Суд, который производил сам князь и его посадники и тиуны, носил чисто внешний, механический характер. Судья почти не входил во внутреннюю расценку доказательств. Он был обязан безусловно верить им, раз они удовлетворяли известным формальным требованиям. Придет на двор судьи муж «синь» (в синяках) или «надражен» (раненый) и станет жаловаться на кого-либо, а ответчик не приведет послухов, которые покажут, что избитый сам начал драку, дело кончено: ответчик обвиняется. Но, даже если послухи «вылезут», они должны слово в слово показывать, как было дело; в противном случае ответчик также обвиняется. Приведут татя с лицом, т. е. поличным, пойманного на месте преступления, тут тоже не полагается никаких размышлений и колебаний. Увидят у кого что-нибудь тяжебное на торгу, не берут прямо, говоря: это мое, но «пойди на свод, где еси взял». И человек, у которого нашлась краденая вещь, должен показать и доказать, у кого он ее купил, в противном случае обвиняется как вор. Найдут убитого на известной территории, община, несущая круговую ответственность, вервь, должна разыскать убийцу, в противном случае должна заплатить виру князю и головничество родственникам убитого. Но найдены кости, которые могли быть затащены псом, найден мертвец, имени которого никто не ведает, который мог сам умереть, тут нет ни суда, ни следствия. Обокраден купеческий табор на дороге, и след воровской приводит к селу, село обязано разыскать вора или «отсочить», т. е. отвести от себя след. Нет послухов и видоков у тяжущихся, пусть идут на роту, а если дело большое — на воду или железо; кому выпадет на долю очищение ротой, водой или железом, тот и прав и т. д.
Такой механический, чисто формальный суд был в то же время и пассивным. Истец сам производил предварительное следствие, например доискивался вора украденной вещи, опознанной на торгу, и шел до конца свода или до «конечного татя» в своем миру; и только, когда свод выходил за пределы мира, взыскание падало на последнего, до которого привел свод и который обязывался уже, если хотел, сам продолжать свод. Владелец бежавшего холопа сам разыскивал его, и посадник должен был только оказывать ему помощь, когда тот обращался за ней, при поимке опознанного холопа. Потерпевшие пользовались обыкновенно услугами частных лиц, которые они оплачивали, например, платили за переем беглого холопа. Впрочем, есть указание на существование при суде особых лиц, которые за вознаграждение помогали потерпевшим. В краткой Русской Правде в составе населения Новгорода упоминаются ябедники, которых исследователи сближают с скандинавским Aembet, означавшим вообще должностное лицо, чиновника. Из позднейших источников (Смоленского земского привился, выданного великими князьями Литовскими), узнаем, что ябедник был чиновник, занимавшийся отыскиванием воров и покражи по следам преступления, помогавший в этом отношении потерпевшему. Вынесши приговор, суд часто предоставлял самому потерпевшему осуществить восстановление своего права:
получить деньги, увести к себе домой в холопство должника и продать его.
Эта пассивность суда вместе с его механичностью и формализмом и были причиной того, что суд был не столько государственной функцией, сколько средством кормления для князей и их дружинников. Так как и военная функция князя и его дружины носила характер известной профессии, известного ремесла, оплачиваемого данью «мира деля», то и древнерусское княжение, несмотря на всю пропаганду возвышенных идей государства со стороны церкви, рассматривалось князьями как предмет эксплуатации, как доходная статья. Отсюда при благоприятных обстоятельствах, при упадке силы и значение веча, легко было уже перейти к воззрению на княжество как на частную собственность князя.
* * *
Пособия те же, какие указаны и в предыдущей лекции.