Каганы и василевсы. Любовь почти до гроба.

 

Их дружба началась ещё в 626 г., когда в правление императора Ираклия был заключён союз против арабов. Окончательно отношения были урегулированы ещё в начале VIII в. В 695 г. крымскому Херсонесу сильно не повезло, туда сослали свергнутого императора Юстиниана II (не побывай там первое лицо империи, никому бы в Константинополе и дела бы до Крыма не было). Юстиниан II продолжая бороться за власть склонил на свою сторону хазар, о чём херсониты донесли в метрополию. Последняя перекупила хазар, но Юстиниан II успел бежать к дунайским болгарам, организовал поход на Константинополь и вернул себе в 705 г. трон. В 710 г. он организовал поход в Крым – отмстить херсонитам. Те объединившись с хазарами выдвинули своего лидера - армянина Вардана, коего и объявили императором Филиппом. Как ни удивительно, но на сторону этого провинциального самозванца перешёл экспедиционный корпус метрополии. В 711 г. Филипп переправился в Константинополь и захватил трон, убив Юстиниана II. После чего был заключён договор о разделе Крыма: Херсон и южный берег закрепились за Византией, а восточный Крым - за Хазарией, готские города ещё раньше находились под протекторатом Хазарии.^95-22,23

В течение всего этого времени хазары вели активную завоевательную политику в Закавказье, соперничая здесь с арабами, и тем самым были самыми необходимыми союзниками Византии, отвлекая силы Халифата. После разгрома арабов под Константинополем Византия перешла в наступление и союз с Хазарией стал ещё более актуален. В 732 г. император Лев Исавр женил своего сына на сестре кагана. Но всё же силы Хазарского каганата были несопоставимы с силами арабов и когда последние нашли возможность сосредоточить внимание на своих северных границах, то каганат оказался на краю гибели, его армия была уничтожена в 737 г. Марваном на собственной территории.

Условием мира Марван выдвинул принятие каганом мусульманства. От такого предложения каган не смог отказаться и стал поклонником Аллаха. Однако по внутренним обстоятельствам и испытывая давление Византии арабы не смогли или не захотели (север, холодно) оставаться на Северном Кавказе. Поэтому принятие ислама каганом не оказало значительного влияния на весь Каганат, да и сами каганы достаточно быстро вернулись к своему языческому культу тенгри-хана.

В то же время в зависимых от кагана районах примыкавших к древним греческим центрам в Крыму и на Кубани (Захии) постепенно распространялось среди населения христианство. До некоторого момента это не создавало политических трудностей. Однако когда христианство стало достаточно распространено и организационно оформилось в готскую епархию, возникла проблема, связанная с тем, что по представлению Константинополя все христиане должны подчиняться де-юре патриарху и де-факто императору.

Здесь есть некоторая сложность, т.к. с одной стороны политика империи могла в конкретных обстоятельствах и не руководствоваться этой генеральной идеей, а с другой стороны, ею самостоятельно могли руководствоваться лидеры христиан на местах. Как бы то ни было, в 787 г. готский епископ Иоанн поднял восстание против хазар. В какой связи с этим восстанием было нападение на Херсонес Бравлина и было ли оно именно в связи и именно в период восстания не ясно, тем более что от Бравлина в равной степени досталось и греческому Херсону и хазарской Керчи. В 791 г. восстание потерпело поражение, и Византия приложила колоссальные усилия для спасения единоверцев. Константинополь сначала добился помилования для главы восстания – епископа Иоанна, а затем не только сохранения церковной структуры, но и повышения её статуса – была создана Готская митрополия.^95-61

Хазария, как и любое другое государство на определённом этапе испытывает необходимость смены архаического язычества на некую универсальную религию. Выбор был между мусульманством, христианством и иудаизмом. Мусульмане были враги. Христиане, несмотря на некоторый опыт матриоманальных связей, оказались так же ненадёжными поданными, а, кроме того, психологически невозможно было принятие каганом веры периферийных подданных, которые не играли никакой роли в определении политики государства. Это бы значило, что хазарская элита и столичная, и провинциальная должна была бы поступится правами в пользу тех, кого до сих пор они традиционно считали ниже себя.

Иудейство, как казалось, не имеет этих недостатков. Однако иудейские проповедники, сумев привлечь на свою сторону кагана и столичную элиту, состоящую с ним в родстве, не сумели трансформировать свою религию в универсальную. «Еврейские проповедники с большим трудом обосновали иудейское происхождение кагана и его окружения, поскольку согласно догмам иудейства… иноплеменники не могут быть истинными иудеями, но они не смогли сделать это для всех народов, входивших в состав Хазарского каганата.»^95-63

Последний языческий каган умер 790 г., его сын Обадия начал религиозную реформу, связанную с принятием иудаизма. Датой принятия новой веры считается 809 г. – в соответствии с сообщением Масуди. Первыми не приняла этого провинциальная знать. Не в том дело, что они были закоренелыми приверженцами веры отцов, а в том, что их отодвигали от власти. В 810 г. они подняли восстание под именем кабаров. К ним присоединились и ранее традиционные союзники хазар – венгры. По-видимому, в ходе этой гражданской войны венгры совершили нападение на крымское побережье, о чём сообщается в житии Константина Философа.¹⁰³ Для подавления его Каган пригласил печенегов и к 820 г. итильское правительство в основном взяло ситуацию под контроль.

Во время этой, по определению С.А.Плетнёвой «фронды», случились и гонения на крымских христиан, которые снова попытались уйти под власть Византии. Но как и в 787-791 гг. Византия ничего не смогла предпринять для удержания за собой этих земель. У Византии вообще никогда не было «лишних» войск, которые она могла бы направить в Крым для какой-либо войны там. Так, что Крымская Готия вновь была возвращена по власть кагана.

В 822 г. наметилось новое наступление халифата в Закавказье, и арабы всё-таки изгнали хазар от туда, но развить успех, подобно тому, как это было в 737 г. не смогли. Хазария оказалась меж двух огней: с одной стороны печенеги, силами которых была подавлена фронда, но против необузданных амбиций, которых хазарам нечего было противопоставить (известная история о франкенштейне), а с другой стороны угроза с мусульман с юга.

В этой ситуации хазары вспоминают о старых союзниках и посылают посольство к императору Феофилу.

