он приступил к обдумыванию своей заветной картины Боярыня Морозова, но перед ее началом решил написать еще одну Меншиков в Березове 1883. Ему сначала хотелось испытать свои силы в малофигурной, несложной композиции, где, однако, все персонажи были бы изображены в полный рост и, главное, в таком душевном состоянии, которое полностью их захватывало и обнаруживало истинные духовные масштабы каждой личности.Меншиков неоспоримо занимал место самого близкого к Петру человека.

Он раскрыл заговор против Петра. Петр звал его мое сердце. Меншиков пользовался полным доверием царя. Он проявил несомненный военный талант и большие государственные способности, но в то же время был безмерно честолюбив и алчен. На свои счета в английские банки он тайно перевел 5 миллионов рублей, что примерно соответствовало годовому бюджету всей Российской империи того времени.Его дворец в Петербурге величиной и убранством превосходил скромный домик Петра I. После смерти своего покровителя Меншиков сделался фактически правителем государства.

Он задумал окончательно укрепить свое положение, женив на своей старшей дочери малолетнего Петра II. Но политические враги его взяли верх, он был арестован, лишен всех чинов и имущества и сослан вместе с семьей на крайний север Сибири, в Березов. Жена его умерла на пути в ссылку в Казани. Замечательно что тема этой картины драма семьи, перерастающая в т горическую трагедию, что связывает полотна Стрельцов и Меншикова.В семьдесят первом поехал я жить в деревню в Перерву.

В избушке нищенской. И жена с детьми. В избушке тесно было. И выйти нельзя дожди, вспоминал Суриков. Здесь вот все мне и думалось это так вот в низкой избе сидел И поехал я в Москву за холстами. Иду по Красной площади. И вдруг точно молния блеснула в голове Меншиков Меншиков в Березове Он сразу представился мне живым во всех деталях, таким, как в картину вписать. Сразу всю картину увидел. Весь узел композиции я и о покупках забыл.Сейчас кинулся назад в Перерву.

Так возникли в образной памяти художника далекие исторические параллели. Но так же, как и в Стрельцах, Суриков сумел высоко подняться над бытовыми, хотя и жизненными ощущениями, создав образ Меншикова, который своей значительностью делает картину Сурикова подлинно исторической, а не жанровой. Вся мощь характера, вся сила и властность праздная, но собранная, как сжатая рука, которая написана Суриковым с необычной мощью, выражены в гигантской фигуре Меншикова.Его образ воистину монументален.

Среди своей семьи он возвышается как памятник, как обломок исторической эпохи. К нему прижалась его дочь, бывшая невеста императора. Немного поодаль, за столом, сидят сын и младшая дочь. Нам, тогдашней молоджи, пишет Нестеров о Меншикове, картина понравилась, мы с великим увлечением говорили о ней, восхищались ее дивным тоном, самоцветными, звучными, как драгоценный металл, красками.Меншиков из всех суриковских драм наиболее шекспировская по вечным, неизъяснимым судьбам человечества.

Типы, характеры их, трагические переживания, сжатость, простота концепции картины, ее ужас, безнадежность и глубокая волнующая трогательность. Записи поэта М. А. Волошина содержат любопытные слова самого Сурикова о Меншикове Потом ездил в имение Меншикова в Клинском уезде. Нашел бюст его. Мне маску сняли. Я с нее писал.Но особенно помог Сурикову в нахождении образа Меншикова облик старого учителя рисования, Невенгловского, случайно встреченного художником на улице, облик, существенно отвечавший представлению Сурикова о внешности Меншикова.

Старшую дочь Суриков писал с жены, сына со Шмаровина, сына известного московского художественного деятеля. С натуры же была написана и младшая дочь Меншикова, читающая книгу. В 1883 году картина была на передвижной выставке. Появление ее, пишет Нестеров, вызвало большое разногласие, как среди художников, так и среди общества.Умный, благородный, справедливый, равно требовательный к себе и другим Крамской, увидев Меншикова, как бы растерялся встретив, спускаясь с лестницы, идущего на выставку Сурикова, остановил его, сказал, что Меншикова видел, что картина ему непонятна или она гениальна, или он с ней еще недостаточно освоился.

