«…Я возразил (продолжил Шуленбург), что не смогу ответить на его [Молотова] вопросы, поскольку не располагаю соответствующей информацией».
Вскоре он получит эту информацию, ибо уже в то время из Берлина в Москву для него передавалось по радио длинное зашифрованное указание от Риббентропа, датированное 21 июня 1941 года, с пометкой «совершенно срочно, государственная тайна, послу лично»:
«С получением этой телеграммы все материалы по шифрованию должны быть уничтожены. Рацию необходимо вывести из строя.
Пожалуйста, немедленно информируйте господина Молотова, что вам необходимо сделать ему срочное сообщение. Затем, пожалуйста, сделайте ему следующее заявление».
Это было уже знакомое заявление, полное всякого рода затасканных измышлений и лжи, в составлении которых Гитлер и Риббентроп набили руку и к которым они прибегали каждый раз, чтобы оправдать очередной акт неспровоцированной агрессии. Однако данное заявление — такое, во всяком случае создалось впечатление у автора этих строк при повторном его прочтении — превосходило все предыдущие по абсолютному бесстыдству и лживости. В то время как Германия неукоснительно соблюдала условия нацистско-советского пакта, говорилось в заявлении, Россия неоднократно нарушала их. СССР осуществлял «подрывную деятельность, терроризм и шпионаж» против Германии, он «боролся против усилий Германии установить стабильный порядок в Европе». Он вступил в сговор с Англией, чтобы осуществить «нападение на германские войска в Румынии и Болгарии». Сосредоточивая «все наличные русские силы на протяженном фронте от Балтики до Черного моря», он «угрожал» рейху. Далее в заявлении говорилось:
«Донесения, полученные за последние несколько дней, исключают любые сомнения относительно агрессивного характера такого сосредоточения русских войск. Кроме того, имеются донесения из Англии о переговорах посла Криппса по более тесному политическому и военному сотрудничеству между Англией и Советским Союзом.
Резюмируя вышесказанное, правительство рейха в связи с этим заявляет, что Советское правительство вопреки принятым им обязательствам:
1) не только продолжало, но и усилило свои попытки подорвать Германию и Европу;
2) проводило все более и более антигерманскую внешнюю политику;
3) сосредоточило все свои силы в готовности на границе с Германией. Тем самым Советское правительство разорвало свои договоры с Германией и собирается напасть на нее с тыла. В связи с этим фюрер приказал германским вооруженным силам противодействовать этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами».
«Пожалуйста, не вступайте ни в какое обсуждение этого сообщения», — предупреждал Риббентроп своего посла в конце телеграммы. Что мог сказать потрясенный и разочарованный Шуленбург, посвятивший лучшие годы своей жизни налаживанию германо-русских отношений и твердо знавший, что нападение на Советский Союз ничем не спровоцировано и не имеет оправдания?
Ширер У. С. 346–349
— Известно, что граф Шуленбург был против войны с Советским Союзом. В связи с этим он даже перед войной направил меморандум Гитлеру. Помимо официальных, дипломатических слов что-нибудь личное он говорил?
— Тогда было не до личных разговоров. Шуленбург держался спокойно. Он, конечно, не мог ничего. Впоследствии он был расстрелян.
— Плохо сообщал Гитлеру о России?
— Ну это, вероятно, само собой. Но — участвовал в заговоре против Гитлера. А вот его переводчик, советник германского посольства Хильгер, когда вручали ноту, прослезился.
— Шуленбург тогда старый уже был?
— Что значит старый? Мо-моложе мо-моего теперешнего возраста, а я еще и сейчас в старики не гожусь.
Из беседы Ф. Чуева с В. Молотовым.
Цит. по: Чуев Ф.1 С. 57
Вернувшись в Кремль перед самым рассветом, он [Шуленбург] ограничился прочтением немецкого заявления. Молотов, потрясенный, молча выслушал посла до конца и затем сказал: «Это война. Считаете ли вы, что мы это заслужили?»
Ширер У. С. 349
Сталин был уверен, что Шуленбург передаст список политических, экономических и, возможно, территориальных претензий Гитлера. Когда Молотов сообщил вместо этого, что Гитлер объявил им войну, «Сталин упал в свое кресло и углубился в размышления. Последовала долгая, тяжелая пауза»…