В связи с приближением линии фронта, а, следовательно, и аэродромов противника опасность налета вражеской авиации на столицу стала реальной, и в Ставке устроили для проверки, так сказать, механизма противовоздушной обороны военную игру по отражению воздушного нападения на Москву.
Военная игра проводилась в особнячке, по соседству с нашим наркоматом, где в первые дни войны помещалась Ставка Верховного Главнокомандования, пока не было готово кремлевское бомбоубежище.
Мы с наркомом Шахуриным и замнаркома Дементьевым в числе других были приглашены на это учение.
В маленьком зальце особняка по стенам были развешаны схемы различных вариантов возможных налетов на Москву, карты размещения зенитных батарей вокруг города, а также аэродромов истребителей противовоздушной обороны. На стульях лежал большой фанерный щит с наколотой на нем картой московской зоны ПВО. В центре планшета — план Москвы, опоясанной несколькими кольцами разного цвета, изображавшими систему ближней и дальней противовоздушной обороны. На плане города было нанесено также расположение зенитных батарей и аэростатов заграждения. На учении присутствовали главком ВВС П. Ф. Жигарев, его заместитель И. Ф. Петров и еще несколько генералов, фамилии которых я, к сожалению, теперь уже не помню.
Докладывали командующий противовоздушной обороной генерал-майор Громадин и командующий истребительной авиацией ПВО полковник Климов.
Проигрывались разные варианты воздушного нападения на Москву, то есть налеты с разных направлений, на разных высотах, днем и ночью, и демонстрировались соответствующие способы отражения этих налетов различными родами оружия противовоздушной обороны.
На протяжении всего учения Сталин внимательно за всем наблюдал и слушал, но не проронил ни слова. Когда игра была закончена и, как полагалось, атаки воображаемых самолетов противника отражены, он молча обошел вокруг планшета. Создалось впечатление, что разыгранные варианты ни в чем его не убедили, что у него какое-то недоверчивое отношение ко всему этому делу. Наконец, раскуривая свою трубку, он произнес как бы сквозь зубы:
— Не знаю, может быть, так и надо.
Потом молча пошел в кабинет, пригласив туда Шахурина, Дементьева, Жигарева, Петрова и меня.
Не было уверенности, что защита Москвы с воздуха обеспечивается надежно.
Так же как и на нас, на него эта военная игра не произвела серьезного впечатления: как-то все схематично и бумажно.
И в кабинете Сталин опять сказал:
— Может быть, так и надо. Кто его знает?..
А потом несколько раз повторил:
— Людей нет, кому поручишь. Людей не хватает.
Когда Сталин заговорил о людях, Дементьев шепнул мне:
— Давай попросим за Баландина.
Я кивнул ему, и мы воспользовались паузой в разговоре.
— Товарищ Сталин, вот уже больше месяца, как арестован наш замнаркома по двигателям Баландин. Мы не знаем, за что он сидит, но не представляем себе, чтобы он был врагом. Он нужен в наркомате, — руководство двигателестроением очень ослаблено. Просим вас рассмотреть это дело.
— Да, сидит уже дней сорок, а никаких показаний не дает. Может быть, за ним и нет ничего. Очень возможно. И так бывает. — ответил Сталин.
На другой день Василий Петрович Баландин, осунувшийся, остриженный наголо, уже занял свой кабинет в наркомате и продолжал работу, как будто с ним ничего и не случилось.
А через несколько дней Сталин спросил:
— Ну, как Баландин?
— Работает, товарищ Сталин, как ни в чем не бывало.
— Да, зря посадили.
По-видимому, Сталин прочел в моем взгляде недоумение — как же можно сажать в тюрьму невинных людей?! — и без всяких расспросов с моей стороны сказал:
— Да, вот так и бывает. Толковый человек, хорошо работает, ему завидуют, под него подкапываются. А если он к тому же человек смелый, говорит то, что думает, — вызывает недовольство и привлекает к себе внимание подозрительных чекистов, которые сами дела не знают, но охотно пользуются всякими слухами и сплетнями. Ежов мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли.
После таких слов создавалось впечатление, что беззакония творятся за спиной Сталина. Но в то же время другие факты вызывали противоположные мысли. Мог ли, скажем, Сталин не знать о том, что творил Берия?
А. А. Жданов однажды рассказал мне анекдот про любимую трубку Сталина: «Сталин жалуется: пропала трубка. Ему говорят: «Возьмите другую, ведь у вас вон их сколько». — «Да ведь то любимая, я много бы дал, чтобы ее найти».
Берия постарался: через три дня нашлось 10 воров, и каждый из них «признался», что именно он украл трубку.
А еще через день Сталин нашел свою трубку. Оказывается, она просто завалилась за диван в его комнате».
И Жданов весело смеялся этому страшному анекдоту.
Министр Хруничев рассказывал, что он был свидетелем, как Берия с присущим ему коварством пытался скомпрометировать и меня в глазах Сталина. Однако, на мое счастье, Сталин мне верил…