"Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине?

Владимир Васильевич Бешанов

Quot;Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине?

 

 

 

«"Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине?»: Яуза; Москва; 2010

ISBN 978–5–699–40237–3

Аннотация

 

Почему летом 1941 года кадровая Красная Армия была разгромлена за считанные недели? По чьей вине не удалось одолеть врага «малой кровью, могучим ударом»? Отчего до самого конца войны наши потери многократно превышали немецкие и за каждый успех приходилось расплачиваться огромной кровью, так что Красную Армию прозвали «кроваво–красной»? Почему Победа была достигнута столь дорогой ценой? На все эти вопросы, самые сложные и болезненные в нашей истории, есть простой и ясный ответ, известный еще Сталину: «Кадры решают всё!»

Данная книга неопровержимо доказывает: именно в кадровом вопросе, в низком уровне профессиональной подготовки советского генералитета и офицерского корпуса следует искать причины всех трагедий и катастроф Великой Отечественной. Потому что кадры и в самом деле решали всё!

 

Вступление

«Злодейства крупные и серьезные не редко именуются блестящими и, в качестве таковых, заносятся на скрижали Истории». М.Е. Салтыков–Щедрин  

Часть I Вожди

«А некоторые люди утверждают, что все– таки в той большой войне мы одержали победу главным образом потому, что нами руководил именно Сталин, а если… Н.С. Хрущев  

Мы должны строить дело так, чтобы в предстоящей войне добиться победы «малой кровью и войну эту провести на территории страны, которая первой поднимет против нас меч».

 

В 20–е годы, в период бурных споров о военной доктрине, Троцкий утверждал, что оптимальным вариантом действий для Красной Армии является стратегическая оборона и даже отступление в глубь страны, чтобы выиграть время для мобилизации всех сил и средств. И только потом,

 

«имея за собой пространство и численность, мы спокойно и уверенно намечаем тот рубеж, где обеспеченная нашей упругой обороной мобилизация подготовит достаточный кулак для нашего перехода в наступление».

 

В связи с этим Лев Давидович предлагал выкинуть из резолюций декларацию, скопированную из французского устава (он начинался с заявления: «Французская армия… не признает никакого другого закона, кроме наступления»), о том, что Красная Армия будет самой наступающей из всех армий.

Стратегию оборонительной войны выдвигал профессор Военной академии А.И. Верховский (1886―1938), не озабоченный большевистской скорбью о тяжкой доле «угнетенных» в других странах. Бывший офицер русского Генерального штаба, он утверждал, что оборонительное сражение дает крупные политические выгоды и позволяет наращивать силы, что для Красной Армии лучше готовить противнику «Полтаву», чем мечтать о «Каннах»:

 

«С этой точки зрения нам выгоднее отдать Минск и Киев, чем взять Белосток и Брест».

 

Марксист Фрунзе предлагал выкинуть вреднейшие рассуждения, прославляющие оборону, и,

 

«кроме самых необходимых, никаких оборонительных работ не производить, а средства лучше тратить на ремонт казарм».

 

Он полагал, что будущие войны, в силу раздирающих капитализм классовых противоречий, «будут приближаться по типу к нашей гражданской войне», суть их будут составлять маневренные операции крупного масштаба, потому Красную Армию надо воспитывать «в духе величайшей активности, подготовлять ее к завершению задач революции путем энергичных, решительно и смело проводимых наступательных операций», а вся военная масса «должна обучаться искусству быстро и планомерно производить марш–маневры». Отступление ― сугубо второстепенный вид боевых действий, «понятие, целиком входящее в понятие наступления».

Правда, Фрунзе еще не планировал «маневрировать» исключительно на чужой территории и для борьбы с технически превосходящим противником считал необходимым вести планомерную и систематическую подготовку «возможных театров» к ведению партизанской войны.

Концепция стратегической обороны была решительно отвергнута, как несовместимая «с духом советской военной доктрины», тем не менее в общем комплексе мер подготовки к войне намечалось еще в мирное время определить будущие районы партизанских действий в тылу противника и в своей приграничной полосе. В будущих районах военных действий предполагалось создать сеть партизанских ячеек, законспирированных баз и складов со всем необходимым для боевой работы.

1 августа 1931 года Совет Труда и Обороны, принимая большую танковую программу, указал, что технические успехи в области танкостроения в СССР

 

«создали прочные предпосылки к коренному изменению общей оперативно–тактической доктрины».

 

В 1932 году тракторные и паровозостроительные заводы СССР выдали 3032 танка и танкетки (Франция, самая могучая сухопутная держава, за 17 послевоенных лет произвела около 280 новых танков, Англия ― около 80 танков и 325 танкеток, Германия по известным причинам ― ни одной боевой машины), авиационные ― самолетов (США ― 1396, Англия ― чуть больше 1000).

