Четвертый период истории русских сословий

Понятие о сословном праве. — Отсутствие понятия в о сословном праве Московском государстве в XVи XVI веках. — Начальный зако­нодательный момент IV периода. — Двоякое происхождение мысли о сословном праве в Московском государстве в XVII веке. — Сослов­ное право как средство удерживать классы в кругу их обязаннос­тей. — Превращение чиновных выгод в сословные права по состоя­нию. — Обособление трех сословий по правам.

Обозначая во введении в курс периоды, на которые можно раз­делить историю русских сословий, я сказал, что в четвертом пери­оде основанием общественного деления у нас служило различие прав, распределявшихся между сословиями по их политическому значению. Итак, сословное право есть отличительная черта IVпериода. Это тот признак, которым строй, усвоенный нашим обществом в этот период, отличался от склада, который ему пред­шествовал и основывался на различии государственных обязан­ностей, разверстанных между общественными классами по их хо­зяйственным состояниям.

Понятие о сословном праве.Прошу припомнить, как мы опре­делили сословное право во введении в курс. Я сказал, что это есть всякое преимущество, предоставляемое законом целому классу общества в постоянное обладание. Разумеется, юридическое отли­чие известного класса только тогда можно назвать его преимуще­ством, когда оно обращается вего пользу, т.е. дает ему средства обеспечить свои интересы, создает ему выгодное положение вго­сударстве или помогает сохранять и укреплять это положение.

Отсутствие понятия о сословном праве в Московском госу­дарстве в XV и XVI веках. Вмосковском государственном праве в XVи XVIвеках, когда складывалось государство, мы не нахо­дим твердо выраженного понятия о таком сословном преимуще­стве. Законодательство знало хозяйственные выгоды, которыми пользовались разные классы и которые служили не интересам этих классов, а целям государства. Законы были средством ис­правного исполнения государственных обязанностей, возложен­ных на общественные чины, а не средством обеспечения интере­сов этих чинов. Выгоды достигались собственными усилиями отдельных лиц или получались лицами от государства, например, поместья. В том и другом случае государство налагало на лица соответствующие этим выгодам тягости: на землевладельцев, при­обретавших землю собственными средствами или получавших ее от казны, оно налагало службу приказную и ратную; на торгово-промышленных капиталистов — службу казенную и промысло­вое тягло; на хлебопашцев, снимавших земли казенные или част­ные, — тягло поземельное.

Первый вопрос, возникающий при изучении нового периода, состоит в том: когда, откуда и каким образом возникла в Москов­ском государстве идея о сословном праве как о таком юридиче­ском преимуществе, которое служило не столько средством для отбывания государственных повинностей, сколько средством для ограждения и проведения сословных интересов? Происхождение этой идеи было довольно сложно и заслуживает некоторого вни­мания, тем более что этот вопрос почему-то обыкновенно остав­ляется в тени нашей историко-юридической литературой.

Начальный законодательный момент IV периода.Москов­ское законодательство начинает довольно твердо формулировать такие преимущества и согласно с ними перестраивать прежнюю чиновную иерархию общества с половины XVII века, с Уложения 1649 г. Постепенно вырабатываясь и укрепляясь, основанный на различии сословных прав новый склад нашего общества достига­ет если не полного и окончательного, то довольно определенного выражения в сословных жалованных грамотах 1785 г. Поэтому Уложение можно принять за начальный законодательный момент IV периода истории русских сословий, а жалованные грамоты мы избрали было конечным пределом нашего изучения. Однако мысль о сословном праве, как мы его определили, возникла ра­нее издания Уложения, и условия, из которых она родилась, ста­новятся заметны еще в XVI веке.

Двоякое происхождение мысли о сословном праве в Мос­ковском государстве. Сословные права возникали и развивались в нашем государственном порядке двумя путями: все они явля­лись последствиями чиновного деления, но различались свойством побуждений, их вызывавших, или тех интересов, которые ими ограждались. Одни из них создавались самим законодательством и направлены были к тому, чтобы поддерживать и укреплять чи­новное деление общества, удерживая классы в кругу назначен­ных им чиновных обязанностей. Другие сами собой рождались из материальных выгод, связанных с чиновными обязанностями, и служили выражением и средством поддержания того государ­ственного значения или веса, какой приобретали чины исполне­нием своих обязанностей. С первого взгляда эта разница в проис­хождении сословных прав покажется неясной, но вы увидите из дальнейшего изложения, в чем она состояла.

Сословное право как средство удерживать классы в кругу их обязанностей. Сословные права как средства удержания клас­сов в кругу их государственных обязанностей постепенно развива­лись путем перерождений, каким подвергались эти обязанности в своем практическом применении. Мы видели, что первоначально эти обязанности развёрстывались по хозяйственным состояниям лиц: кто владел землей, тот должен был служить ратную службу; кто пахал землю, тот обязан был тянуть поземельное тягло. Эти повинности падали на состояния или занятия даже независимо от лиц, которые владели этими состояниями или вели эти занятия. Если землевладелец, служивший ратную службу со своей земли, часть этой земли пахал на себя своими холопами или вольнона­емными рабочими, не сдавал ее тяглым людям — крестьянам, то в XVI веке он сверх ратной службы платил еще поземельное тяг­ло с этой части наравне с тяглыми хлебопашцами. Таким обра­зом, по земле землевладелец служил, а по пашне платил. Потом, когда посредством такой разверстки лица рассортировались на классы, по мере того как общественное деление, кристаллизуясь, застывало и твердело, повинности с помощью наследственной их передачи постепенно переносились с хозяйственных состояний на самые лица и только отбывались лицами по хозяйственным со­стояниям.

