Происхождение и ход общественного деления в Московском государстве

Политические основания этого деления. — Перемена в значении вер­ховной власти. — Отличие власти московского государя от двух ей предшествовавших русских типов верховной власти. — Перемены в характере отношений государя к обществу: 1) возникновение идеи политического подданства, 2) исчезновение личного гражданского подданства; новое политическое значение звания «государевыххо­лопов», 3) превращение договорных сословных обязательств в го­сударственные обязанности. — Общее основание сословной развер­стки государственных обязанностей. — Выводы.

Политические основания общественного деления в Мос­ковском государстве.Из какого источника вышло столь дроб­ное общественное деление, как оно началось и совершалось? Это деление вышло из очень сложного исторического процесса, на­чавшегося в жизни древней Руси стех пор, как разбитая на уделы северо-восточная Русь соединилась под властью московского го­сударя. Этот процесс не принадлежит к порядку крупных всемир­но-исторических явлений, но он очень своеобразен. В нем вскры­лись не только черты народного характера, но и общие мотивы исторического движения, пружины механики общежития, и если вы, подобно мне, придаете научный интерес явлениям такого рода, то терпеливо последуете за мной вмикроскопических наблюде­ниях, в которые я хочу вас ввести. Прежде всего, я изложу общие политические основания этого деления, которые попытаюсь вы­вести из подробностей всего склада Московского государства, указывая на самые эти подробности только мимоходом.

Политическое объединение северо-восточной Руси решитель­но изменило характер отношений, установившихся в удельные века между князем и всеми классами удельного общества. Мы видели, что вудельные века эти отношения держались на част­ном гражданском договоре или на крепостном личном подданстве и состояли вобмене материальных услуг и выгод между обеими сторонами. Такой характер отношений вполне отвечал юридиче­скому значению удельного князя, который был владельцем-хозя­ином удела, а не государем-правителем [44] удельного общества. Территориальное рассеяние власти по уделам и еще сохранявше­еся воспоминание о родственном происхождении князей, между которыми она была разделена, давали свободным лицам возмож­ность разрывать договор с одним князем и заключать его с дру­гим. Таким образом, состав удельного общества, возникновение ипрекращение его отношений с князем, зависели от чисто слу­чайного условия — от воли самого князя и свободных частных лиц, с ним договаривавшихся. Самое пространство территориальной вла­сти князя определялось волей его предшественника: каждый удель­ный князь обыкновенно владел лишь тем, что ему доставалось по духовному завещанию отца, брата или дальнего родственника.

Перемена в значении верховной власти.Сосредоточение рас­сеянной по уделам власти влице московского государя изменило его положение вгосударстве с двух сторон, но в одном направле­нии.

1) Пространство исодержание его власти перестали зависеть от такого случайного условия, как воля отдельных лиц. Они опре­делялись государственным требованием, политической необхо­димостью. Когда северо-восточная Русь соединилась под властью московского государя, последний очутился властителем всей Великороссии, т.е. целой великорусской народности. Мало того, он укрепил за собою титул «государя всея Руси», вкотором громко звучало притязание и на другие части русской земли, еще не на­ходившиеся в его обладании. Таким образом, московский князь становился в положение творца национального единства и блюс­тителя национальных интересов. Русское население, обитавшее в пределах Московского государства, подчинялось ему не в силу договора с ним, а в силу своей принадлежности крусскому наро­ду и общности народных интересов. Владелец территории теперь стал и правителем общества. Пространство и характер его влас­ти, как исостав управляемого им общества, теперь определялись уже не условиями иколичеством гражданских сделок и не пред­смертной волей его предшественника, аграницами народности и целями народного блага.

2) Возникшая из столь повелительных условий зависимость подданных от московского государя не могла быть, и прекращае­ма с прежней легкостью старым удельным способом — уходом, выселением. В XVI веке, после того как Ярославль, Ростов, Нов­город, Тверь, Псков, Рязань и княжества Черниговской линии во­шли в состав Московского государства, рядом с ним на всем про­странстве русской равнины не оказалось другой территории, которая принадлежала бы владельцу самостоятельному и род­ственному по крови ипо вере московскому государю. Теперь из Московского государства стало некуда уйти, не совершая неза­конного побега. Выселение, которое признавалось удельными князьями как право всех свободных обывателей русских княжеств, теперь получило характер политического преступления и нацио­нально-религиозной измены. Так власть, которой свободные лица подчинялись прежде условно и временно, стала для них, безусловно, обязательной.