Она его и восхищает, и оскорбляет своей безграмотностью ведь если ваш Меншиков встанет, то пробьет головой потолки Однако Суриков сознательно стремился достигнуть именно этого впечатления грандиозности фигуры Меншикова.Как и всегда, память подсказала ему испытанное им в детстве чувство величины фигур.

Он говорил Комнаты у нас в доме большие и низкие. Мне, маленькому, фигуры казались громадными. Я потому всегда старался или горизонт очень низко поместить, или фону сделать поменьше, чтобы фигура казалась больше. Эти слова, несомненно, относятся к Меншикову. Трагическое содержание картины передает и ее колорит, сумрачный, насыщенный, поразительный по своей живописной продуманности. Трагизм темы передается сочетанием белых, черных и красных тонов.Белый, скудный холодный свет, пробиваясь сквозь обледенелое слюдяное оконце, выявляет черно-коричневые тона стены и сине-черные тона шубки старшей дочери.

Напряженность их звучания усиливает красный тон скатерти, покрывающей стол. Суриковский Меншиков яркая историческая личность, и при этом человек именно петровского времени.В образе Меншикова как бы раскрывается эпоха Петра I, та переломная эпоха, полная противоречий и борьбы, которая выдвигала новых людей, крупных исторических деятелей, закаляла сильные характеры.

Меншиков у Сурикова выходец из народа, счастья баловень безродный. Вглядываясь в его черты, мы вспоминаем, что Меншиков был сыном придворного конюха, в детстве продавал на улице пироги, а затем, полюбившись Петру своей незаурядной одаренностью и поразительной энергией, был вознесен до верха всем завидного могущества, стал полудержавным властелином.Герой картины Сурикова это тот Меншиков, сильный, властный, решительный, который вместе с Петром ломал и строил, казнил стрельцов, был под Азовом и Полтавой и, наконец, правил многомиллионной Россией при вдове Петра Екатерине I. Картина Боярыня Морозова 1887 поражает своим сложным светлым тоном, глубиной композиционного замысла, богатством и разнообразием образов.

Картина потребовала пяти лет напряженной работы художника. Еще в раннем детстве, учась в Красноярском уездном училище и живя у тетки О. М. Дурандиной, художник услыхал от нее рассказ о Морозовой, крепко ему запомнившийся.Самый ранний набросок Утра стрелецкой казни сделан Суриковым на нотах для гитары.

Там же находится и набросок Боярыни Морозовой. Первый написанный масляными красками эскиз картины Боярыня Морозова был сделан Суриковым в 1881 году, но только весной 1887 года она была закончена. При царе Алексее Михайловиче никоновская церковная реформа надвое расколола русскую церковь и породила яростное сопротивление.Феодосия Прокопьевна Морозова была страстной поборницей древнего благочестия. Овдовев на тридцатом году, эта ярая сердцем женщина вела суровую подвижническую жизнь, раздавала свои богатства нищим и, наконец, приняла от раскольничьего старца монашество.

Ее воззрения разделяла и сестра ее, Евдокия, бывшая замужем за князем Урусовым.Несмотря на свою близость ко двору царя, Морозова была схвачена, подверглась жестоким допросам. Ни уговоры, ни угрозы, ни мучительные пытки не могли сломить ее дух. Заключенная в земляную тюрьму Боровского острога, она умерла голодной смертью в 1672 году. Друг и наставник боярыни Морозовой, истовый защитник старой веры, протопоп Аввакум писал о ней Персты рук твоих тонкостны, а очи твои молниеносны.

Кидаешься ты на врага, аки лев. Для своей картины Суриков взял тот момент, когда Морозову, скованную кандалами и наручниками, везут по Москве, и она в последний раз прощается с народом, высоко подняв руку, сложенную двуперстным крестом как знамением старообрядчества.Боярыне Морозовой Суриков придавал несравненно больше значения, чем Утру стрелецкой казни.

Исключительно долго шла композиционная работа, пока, наконец, композиция не вместила в себя желаемого образа. Верный себе, художник и в этой картине изобразил событие как народную драму Я не понимаю действий отдельных исторических лиц без народа, без толпы, мне нужно вытащить их на улицу. Изображая народную массу на улице, Суриков должен был решить сложнейшую композиционную задачу, что он и сделал с мастерством.Толпа на полотне живет и волнуется движутся, клином врезаясь в толпу, убогие сани. Глубокие следы, оставленные полозьями, солома, волочащаяся по снегу, бегущий за санями мальчик все заставляет зрителя поверить в то, что накренившиеся влево сани действительно движутся по рыхлому снегу.