Иногда они даже ложились на лица независимо от их состоя­ний. Сын служилого человека нес ратную службу, даже не имея земли. Напротив, неслужилый человек, ставший землевладель­цем, — например, холоп, получивший от господина часть его вот­чины в награду за верную службу, что нередко бывало в XVI веке, — такой землевладелец не был обязан ратной службой государству. Если служилый человек должен был служить, хотя бы и не владел- землей, то, наоборот, служилый землевладелец не обязан был платить поземельное тягло, хотя бы часть своей земли и обрабатывал на себя. Вот почему в царствование Михаи­ла Федоровича дворовые пашни служилых землевладельцев по писцовым книгам являются уже свободными от поземельного на­лога. Эта перемена была, очевидно, перенесением государствен­ных повинностей с хозяйственного состояния на самое лицо, им владевшее. Отсюда установилось правило, по которому податное тягло освобождало от ратной службы, а ратная служба — от по­датного тягла.

Естественно, однако же, что повинность, переставши быть ве­щественной и сделавшись личной, не могла исправно отбывать­ся, если теряла свое вещественное, т.е. хозяйственное, основа­ние. Отсюда еще в XVI в. становится заметным в московском законодательстве стремление поставить лица в экономические со­стояния, соответствующие несомым ими повинностям, и удержать их в этих состояниях. Самым решительным выражением этого стремления была система поместных наделов, превратившая ты­сячи безземельных ратников в мелких землевладельцев. Но и вот­чинное землевладение испытало на себе действие того же стрем­ления. Здесь оно, прежде всего, повело к стеснению прав вотчинного землевладения в интересе поддержания служебной годности слу­жилых фамилий. Чтобы предохранить их от упадка и предупре­дить переход вотчинных земель от служилых владельцев в неслу­жилые или неспособные к службе руки, ограничено было право отчуждения и право завещания родовых наследственных вотчин. В ст. 85 Судебника 1550 г. и в дополнительном законе 1557 г. был точно определен порядок выкупа таких вотчин, отчужденных вла­дельцами в чужой род. Нисходящие потомки вотчинника, продав­шего родовую вотчину, — дети и внуки — по Судебнику и закону 1557 г. не могли выкупать ее. Это право сохраняли только боковые родственники — братья, сестры и племянники — и только в том случае, если они не подписались на купчей продавца свиде­телями, т.е. не давали молчаливого согласия на продажу вотчи­ны. Право выкупа отчужденной вотчины сохранялось за родича­ми в продолжение сорока лет. Причем родич, выкупивший родовую вотчину, лишался права ее дальнейшего отчуждения в род: он мог продать или заложить ее только члену своего рода, не подписав­шемуся свидетелем на купчей первого продавца.

В одном списке Судебника является еще более важное стес­нение права отчуждать родовые вотчины: здесь к изложенной ста­тье Судебника приписан закон царя Ивана, неизвестно в каком году изданный. По этому закону бездетный вотчинник мог про­дать, заложить или отказать в монастырь по душе только полови­ну своей родовой вотчины без согласия родичей. Все, что он от­чуждал сверх этой половины без их согласия, отдавалось им по их челобитью без выкупа, а покупатель лишался своих денег. Зако­нами 1562 и 1572 гг. право отчуждения и завещания родовых вот­чин было еще более стеснено в пользу казны, точнее говоря — в интересах службы, для предупреждения перехода вотчин в неслу­жилые руки. По этим законам крупным землевладельцам, князь­ям и боярам, вообще запрещено было отчуждать, т.е. продавать, менять или закладывать свои родовые вотчины, а также отдавать их в приданое. Они могли ввиду бездетной смерти завещать эти вотчины боковым родственникам, но только ближайшим — бра­тьям, их детям и детям этих племянников, не далее. Сверх того, запрещено было завещать вотчины вдовам, женам и дочерям и отдавать их в монастыри по душе без доклада государю. Во всех случаях, когда по закону вотчинник терял право располагать вот­чиной по своему усмотрению, она по смерти его бралась в казну и обращалась на поместные дачи. Все эти стеснения были объяс­нены в законе 1572 г. одним главным побуждением: «Чтобы служ­бе убытка не было и земля бы из службы не выходила».

Все изложенные узаконения направлены были косвенно к удер­жанию служилых фамилий в раз занятом однажды ими положе­нии по службе, которое чаще всего терялось вследствие потери вотчин, наследственных состояний. Такие распоряжения касались только высших слоев служилого класса, княжеских и боярских фа­милий, т.е. крупнейших землевладельцев, наиболее важных для службы. Но в XVII столетии мы встречаем, и прямые законода­тельные меры с целью затруднить и даже запереть выход из всех состояний — как служилых, так и тяглых. Легко понять, что не­возможно было превратить каждый служебный чин в замкнутое состояние. Среди чинов господствовало постоянное движение: личная заслуга или личная удача в хозяйственных предприятиях постоянно изменяла чиновное положение лица, переводя его из одного чина в другой. Бедный городовой сын боярский, по состо­янию своему способный служить только городовую осадную служ­бу, постепенно богатея, запасался конем и вооружением и, таким образом получая возможность нести более тяжелую повин­ность — ходить в дальние походы, переходил в разряд городовых дворян или даже в выбор. Но вся иерархия чинов не представляла непрерывной лестницы ступеней, которую одно и то же лицо мог­ло бы пройти снизу до самой вершины. В московском чиновном делении не было того, что потом бывало по табели о рангах, когда чиновник, начавший с низу, с низшего чина, личными качествами или с помощью служебной удачи, пробегал всю лестницу чинов и кончал свою государственную службу в высшем чине. Таких при­меров не было в московской службе в XVI—XVII веках. Вся лест­ница московских чинов распадалась на несколько отделов, и иерархическое движение было возможно для лица известного про­исхождения только на пространстве ступеней известного отдела. У каждого «отечества» были свои доступные ему чины. Провин­циальный дворянин, начавший службу городовым сыном бояр­ским, мог дослужиться до выборного дворянства, в исключитель­ных случаях попадал даже в Московский список, но редко шел выше дворянства московского. Точно так же тяглый посадский че­ловек, начавший свою деятельность в звании молодшего, мог, бо­гатея, стать «лучшим» посадским человеком, мог даже попасть в высшее столичное купечество, стать торговым человеком гости­ной или суконной сотни, даже гостем. Но мы знаем очень немно­го случаев еще более успешного возвышения. Некоторые гости за свою усердную службу казне награждались дьячеством, полу­чали поместья, и даже известны два-три человека в XVII веке, ко­торые из гостей через дьячество попали в Думу в звании думных дворян. Но не было ни одного купца, который дослужился бы до боярства. Так у каждого общественного слоя была своя чиновная карьера, свой ряд доступных ему чинов. Следовательно, отделы чинов были менее подвижными состояниями, чем самые чины.