Отличие власти московского государя от двух ей предшество­вавших русских типов верховной власти.Получивши такой ха­рактер, московский государь явился в истории нашего государ­ственного права новым типом верховной власти, отличным от типов, господствовавших в обоих предыдущих периодах. В XI иXII веках верховная власть на Руси принадлежала целому кня­жескому роду, который сообща владел всей русской территорией иправил жившим на ней разноплеменным населением. В XIII иXIV веках этот владетельный род распался на множество родствен­ных и независимых друг от друга владельцев, которые были на­следственными собственниками своих удельных территорий, но не считались политическими правителями удельных обществ. Составные единицы этих обществ — свободные лица — были не подданными его, а лишь контрагентами, вольными служилыми на­емниками или вольными съемщиками земли в его уделе. Москов­ский государь совмещал в себе некоторые признаки обоих этих ти­пов: он был и наследственным владельцем всей государственной территории, иполитическим правителем жившего на ней населе­ния. Но к этим двум признакам, территориальному иполитическо­му, в содержание власти московского государя присоединился еще третий — национальный. Власть княжеского рода XI и XIIвеков

не имела такого национального значения: она вытекала не из чув­ства народного единства, а из факта завоевания. Идея русской народности, едва начавшая зарождаться в умах, еще не была прове­дена в государственное право, в политический порядок. Такого значения не имели и удельные князья XIV века, потому что каж­дый из них владел лишь частью русской территории, и самая мысль о политическом единстве народа погибла среди удельного раздробления русской земли. Напротив, в лице московского го­сударя эта национальная идея является не только основанием его действительной политической власти, но и оправданием его политических притязаний. Ставши блюстителем общих интере­сов великорусского племени, главной части русского народа, он стремился сделаться и творцом политического единства всего это­го народа и поставил себе задачу распространить свою власть на все его ветви и на все области, когда-либо бывшие в обладании русского народа. Эти притязания и были заявлены в принятом московским великим князем титуле «царя и великого князя всея Руси». Таким образом, власть московского государя отличалась от власти княжеского рода XII века тем, что была единоличной, а не коллективной; от власти удельного князя — тем, что была не только территориальной, но и политической; наконец, от той и другой — тем, что была национальной.

Перемены в характере отношений государя к обществу.Та­кие перемены в значении верховной власти решительно измени­ли характер ее отношения и ко всему обществу, и к отдельным его классам. Я перечислю эти перемены, которые представляют ряд следствий, тесно между собою связанных и вытекающих из одно­го источника — из национального значения верховной власти.

I) Возникновение идеи политического подданства. Это но­вое значение верховной власти превратило вольных контрагентов удельного князя в политических подданных московского государя. Так воскресла мысль о политическом подданстве, слабо и на корот­кое время блеснувшая в нашем праве XI и XII веков и скоро погас­шая среди разрыва княжеского рода на враждебные линии и среди одновременного распадения русской земли на обособленные об­ласти. Но эта мысль о политическом подданстве теперь вышла из другого источника — не из того, из которого она вышла в первом периоде. Тогда ее источником было завоевание и подданными счи­тались покоренные. Теперь эта мысль вышла из чувства националь­ного единства и сознания внешних опасностей, угрожавших народ­ной свободе. Теперь подданным стал считаться русский, т.е. частный человек одного племени и веры с московским государем.