Впечатление поддерживается и нарастанием движения в фигурах от правого края к центру справа сидящий на снегу юродивый, затем вставшая на колени и тянущаяся к Морозовой нищенка и, наконец, идущая рядом с санями Урусова.Главное для меня композиция говорил Суриков Тут есть какой-то твердый, неумолимый закон, который можно только чутьем угадать, но который до тога не-преложен что каждый прибавленный или убавленный кусок холста, каждая поставленная точка разом меняет композицию.

В движении есть живые точки и есть мертвые. Для того чтобы сани поехали, художник много раз пришивал холст, расширяя полотно картины. Не идет у меня лошадь, да и только. Наконец прибавил последний кусок и лошадь пошла. Сидящая в санях фигура держала сани на месте.Надо было найти расстояние от рамы до саней, чтобы появилось движение.

Чуть меньше расстояние сани стоят. А мне Толстой с женою, когда Морозову смотрели, говорят Внизу надо срезать, низ не нужен, мешает. А там ничего убавить нельзя сани не поедут. Суриков говорил, что композицию картины надо проверить по диагонали. Диагональное построение композиции в Морозовой выступает отчетливо, им определяется направление движения и на ней расположен центр картины фигура мятежной боярыни.Но помимо диагонали движение выражено еще и рядом других моментов.

Если очертить сани, дугу и все движущиеся фигуры, то получится эллипсоидная форма, границами которой снизу будут полозья саней, сверху дуга, справа спина Урусовой, идущей рядом с санями, слева болтающийся рукав бегущего мальчика. Компактному, собранному движению этой группы противопоставлена неподвижность всей остальной толпы, расступившейся перед санями.Противопоставлением этих двух состояний движения и неподвижности достигается впечатление огромной силы. Удачно и колористическое решение картины, ее живописная оркестровка, цветовой диапазон от черного до белого, с использованием всей палитры.

Увлеченный красочностью древнерусского быта, Суриков дает исключительные по звучности цветовые пятна голубое, желтое, малиновое, черное, которые подчинены общей гармонии, смягчены и объединены мягким рассеянным светом, голубоватой дымкой влажного воздуха.Голубые тона, перекликаясь с золотистыми, рассеяны повсюду и в снегу, как бы сотканном из цветовых отблесков, и в сером небе, и в узорах народных одежд.

Цветом выделен и психологический центр картины фигура Морозовой трагически звучит подобное тяжелому колоколу черное пятно ее одежды на фоне белого снега. Боярыня обращена лицом к народу, и весь народ обращен к ней. Она -центр композиции. Именно Морозову искал Суриков особенно долго В типе боярыни Морозовой тут тетка одна моя, Авдотья Васильевна, что была за дядей Степан Федоровичем, стрельцом-то с черной бородой.Она к старой вере стола склонятся Мать моя, помню, все возмущалась, все у нее странники да богомолки.

Она мне по типу Настасью Филипповну из Достоевского напоминала Только я на картине сперва толпу написал, а ее после. И как ни напишу ее лицо - толпа бьет. Очень трудно ее лицо было найти. Ведь сколько времени я его искал. Все лицо мелко было. В толпе терялось. В селе Преображенском, на старообрядческом кладбище ведь вот где ее нашел.Была у меня одна знакомая старушка Степанида Варфоломеевна, из старообрядок. Они в Медвежьем переулке жили у них молитвенный дом там был. А потом их на Преображенское кладбище выселили.

Там в Преображенском все меня знали. Даже старушки мне себя рисовать позволяли и девушки-начетчицы. Нравилось им, что я казак и не курю. И вот приехала к ним начетчица с Урала Анастасия Михайловна. Я с нее написал этюд в садике, в два часа. И как вставил ее в картину она всех победила.Однажды Репин высказал замечательную мысль В душе русского человека есть черта особого, открытого героизма он лежит под спудом личности, он невидим.

Но это величайшая сила жизни, она двигает горами Она сливается всецело со всей идеей, не страшится умереть. Вот где ее величайшая сила она не боится смерти. Боярыня Морозова идеально воплощает эту мысль Репина. 8 апреля 1888 года умерла жена Сурикова. Художник необычайно тяжело переживал эту личную трагедию.Он распродал обстановку, уничтожил часть работ, сохранив только самые нужные и ценные, и вместе с дочерьми в мае 1889 года уехал в Срасноярск, откуда вернулся в начале осени 1890 года в Москву.