Чины каждого отдела отличались неодинаковыми, но однород­ными обязанностями, и соответственно тому лица, их получавшие, должны были иметь неодинаковые, но однородные хозяйственные состояния. Так, посредством естественной группировки мелких чинов сами собой обозначались очертания более крупных клас­сов, которые законодательство и обратило в сословия, сперва зам­кнув выход из них, а потом обособив их друг от друга специальны­ми правами. В одной статье Судебника 1550 г. мы читаем: «Адетей боярских служивых и их детей, которые не служивали, в холопи не приимати никому опричь тех, кого государь от службы отста­вит». Точно так же Судебник запретил заимодавцам брать к себе в дворовую службу тех должников, которые занимали деньги в рост, а не под условием служить за рост.

В XVII веке запрещение выходить из служилых и тяглых состо­яний становится общим и настойчивым стремлением московского законодательства. Так, закон 9 марта 1642 г. безусловно запретил вступать в холопство дворянам и детям боярским. Точно так же еще до Уложения принимались меры против закладничества, т.е. про­тив вступления в личную зависимость с правом всегда ее прекра­тить или без этого права. Уложение окончательно запретило тяг­лым посадским людям и крестьянам отдаваться в зависимость по служилым кабалам к церковным властям или светским землевла­дельцам. Детей или младших родственников своих тяглые люди могли отдавать только в жилую неволю и притом не более как на пять лет. Так отменена была 88 статья Судебника 1550 г., которая давала крестьянину право продаваться с пашни в полное холопство. В XVII веке люди православного исповедания в Московском госу­дарстве вообще не могли продаваться в полное холопство. Если мы припомним установленную наказом 1646 г. вечность крестьянскую, то все почти общество в Московском государстве, все служилые и тяглые чины его представятся нам сосредоточенными в три груп­пы: служилую, посадскую и крестьянскую, которые были замкну­ты с одной стороны — со стороны выхода из них.

Превращение чиновных выгод в сословные права по состо­янию. Но если специальные повинности целых чиновных групп стали безусловно обязательными и неизменными, даже наслед­ственными, то являлась необходимость и обеспечивавшие их ис­полнение хозяйственные выгоды сделать исключительным досто­янием классов, которые несли на себе эти повинности. Если служилый человек по закону нес вечно потомственную ратную службу, а посадский тяглец вечно и потомственно платил тягло по городскому промыслу, то было необходимо, чтобы никто, кро­ме служилых людей, ине владел землей, чтобы никто, кроме по­садских тяглецов, и не имел права промышлять вгороде.

Так хозяйственные состояния и занятия из экономических средств исправного отбывания государственных повинностей превратились в исключительные юридические преимущества от­дельных классов, направленные к удержанию лиц в кругу их на­следственных обязанностей. Иначе говоря — превратились в со­словные права. [91], [92] Отсюда возникло новое явление в Московском государственном порядке — приобретение права на известное хо­зяйственное состояние или занятие. Прежде хозяйственные состо­яния приобретались усилиями отдельных лиц, средствами граж­данского права. Каждое занятие было всем доступно, возникало из свободного приложения труда, руководимого частными интере­сами трудящегося лица. Теперь лицо, прежде чем войти в извест­ное состояние, должно было приобрести право на это; прежде чем принималось за известные занятия, обязано было вступить в тот общественный класс, которому это занятие было присвоено зако­ном как его сословное преимущество.

Обособление трех сословий по правам.Из указанного пра­вила само собою вытекало и обратное требование: если только служилые люди имеют право владеть землей, только посадские люди могут заниматься городским промыслом и торгом, то все владеющие землей должны войти в состав служилого класса, все занимающиеся городским промыслом и торгом обязаны примк­нуть к классу посадских людей. Так право землевладения и право городского промысла и торга объединяли мелкие чины, разделен­ные до тех пор дробными различиями в тяжести ратных служилых и тяглых посадских повинностей. Такое обоюдостороннее прило­жение правила и сомкнуло прежние чины в несколько крупных классов или сословий, придав им посредством принудительной сословной приписки более плотный и постоянный состав и обособив, их друг от друга.

Меры, направленные к сосредоточению и округлению раздроб­ленных прежде общественных классов, были проведены на зем­ском соборе 1648и 1649гг. по инициативе правительства или по ходатайству самих земских чинов и сведены в Уложение.

1. Личное землевладение стало исключительным правом слу­жилых людей и тех из земских, которые несли казенную службу по выборам. Боярские холопы и находившиеся в сходном с ними юридическом положении монастырские служки не могли поку­пать и принимать в заклад вотчины. Если кто из служилых людей находил такую вотчину и бил о ней челом государю, она отбира­лась у холопа или служки и отдавалась челобитчику в поместье, как конфискованная земля (Улож., XVII, 41). Имне давали и по­местий из государевых казенных земель.