Константин Багрянородный: 42… Ибо известно, что хаган и пех Хазарии, отправив послов к этому василевсу Феофилу, просили воздвигнуть для них крепость Саркел Василевс, склоняясь к их просьбе, послал им ранее названного спафарокандидата Петрону [по прозванию Каматира] с хеландиями [тяжёлое судно на 100-500 человек] из царских судов и хеландии катепана Пафлагонии. Итак сей Петрона, достигнув Херсонеса, оставил хеландии в Херсоне; посадив людей на транспортные корабли, он отправился к месту на реке Танаис, в котором должен был строить крепость. Поскольку же на месте не было подходящих для строительства крепости камней, соорудив печи и обжегши в них кирпич, он сделал из них здание крепости, изготовив известь из мелких речных ракушек. Затем этот выше названный спафрокандидат Петрона прибыв к василевсу после постройки крепости Саркел, сказал ему: “Если ты хочешь всецело и самовластно повелевать крепостью Херсоном и местностями в нем и не упустить их из своих рук, избери собственного стратига и не доверяй их протевоинам и архонтам”. Ведь до василевса Феофила не было стратига, посылаемого [туда] из этих мест, но управителем всего являлся так называемый протевоин с так называемыми отцами города. Итак василевс Феофил, размышляя при сём, того или этого послать в качестве стратига, решил наконец, послать вышеозначенного спафарокандидата Петрону как приобретшего знание местности и понимания дел отнюдь не лишенного, которого он избрал стратигом, почтив чином протоспафария, и отправил в Херсон, повелев тогдашнему протевоину и всем [прочим] повиноваться ему. С той поры до сего дня стало правилом избирать для Херсона стратигов из здешних.^31-171

И вот традиционный комментарий к этому фрагменту, освященный именами крупнейших специалистов.

С.А.Плетнёва не оспаривая приводимого мнения коллеги и не приводя других, тем самым солидаризуется с ним: «М.И.Артамонов полагает, что миссия Петроны была скорее дипломатической, чем строительной. Недаром Константин Порфирородный писал, что Пертона по возвращении на родину представил подробный доклад о положении на востоке и о возможностях, открывающихся для империи в связи с некоторым ослаблением каганата.»^96-53

Сличение текста и комментария с очевидностью показывает, что комментарий дан к представлениям авторов, и не имеет к тексту почти никакого отношения. В тексте нет:

- подробного доклада о положении на востоке;

- открывающихся для империи возможностей;

- некоторого ослабления каганата.

Зато в тексте есть отчёт имперского чиновника, столкнувшегося на подведомственной территории с фактом самоуправления (с гражданским обществом) и воспринимающего это положение вещей как нетерпимое и несущее самую серьёзную угрозу всецельному и самовластному принципу правления в империи. Император Феофил, о котором пишут, (а заодно и Константин, который пишет) вполне адекватно воспринимает доклад и соглашается, что самоуправство ненадёжных и так называемых отцов города (протевоинов и архонтов) далее терпеть не можно, а следует, как всюду, назначать туда из центра стратига, коим и поручено быть Петроне, благо он понимает в чём дело. (Кстати, почти слово в слово текст повторён в третьей части Продолжателя Феофана, книге «Феофил», написанной так же при дворе Константина VII^93-56)

К 860 г. дело заходит так далеко, что в Хазарии вновь поднимается вопрос о смене веры и по просьбе кагана в Итиль прибывает на диспут посольство во главе с Константином (Кириллом). В письме Иосифа весьма красочно рассказано о диспуте и о том, как его выиграли иудеи, правда датировку автора письма – 340 лет назад, т.е. назад от ~960 г. в расчёт можно не принимаеть. Мухаммед начал свой поход в 622 г.

Хотя миссия Константина и оказывается неудачной – веру каган не поменял, что не помешало в житии Константина сообщить о его победе в диспуте, тем не менее, союз с хазарами продолжается. Хазарские воины состоят в дружине императора Льва VI и принимают участие в неудачном для ромеев сражении против болгарского царя Симеона примерно в 894 г.^93-149 Причём эти хазары были достаточно близки императору и это было общеизвестно. Это видно из того факта, что именно их в качестве своеобразных посланцев избрал Симеон. В отличие от многих убитых, эти были захвачены в плен и обезображены – им отрезали носы, и в таком виде отправили на позор ромеям.

А история с назначением стратига в Херсон имеет продолжение. Херсон так и не становится заурядным имперским уездным городом N. С 866/867 гг. в Херсоне возобновляется после полуторастолетнего перерыва чеканка собственных денег^100-403, а в 896 г. херсониты даже убивают имперского стратига. ^93-150

В то же время сама Хазария знакомится с новым народом – русами, которые, хотя напрямую и не угрожают хазарам, но своим разбоем на Каспии создают угрозу ответных действий халифата. Хазария находит достаточно эффективное средство нейтрализации руси – перебить всех, и этим на 40 лет отбивает охоту к походам «за зипунами».

И всё же, ничто не вечно в подлунном мире. Почти двухсотлетние союзнические отношения Византии и Хазарии начинают разваливаться. Я не вижу в этом никаких экономических или стратегических причин. У Византии никогда не было сил, чтобы вести какую-либо наступательную политику в Крыму, где была база и уж тем более за его пределами, где баз не было. Можно сколько угодно обвинять греков в том, что они действовали чужими руками. Но эти действия не принесли империи ни одного квадратного метра территории. Т.е., нанимая печенегов, гузов, турок (угров) или ещё кого, можно доставить массу проблем непрятелю и тем удовлетворится. Но вот ни одного клочка земли от всех этих союзников получить нельзя. Нельзя и всё. Всё, что Византия завоёвывала, она завоёвывала сама. Да, с союзниками. Но только дураки воюют без союзников.

А с другой стороны, Хазария имела все чисто военные возможности для установления своего полного господства в Крыму. Будь на то желание и воля, никакое греческое золото, ни тем более несколько сот херсонских солдат не смогли бы помешать планомерному наступлению. В таких случаях можно отбить один штурм, модно разбить одну или две армии, но тотальное превосходство в ресурсах решает исход противостояния. И тем не менее, никаких фактов, свидетельствовавших бы об изменении деморкационной линии между херсонскими и хазарскими климатами в Крыму нет. И это на протяжении почти 300-летнего соседства, представляемого почти всеми авторами, как жесточайшее противоборство.

Причина, как я уже сказал, по большей части психологическая. Итильскому правительству по части идеологии нечего было предложить своим подданным. Иудейская религия не миссионерская. Поэтому всё большее число подданных выбирало одну из двух действительно универсальных религий – христианами становились на юго-западе, мусульманами – в остальных регионах. В довершение к старым врагам у хазаров во второй половине IX в. появились и новые противники - неведомая северная русь. Начав с самого окраинного форпоста – крепости Самватас, за 30-40 лет русь переподчинила себе практически всех лесных данников хазар, кроме вятичей.

В таких условиях у хазарского правительства начал портится характер. «От восхищавшей современников необычайной веротерпимости хазарского правительства ничего не осталось. Но чем догматичнее становилась религия кагана, чем крепче становилось вокруг кольцо раввинов, тем стремительнее терял он власть не только над данниками и вассальными государствами, но и над своими подданными.»^95-70

Хазария ещё может огрызаться. В 913 г. русь была страшно наказана: мусульманская гвардия лариссов за три дня просто вырезала несколько десятков тысяч русов возвращавшихся из похода на Каспий. В 930 г. хазары сумели подавить восстание принявших христианство алан. Но после 889 г. печенеги заняли все причерноморские степи и отрезали хазар от их портов на Тамани и в Крыму. Но после 922 г. Булгария окончательно ушла в мусульманский мир. Но где-то между 913 и 944 г. Хазарский порт Таматарха перешёл под контроль руси.