Необычайную силу духа я тогда из Сибири привез, вспоминал он. Тогда, по-видимому, он занимался разработкой эскизов к картине Покорение Сибири Ермаком. В начале 1893 года он писал брату Теперь я опять принялся за Ермака. Радуюсь, что много этюдов для него написал Работаю над картиной с 8 часов утра до 6 часов вечера и позже.Летом Суриков решает отправиться на Дон к казакам. Поездка вполне оправдала его ожидания.

Мы проживаем теперь, писал он брату 4 июля, в станице Раздорской на Дону. Тут я думаю найти некоторые лица для картины. Отсюда, говорят, вышел Ермак и пошел на Волгу и Сибирь Написал два лица казачьи, очень характерные, и лодку большую казачью. Завтра будет войсковой казачий круг. Посмотрю, что там пригодится. Там были написаны этюды для Ермака и его есаулов, которые художник использовал для картины.Верность типов Суриков проверял в Москве, приглашая к себе в мастерскую казаков, и казаки признавали их за свои. Весной 1894 года в картине была написана почти вся казачья сторона.

Многие художники смотрели Ермака еще незаконченным и говорили Сурикову, что это лучшая его картина. Летом 1894 года Суриков собирал материалы в Сибири, где написал этюд для гребца с ссыльного полтавского казака А. С. Головатинского, крепко го человека, с мускулистыми руками и выпуклой грудью. Это фигура в глубине картины, на носу второй лодки, но очень заметная и сильная.Особенно много материалов в том же году Суриков собрал для татарской стороны картины.

В окрестностях озера Шира он написал этюды хакасов качинских татар. Сюжет картины - решающая битва отряда Ермака с полчищами сибирского хана Кучума. Битва эта произошла в конце октября 1581 года она описана в одной из Сибирских летописей, так называемой Кунгурской. Подлинное имя Ермака и его происхождение не установлены.Возможно, он был из посадских или крестьян Средней Волги, откуда бежал на Дон. Став одним из атаманов донской казачьей вольницы, Ермак несколько лет полевал иначе говоря разбойничал в низовьях Волги и на Каспии, грабя купеческие караваны и государеву казну.

Спасаясь от преследования властей, Ермак со своими товарищами двинулся на Каму и добрался до пермских вотчин крупных промышленников купцов Строгановых. Известно, что в апреле 1579 года Ермак со своей дружиной уже служил Строгановым, охраняя их владения от набегов сибирских татар.Хотя сибирский хан Едигер в 1555 году признал себя данником московского царя Ивана IV, но убивший Едигера и захвативший власть Кучум перебил московских послов и отказался платить дань. Хищнические набеги на русское Приуралье возобновились с новой силой.

Поход Ермака в 1581 1582 годах за Урал в Сибирское царство был прежде всего ответом на эти набеги кучумлян. Строгановы, заинтересованные как в охране своих границ, так и в приобретении новых земель, оказали Ермаку материальную помощь, но, в сущности, поход против огромного Сибирского царства был предпринят Ермаком на свой страх и риск, без помощи государства.

Поход был необычайно труден - через Уральские горы перешло с Ермаком лишь 840 человек. Из Сибирской летописи мы узнаем о решительном приказе Ермака А кто подумает отойти от них и изменити, не хотя быти, и тому по донски указ насыпать песку в пазуху и посадя в мешок, в воду. И тем у Ермака все укрепилися, добавляет Летописец.После сражения велия обоим странам до смертного сечения, 25 октября 1581 года Ермак занял столицу хана Сучума.

Затем, одержав ряд других побед, Ермак бил челом Ивану Грозному, прося его принять сибирскую землю под свою высокую руку. В победе небольшой дружины Ермака над полчищами Кучума существенную роль сыграло то, что царство Кучума было лоскутным, включавшим в себя множество сибирских племен, не спаянных внутренним единством и не заинтересованных в сохранении власти завоевателя Кучума.В Однако окончание похода Ермака было лишь началом дли- тельного и трудного процесса закрепления за Русью огромных просторов Сибири.

