Гунны сделались, таким образом, соседями восточной Римской империи. Римляне поспешили войти с ними в дружественные отношения и пользовались их помощью против других варваров и во внутренних усобицах. Римляне и греки имели, таким образом, возможность хорошо ознакомиться с этими варварами, и потому сведения, сообщаемые о гуннах римскими и греческими писателями, являются особенно ценными. Больше других сообщает о гуннах Аммиан Марцеллин. «Когда родятся у них дети мужеского пола, — пишет он, — они изрезывают им щеки, чтобы уничтожить всякий зародыш волос. Поэтому все гунны растут и стареют безбородыми, отвратительные и безобразные на вид, как евнухи. Однако у всех них коренастый стан, члены сильные, шея толстая, голова огромная; спина так сутуловата, что придает строению их тела что-то сверхъестественное. Я сказал бы скорее, что это двуногие животные, а не люди, или каменные столбы, грубо вытесанные в образ человека, которые выставляются на мостах. Этой отвратительной внешности соответствуют их повадки, свойственные скоту: пищу они едят не вареную и ничем не приправленную; взамен обыкновенных съестных припасов они довольствуются дикими кореньями и мясом первого попавшегося животного, которое кладут себе под сиденье на лошади и так размягчают. У них нет домов, хотя бы тростниковых шалашей, и никакая кровля их не укрывает. Они живут, кочуя среди лесов и гор, закаленные от холода и голода. Они носят одежду в роде туники из холста или меха и, раз продевши в нее голову, не спускают ее с плеч, пока сама не свалится лохмотьями. Голову покрывают меховыми шапками с опушкой и свои волосатые ноги обертывают козлиной шкурой. Такая обувь, конечно, затрудняет ходьбу, от чего они вообще неспособны сражаться на ногах, пешими. Зато на своих лошадях, нескладных, но крепких, они точно прикованы; исправляют на их спинах всякого рода дела, иногда сидя по-женски. День и ночь они живут на лошади, на ней продают и покупают; так и спят, прилегши только к сухопарой шее своего коня, и грезят там преспокойно. На лошадях же они рассуждают сообща о всяких своих делах. Царской власти они не знают, но подчиняются избранным вождям». Рассказав о стремительности их нападения, о меткости их стрельбы и о ловкости в накидывании арканов, Аммиан Марцеллин продолжает: «хлебопашеством гунны не занимаются и никто из них не дотрагивается до плуга. Все они, без крова, без отчизны, без всякой привычки к оседлому быту, блуждают в пространстве, как будто все бегут дальше, перевозя за собой свои повозки, где их жены работают им одежду, родят и воспитывают их детей... Непостоянные и вероломные в договорах, гунны тотчас же переменяют свой образ действий, как скоро почуют, где прибыль: они не больше зверей понимают, что честно и что бесчестно. Самый разговор они ведут двусмысленно и загадочно. Никакая религия не связывает их ничем. Они ни во что не верят и поклоняются только одному золоту. Нравы их так непостоянны и сварливы, что в один и тот же день они без всякого повода и ссорятся, и мирятся».