«К середине X в. Хазарский каганат только в воображении кагана представлял собой какую-то заметную политическую единицу.»^95-70 Так С.А.Плетнёва характеризует состояние этого государства. Поэтому все достаточно известные указания Константина Багрянородного на то, кто может воевать с хазарами, представляются мне более теоретическими, чем практическими. Более основанными на сведениях в «плюс квам перфект» (давно прошедшее время), чем на текущей политике. Хазария оказалась за пределами византийских интересов.

Все стратегические позиции в Северном Причерноморье заняли печенеги. Печенеги стали соседями и болгар и угров, печенеги стояли на пути русов, печенеги соседствовали с Херсонесом. Но печенеги не создали никакого подобия государства и поэтому не имели собственных политических интересов. Поэтому они оказались идеальным инструментом северной политики Константинополя – платишь деньги и бери.

Что же касается непосредственных интересов Византии в Крыму, то в конце книги Константин VII ещё раз возвращается к проблеме Херсона. Именно глава (53) об этой крепости завершает трактат «Об управлении империей». Почти весь этот пространный текст посвящён древней истории. Только в самом конце Константин переходит к современности. В современности же (т.е. около середины X в.) проблема Херсона – это проблема ненадёжности херсонских подданных империи, которые могут восстать. И тогда надо отбирать все их корабли в имперских портах, и прекращать с ними торговлю, без которой Херсон не может существовать.^93-275

Василевс ромеев не видит каких-то иных, внешних, опасностей для Херсона, с которыми не могли бы справится на месте, и к которым надо было бы привлекать внимание центра. Василевс не считает даже возможным, что херсониты могут к кому-то обратиться за помощью, кому-то другому продать свои товары и у кого-то другого купить зерно.

До гибели Хазарии оставалось менее тридцати лет.

 

3.5. Явление руси “городу и миру”

 

Мы уже говорили, что Рюрик и его дружина не были ни первыми, ни единственными варягами на территории между Балтийским, Чёрным и Каспийскими морями.

“Среди бесчисленного археологического материала Восточной Европы имеется некоторое количество предметов, которые своей формой, орнаментацией, иногда и технологией заметно отличаются от балтских, финских или славянских древностей конца I тыс. н.э. и не имеют прототипов в местных культурах. Речь идет о находках, принадлежащих нескольким функциональным группам вещей: вооружению, снаряжению всадника и верхового коня, украшениям и деталям костюма, предметам языческих культов, предметам быта, орудиям и инструментам. Если некоторые типы вооружения или деталей костюма могут считаться импортом, то специфические формы культовых предметов, связанные с особенностями языческих верований, так же как украшения или бытовые предметы и орудия труда, обусловленные этнографическими особенностями, рассматриваются как доказательства пребывания их носителей на данной территории.

Появление скандинавов на территории Восточной Европы происходит еще до периода викингов (конец VIII - середина XI вв.) - известны отдельные находки так называемого скандинавского импорта вендельского периода (VI - начало VIII вв.) из могильников Литвы, Латвии и Эстонии.

Скандинавские находки с территории Руси достаточно разнообразны и многочисленны. Более 1200 предметов вооружения, украшений, амулетов и предметов быта, а также орудий труда и инструментов VIII-XI вв. происходит примерно из 70 пунктов, разбросанных на огромном пространстве от Ладожского озера до нижнего Днепра (Днепровские пороги) и от Минска до Прикамья. Кроме того, известно около 100 находок граффити в виде отдельных рунических знаков, надписей или магических фигур.

Большая часть находок происходит из погребений конца IX-X вв. Поселения этого времени известны меньше и меньше исследованы. Незначительное число находок связано с 22 древнерусскими кладами.

Наиболее ранние скандинавские находки происходят из нижних напластований Старой Ладоги, датированных серединой VIII-IX вв. Наиболее поздние - из культурного слоя Новгорода и Суздаля, к ним же относится и рунический камень с о.Березань. Отдельные предметы скандинавского происхождения встречены в переотложенных слоях XII в. и нескольких кладах, относимых к концу XII - тридцатым гг. XIII в.

Основная часть скандинавских вещей найдена в районе нижнего и верхнего Волхова (Старая Ладога и Рюриково Городище), на территории юго-восточного Приладожья, на верхней Волге под Ярославлем (Темирево) и на верхнем Днепре (Гнездово). Затем по количеству находок следует Среднее Поднепровье (Шестовица и Киев) и район Владимирских курганов. Небольшое количество находок связано с Новгородом, Псковом и их окрестностями, районом Белоозера, междуречьем Западной Двины и Днепра и некоторыми другими местностями. Карта очень хорошо показывает, что большинство находок связано с пунктами, расположенными на основных водных магистралях или вблизи них.”⁹⁰

Наиболее древние находки VIII в. – Ладога. Далее по времени Темирево и Гнездово – IX в.⁹¹ И только не ранее X в. эти находки появляются в регионе среднего и нижнего Днепра. Ещё раз укажем на то, что первоначальное освоение варягами Восточно-европейской равнины шло по “восточному” пути. Это важно для понимания первых сообщений западных европейцев о руси.

839 (6347) г. “Самое древнее, но достаточно пространное сообщение о Руси находится в источнике, который относится ещё к общеимперской анналистической традиции единой Франкской державы (окончательно распавшейся после смерти в 840 г. императора Людовика Благочестивого, сына Карла Великого) – так называемых “Бертинских анналах” (“Annales Bertiniani”). Название это условное и дано по месту находки основной рукописи в аббатстве св. Бертина (ныне Bertincourt на севере Франции). Созданы же были анналы (в той части, где находится известие о Руси) Пруденцием, придворным капелланом сначала императора Людовика I (814-840 гг.), а затем его сына, западнофранкского короля Карла Лысого (840-877 гг.). Таким образом анналист, вероятно, был очевидцем описанного им прибытия русских послов ко двору франкского императора.

В 839 г. к Людовику явилось посольство византийского императора Феофила (829-842 гг.), который

...прислал также... некоторых людей, утверждающих, что они, то есть, народ их, называется Рос [Rhos]; король [rex] их, именуемый хаканом [Chacanus], направил их к нему [Феофилу и] просил..., чтобы по милости императора и с его помощью они получили возможность через его империю безопасно вернуться [на родину], так как путь, по которому они прибыли в Константинополь, пролегал по землям варварских и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов, и он не желал, чтобы они возвращались этим путём, дабы не подверглись при случае какой-нибудь опасности. Тщательно расследовав [цели] их прибытия, император узнал, что они из народа шведов (Sueones), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями, или нет. Об этом он не замедлил... сообщить Феофилу, а также о том, что из любви к нему принял их ласково и что, если они окажутся достойными доверия, он отпустит их, предоставив возможность безопасного возвращения на родину и помощь; если же нет, то с нашими послами отправит их пред его [Феофила] очи, дабы тот сам решил, как с ними следует поступить.”^86-288

Как видно, византийцы не связывали этих русов ни с крымскими росомонами, ни с северокавказскими роксаланами-аланами-ясами, они вообще не знают, кто бы это могли быть, так как никакого государства с таким названием, и вообще никакого государства (а не племенных союзов), на север от Чёрного моря им известно не было. Вести дипломатические переговоры с этой группой император и патриарх отказались, но и враждебности не выказали. Послы были отпущены с миром. Возвращаться они предпочли не Чёрным морем, сославшись на опасность Днепровского пути через территории, занятые кочевниками - печенегами, а через Западную Европу. Во Франции послы были задержаны - в них узнали хорошо знакомых франкам норманнов.