Хотя Иван Грозный обласкал посланца Ермака Ивана Кольцо, принял Сибирское царство под свою высокую руку и послал в Сибирь воеводу Волховского, но и это войско, и казаки очутились в трудном положении, а сам Ермак I погиб в одной из стычек с кучумлянами, попав в засаду и утонув в Иртыше его увлек на дно тяжелый панцирь, подарок царя. Картина прежде всего поражает грандиозностью, массовостью изображенного на ней действия.Это самая многофигурная из всех исторических композиций Сурикова.

Тесно сгрудившаяся на ладьях дружина Ермака, как бы обрезанная рамой картины, вырастает в воображении зрителя в многочисленный отряд, а разноплеменное войско Кучума, теснящееся на узкой прибрежной полосе под крутым обрывом, воспринимается как несметное человеческое скопище, лучше всего определяемое древним татарским словом тьма. Пейзаж картины мутные воды Иртыша на первом плане, уходящий вглубь крутой глинистый берег, город с его башнями в туманной дали, сумрачное осеннее небо также грандиозен и стихиен.

И. Е. Репин писал об этом произведении Сурикова Впечатление от картины так неожиданно и могуче, что даже не приходит на ум разбирать эту копошащуюся массу со стороны техники, красок, рисунка. Все это уходит, как никчемное и зритель ошеломлен этой невидальщиной.Воображение его потрясено Помещая дружину Ермака на первом плане слева, а войско Кучума отодвигая на второй и дальний план справа, художник привлекает внимание зрителя прежде всего к казацким ладьям.

Здесь богатырские, устремленные вперед фигуры, суровые лица, огненные взгляды, решительные жесты. И при этом никакой беспокойной суетливости, грозное спокойствие, сдержанная напряженность, четкость движений, уверенность в своих силах. Некоторые фигуры особо выделены художником, хотя и слиты с общей массой.Таковы два пожилых казака в лодке на переднем плане красивый бородач в шапке с желтым верхом, заряжающий ружье, и его сосед слева с густыми усами и выбивающимися из-под шапки волосами, держащий ружье обеими руками.

В их обликах есть типично казацкое, почти бытовое и вместе с тем эпическое, былинно-богатырское. Таковы, в сущности, все персонажи в дружине Ермака. Сам Ермак помещен художником на втором плане под стягом, рука протянута вперед, в сторону врага. Лицо, повернутое в профиль, выражает сосредоточенную решимость, волю к победе. Рядом с атаманом стоит его любимый есаул, горячий и смелый Иван Кольцо.Ермак показан в гуще своих боевых товарищей, так что видна лишь верхняя часть его фигуры, и выделен только шишаком и жестом руки, но этот жест говорит о воле полководца, ведущего за собой массу бойцов.

Стяг с образом Спаса обычным для боевых знамен в Древней Руси, под которым стоит Ермак, был написан Суриковым с хранящегося в Оружейной палате исторического знамени государева полка, бывшего с Иваном Грозным под Казанью по преданию, навершие этого знамени было у Димитрия Донского на Куликовом поле. Присматриваясь к копошащейся массе кучумлян, замечаешь, что есть большое различие в трактовке художником татарских воинов и воинов иных мелких племен татары защищаются с мрачной ожесточенностью например, стреляющий из лука воин с круглым медным щитом, тогда как лица данников Кучума выражают растерянность, страх и изумление.

Художником не забыт даже потрясающий бубном шаман, пытающийся заклясть грозного противника.При этом, изображая типы сибиряков, Суриков любуется своеобразием их национального облика и узорочьем их одежды из оленьего меха. Известны его слова о красоте человеческого лица Пусть нос курносый, пусть скулы, а все сгармонировано.

Это вот и есть то, что греки дали, сущность красоты. Греческую красоту можно и в остяке найти Почти в центре картины изображены два воина Кучума, повернувшиеся спиной к наступающему противнику.В гуще обороняющихся их выделяют желтые пятна кафтанов. Смятение ярко выражено и в силуэтной группе татарских всадников на верху крутого берега это Кучум со свитой, наблюдающие за боем. В Кунгурской летописи о результате боя за Искер сказано кратко и крепко Ермак сбил с куреня царя Кучума.