2) Исчезновение личного гражданского подданства. В свя­зи с этой переменой стояла и другая. Личное подданство холо­па удельного князя превратилось в подданство государ­ственное. [45] В этом состояла одна из самых характерных особенностей московского государственного права: у московско­го государя не было частных, лично крепостных холопов, какие были у удельного князя, как и у князей XII века. В XV и XVI веках такие холопы слились со свободными подданными московского государя. Но здесь следует объяснить одно явление, которое мо­жет помешать установлению правильного взгляда на строение об­щества в Московском государстве и которое часто этому мешает. Новое политическое значение звания «государевыххолопов». Лично крепостные холопы государя, сливаясь с его свободными подданными, сообщили последним свое юридическое звание: сво­бодные лица, преимущественно служилые люди, в удельное вре­мя отличавшиеся от холопов званием слуг вольных, обращаясь к московскому государю XVI и XVII веков, называли себя «его го­сударевыми холопами». Не следует придавать этому того обо­стренного, шокирующего смысла, какой подсказывается нашим современным, несколько щекотливым политическим чувством. Не следует думать, что все свободные лица в Московском государ­стве стали такими же личными крепостными московского госуда­ря, какими были холопы удельных князей или какими и в XVI веке оставались холопы частных рабовладельцев. Такие холопы могли быть у князей XI и XII веков потому, что ни один из них не был носителем политической верховной власти. Верховная власть была сосредоточена в целом роде, а отдельные члены его были лишь местными представителями этой власти [46]. Поэтому они мог­ли вступать в частные крепостные отношения с отдельными ли­цами. Такие холопы могли быть и у удельного князя, который счи­тался не властителем удельного общества по закону, а только одной из сторон по договору. Московский государь XVI века не мог иметь таких холопов: последние были орудиями частного лич­ного интереса, а московский государь, начав сознавать себя на­циональным властителем, был связан со своими подданными не личными интересами, а целями народного блага. Рассматривае­мое явление относится более к политической терминологии, чем к государственному праву. Но не следует пренебрегать и терми­нологией: история политических терминов есть история если не политических форм, то политических представлений. Мысль о го­сударственном подданстве, возникшая из политического объеди­нения великорусской народности, была новой идеей, незнакомой русскому обществу прежних веков, разбитому на множество не­зависимых политических союзов. В удельное время подданного знали только в юридическом образе холопа, укреплявшегося за своим господином средствами гражданского права. Когда возник­ла идея государственного подданства, новому политическому от­ношению присвоен был привычный термин гражданского права. Итак, звание государевых холопов, которым стали величаться в Московском государстве прежние бояре и слуги вольные, зна­чило, что и они из временных вольных наемников государя пре­вратились в его вечно обязанных подданных, и более ничего не значило это звание. Когда в умах рождаются новые представле­ния, люди, силясь их выразить, роются в старом заученном лек­сиконе и хватаются за первое подходящее по смыслу слово, им подвертывающееся. Повторю: когда в Московском государстве возникла зависимость во имя общего народного блага, а не част­ного интереса, тогдашний язык стал обозначать новые политичес­кие отношения старыми терминами гражданского права. Но пер­вые не следует отождествлять с последними. Этот вывод, извлеченный из истории одного сословного термина, надобно твердо запомнить, [47] чтобы не ошибиться в понимании явлений, по которым мы будем следить за строением нашего общества в XV и XVI веках. Значит, и превращение лично крепостных госу­даря в государевых подданных было тесно связано как последствие с национальным значением государевой власти.

3) Превращение договорных сословных обязательств в го­сударственные обязанности. Изменился источник отношений разных классов общества к государю. В материальном, хозяй­ственном смысле эти отношения остались прежними, но они вы­текали теперь не из частного договора, а из общего закона. Слу­жилые люди по преимуществу служили государю мечом или правительственным советом и получали от него доходные долж­ности, кормление. Но они теперь обязаны были служить, хотя бы и не получали кормления, и если продолжали получать его, то только как средство, помогавшее им исправно служить. Прежде государь кормил их за то, что они служили; теперь он кормил их для того, чтобы они были в состоянии служить. Точно так же тяг­лый человек платил удельному князю тягло, если и пока пользо­вался в его уделе городским промысловым местом или пахотным участком; теперь он обязан был пользоваться таким «местом или участком потому, что без того не мог платить тягло.