Привлекающей внимание вех учёных титулатуре - король их, именуемый хаканом, наиболее приемлемое объяснение дают американские исследователи Глоб и Прицак. Они предполагают существование первого государства руси на древнем восточном пути в районе Ярославля – Темиревское городище. Соответственно, будучи завязанной на Хазарский каганат элита этого протогосударственного объединения и перенимает у хазар элементы государственного устройства. И снова нужно констатировать, что ориентация на Восток непродуктивна. Этот Русский каганат канул в лету практически не оставив следов, кроме викингских могильников. Киевская Русь к Русскому каганату не имеет никакого отношения, разве что титулатура раз появившись далее живёт самостоятельной жизнью и перенимается киевскими властителями, доживая до времён Ярослава Мудрого.

Именно так именует митрополит Илларион и Ярослава и его отца Владимира Святославича в “Слове о законе и благодати”. Хотя не лишено вероятия, что хотя и русский, но выученик греков, митрополит просто возвращает “на родину” книжный термин, который сами князья не употребляли. Он не может назвать киевского князя ни королём - короли у латинян, ни императором – это ставит русского князя на один уровень с императором Византии – время «треьего Рима наступит ещё очень не скоро», ни просто князем – тогда остаётся невыраженным в достаточной степени верховенство киевского престола на Руси. Сами киевские русы в дипломатической практике пользовались термином великий князь.

Время появления руси-норманнов в Константинополе весьма характерно. В 837 г. арабы разгромили Хазарию и восточная торговля временно приостановилась, что вынудило варягов искать новых торговых партнёров. Но греки не проявили ни враждебности, ни заинтересованности, сведя переговоры к минимуму, и постарались избавится от непрошеных гостей.

С.С.Ширинский предполагает, что посольство таки “благополучно” вернулось на Русь. “Благополучно” – потому, что свой вывод основывает на данных погребения 47 в Гнездове. По его мнению, состав находок в могиле скандинавского типа (трупосожжение в ладье): золотой византийский солид императора Феофана, превращённый в подвеску, цельно-серебренная каролингская шпора, серебренное каролингское же шитьё; говорит о том, что это не обычное имущество знатного викинга, а посольские дары. А время и происхождение даров указывает на то, что их владелец был членом описанного выше посольства.⁹²

Следующим по времени контактом обычно считают “набег” на малоазийский город Амастриду, описанный в житие св. Георгия из Амастриды.

Было нашествие варваров, росов – народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравом, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чём другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они – этот губительный и на деле и по имени, народ – начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигнул наконец и до отечества святого [т.е. отечество Георгия Амастридского – город Амастриду], посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их [нечестивые] алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жён; не было никого помогающего, никого, готового противостоять...^86-90

Уже давно идут споры о возможности вставного характера этого отрывка и его возникновении по следам событий 860 или 941 гг. И если точно следовать тексту, то остаётся только решительно присоединиться именно к этому мнению. Описываемые в отрывке события никак не могут определяться как локальное событие, как это делает М.В.Бибиков. В тексте идёт речь о разорении северного побережья Малой Азии начиная от Пропонтиды (Мраморное море), попасть в которую из Чёрного моря можно только пройдя на запад мимо Константинополя. Т.е. русь сначала прошла Босфор и напала на непосредственные окрестности столицы и уже оттуда распространила свою агрессию на восток, захватив, наконец, родину святого, отстоящую от Боспора на 150 км.

Автор жития говорит о характере народа росов, как обо всем известном. М.В.Бибиков видит в этом отсылку к князю Рош. В Византии были широко распространены представления о скором конце света. Библейское пророчество Иезекеиля "Вот Я - на тебя, Гог, князь Роша, Мешеха и Фувала!" цитировалось часто и неправильно. Вместо Гога - правителя областей Рош, Мехеш и Фувал, получались народы: гог, магог и рос. Например, Лев Диакон: "Вот я навожу на тебя Гога и Магога, князя Рос", или житиё Василия Нового, содержащее рассказ о нападении Игоря: Варварский народ придёт сюда на нас свирепо, называемый Рос и Ог и Мог, не говоря уже о том, что само слово "Роша" является ошибкой греческих переводчиков Библии. Византийцы неизменно понимали это "Рош" как название народа и, начиная с V века, прилагали его к разным варварским племенам, реально угрожавшим империи. Пришедшая с севера грозная Русь схоластически отождествилась с этим Рошем.[65]^-183,211

Такую же отсылку в житии Георгия Амастридского, только уже к литературной традиции идущей от “Ифигении в Тавриде” Еврипида, представляет упоминаемое древнее таврическое избиение иностранцев.^86-90

Однако, отсылочность пассажа об избиении иностранцев очевидна, и по слову древнее, и по тому, что в отсылке говорится об избиении иностранцев, в то время как общий текст посвящён прямо противоположному – это иностранцы избивают местных жителей. Так же очевидна отсылочность и в житии Василия Нового - Рос и Ог и Мог. Отсылочность же упоминания имени росов в житии Георгия Амастридского совершенно не ясна, т.к. ничем дополнительно не поддерживается. Но зато ясно, что со времени посольства 839 г. по время написания этого жития – до 842 г.,^86-91 народ рос не мог заработать указанную лихую славу. Даже с учётом того, что Людовик I в своём ответном письме мог (гипотетически) во всей красе расписать деяния норманнов.

Таким образом события периода после 839 и до 842 гг. либо представляют собой либо первый большой поход руси на Византию, а вовсе не локальный набег на отдельный город, либо отнести эти события на счёт известных походов более позднего времени, а текст считать вставкой.

Последний по времени анализ ЖГА сделан Г.Г.Литавриным. Вот его вердикт: «…житие Георгия Амастридского не содержит ни малейших признаков, реалий, аллюзий, ассоциаций, намёков, которые позволили бы уверенно заявить, что они соответствуют времени после 40-х гг. IX в.»^101-28 Г.Г.Литаврин признаёт как аутентичность источника, так и действительность описываемого в нём события, встраивая его в общее представление о раннем, с конца VIII в., проникновении скандинавов-руси в Черноморский регион. Далее он разбирает доводы оппонентов, указывая как на самый существенный из них, именно на начало разорения от Пропонтиды.