В картине Сурикова нет ни одного убитого, хотя стрелы летят как часты дожди. В первоначальных эскизах была пер-вопланная фигура раненого казака, но потом художник убрал ее. Однако этой условности зритель не замечает, ибо, несмотря на отсутствие крови и мертвых тел, ожесточенность боя не на живот, а на смерть передана художником с непревзойденной силой.Колорит Покорения Сибири свинцово-серые и золотисто-коричневые краски сибирской осени.

На этом сумрачном фоне выделяются более яркие, но все же приглушенные пятна красный кафтан лежащего в лодке казака, желтый верх шапки сидящего в лодке казака, медно-красный щит татарского стрелка, желтые кафтаны повернувшихся в панике спиной татарских воинов Прекрасно сказал о картине Сурикова М. В. Нестеров, видевший ее еще до показа на XXIII выставке передвижников смотрю долго, переживаю событие со всем вниманием и полнотой чувства, мне доступной чувствую, что с каждой минутой я больше и больше приобщаюсь, становлюсь если не участником, то свидетелем огромной человеческой драмы, именуемой Покорение Сибири Минуя живопись, показавшуюся мне с первого момента крепкой, густой, звучной, захваченной из существа действия, вытекающей из необходимости, я прежде всего вижу самую драму, в которой люди отдают свою жизнь за что-то им дорогое, заветное.

Суровая природа усугубляет суровые деяния.Вглядываюсь, вижу Ермака.

Вон он там, на втором, на третьем плане его воля, непреклонная воля, воля не момента, а неизбежности Впечатление растет, охватывая меня, как сама жизнь, но без ее ненужных случайностей, фотографических подробностей. Тут все главное, необходимое. Чем больше я смотрел на Ермака, тем значительнее он мне казался как в живописи, так и по трагическому смыслу своему.Он охватывал все мои душевные силы, отвечал на все чувства В Ермаке Суриков поднялся на необычайную высоту исторического прозрения.

Художник вспоминал, что композиция картины, то есть расстановка движущихся сил, была им продумана и решена до того, как он ознакомился с летописным изложением события. А я ведь летописи не читал. Она картина сама мне так представлялась две стихии встречаются. А когда я, потом уж, Кунгурскую летопись начал читать вижу, совсем как у меня. Совсем похоже. Кучум ведь на горе стоял. Там у меня скачущие. По мнению большинства искусствоведов, Ермак вершина творчества Сурикова.За последние два десятилетия своей жизни Суриков написал две исторические картины Переход Суворова через Альпы 1899 и Степан Разин 1907. Картина Переход Суворова через Альпы, приуроченная к столетнему юбилею швейцарского похода Суворова, была закончена художником и показана на XXVII выставке передвижников в 1899 году. Суриков кратко определил свою задачу Главное в картине движение.

Храбрость беззаветная покорные слову полководца идут. Определить, какой именно момент швейцарского похода изображен Суриковым, можно лишь приблизительно.

Художник не ставил перед собой документально-конкретной задачи с точной датировкой, точным обозначением места. Вероятнее всего связывать изображенную им сцену с концом альпийской эпопеи, когда суворовская армия уже спускалась с гор. Союзники России австрийцы подвели Суворова, не доставив к нему вовремя обещанных мулов, что резко изменило весь ход военной операции в Швейцарии.Спустившись с перевала Кинциг в долину реки Муоты, Суворов узнал, что за это время под Цюрихом разбита армия под командованием Римского-Корсакова, с которой он должен был соединиться. Если бы мулы подоспели вовремя, Суворов смог бы прийти ему на помощь.

В монастыре в Муотатале Суворов остановился на постой. После отхода грабителей-французов жители долины встречали русских воинов как освободителей. К тому же русские, в отличие от французов, за все платили.По решению военного совета было решено идти через перевал на соединение с союзными австрийцами. Армия выходила отсюда в течение нескольких дней, оставив в монастыре своих раненых этажом выше лежали раненые французы.

Голодная, полубосая, промокшая и измученная армия, утопая по колено в снегу, растянувшись огромной гусеницей, переползала через перевал. Многие срывались и летели в пропасть И самому Суворову, бывшему в ту пору уже в 70-летнем возрасте, с трудом давался переход.Когда было особенно трудно, он останавливался передохнуть и говорил окружающим, что хочет полюбоваться красотами, открывающимися взору с высоты.