Значит, виды условий и выгод, которыми обменивались го­сударь и свободные обыватели государства, не изменились, но изменился характер обмена, связь между условиями и выгода­ми. Прежде эта связь была юридическая, устанавливалась обо­юдным добровольным соглашением, т.е. актом гражданского права; теперь она стала политической, принудительной, уста­навливалась односторонним требованием власти. Поэтому и договорные выгоды свободных лиц, бывшие прежде юридиче­ским условием или юридическим последствием их договорных услуг князю, теперь стали лишь экономическими средствами для исправного несения государственных повинностей. Эти переме­ны в юридической связи условий и выгод, т.е. в источнике отно­шений государя к обществу, можно выразить такими словами: договорные обязательства со стороны свободных лиц пре­вратились в государственные обязанности, а договорные выгоды со стороны князя — в казенное пособие для исправ­ного исполнения этих обязанностей.

Общее основание сословной разверстки государственных обязанностей. Такое превращение в истории русского государ­ственного права было коренным фактом, которым надолго опре­делилось политическое положение русского общества. Этот факт сообщил всему строю Московского государства своеобразный ха­рактер. [49] В других странах мы знаем государственные порядки, основанные на сочетании сословных прав с сословными обязан­ностями или на сосредоточении прав в одних сословиях и обязан­ностей в других. Политический порядок в Московском государ­стве основан был на разверстке между всеми классами только обязанностей, не соединенных с правами. Правда, обязанности соединены были с неодинаковыми выгодами, но эти выгоды не были сословными правами, а только экономическими пособиями для несения обязанностей. Отношение обязанностей к этим вы­годам в Московском государстве было обратное тому, какое су­ществовало в других государствах между политическими обязан­ностями и правами: там первые вытекали из последних как их следствия; здесь, напротив, выгоды были политическими послед­ствиями государственных обязанностей.

Это различие отношения выражалось втом, что там сослов­ные обязанности слагались с лица, отказавшегося от сословных прав; здесь, напротив, не позволено было слагать с себя обязан­ности даже подусловием отказа от выгод, и часто обязанность оста­валась на лице, не пользовавшемся соответствующими выгода­ми. Так, обязательная ратная служба в Московском государстве соединена была с поместным владением, но иному служилому человеку не давали поместья, если он и без того имел средство служить, владел достаточной вотчиной. Такой своеобразный склад государственного порядка объясняется господствующим интере­сом, его создавшим. Этим интересом было ограждение внешней безопасности народа, во имя которой политически раздробленные прежде части его соединились под одною властью. Великороссия объединилась под властью московского государя не вследствие завоевания, а под давлением внешних опасностей, грозивших су­ществованию великорусского народа.

Московские государи расширяли свою территорию и воору­женной борьбой; но то была борьба с местными правителями, а не с местными обществами. Поразив правителей княжеств или аристократию вольных городов, московские государи не встреча­ли отпора со стороны местных обществ, которые большей частью добровольно и раньше своих правителей тянулись к Москве.

Выводы.Итак, политическое объединение Великороссии вы­звано было необходимостью борьбы за национальное существование. Эта необходимость мешала установиться самому понятию о сословном праве. В первом периоде нашей истории, когда госу­дарственный порядок развился из завоевания, такое понятие уста­новилось легко. Победители старались присвоить себе возможно больше прав, возложив на побежденных возможно больше обя­занностей. В Московском государстве, все силы которого направ­лены были на внешнюю борьбу, усилия законодательства долж­ны были сосредоточиться на том, какое участие принимать в этой борьбе разным классам общества, а не на том, какими правами будет пользоваться каждый класс. Предметом законодательной разработки и стала разверстка тяжестей национальной борьбы, которые налагала эта борьба, а не сословных прав, которые не

вели к цели.