Далее Г.Г.Литаврин вполне убедительно показывает, что ничем иным как Мраморным морем Пропонтида (Предпоьтье) ЖГА быть не может и так же основательно опровергает представления, что Амастриду атаковали на пути из Приазовья и Крыма к Константинополю (т.н. наоборот по отношению к источнику). Следовательно, делается вывод, интерпретация сообщения как более позднего не может быть признана состоятельной. Такой вывод представляется логически ошибочным, т.к. опровержение азовского пути никак не затрагивает традиционный днепровский.

Его же указывает и сам Г.Г.Литаврин, для согласования с источником описывая нападение русов на окрестности Константинополя как очень незначительное. Причём делается это не в явном виде, а исключительно подбором слов: отряд, пробираясь, рейд… весьма скоротечный, незаметно проникнуть; привлекая в качестве аналогий действия русов в 941 и 1043 гг. Т.е. получается, что только для того, чтобы незаметно проникнуть и быстренько и чуть-чуть пограбить, необходимы все силы Киевской руси да ещё с приглашёнными варягами. Следовательно Г.Г.Литаврину не удалось построить непротиворечивую версию локального набега малого отряда на окрестности Константинополя.

Г.Г.Литаврин, приняв ставшую за последние особенно пять лет вновь научной теорию русь – скандинавы, представляет дело так, что эти русь-скандинавы появились в регионе Чёрного моря и стали там активным торговым и военным элементом уже в конце VIII в, а в середине IX в. уже практически доминируют в этом регионе. Так как прямых текстовых доказательств этого, кроме подвергаемых сомнению ЖСС и ЖГА нет, равно как и археологических данных, то привлекается несколько весьма косвенных свидетельств. В частности цитата их Никиты Пафлагонского, уроженца Амастриды, писавшего в начале X в. О Амастрида, око Пафлагонии, а лучше сказать – всей вселенной! В неё стекаются, будто на общий рынок, скифы, как населяющие северные берега Евксинта, так и живущие южнее. Они привозят сюда свои и забирают амастридские товары.^101-36

Г.Г.Литаврин исходит из того, что: «Под скифами… населяющие северные берега Чёрного моря, могут для того времени иметься в виду только русы: нет абсолютно никаких данных о купцах алан, касогов, хазар или венгров, которые в IX в. пересекали бы ради торговых целей Чёрное море или обходили бы его с какой-либо стороны по берегу. Способными на это были еврейские купцы, но для того времени нет достоверных известий, что они могли фигурировать под этиконом «скифы».^101-36

В этой логике видны сразу два слабых места. Во-первых, у Никиты Пафлагонского «скифами» названы не конкретно только те, кто населяет северные берега Евксинта, но вообще как бы все иностранцы, живущие вокруг всего Чёрного моря. Т.е. «скифы» не этикон, применённый к какому-то этносу, отличному от других причерноморских этносов, а синоним традиционного античного «варвары», не имеющего этнической дифференциации. Совершенно очевидно, что на Малоазийском берегу русы-скифы не проживали. Во-вторых, упускается их виду, что если этнические хазары действительно не торговали по Чёрному морю, будучи степняками и проживая вдали от его побережья, то хазары гражданские, т.е. граждане (подданные, данники и т.п.) этим занимались с момента присоединения территорий Восточного Крыма и Тамани к Хазарии, под именем Хазарские Климаты (у Константина Багрянородного).

До сих пор никто не подвергал сомнению морскую торговлю хазарского города К-р-ц (Самкерц, Боспор Киммерийский, др. Пантикапей, св. Керчь), ведущуюся по преимуществу греками-христианами, потомками античных же греков. Вопрос только в том, насколько далеко простирается имперская гордыня, чтобы своих же соотечественников и единоверцев, но подданных варваров, варварами же и именовать. Я лично не вижу никаких действительных ограничителей для гордыни. Таким образом, фрагмент Никиты Пафлагонского не предоставляет никаких специфических сведений именно о руси, традиционно именуемой византийцами тавроскифами.

Следующая дата контакта руси и Византии содержится в “Повести...”. Речь идёт о дате, с которой Нестор положил летосчисление Руси. В год 6360 индикта 15, когда начал царствовать Михаил.

Вот уже почти сто лет все историки дружно поправляют Нестора: Михаил III начал править не в 852 г. от Рождества Христова, а в 842, т.е. в 6350 от сотворения мира. И вдруг читаем:

“Хроника [краткая императорская хроника в брюссельском кодексе], охватывающая более чем тысячелетнюю эпоху – от Юлия Цезаря до Романа III (1028-1034 гг.), состоит из трёх частей: если первая, компилятивная, и последняя, датируемая XI в. представляют собой лишь списки имён и годы правления, то вторая от Константина I Великого до царствования Михаила III и Василия (867 г.) пространна и содержательна. Именно в ней, в самом конце находится интересующее нас сообщение:

Михаил, сын Феофила [правил] со своею матерью Феодорой четыре года и один – десять лет, и с Василием – один год и четыре месяца. В его царствование 18 июня в 8-й индикт, в лето 6368, на 5-м году его правления пришли Росы на двухстах кораблях, которые предстательством всеславнейшей Богородицы были повержены христианами, полностью побеждены и уничтожены.

Итак, дата 18 июня 860 г., удостоверяемая полным соответствием всех хронологических указаний – дня, месяца, индикта, года от сотворения мира и года царствования, приводится с редкой для византийской историографии столь давнего времени точностью.”^86-106

Если так, то считаем: 5-й год правления – это значит уже 4 прошло, да плюс 4 с матерью, итого:

 

6368 – 4 – 4 = 6360

 

Т.е. Нестор, указывая дату именно 6360 как начало правления Михаила III был прав, а все историки нашего времени лажаются? Автор уже готовился сделать великое открытие и полностью изменить всю хронологию Византии, Руси, а заодно и Рима с Грецией, и лавры г. Фоменко уже начали припекать голову. Но именно это жжение и потребовало холодного душа из источников.

...закалывают Михаила царские стражники во дворце святого великомученика Мамы в сентябре месяце, двадцать четвёртого числа, первого индикта, года 6376, в третьем часу ночи. Процарствовал он вместе с матерь своей Феодорой четырнадцать лет [а не четыре], а единолично одиннадцать [а не десять], а позже совместно с Василием один год и три месяца.^93-90

Кто же прав: автор краткой императорской хроники в брюссельском кодексе, давший Михаилу 15 лет царствования, или продолжатель Феофана, давший ему же 26 лет правления. Первый более не сообщает ничего, зато второй весьма подробно описывает годы правления, а так же момент вступления на престол, когда Михаилу было... 3 года от роду (в 6350 г).

Открытие не состоялось. Возраст Михаила, количество событий и хронология царствования, подтверждаемая всей совокупностью других источников (см. комментарии Я.Н.Любарского, по которым здесь и далее приводятся датировки событий в Византии в IХ в.), надёжно подтверждают всех историков, которые в свою очередь совершенно справедливо дружно поправляют Нестора.