Композиция картины чрезвычайно своеобразна по почти отвесной, обледенелой, покрытой снегом крутизне спускается, точнее, скатывается вниз, в пропасть, армия Суворова. Эта крутизна занимает почти две трети огромного, вертикально-удлиненного полотна.В верхней части композиции изображена основная масса армии, подходящая к обрыву по узкой тропе, прижатой к склону высокой горы, по которому ползут облака над самыми головами солдат. Склон горы наверху срезан краем полотна, что создает впечатление уходящей ввысь каменной кручи.

Обледенелая снежная крутизна внизу также срезана, так что пропасть, в которую скользят солдаты, кажется страшно глубокой. На самом краю ледяного обрыва слева остановил своего коня Суворов. Он занял это опасное положение потому, что виден отсюда всей подходящей к обрыву армии.Он знает, что каждый солдат, прежде чем начать страшный спуск, взглянет на него. Выражение лица Суворова сложно в нем можно увидеть и напряженное внимание, и решительность, и собранность, и обаятельную, бодрящую, вдохновляющую улыбку.

На Суворове - синий, развевающийся походный плащ. Голова обнажена, шляпу он держит в руке. Рядом с Суворовым изображен пеший пожилой казак с пикой, в темно-красном кафтане.Этот малозаметный на первый взгляд персонаж заслуживает внимания. Можно предполагать, что это один из тех казаков, которые во время всего перехода не отходили от Суворова, ведя его коня под уздцы, как это показано на картине А. Е. Коцебу.

Здесь он стоит на краю обрыва, заглядывая в пропасть и в то же время оберегая Суворова. Центральная часть картины занята спускающимися солдатами. Первыми спускаются, скользя по крутизне в пропасть, Старые, на себя надежные, по выражению Суворова, солда-ты. В их лицах нет показного бесстрашия в них страх, преодолеваемый мужественной, закаленной в боях и походах волей.Первым летит вниз солдат, схватившийся обеими руками за голову, чтобы придержать шляпу-двууголку, но не выпускающий из руки ружье.

Нижняя часть его фигуры срезана краем полотна, что усиливает впечатление стремительного скольжения в пропасть. Выше один из спускающихся закрыл лицо пла- щом, чтобы не видеть пропасти. Старик с обнаженной седой головой крестится с выражением суровой решимости. Рядом начинает спуск солдат, придерживающий обеими руками обвя-занный канатом ствол орудия.Суворов не глядит на них. Его взгляд устремлен на молодых солдат, подошедших к самому краю кручи их-то и нужно ободрить и вдохновить на необычное и опасное дело. И мы видим, как в ответ на улыбку Суворова расцветают в улыбке молодые лица. Дальше виден пожилой барабанщик, на лице которого страх борется с решимостью, а еще дальше отдельные лица солдат и казаков становятся плохо различимыми из-за пелены облаков.

Превосходно написаны ледяные уступы обрыва слева синеватые, полупрозрачные, а также снег и дымно-серые облака, ползущие по склону.Горы в глубине синие, полуосвещенные солнцем, тогда как все остальное затенено, и лишь внизу справа сильно освещен обрыв да край обрыва слева, где стоит конь Суворова.

Но сам Суворов выделен пятнами света скорее композиционно. Изображая природу Альп, Суриков не подчеркивает ее эффектной красоты она сурова и враждебна. Замечательно передано нарастание быстроты движения скользящих в пропасть солдат.Суриков специально ездил в 1897 году в Швейцарию и при этом не только наблюдал скатывавшихся с гор людей, чтобы уловить и передать их движения, но и сам проделал нечто, подобное спуску суворовских солдат. Около Интерлакена сам по снегу скатывался с гор, проверял, рассказывал он. Сперва тихо едешь, под ногами снег кучами сгребается.

Потом прямо летишь, дух перехватывает. Вообще картина далась Сурикову нелегко. Он не только внимательно изучал исторические материалы о Суворове и его походах, но и настойчиво выискивал в окружающей действительности типы людей, соответствующие его представлению о самом Суворове и его чудо-богатырях.Каждая фигура, каждое лицо, движение, поза были проработаны им в этюдах с натуры.