2. Право торговать и промышлять в городе присвоено было исключительно посадским людям, а не принадлежавшие к посад­скому обществу городские торговцы и промышленники обязаны были либо отказаться от своих торгов и промыслов, либо припи­саться к городскому обществу. Холопы и крестьяне, владевшие в
городах тяглыми дворами и промышленными заведениями — лав­ками, амбарами, погребами, — обязаны были продать их тяглым посадским людям. Впредь запрещалось кому-либо приобретать такие дворы и заведения в городах, кроме посадских людей, под угрозой конфискации приобретенного имущества и торговой каз­ни для приобретателей из крестьян и холопов. Крестьяне могли привозить в города свои товары и продавать их на гостином дворе с возов и судов, но не могли покупать и нанимать для того лавок в торговых рядах.

С другой стороны, слободы в городах, населенные нетяглыми промышленниками и торговцами, заложившимися за служилых людей или духовных сановников, приписывались к посадским об­ществам со всем своим населением и землями. Даже дети духо­венства и другие вольные люди, жившие по городам на церков­ных землях и занимавшиеся торгами и промыслами, зачислялись в городское тягло. Не только люди вольные, не принадлежавшие к какому-либо определенному состоянию, но и состоявшие на го­сударственной ратной службе по прибору и за то получавшие казенное жалованье, занимаясь в городе торговлей и промыслами, должны были тянуть городское тягло. По Уложению такие при­борные служилые люди, оставаясь в своих служилых чинах и про­должая нести ратную службу, вместе с тем по своим торгам и про­мыслам обязаны были записаться в городское тягло и платить всякие подати наравне с тяглыми посадскими людьми. Исключе­ние сделано было только для некоторых разрядов служилых при­борных людей. Например, для стрельцов, которые со своих го­родских торгов и торговых заведений платили таможенные пошлины и годовые оброки по окладу городского общества, но не были обязаны нести тягло и земские службы наравне с посадски­ми людьми (Улож., XIX, 15, 17, 7, 3, 4, 11, 12). Таким образом, одно и то же лицо могло принадлежать к служилому и тяглому состоянию, чем для низших служилых людей отменялось устано­вившееся в начале XVII века правило, что ратная служба осво­бождает от тягла, и обратно — тягло от службы.

3. Наконец, и земледельческий труд, став сословным правом, начал объединять сельское население, дотоле разбитое на раз­личные юридические состояния. В состав этого населения входи­ли тяглые крестьяне и бобыли, жившие на казенной или частной владельческой земле, безземельные гулящие люди, занимавши­еся сельскими промыслами или наемной работой, и пахотные хо­лопы, получавшие от господ земельные участки в пользование с усадьбами и земледельческим инвентарем и за то работавшие на господ или платившие им оброк, подобно крестьянам. Такие па­хотные холопы назывались деловыми, и задворными людьми.

Уложение ясно отличает крестьян и бобылей, черных и двор­цовых, от крепостных владельческих, а тех и других от холопов. Первых оно признает прикрепленными к земле, или, точнее, к сельским обществам. Вторых и третьих — прикрепленными к ли­цам, т.е. к землевладельцам, различая их друг от друга тем, что крепостные крестьяне и бобыли были люди тяглые, а деловые и задворные холопы — нетяглые. Но в самих признаках, которыми различались указанные три состояния, заключались условия их взаимного юридического сближения. Прикрепляя одних хлебо­пашцев к сельским обществам, других к землевладельцам, Уло­жение окончательно утверждало то правило, что сельские обще­ства казенных крестьян отвечают за податную исправность последних, а землевладельцы — за исправность своих крепостных крестьян. Неизбежным последствием этого правила была принудительная разверстка тягла. Сельские общества и землевладельцы получали право отводить отдельным крестьянам большие ни меньшие пахотные участки соразмерно с их рабочими сила­ми и налагать на них подати соразмерно с отведенными участками. Эта принудительная разверстка вносила важные перемены в юридический состав сельского населения. С одной стороны, она уничтожала юридическое различие между крестьянами и бобылями: принадлежность к тому или другому из этих состояний опре­делялась не выбором самого тяглого хлебопашца, а хозяйственным усмотрением общества или землевладельца, которые разверстывали тягло. С другой стороны, эта разверстка уничтожала на деле юридическое различие между крестьянами и пахот­ными холопами. Сумма податей, падавшая на имения, определя­лась количеством тяглых крестьянских и бобыльских дворов, значившихся в нем по переписной книге. Но податные платежи предоставлено было разверстывать ответственному за них вла­дельцу между всеми крепостными его хлебопашцами, как он хо­тел, и недоимки взыскивались сборщиками, как с тяглых кресть­ян, так и с нетяглых пахотных холопов. Поэтому в переписных книгах 1646 и 1678 гг., когда произведены были общие переписи тяглых людей, обозначались и дворы деловых и задворных холо­пов наряду с крестьянскими и бобыльскими, хотя этих холопов закон еще не признавал прямо тяглыми людьми. Так подготовля­лось слияние бобылей и пахотных холопов с крестьянами в один класс, завершенное введением подушной подати при Петре. На­конец, юридический состав сельского населения упрощался еще тем, что Уложение, прикрепляя казенных крестьян к сельским об­ществам, а владельческих — к владельцам, распространило это прикрепление и на детей и родственников крестьянина, которые жили в его доме, не имея своих участков, и считались до тех пор вольными людьми.

Таковы были три крупные группы, на которые с половины XVII века стало распадаться по сословным правам гражданское общество в Московском государстве.

 

Лекция XXI

Честь чинов как источник сословных прав. Первоначальное значение чиновной чести в московском праве. — Дальнейшее юридическое услож­нение значения чиновной чести. — Новая форма сословного законода­тельства в XVII веке — жалованная сословная грамота. — Отноше­ние нового сословного деления общества к прежнему чиновному.