О византийском летосичислении.

- У Прокопия все годы кончаются с окончанием зимы.

- Годы при счёте индиктов начинаются с 1 сентября. Индикт – 15-ти летний цикл и каждый год этого цикла.

- Годы от сотворения мира могут отличаться от лет от Рождества Христова следующим образом:

- на 5508 лет (“стандартное летоисчисление”). Годы кратные 15 соответствуют 15-м индиктам (с учётом разных дат смены года).

- на 5500 лет (по эре Анниана)^3-396

- на 5227 лет (по Александрийской эре)^{94-270 (к.43)}

Но ошибка датировки ни в коей мере не снимает вопроса, а был ли сам контакт. В отсутствие протокольной хроники Византии, которая бы зафиксировала отсутствие контакта, нет других оснований не доверять данным Нестора и, наоборот, следует предположить, что в 842 г. в Византию прибыло новое посольство варягов-руси. Нестор однозначно говорит, что эти сведения почерпнуты из греческого летописания. А.А.Шахматов надёжно показал, и с этим далее все согласны, что ошибка в летоисчислении в “Повести...” действительно заимствована у греков (“Летописец вскоре” патриарха Никифора).^3-396 Следовательно, и сам content, т.е. содержание сообщения, привязанного к извлечённой из греков дате, так же извлечён из греков, хотя источник и не найден.

860 (6368) г.В самой Руси в это время происходит переориентация варягов с восточного на южное направление и поиск новой базы. К началу второй половины IX века такой базой становится Киев. Именно здесь утверждаются Аскольд и Дир, и именно отсюда совершается первый большой поход на Византию в 860 г.

Здесь неразрешённое противоречие. Киевский регион не содержит скандинавских древностей столь раннего периода. Оставим это противоречие до следующих находок, или следующих теорий.

Возникает вопрос, почему варяги, начавшие свои контиакты с Востоком и Византией с мирной дипломатии, вдруг становятся столь агрессивны. Ответ скорее всего в численности. О чём нельзя помыслить, имея 100 воинов, то можно организовать имея 10 000. К 860 году с одной стороны количество мигрировавших на восток скандинавов достигло критической массы, а с другой стороны ещё не образовалось государства как сдерживающей силы.

Нестор. В год 6374. [866, ошибка] Пошли Аскольд и Дир войной на греков и пришли к ним в 14 год царствования Михаила. Царь же был в это время в походе на агарян, дошёл уже до Чёрной реки, когда епарх прислал ему весть, что Русь идёт походом на Царьград, и возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда, множество христиан убили и осадили Царьград двумястами кораблей. Царь же с трудом вошёл в город и всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви святой Богородицы на Влахерне, и вынесли они с пениями божественную ризу святой Богородицы, и омочили в море её полу. Была в это время тишина и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русских, и прибило их к берегу, и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой. Этот фрагмент является переводом из Продолжателя Амартола, за исключением добавленного в русский текст имени народа “Русь”. У Продолжателя Амартола имя напавшего народа не названо.^3-406

Продолжатель Феофана. 33. Потом набег росов (это скифское племя, необузданное и жестокое), которые опустошили ромейские земли, сам Понт Евксинский предали огню и оцепили город (Михаил в то время воевал с исмаилитами). Впрочем, насытившись гневом божьим, они вернулись домой – правивший тогда церковью Фотий молил Бога об этом – а вскоре прибыло от них посольство в царственный град, прося приобщить их божьему крещению. Что и произошло.^93-84

Иоан Диакон (“Венецианская хроника”, рубеж X-XI в.в.) В это время народ норманнов (Normannorum gentes) на трёхстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое количество народу, и так с триумфом возвратились восвояси.^86-291

Это тексты из ретроспективных источников. Но существуют и документы, написанные очевидцем событий - патриархом Фотием (родился ок. 810 - патриарх в 858-867 гг. и после 877 г.), подтверждающие дату нападения 860 г. и характеризующие русь как народ превосходящий всех жестокостью и склонностью к убийствам, ^86-93 что впоследствии слало византийским штампом. (увы, полных русских переводов не обнаружено). Фотий и вслед за ним Продолжатель Феофана рассказывают о неожиданном уходе руси из под Константинополя. Иоан Диакон - о триумфальном возвращении восвояси. Нестор и византийских хронограф из брюссельского кодекса о буре, уничтожившей флот русов. Возможное развитие событий таково: Фотий в отсутствии императора и армии почёл за благо откупиться от руси, но не очень об этом в последствии любил говорить, хотя это не было предосудительным. Русский флот отбыл с большой добычей, но на обратном пути действительно был застигнут бурей с катастрофическими последствиями.

Более поздние русские летописи содержат упоминание о походе 860 г. с той же ошибкой датировки, но почерпнуты из других источников, нежели сообщение “Повести...”, так как информатор смотрит на события не из Константинополя, а из Киева. В Никоновской летописи XVI под 867 г. (6375) читаем: возвратились Аскольд и Дир от Царьграда в малой дружине и был в Киеве плач великий. Источник Татищева (Иоакимовская летопись?) это печальное возвращение относит, как и Нестор, к 866 (6374) г.^3-406

867 (6375) г.Вовсе не следует из этих сообщений увеличивать количество неудачных походов руси на Царьград, т.к. уже в послании 867 г. русы характеризуются Фотием как подданные и дружественные Византии.^86-93 Эти термены употреблены в официозном документе – послании восточным патриархам, и подразумевают заключение договора и принятие русами христианской веры, что соответственно ставит их, по представлениям Константинополя, в подчинённое императору ромеев и вселенскому патриарху положение.

868-877 гг. Правление Василия I (867-886 гг.) и патриарха Игнатия. Описание истории правления Василия I в Продолжателе Феофана принадлежит Константину Багрянородному. Среди благих дел Василия, вслед за строительством храмов, Константин называет крещение иудеев, болгар и руси.