Суворов написан с одного старого казачьего офицера, выисканного художником в родном Красноярске.Один из военных писателей первой половины XIX века так характеризует Суворова Князь Александр Васильевич Италийский, граф Суворов-Рымникский, среднего роста, сухощавый, имел лицо, покрытое морщинами, большой рот, взгляд быстрый и часто грозный, волосы седые, как лунь, был жесток и сострадателен, горд и доступен, снисходителен и склонен к насмешкам, скор во всех своих действиях никогда не ходил, а бегал, не ездил верхом скакал Однако этот литературный образ был переосмыслен художником творчески Суворов показан не таким, каким он был вообще, ибо это задача невыполнимая для живописца, а таким, каким он мог быть в изображенный на картине момент легендарного швейцарского похода, когда так ярко сказался его гений полководца.

Однако Переход через Альпы был прохладно встречен либеральной интеллигенцией 90-х годов, которая задавала тон в передовой прессе того времени и искала в искусстве прежде всего обличения и разоблачительства.

У Сурикова был свой взгляд на задачи исторической картины. В исторической картине ведь и не нужно, чтобы были совсем так, а чтобы возможность была, чтобы похоже было говорил художник по поводу своей картины Покорение Сибири Ермаком Суть-то исторической картины - угадывание.Если только сам дух времени соблюден - в деталях можно какие угодно ошибки делать.А когда все точка в точку - противно даже. Но для нас более интересны нападки другого рода. В. В. Верещагин, строго требовавший правдивости всех деталей, упрекал Сурикова в допущенных им исторических несообразностях и отдельных фактических ошибках, как, например кремневые, а не фитильные ружья у дружины Ермака, одежды XVIII века казаков XVI века в той же картине, неправдоподобность одно- временного спуска с кручи людей и орудий, неестественность . того, что Суворов на краю пропасти не сошел с коня, и т. п. В такого же рода ошибках упрекал Сурикова и Л. Н. Толстой конь над обрывом не может горячиться, солдаты разных частей не могут так перемешаться друг с другом в походе и пр. Что же нового внес Суриков в батальную живопись по срав- нению, скажем, с Верещагиным Верещагин был, по преимуществу, изобразителем войн своего времени, художником-публицистом, критиком, у него есть единственный положительный герой народ в солдатских шинелях.

Как изобразитель войн своего времени Верещагин не имеет себе равных. Его картины сильны суровой жизненной правдой и критической мыслью, но в них нет глубокого психологизма.

Суриков художник-историк и вместе с тем психолог и таковым остается в своих батальных полотнах.

Верещагина мало интересует индивидуальный человек, он, по выражению Стасова, художник хора. Произведения Сурикова можно назвать симфониями.В сложных музыкальных оркестровых симфониях каждый инструмент вносит свой голос, свой мотив, и все эти индивидуальные голоса и мотивы сливаются в единое целое.

То же мы видим и в батальных картинах Сурикова масса слагается у него из неповторимых личностей, он внес в батальную живопись индивидуального живого человека с его не только типическими, но и своеобразно личными чертами. При этом психологизм батальных картин Сурикова не одинаков он носит разный характер в Покорении Сибири и в Переходе Суворова через Альпы. В первой картине характер и степень психологизма определяются ее песенно-былинным образным строем.Образы казаков и кучумлян психологически выразительны, но очень обобщены, более типизированы, чем индивидуализированы.

Иное мы видим в Переходе Суворова через Альпы. Здесь действие происходит не в седой легендарной древности, а в более близкое время момент некоторой жанровости здесь не только уместен, но и необходим, и вместе с тем возможна и необходима большая индивидуализация образов как самого Суворова, так и его чудо-богатырей.Суриков, как никто другой из художников-баталистов, показал важнейшее значение моральной стороны в бою Покорение Сибири Ермаком и в преодолении чрезвычайных трудностей похода Переход Суворова через Альпы. Именно потому его суровые, драматические батальные полотна дышат оптимизмом, верой во всепобеждающую силу духа русского человека. Труднее всего Сурикову далась его последняя картина Степан Разин. Замечательно, что в самом первом эскизе Степана Разина Суриков думал изобразить атамана и чующую свою участь персидскую княжну, как поется в популярной песне.

В окончательном варианте картины Разин изображен сидящим в огромном струге, перед ним музыканты. Дальше открываются бескрайние волжские просторы.

Взмахи весел буравят золотистую воду. Золотистый свет струится с вечернего неба. Разин погружен в глубокую думу. Выражение его лица было главной заботой художника. Когда картина была выставлена, он на выставке еще переписывал лицо Разина. Бросается в глаза сходство лица Степана с одним из последних автопортретов художника.