Честь чинов как источник сословных прав. Первоначальное значение чиновной чести в московском праве.Другим источ­ником сословных прав в Московском государстве XVIIвека была честь чинов. Это был своеобразный, довольно сложный юриди­ческий институт, выработанный древнерусским правом. Первона­чально под этим термином разумелось значение, какое придавал закон известному чину ив котором выражалась государственная оценка сравнительной пользы, приносимой государству разными общественными чинами. Наиболее осязательной формой, вкото­рой выражалась эта оценка чиновной чести, служило наказание за бесчестье, т.е. за оскорбление лица действием ипреимуще­ственно «непригожим словом». Наказания за бесчестье разли­чались по чинам как оскорбленной, так и оскорбившей стороны, ибыли очень разнообразны. За бесчестье подвергали денежным пеням, тюремному заключению, телесным наказаниям ипозор­ному обряду отсылки виновного головою к потерпевшему. Котошихин описывает обряд отсылки головою за боярское бесчес­тье. Приставы вели под руки обидчика на двор к обиженному боярину иставили его внизу крыльца, на которое вызывали из дома иобиженного. Дьяк произносил последнему речь, говоря, что государь указал и бояре приговорили за его боярское бесчес­тье отвесть обидчика к нему головою. Обиженный благодарил за царскую милость, а обидчика позволял отпустить домой. На пути к обиженному, как и стоя на дворе у него, обидчик пользовался правом безнаказанно «лаять и бесчестить всякою бранью обижен­ного», который «за те злые лайчивые слова» ничего не смел, сде­лать с обидчиком под опасением усиленной кары.

Уже в Судебнике 1550 г. встречаем сложный тариф денежных штрафов за бесчестье людей разных чинов. Этот Судебник был еще более развит Уложением 1649 г. Он, между прочим, назна­чал 5 рублей пени за бесчестье «доброго боярского человека», т.е. лучшего служилого холопа, ходившего впоходы с господином. В то же время бесчестье свободного крестьянина оплачивалось впятеро дешевле. На лестнице чинов холоп стоял очень низко ине пользовался правами свободного лица, как и не нес никаких прямых государственных обязанностей. Но государство ценило пользу, приносимую им как вооруженным спутником служилого ратника, и за эту пользу ставило его выше тяглого крестьянина. Значит, чиновная честь лица определялась собственно не поло­жением его чина на чиновной лестнице, априносимой им госу­дарственной пользой — прямой или косвенной.

Но если в различии наказаний за бесчестье по чинам оскорб­ленных выражалась оценка не столько достоинства самого чина, сколько государственной полезности чиновного лица, то в разли­чии наказаний за бесчестье по чинам обидчиков, наоборот, выра­жалась оценка не столько этой полезности, сколько значения чина, чем бы он ни приобретался — заслугой или породой. По Уложе­нию думные люда за оскорбление патриарха отсылались к нему головою, служилые по отечеству наказывались батогами, а тяг­лые ислужилые по прибору — кнутом на площади и сверх того месячным заключением втюрьме (Улож., X, 27—31).

Род государственного служения сообщал лицу известное до­стоинство, которым определялся ирод наказания за известные пре­ступления ипроступки. Для людей высших чинов, руководивших управлением, это достоинство служило средством успешного ис­полнения их правительственных обязанностей. Они должны были иметь авторитет, необходимый для поддержания вуправляемых ими людях чувства порядка иповиновения. Поэтому закон под­вергал их за одни ите же проступки неодинаковым наказаниям с людьми низших чинов. Вот почему в прежней Руси думные люди и высшее духовенство были свободны от телесных наказаний. Та­ким образом, чиновная честь была первоначально личным пре­имуществом, которое либо прямо связывалось с чином, либо при­обреталось службой государству независимо от чина. Походный холоп был одного чина с простым, но честь первого ценилась впя­теро дороже чести последнего.

Дальнейшее юридическое усложнение значения чиновной чести.С течением времени юридический состав чиновной чести усложнился: к личным преимуществам присоединились матери­альные выгоды, которые также вытекали из чиновных обязанно­стей, но не служили обеспечением их исправного исполнения. Так, согласно с правилом, что владеть землей может только тот, кто несет службу ратную, приказную или земскую, право землевла­дения вотчинного и поместного в Московском государстве дано было и высшему столичному купечеству, несшему наиболее тя­желые казенные службы, и посадским людям, которых выбирали вземские старосты. Но землевладение для этих людей не соеди­нялось с воинской повинностью, падавшей на служилых земле­владельцев, и, таким образом, становилось чистым сословным их правом. Точно такое же значение получило признанное законом в XVIIвеке право служилых землевладельцев на крепостной труд их крестьян: ратная повинность этих землевладельцев обуслов­ливалась вотчинным и поместным землевладением, ане этим правом, хотя последнее было тесно связано с первым. Таким об­разом, землевладение гостей и земских старост и владение кре­постными крестьянскими руками получили характер сословных прав, не соединенных с соответствующими обязанностями; стали наградой за службу, ане средством или условием службы. Этот новый род сословных прав, возникших из юридического развития чиновной чести, усилил обособление чиновных групп, разделен­ных правами, которые, как мы видели, возникли из превращения экономических состояний или занятий в исключительные преиму­щества известных классов.

Новая форма сословного законодательства в XVII веке — жалованная сословная грамота.Таково было происхождение сословных прав в Московском государстве. Этим новым юриди­ческим явлением вызван был и новый род законодательства. До XVII века московское законодательство, рассматривая обществен­ные классы, определяло преимущественно их государственные обязанности. В XVIIвеке встречаем законодательный памятник, который говорит о сословных правах. Это жалованная грамота го­стям и гостиной сотне, данная 26 августа 1648 года. В этом акте воспроизведена грамота, пожалованная высшему столичному купечеству еще в 1613 г., вскоре по воцарении Михаила. Гостям и гостиной сотне присваивались этой грамотой очень важные пре­имущества: между прочим, их дворы освобождались от тягла и постоя; они сами, их дети и приказчики впоездках по торговым делам не подлежали суду местных областных управителей; иски наних принимал только Московский казенный приказ. Эта гра­мота о правах высшего купечества была предвестницей жалован­ных сословных грамот Екатерины II.