Из сказанного видно, что все три перемены в характере от­ношений государя к обществу вытекли из национального зна­чения, какое получила верховная власть в Московском госу­дарстве. Под влиянием этих перемен изменилось отношение экономического деления общества к политическому. В удельное время экономическое положение свободных лиц в уделе опреде­лялось родом обязательств, в которые они входили со своим кня­зем. Служилый человек обыкновенно становился землевладель­цем потому, что право приобретения земельной собственности было непременным условием его договора с князем, и потому что землевладение при тогдашнем состоянии народного хозяй­ства было единственным удобным средством материального обеспечения служилого человека. Подобно тому и черный че­ловек становился либо городским промышленником, либо хле­бопашцем, потому что непременным условием его договора с князем было пользование либо городским промысловым мес­том, либо пахотным участком. Теперь отношение экономического деления к политическому совершенно изменилось, стало обрат­ным: так как государственные повинности стали обязательны сами по себе, а хозяйственные состояния служили только сред­ством для их исполнения, то теперь экономическим положени­ем класса должен был определяться род государственных по­винностей, на него падавших. Московская политика теперь должна была согласовать сословную раскладку государствен­ных обязанностей с теми экономическими состояниями, в которых она застала выходившие из удельного порядка обществен­ные классы.

Этой переменой в отношении экономического деления к по­литическому указано было и общее основание разверстки повин­ностей между подданными. В устройстве общественных классов эта перемена связала неразрывно экономическое положение каж­дого из них с родом государственного его служения. Отсюда сло­жилось правило, которое и легло в основание общественного де­ления в Московском государстве разверстать государственные обязанности между классами общества по хозяйственному состо­янию каждого из них.

На этом основании московская политика и строила государ­ственное положение всех классов общества. [49] Из этого основа­ния она выработала и специальные приемы разверстки, которы­ми руководилась при раскладке государственных повинностей между отдельными классами.

Лекция XIII

Практические приемы разверстки государственных повинностей между отдельными классами общества. — Приемы разверстки меж­ду служилыми людьми по чинам. — Состав и характер московского боярства в удельное время. — Три генеалогических слоя в составе московского боярства XVI века.

Практические приемы разверстки государственных повин­ностей между классами общества. [50]Напомню содержание пред­шествующего чтения. Я пытался вывести и формулировать поли­тические основания общественного деления в Московском государстве. Эти основания положены были коренной переменой, происшедшей в характере верховной власти под влиянием поли­тического объединения Великороссии. Эта'власть из договорной и территориальной превратилась в обязательную и нацио­нальную. Национальное значение ее было источником важных перемен, происшедших в ее отношениях к великорусскому насе­лению. Так как эти отношения держались на общих народных ин­тересах, то все население государства из контрагентов преврати­лось в подданных государя. Так как основным интересом, служившим основанием отношений государя к подданным, было ограждение внешней безопасности государства, то тяжесть внеш­ней обороны разделена была на специальные обязательные по­винности, которыми и заменились прежние договорные обязатель­ства населения перед князем. Таким образом, государственная повинность стала основанием общественного деления, существен­ным признаком сословия или класса. Из этих политических осно­ваний общественного деления вышло само собой главное прави­ло разверстки государственных обязанностей между классами. В удельное время договорными обязательствами разных частей населения определялись их экономические состояния. Когда до­говорные обязательства превратились в государственные обязан­ности, их разверстка между классами приспособилась к разли­чию экономического положения каждого из них. Так, общим правилом разверстки обязанностей было принято распределение • их между классами по экономическим состояниям последних.

Руководствуясь формулированным в конце прошлого чтения правилом сословной разверстки государственных повинностей, московская политика и создала в XVI и XVII веках новое обще­ственное устройство, которое постепенно установилось на место удельного среди внешней борьбы. Это устройство — целая по­литическая система, которой нельзя отказать ни в стройности и последовательности, ни в практической пригодности. Пригодность системы доказали ее результаты: она помогла государству в про­должение двух веков с лишком, с половины XV и до второй чет­верти XVIII века, выдержать трехстороннюю борьбу — на запа­де, юге и юго-востоке, с которой по тяжести ни в какое сравнение не могут идти внешние затруднения, испытанные в те века госу­дарствами Западной Европы. Что касается стройности и после­довательности системы, это, надеюсь, обнаружится из самого ее изложения. Нам необходимо внимательно рассмотреть эту сис­тему: тогда не будет никакого труда объяснить происхождение и значение того сословного устройства, которое установилось в на­шем государстве XVIII века.