Продолжатель Феофана (автор радела о Василии I - Константин Багрянородный):

97. Щедрыми раздачами золота серебра и шёлковых одеяний он [Василий] также склонил к соглашению неодолимый и безбожный народ росов, заключил с ним мирные договоры, убедил приобщиться к спасительному крещению и уговорил принять рукоположенного патриархом Игнатием архиепископа, который, явившись в их страну, стал любезен народу таким деянием. Однажды князь этого племени собрал сходку из подданных и воссел впереди со своими старейшинами, кои более других по многолетней привычке были преданы суеверию, и стал рассуждать с ними о христианской и исконной вере. Позвали туда и иерея, только что к ним явившегося, и спросили его, что он им возвестит и чему собирается наставлять. А тот, протягивая священную книгу божественного Евангелия, возвестил им некоторые из чудес Спасителя и Бога нашего и поведал по Ветхому завету о чудотворных божьих деяниях. На это росы тут же ответили: “Если сами не узрим подобного, а особенно того, что рассказываешь ты о трёх отроках в печи, не поверим тебе и не откроем ушей речам твоим.” А он, веря в истину: ”Если что попросите во имя моё, то сделаю” и “Верующий в меня, дела, которые творю я, и он сотворит и больше сих сотворит, когда оное должно совершиться не напоказ, а для спасения душ”, сказал им: “Хотя и нельзя искушать Господа Бога, просите, что хотите, и всё полностью ради веры вашей совершит Бог, пусть мы жалки и ничтожны”. И попросили они бросить в разложенный ими костёр саму книгу христианской, божественное и святое Евангелие, и если останется она невредимой и неопалённой, то обратятся к Богу, им возглашаемому. После этих слов поднял иерей глаза и руки к Богу и рёк: “Прославь имя твоё, Иисус Христос, Бог наш в глазах всего этого племени”, - и тут же метнул в пламя костра книгу святого Евангелия. Прошло немало времени, и когда погасло пламя, нашли святой том невредимым и нетронутым, никакого зла и ущерба от огня не претерпевшим, так что даже кисти запоров книги не попортились и не изменились. Увидели это варвары, поразились величию чуда и уже без сомнений приступили к крещению.^93-142

Этот же рассказ о направлении архиерея на Русь и испытании книги огнём приведён в поздней (XVI в.) Никоновской летописи под 876 (6384) г. Рассказ предваряется в начале упоминанием о походе Аскольда и Дира и обрушившимся на них гневе Божьем. Это добавление так же выдаёт своё византийское происхождение. О князе русском Аскольде. Народ, называемый Русь, как и кумане [половцы], живущий на Ексинопонте [Понте Евксинском]. Эту фразу нельзя понимать как указание русских источников на какую-то отдельную причерноморскую или приазовскую русь, которая ходила походом на Константинополь (ходила, вспомним Х-л-га, но в рамках общего предприятия великого князя русского Игоря никак не дифференциируется). Это заимствование из ранних византийских авторов, размещавших русь и половцев где-то на севере от Чёрного моря.

Указанные части разделены фразой о том что Василий I много воевал с агарянами (арабами) и манихеями (они же павликиане).

Выяснение отношений: чъё сообщение истинно – очевидца патриарха Фотия или историка императора Константина, по видимому, бесплодно. Напомним, что русь крестилась на высшем уровне ещё дважды – Ольга в Константинополе (не считая, того что она, вероятнее всего, уже была христианкой) и Владимир в Корсуни. Нет ничего невозможного в том, чтобы впервые русь крестилась в 867 г. при Михаиле III и Фотии в Константинополе, а десять лет спустя в 876 г. при Василии I и Игнатии в Константинополь прибыло новое посольство, в том числе, попросившее-потребовавшее присылки церковного иерарха на место.

Для Византии именно с этого крещения 867 года Русь становится христианским народом, в то время как на самой Руси ещё более 120 лет почитали себя язычниками. И наоборот, крещение Руси Владимиром в 989 г., являющееся столь знаменательным событием в истории России, прошло почти незамеченным в Византии. Это противоречие объясняется тем, что с одной стороны, власть рюриковичей не была преемственной по отношению к власти руси Аскольда и Дира, и первых русских христиан на киевском столе вновь сменили на долгое время язычники. А с другой стороны, Аскольд и Дир не создали, в отличие от Рюрика и его наследников, государства, объединившего пришлую русь с коренными славянами и другими народами (в смысле их элит) общим интересом, и крещение варягов-руси не вызвало такого же процесса среди киевлян-славян, не говоря уже об остальном населении русской равнины.

Примерно к этому же времени относится первое сообщение о руси на Каспии. Впервые нападение руси на южное побережье Каспия фиксирует прикаспийский историк Ибн Исфендийар. Он пишет, что во время правления Алида ал-Хасана ибн Зайда (864-884 гг.) русы напали на город Абаскун. Как и в каком количестве русы попали на Каспий неизвестно. Возможно, как и в случае с Амастридой, мы имеем дело с тенью более поздних событий, отброшенной в прошлое. В 912-914 г. сразу два автора описывают большой (500 судов по 100 человек) поход руси на Каспий и огромные разрушения, причинённые русами. При этом Ал-Мас’уди, описывая поход русов 912/913 г., говорит, что это было первое появление военных судов на Каспии. И опять же как и в случае с нападением на берега Пропонтиды, так и здесь, в случае с нападением на южный берег Каспийского моря, есть большие сомнения, что это возможно сделать небольшим отрядом. Возможно нападение на Абаскун в IX в. либо ошибка источника, либо весьма незначительный эпизод.^86-222

Недоверие и "антинорманистов" и "гипернорманистов" к ПВЛ основано на двух “китах”. Первый: Нестор, живший через 200-250 лет после описываемых событий, не мог свои суждения основывать ни на чем, кроме легенд и, следовательно, ничего кроме легенд записать не мог. Второй: авторы и редакторы “Повести...” создали текст на потребу текущей идеологической борьбе. И анализ текста достаточно часто, как будто подтверждает это мнение, показывая неверность данных “Повести...” в конкретных эпизодах. Здесь стоит вернуться к краткой характеристике этого источника и вообще продекларировать некоторые научные, в нашем понимании, принципы.

Начнём со второго утверждения. Во-первых, опыт СССР по созданию коллективами авторов идеологически выдержанных исторических трудов, не может быть механически распространён на раннее средневековье. Требуются убедительные доказательства, наличия цельной светской идеологической концепции, осознания необходимости её исторического удостоверения, наличия возможности и соответствующих опытов для Руси XI-XII вв. Пока же Пушкин в наивном образе Пимена гораздо ближе к пониманию духа древних летописцев, чем иные искушённые историописатели.

Когда-нибудь монах трудолюбивый

Найдёт мой труд, усердный, безымянный,

Засветит он, как я, свою лампаду –

И, пыль веков от хартий отряхнув,

Правдивые сказанья перепишет,

Да ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу,

Своих царей великих поминают

За их труды, за славу, за добро –

А за грехи , за тёмные деянья

Спасителя смиренно умоляют.

Автор, пишущий целый гимн книгам и книжной мудрости (под 1037 г.), в том числе заявляющий, что книги подобны рекам, напояющим вселенную, слишком серьёзно относится к слову, чтобы превращать его в разменную монету. К тому же надо принимать в расчёт абсолютную ценность каждой книги (в смысле, тома – “кирпича” или “свитка”) в этом мире, где библиотеки насчитывают десятки или в лучшем случае сотни томов.

Краткая история создания “Повести...” такова:

1037-1039 гг. – Древнейший Киевский свод (по А.А.Шахматову) или Сказание о первоначальном распространении христианства (по Д.С.Лихачёву)

1073 г. – летописный свод игумена Киево-Печёрского монастыря Никона.

1093-1095 гг. – Начальный летописный свод, составленный в том же Киево-Печёрском монастыре

1110 г. – Первая редакция “Повести...” Нестора.