Отношение нового сословного деления общества к прежне­му чиновному.Новая группировка общественных классов, начав­шая обозначаться с половины XVIIвека, не устраняла прямо пре­жнего чиновного деления общества, атолько прикрывала его на первое время. Но она по самим своим основаниям отличалась от этого деления. Чины, во-первых, были дробные и изменчивые хо­зяйственно-служебные состояния, принадлежность ккоторым взначительной степени зависела от воли самих лиц. Новые, более крупные общественные группы представляли более устойчивые классы, которые закон даже стремился сделать замкнутыми и принадлежность, ккоторым определялась преимущественно про­исхождением лиц, независимо от их экономического положения. С другой стороны, чиновное деление основывалось на различии государственных обязанностей, ановые крупные классы разли­чались между собою еще и правами. Этот последний признак и сообщал новым классам характер сословий в настоящем смысле этого слова, потому что, как было замечено во вступлении ккур­су, существенным и наиболее осязательным признаком сослов­ного деления служит различие прав, ане обязанностей.

Но, не устраняя прямо прежнего чиновного деления, новая сословная группировка общества косвенно содействовала разру­шению старой лестницы чинов, подготовленному рядом других условий.

Лекция XXII

Разрушение чиновного склада русского общества. Троякий процесс этого разрушения. — /) Перемены в приказной службе. Смешение генеалогических слоев высшего служилого класса в Московском госу­дарстве и закон 12 января 1682 г. Табель о рангах. — 2) Преобразо­вание земского управления при Петре I. Указы 30 января 1699 г. Вве­дение дворянства в порядок земского управления: дворянские советы при воеводах, ландраты и земские комиссары. —3) Превращение спе­циальных чиновных повинностей в общесословные. Распростране­ние воинской повинности на тяглых людей, на детей духовенства и на холопов. Распространение податного тягла на гулящих людей, холопов и косвенно на землевладельцев. — Сословный состав рус­ского общества после первой ревизии.

Разрушение чиновного склада русского общества. Троякий процесс этого разрушения.Ход начавшегося приблизительно с половины XVII века разрушения чиновного склада русского обще­ства обозначился тремя процессами соответственно трем основа­ниям, на которых построены были различные части старой лестни­цы чинов. Верхние ступени этой лестницы, как мы видели, держались на разверстке приказной службы между служилыми людьми по отечеству, средние — на распределении казенных по­ручений между земскими людьми по личному доверию, наконец, низшие — на раскладке ратной службы и тягла между служилыми иземскими людьми по их хозяйственным состояниям. Каждое из этих оснований и начало колебаться споловины XVII века, частью под влиянием условий, вызвавших новое сословное деление обще­ства.

1) Перемены в приказной службе.Первый процесс разру­шения чиновного склада общества обозначился постепенным из­менением характера приказной службы, обязанности которой раз­вёрстывались между служилыми людьми по отечеству. Эта разверстка была тесно связана стеми генеалогическими слоями, из которых составился высший служилый класс в Московском го­сударстве XV и XVI веков. Правительственные полномочия, требовавшие большего или меньшего авторитета со стороны упол­номоченных лиц, распределялись по отечеству или происхожде­нию, которым обусловливалось в древней Руси общественное зна­чение лица.

Смешение генеалогических слоев высшего служилого класса в Московском государстве и закон 12 января 1682 г.Но снача­ла XVII века генеалогические слои высшего служилого класса, прежде резко различавшиеся между собою, стали заметно сме­шиваться. Старые родовитые фамилии, княжеские и боярские, вымирали или тускнели и опускались. Новые, незнатные люди личной заслугой или случайной удачей выносились наверх, до­стигали влиятельного положения в управлении, богатели и ста­новились родоначальниками новой аристократии. Таким образом, высшие чины постепенно теряли свое старое основание, переста­вали быть выражением породы и становились отличиями по лич­ной заслуге или выслуге. Эта перемена в составе высшего слу­жилого общества уже в XVII веке повела к отмене местничества, на котором держались старые высшие чины. Комиссия, состав­ленная в1681 г. из выборных служилых людей под председательством князя В.В. Голицына для выработки плана нового военного устройства, составив проект новой организации военных частей, предложила назначать их командиров из всех служилых фамилий «без мест ибез подбора», т.е. не по отечеству, как прежде, апо личной годности или заслуге. Это предложение было принято го­сударем иДумой, приговорившими 12 января 1682 г. отменить «богоненавистное ивраждотворное местничество».

С того времени совершенно изменилось отношение сословно­го положения служилого лица кслужебному чину. Прежде этот чин определялся принадлежностью лица к известному генеало­гическому слою служилого класса. Теперь, наоборот, приобрете­ние известного служилого чина вводило это лицо в состав высше­го служилого класса, какого бы оно ни было происхождения. Эта перемена выражена, между прочим, в лаконическом указе Петра 16 января 1721 года. Указ этот гласил: «Все обер-офицеры, кото­рые произошли не из дворянства, оные и их дети, и их потомки суть дворяне, и надлежит им дать патенты на дворянство». Петр не раз и настойчиво выражал мысль, что дворянское происхождение само по себе, без известного чина, приобретенного службой, не дает никаких прав. Этим совершенно разрушалось основание старой лестницы служилых чинов и вызывалась необходимость нового чиновного распорядка служилого люда.