Строя общество на указанных политических основаниях, мос­ковская политика крепко держалась за общественный порядок, унаследованный ею от удельного времени. В удельное время, как мы видели, общество распадалось на две главные части, разли­чавшиеся между собою отношением к князю и хозяйственным по­ложением. Служилые люди несли личную службу князю, адми­нистративную и ратную, и в их же руках сосредоточивалась частная земельная собственность. Люди тяглые пользовались чужой землей, княжеской или частной, и за то несли мирские пла­тежи и работы. Московская политика начала перестройку удель­ного общества тем, что этот порядок, создавшийся посредством соглашения частных интересов, закрепила во имя интересов го­сударственных, сообщив им обязательность. Так, например, если в удельное время личными земельными собственниками обыкно­венно были служилые люди, то теперь было установлено, что лич­ные земельные собственники непременно должны становиться служилыми людьми. В удельные века кто служил, тот обыкно­венно становился личным земельным собственником; теперь — кто был личным земельным собственником, тот обязан был слу­жить. Но у московского правительства не было особого правительственного персонала, который бы заведовал делами службы служилых и тяглых людей. В удельное время орудиями админи­страции были те же служилые люди, и только неважные местные дела земских тяглых обществ, городских и сельских, предостав­лены были выборным земским властям — старостам и сотским. Московское правительство XVI века увеличило число дьяков и подьячих, которые в удельное время вели несложное канцелярское делопроизводство. Однако при этом оно не только не отказалось от удельного правительственного порядка, но еще усложнило и раз­вило его в том же направлении, расширив круг деятельности низ­ших местных органов администрации — земских учреждений, которые оставались едва заметными в удельное время. Теперь московское правительство попыталось этим земским учреждени­ям передать все местное управление.

Таким образом, все государственное управление в Московском государстве распалось на две сферы: в одной сосредоточены были дела, касавшиеся внешней обороны страны и устройства ее бое­вых сил, в другой — дела внутренней безопасности и государ­ственного хозяйства, т.е. устройство тех экономических источни­ков, из которых должны были получать питание боевые силы. В Первой сфере, военно-административной, правительственными рудиями остались те же служилые люди, положение и организа-ия которых состоялись в этой сфере. Дела полицейские и фи-ансовые, которые составляли вторую сферу, возложены были на йестные земские общества, безопасность которых ограждалась >тим порядком учреждений и которые доставляли материальные средства для содержания боевых сил страны. В первой сфере пра­вительственные органы действовали по непосредственному по->учению или приказу государя, и потому она называлась при­казной; во второй органами управления служили ответственные ыборные власти земских обществ, которые только действовали под руководством и контролем центральных приказных учрежде­ний, и потому эту сферу управления можно назвать земской.

Так обозначались и практические приемы разверстки государ­ственных обязанностей между отдельными классами общества. Эти приемы выработаны были посредством применения общего основания разверстки к тем экономическим состояниям, какие установились в удельные века. Таких состояний было два: одни свободные люди владели землей на праве собственности, экс­плуатируя ее руками вольных съемщиков или крепостных рабо­чих, холопов; другие пользовались чужой землей, казенной или частной, эксплуатируя ее непосредственно собственным трудом. Сообразно с тем приемы разверстки государственных обязанно­стей, выработанные путем такого применения, можно выразить в следующих трех правилах:

1) кто владеет своей землей, тот должен нести госу­дарственную ратную службу;

2) кто непосредственно пользуется чужой землей, част­ной или казенной, тот несет государственное податное тягло;

3) управление, как службой, так и тяглом, ведется по­средством самих служилых и тяглых людей с тою разницей, что первые получают свои правительственные полномо­чия по назначению государя, вторые — по мирскому выбору; поэтому деятельность первых соединена с властью, деятельность вторых — только с ответственностью.

Запомнив эти три правила, мы без труда разберемся в том сложном общественном складе, какой установился в Московском государстве в XVI и XVII веках. [51] Напротив, непризнание этих правил повергает наблюдателя в полное недоумение при виде это­го беспорядочного склада.