1116 г. – Вторая редакция Сильвестра в киевском Выдубицком монастыре.

1118 г. – Третяя редакция (новгородская).

Различные эпизоды “Повести...” могут быть основаны на совершенно различных источниках. Они могут либо пересказывать, либо просто цитировать житийные произведения, византийские исторические хроники, дипломатические и публицистические документы. Могут содержать изложение легенд, пересказы устных сведений, полученных от “осведомлённых источников”, отсылки к дружинной поэзии, личные впечатления Нестора.

Конечно, ПВЛ содежит некую общую просветительски-назидательную идею, христианские представления о морали, антикняжеские или наоборот возвеличивающие князей пассажи, а так же явно выказывает личное неприязненное отношение к грекам. Однако представления о хорошо отредактированном и подогнанном тексте совершенно не выдерживают проверки самим текстом. Столь разнообразные источники просто невозможно слепить в текст, подчинённый единой идеологии. Только потому что фрагменты склеивались подчас чисто механически, не столько по недомыслию, сколько по причине слишком уважительного отношения к слову переписываемого текста, учёным удаётся добраться до первоисточников текста “Повести...”

А заодно обнаружить массу противоречий того же идеологического плана. Если авторы “Повести...” считают Рюрика основателем государства, то откуда тогда такая враждебность к нему и одобрение Вадима, не пожелавшего быть рабом у варягов?

Представления же о легендарности сведений принципиально противоречат их идеологической выдержанности. Легенды не несут идеологии. Попытки же в угоду современной идеологии, даже искренне разделяемой автором, выдать какие-либо сведения за легенду не выдерживают проверки. Это касается прежде всего истории призвания Рюрика. Да, ко времени Нестора воспоминания о варягах сильно потускнели, их язык исчез на Руси, и договор с Рюриком дошёл до Нестора в устном виде. Но ведь дошёл, о чём свидетельствует точная юридическая, а не образная эпическая лексика, зафиксированная в ПВЛ.

Отрицание соответствия формулы Рюрик, Синеус и Трувор древнешведской фразе Рюрик со своим домом и верной дружиной, подкрепляемое ссылкой на народную этимологию (пиджак - спинжак), можно было бы принять. Если бы не соображения о ничтожно малой вероятности такого точного совпадения произношения двух имен с юридической формой, совершенно уместной в данном контексте. Кроме того, Синеус и Трувор почти сразу после этого умерли, не оставив наследников и не породив событий. Кроме того, только имя Трувор имеет скандинавский аналог -Torvard. Синеус же не находит никаких убедительных аналогий среди скандинавских имён. Те. это действительно "народная этимология" только не историофилов XVIII века (Рюрик, Синеус и Трувор -> Рюрик с домом и дружиной), а их далёких новгородских или киевских предков (Рюрик с домом и дружиной -> Рюрик, Синеус и Трувор).

Общее отрицание скандинавского влияния на образование Русского государства при его строгом логическом продолжении приведёт (и приводит) к утверждениям о полностью самостоятельном развитии русского народа в культурном и технологическом плане. Но только в начале цивилизации шумеры, египтяне, китайцы начинали с нуля. Все остальные, без исключений, начинали свою историю с каких-либо заимствований достижений культуры и технологии у предшественников и соседей. Чем позже старт, тем больше объём заимствований. Изоляция, вынужденная или преднамеренная, с неизбежностью рока приводила к торможению развития и отставанию в гонке технологий.

Так что, не следование бредовой идее создать часть равновеликую целому - т.е. создать на 1/6 части света экономику равновеликую всему миру, а именно способность очень быстро перенять у всего мира его достижения и есть достоинство выказанное восточными славянами в момент их выхода на историческую арену. Кстати, не только они выказывали такое достоинство, мечи принесённые варягами - клинки шириной 5 см. и длинной 90 см. с закруглённым окончанием, предназначенные только для рубки - это не изобретение скандинавов. Расчистка и анализ сотен клинков, найденных по всей Европе, показал, что почти все они выкованы в нескольких мастерских, расположенных на Рейне во Франкской державе, только рукояти и ножны в основном изготавливались на "месте употребления". Перенятие технологии и 1000 лет назад происходило по "лицензионному" принципу - "меч из Фощеватой" явно изготовлен русским мастером по франкскому образцу. Он имеет славянскую надпись на клинке.34

Этот современный вывод М.Горелика относительно франкского происхождения мечей руси-норманнов имеет потверждение очевидца – Ибн Фадлана, который именно как франкские и определил виденные им мечи руси, прибывающей в Булгар. Мечи их плоские, бороздчатые, франкские.

Высказывалось мнение (Лебедев Г.), что медленные петляющие в лесах реки могли быть легко взяты под контроль с укреплений, построенных на насыпных холмах вдоль этих рек (Волхов, Ловать) и у волоков. Но что в реальности могли противопоставить в открытом бою закованным с ног до головы в железную броню профессиональным воякам славянские общинники, не имеющие ни железных броней, ни мечей, ни подготовки, ни опыта. Так что, если бы у варягов была бы необходимость только прорваться через земли славян, а не закрепиться в них, то к чрезмерным усилиям и потерям это бы не привело. С другой стороны, никакая броня и опыт не помогут в партизанской войне в лесном краю. Кого стрелой не достанут, того ночью в собственном замке сожгут. Не смогли же датчане удержаться в земле ильменских славян силой. А Рольву Ролону для захвата и удержания за собой только лишь одного герцогства Нормандии потребовалось от 15 до 20 тысяч войска.

Мнения о мирном или не мирном характере взаимоотношений варягов и восточных славян различны. С одной стороны, русские источники не сохранили таких же ярких картин вражды со скандинавами, как со степняками. Это даёт основание некоторым учёным делать выводы о довольно мирном взаимоотношении варягов и восточных славян. С другой стороны, саги рисуют вполне традиционную картину. Снарядил он (конунг Стюрлауг) 300 кораблей, хорошо оснащенных во всех отношениях. Затем они держат курс на Гардарики с большой пышностью и в добром настроении. Когда они прибыли в страну, пошли они по земле, совершая грабежи, сжигая и паля везде, куда бы они не шли по стране. Убивают людей и скот.45-171 Отпор этой дружине пытается дать другая дружина таких же варягов, ещё прежде обосновавшаяся в этой стране, а результатом победы одной из дружин становиться мирное правление в городе, раньше принадлежавшем проигравшим, в совете с лучшими людьми, которые были в стране.

В данном случае истина, скорее всего, находится не посередине, а у одного из крайних положений. Очень трудно представить варягов-викингов в роли пай-мальчиков. Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают в плен, везут в Хазар и Булкар и там продают.53-397 Так описывает Ибн Русте взаимоотношения русов и славян, подразумевая под славянами только ближайшее непосредственно известное на Востоке племя вятичей. Нападение с кораблей здесь осуществляется по рекам, а не с моря. Пока какое-либо племя не включено в состав державы руси и отношения с ним не переведены на уровень правовых, действует "закон" войны и грабежа.