Табель о рангах. Этот распорядок был установлен утверж­денной 24 января 1722 г. табелью о рангах всех чинов. В этой табели все должности распределены на три параллельных ряда должностей воинских, статских и придворных, и каждый ряд раз­делен на четырнадцать рангов или классов. Лестница воинских должностей начинается генерал-фельдмаршалом и оканчивается фендриком. Во главе иерархии статских рангов поставлены, во-первых, канцлер, во-вторых, действительные тайные советники, а внизу — провинциальные секретари и коллежские регистрато­ры (классы 13-й и 14-й). Надобно заметить, что эти четырнад­цать классов не были простыми чинами или служебными отличи­ями, не соединенными с определенными должностями, как теперь. К каждому классу отнесена была одна должность или целая груп­па равностепенных должностей. Так, в четырнадцатом статском классе числились кроме регистраторов при коллегиях еще комис­сары при коллегиях, фискалы при надворных судах, земские ко­миссары, губернские почтмейстеры и прочие. В пунктах, которы­ми сопровождалась табель о рангах, выражено было основание нового чиновного деления. Так, в одном пункте сказано, что все слу­жащие первых восьми рангов (не ниже майора и коллежского асес­сора) с потомством своим причисляются к лучшему старшему дво­рянству «во всяких достоинствах и авантажах, хотя б они и низкой породы были». А в другом читаем, что хотя сыновьям российского знатнейшепУдворянства и открывается для знатной их породы сво­бодный доступ ко двору и желательно, «чтоб они от других во вся­ких случаях по достоинству отличались, однако, за это одно никому из них никакого ранга не дается, пока они государю и отечеству ус­луг не покажут и за оные характера (чести и чина) не получат». Введением этой табели завершена была перестройка высшего слу­жилого класса, которую можно выразить такими словами: чинов­ные обязанности приказной службы, постепенно теряя связь с генеалогическим составом высшего служилого класса, пре­вратились в простые должностные полномочия.

2) Преобразование земского управления при Петре I. По­добная перемена произошла при Петре и в порядке отправления земской службы. Мы знаем, что самым тяжелым видом ее была служба верная, на раскладке которой основывалось чиновное деление высшего купечества. Безмездное и ответственное испол­нение казенных поручений по сбору таможенных, питейных и дру­гих доходов благонадежными торговыми людьми вызывалось не­достатком у казны собственных органов, пригодных для этого дела. При Петре возникла мысль сложить обязанности верного управ­ления с городских обывателей и отдать все косвенные налоги на откуп или поручить их сбор отставным офицерам и солдатам. Ука­зами 13 апреля и 11 мая 1722 г. предписано было все казенные доходы, собираемые на вере, постепенно отдать на откуп, а пока посадских людей к таким сборам не выбирать, заменяя их отстав­ными офицерами, дворянами и рядовыми. В помощь им велено было выбирать, со значением подчиненных целовальников, рас­кольников и «бородачей», на которых эта повинность была поло­жена как наказание за их упорную привязанность к старообряд­ству и бороде. Попытка отменить верное управление получает тем большее значение, что была предпринята преждевременно, без достаточной подготовки. Из указа 9 декабря 1723 г. узнаем, что во всех губерниях к казенным сборам прислано из Военной колле­гии только 475 человек отставных, тогда как требовалось всех около 7 000 сборщиков. Пришлось обращаться опять к выборным сбор­щикам из купечества и посадских людей там, где недоставало от­ставных военных. Значит, потребность снять повинность верной службы с городского населения явилась раньше, чем успела каз­на найти удобные орудия, которыми можно было бы заменить вер­ных голов и целовальников. Понятно, что, по мере того как купе­чество освобождалось от этих повинностей, исчезало и основанное на их разверстке старое чиновное деление этого класса. В то вре­мя как падал прежний строй земской службы по личному дове­рию, служившему основанием верного управления, земская служ­ба по мирской поруке развивалась и в дальнейшем развитии своем получила новый характер. В царствование Грозного земские миры, городские и сельские, получили право управляться выборными земскими старостами и целовальниками, которые творили среди них суд и собирали с них казенные подати. Миры, избиравшие этих старост и целовальников, отвечали перед правительством за их деятельность. Эти земские выборные заменяли коронных об­ластных управителей — наместников и волостелей, которые ока­зались непригодными к делу. В XVII веке, когда во главе каждого уезда ставился воевода, коронный управитель сширокими воен­но-гражданскими полномочиями, земские старосты и целоваль­ники очутились в положении орудий этих управителей и делали для них всю черную работу управления, утратив всякую самостоя­тельность. В царствование Алексея правительство начало помыш­лять о восстановлении придавленного воеводами земского само­управления. Петр наследовал и осуществил эти помыслы.

Указы 30 января 1699 года.Двумя указами 30 января 1699г. предоставлено было торгово-промышленному населению столицы и других городов, атакже и крестьянам государевых сельских во­лостей, «буде они похотят», управляться своими выборными бур­мистрами, которые чинили бы между ними суд и собирали госу­дарственные налоги. За освобождение от воевод и приказных людей города должны были только платить удвоенные оклады казенных податей. Возникшие по этим указам Московская бурмистрская па­лата и городовые ратуши были потом, в конце царствования Петра, преобразованы в магистраты. Этими учреждениями не только восстанавливалось, но и расширялось городское самоуправление. Городские выборные управители, прежде служившие ответствен­ными заместителями коронных областных чиновников, теперь по­лучили значение блюстителей сословных интересов выбиравших их городских обществ. Законодательство Петра не обязывало го­родских избирателей строгой порукой за избираемых управителей.

Введение дворянства в порядок земского управления.Таким образом, выборное земское управление, имевшее прежде харак­тер земской служебной повинности, теперь получило в городах зна­чение сословного права. Вскоре по учреждении бурмистров это пра­во было распространено и на областное дворянство. В XVII веке дворянство в составе областных миров стояло довольно уединенно. Сомкнувшись в уездные корпорации, оно имело очень мало связи с другими классами и оказывало слабое действие на ход местного

управления, выбирая из своей среды людей лишь на некоторые вто­ростепенные должности уездной администрации. Губные старосты, избиравшиеся из среды уездных служилых людей всеми классами местного общества, были отменены незадолго до царствования Петра. Взамен этого учреждения Петр открыл дворянству более широкое и прямое участие в местной администрации и этим орга­нически ввел сословие в систему местного земского управления.

