19. Из воспоминаний А.И.Деникина
Придя к власти на штыках чехо-словаков, комитет Учредительного собрания - филиал центрального комитета партии с.-р.-ов - явился отображением советского правительства, только более тусклым и мелким, лишенным крупных имен, большевистского размаха и дерзания.
Кроме чехо-словаков опоры у него не было. Заволжское крестьянство, не испытавшее в достаточной степени большевистского гнета, занятое еще ликвидацией помещичьей земли и не видевшее никаких новых «завоеваний» в декретах «Комуча», отнеслось к его призывам по меньшей мере равнодушно. Городской пролетариат оказался враждебным новому правительству, и собравшаяся в Самаре рабочая конференция, признав это правительство «врагом народа», высказалось за подчинение советской власти. Буржуазия и несоциалистическая демократия были отстранены с.-р.-ами от государственного строительства и усилили собою стан их противников. Что касается Народной армии, то надежность ее, как опоры власти, определилась тем фактом, что в Самаре и потом в Уфе - пунктах квартирования дивизий - «Комуч» счел себя вынужденным формировать особые отряды для своей личной охраны...
«Жестокая действительность разбила самые прекрасные сны... Восстание, поставившее на своих знаменах принципы чистой демократии (?); власть, руководящаяся этими принципами, должны быть разбиты, если нет прочной опоры в самой демократии»... Такой эпитафией почтило впоследствии московское бюро центрального комитета с.-р.-ов попытку возглавления своей партией русской державы. Попытку освободить страну чужими руками: отметенной ими и им враждебной буржуазной демократии и офицерства. ...
Несравненно труднее обстоял вопрос с лозунгами. «Великая, единая и неделимая Россия» - говорило уму и сердцу каждого отчетливо и ясно. Но дальше дело осложнялось. Громадное большинство командного состава и офицерства было монархистами... Очень многие считали необходимым немедленное официальное признание в армии монархического лозунга. Это настроение проявилось не только внешне в демонстративном ношении романовских медалей, пении гимна и т.п., но и в некотором брожении в частях и убыли в рядах армии. В частности, появились офицеры -агитаторы, склонявшие Добровольцев к участию в тайных организациях; в своей работе они злоупотребляли именем в. кн. Николая Николаевича...
Атмосфера в армии сгущалась, и необходимо было так или иначе разрядить ее. Дав волю тогдашним офицерским пожеланиям, мы ответили бы и слагавшимся тогда настроениям значительных групп несоциалистической интеллигенции, но рисковали полным разрывом с народом, в частности, с казачеством - тогда не только не склонным к принятию монархической идеи, но даже прямо враждебным ей. Мы решили поговорить непосредственно с офицерами. В станичном правлении в Егорлыкской были собраны все начальники, до взводного командира включительно... Я сказал кратко и резко: «Была сильная русская армия, которая умела умирать и побеждать. Но когда каждый солдат стал решать вопросы стратегии, войны или мира, монархии или республики, тогда армия развалилась. Теперь повторяется, по-видимому, то же. Наша единственная задача - борьба с большевиками и освобождение от них России. Но этим положением многие не удовлетворены. Требуют немедленного поднятия монархического флага. Для чего? Чтобы тотчас же разделиться на два лагеря и вступить в междоусобную борьбу? Чтобы те круги, которые теперь если не помогают армии, то ей и не мешают, начали активную борьбу против нас? Чтобы 30-тысячное ставропольское ополчение, с которым теперь идут переговоры и которое вовсе не желает монархии, усилило Красную армию в предстоящем нашем походе? Да, наконец, какое право имеем мы, маленькая кучка людей, решать вопрос о судьбах страны без ее ведома, без ведома русского народа?»
«Хорошо - монархический флаг. Но за этим последует, естественно, требование имени. И теперь уже политические группы называют десяток имен, в том числе кощунственно в отношении великой страны и великого народа произносится даже имя чужеземца - греческого принца. Что же, и этот вопрос будем решать поротно или разделимся на партии и вступим в бой?»... Мы стояли поэтому совершенно искренне на точке зрения более полного непредрешения государственного строя.
Деникин А.И. Очерки русской смуты //Вопросы истории. 1992. N 8-9. С. 120-121; N 11-12. C.109-111.