Дворянские советы при воеводах. Указом 10 марта 1702 г. при уездных воеводах учреждены были дворянские советы по вы­бору уездных дворянских обществ. Эти выборные дворяне-совет­ники должны были вести всякие дела с воеводами, «а одному во­еводе без них, дворян, никаких дел не делать». После того как в 1708 г.введено было новое деление России на губернии, уездные дворянские советы заменены были ландратскими советами при губернаторах.

Ландраты. Указом 24 апреля 1713г. предписано было дворян­ству каждой губернии, смотря по величине ее, выбрать восемь, де­сять или двенадцать ландратов, которые «должны были все дела с губернатором делать и подписывать, и губернатор у них не яко влас­титель, но яко президент», отличавшийся от них только тем преиму­ществом, что ему при голосовании вопроса принадлежало два голо­са. Эти ландраты не только составляли совет при губернаторе, но и принимали непосредственное участие в управлении губернией. Вся губерния разделялась на несколько округов и во главе каждого из них становился ландрат. С 1719 г.ландраты исчезают, но участие дворянства в местном управлении не прекращается.

Земские комиссары. Указом 26 ноября 1718г., предписав­шим произвести первую ревизию и расквартировать полки по уез­дам для содержания их новым подушным сбором, велено было дворянам каждого уезда выбирать ежегодно земского комиссара для сбора этой подати. Сверх этого сбора январской инструкцией 1719г. на земских комиссаров возложены были разнообразные полицейские обязанности. Они должны были наблюдать над мест­ными откупщиками казенных доходных статей, смотреть за пра­вильным отбыванием рекрутской повинности, за устройством и безопасностью путей сообщения, за нравственностью и поведе­нием обывателей уезда, также содействовать отправлению пра­восудия и т.п. Земский комиссар по окончании годичного срока своей службы отдавал отчет в своей деятельности уездному дво­рянскому обществу, которое за неисправности и злоупотребле­ния могло предавать его суду и подвергать наказанию.

Таким образом, земское самоуправление при Петре было не только восстановлено в городах, но и распространено на сельское землевладельческое население. Как дворянское, так и городское самоуправление теперь облечено было полномочиями, существен­но изменившими значение центральных органов местного управ­ления: областной коронный управитель, прежде полновластно распоряжавшийся как городским, так и сельским населением — землевладельческим и земледельческим, — теперь сохранил только право надзора за городским выборным управлением и пре­вратился в простого председателя коллегии выборных дворян-советников. Благодаря этой перемене, обязанности прежней земской службы по личному доверию и мирской поруке, рас­пространившись из городов и на местные дворянские обще­ства, при Петре соединились с такими условиями, которые сообщили им характер сословно-политических прав.

3) Превращение специальных чиновных повинностей в об­щесословные.Чиновное деление древнерусского общества, как мы видели, держалось на том, что на каждый класс падала особая государственная повинность. Повинностей общих, всечиновных или всесословных, не существовало. Со времени Петра эти спе­циальные повинности стали обобщаться, распространяясь с од­ного класса или группы чинов на другие. Это обобщение нача­лось с низов общества.

Распространение воинской повинности на тяглых людей, на детей духовенства и на холопов. Воинская повинность, прежде падавшая прямо только на служилых людей по отечеству или по прибору, теперь стала распространяться и на низшие классы. Го­товясь к Северной войне, Петр произвел рекрутский набор и с тяг­лого населения — посадских людей и крестьян. Потом такие набо­ры повторялись периодически в продолжение всего царствования. Мало того, Петр решил положить воинскую повинность и на клас­сы, прежде свободные от всяких прямых государственных обязан­ностей, — на холопов и вольных гулящих людей. По указам 1 фев­раля и 31 марта 1700 г. все вольноотпущенные, годные в службу, должны были записаться в солдаты, а холопы могли вступать в во­енную службу без отпуска и позволения своих господ. Первона­чально Петр думал привлечь к военной службе только дворовую челядь, к которой принадлежали походные спутники господ. Начав войну с Турцией в 1711 г., он указом 1 марта потребовал у господ каждого третьего из их дворовых людей в солдаты. Вместе с этим и податное тягло распространялось как на холопов, так и на гулящих людей. Зачисляя в солдаты способную к службе дворовую челядь, Петр еще до ревизии решительно и прямо положил подать на холо­пов пахотных, живших особыми дворами и называвшихся деловы­ми и задворными людьми. Наконец, первая ревизия сгладила и это различие между холопами дворовыми и пахотными.

Распространение податного тягла на гулящих людей и кос­венно на землевладельцев. Рядом указов 1719-го и следующих го­дов подушная подать распространена была на все разряды, как гу­лящих людей, так и холопов. Большая часть гулящих людей записана была в ревизские сказки за землевладельцами, на землях которых заставала их ревизия, и таким образом попала к ним в крепостную зависимость. Вместе с этим и рекрутские наборы стали произво­диться с гулящих людей и с холопов совершенно на одинаковых ос­нованиях с крестьянами: по одному рекруту с известного количе­ства душ. Таким образом, исчезли оба этих класса, слившись с крепостными крестьянами в, одно состояние крепостных людей. Сохранялось различие между дворовыми людьми и крестьянами, но оно было хозяйственное, а не юридическое, какое существовало прежде между крепостными крестьянами и холопами, как между людьми тяглыми и нетяглыми.

Податная повинность косвенно падала и на самих владельцев крепостных душ. Лично они не подлежали подушной подати. Но указы о первой ревизии окончательно закрепили за ними ответствен­ность за казенные платежи их крепостных людей. Недоимки в этих платежах казна взыскивала с самих владельцев. Так специальные повинности ратной службы и податного тягла, распространяясь на большее количество классов, постепенно пре­вращались во всесословные государственные обязанности. Этим обобщением повинностей завершалось юридическое сме­шение прежних чинов, т.е. разрушение чиновного склада русско­го общества.