Началось формирование первых механизированных корпусов (около 500 танков, свыше 200 бронеавтомобилей, 60 орудий в каждом), отдельных мехбригад, танковых и механизированных полков. Постановление Реввоенсовета, принятое 11 декабря 1932 года, санкционировало создание массовых воздушно–десантных войск.

 

«Глупой сказкой,

 

― гордо вещал с трибуны мавзолея Климент Ефремович, ―

 

является писание поджигателей войны, что большевики боятся войны. Нет, большевики войны не боятся, они ее не хотят и все силы употребляют для ее избежания. Но если все же империалисты обрушатся на нас войной, мы будем драться со всей присущей нам страстью, со всей жесточайшей силой 150 миллионов свободного народа. Мы знаем, что за нас все трудовое человечество, мы знаем, что мы победим».

 

Параллельно переписывалась история Октябрьской революции и Гражданской войны. В 1929 году Ворошилов опубликовал книгу «И.В. Сталин и Красная Армия», где воспевал, в частности, сталинский план разгрома Деникина. В 1930 году под редакцией А.С. Бубнова, С.С. Каменева и Р.П. Эйдемана вышел капитальный трехтомный труд «Гражданская война 1918―1921 гг.», в котором деятельность Троцкого упоминалась лишь как одна из причин неудач и поражений Красной Армии. Наконец в праздничном приказе Военного Совета от 23 февраля 1933 года все было расставлено по своим местам:

 

«С именем тов. Сталина, лучшего ленинца, вождя партии большевиков, вождя всех трудящихся, тесно связана вооруженная борьба, победы и строительство Красной Армии. В годы Гражданской войны партия всегда посылала тов. Сталина на наиболее опасные и решающие для жизни пролетарской революции фронты».

 

В последующем все советские генеральные секретари, сверяя жизнь по Сталину, непременно хотели числиться в великих полководцах. Понятно, что их пожелания всегда находили отклик в сердцах карманных историков–борзописцев и придворных маршалов. Через тридцать лет С.М. Буденный с умилением будет вспоминать молодого комиссара 74–го полка 19–й стрелковой дивизии. Тогда же кропотливые исследователи, выбросив в мусорную корзину портрет усатого вождя и заменив его портретом вождя лысого, докопаются, что:

 

«Именно он, Хрущев, был одним из тех, под чьим руководством Красная Армия сорвала черный замысел американских, английских и французских империалистов с по мощью флота Антанты спасти от полного разгрома армии Деникина».

 

И он же ―

 

«один из активных создателей Красной Армии и организаторов победы молодой Республики Советов над иностранными интервентами и внутренней контрреволюцией».

 

Попутно вспомнят о невинно убиенных диктатором военных «талантах» ― Тухачевском, Якире, Уборевиче… Еще через десять лет «мучеников» снова вымарают из истории, а «несгибаемый» маршал Г.К. Жуков будет вспоминать, как мечтал встретиться и поразмышлять наедине со знаменитым на советско–германском фронте политработником Л.И. Брежневым.

К 70–м годам XX века картину Гражданской войны в России столько раз замазали, переписали и снова замазали, что на эпическом полотне, кроме Ленина, с трудом можно было разглядеть пять–шесть фигур «легендарных полководцев» ― Буденный, Фрунзе, Котовский, Чапаев, Щорс… Вот, пожалуй, и все, кого знает народ из нескольких тысяч командиров Красной Армии высшего и среднего звена.

К началу 30–х относятся первые самостоятельные шаги Сталина на международной арене как вождя мирового пролетариата. Отстранив бухаринцев от руководства Коминтерном и национальными партиями, Иосиф Виссарионович назначил политическим руководителем своего секретаря Молотова, который быстро навел должный порядок среди буйных нахлебников–интернационалистов, превратив эту лавочку из штаба мировой революции в «канцелярию товарища Сталина по делам партий». Клара Цеткин сильно обижалась:

 

«Коминтерн превратился из живого политического организма в мертвый механизм, который с одной стороны проглатывает инструкции на русском языке, и с другой выдает их на различных языках…»

 

А хотелось бы Кларе, как встарь, ― чемодан с «камушками», и ― «не жалейте миллионов».

Любимым коньком генсека оставался лозунг:

 

«Партия укрепляется тем, что очищает себя».

 

В своей речи на историческом Объединенном Пленуме 1929 года он, в частности, отметил, что в Европе нарастают условия нового революционного подъема. В связи с этим перед коммунистами разных стран наравне с известной задачей ― «подтачивания и расшатывания» капитализма, возникает более актуальная ― усиление борьбы с правым уклоном и очищение от социал–демократических традиций. Социал–демократы, на каждом шагу обманывающие и заманивающие пролетариат обещаниями, по мнению вождя, являлись «социальной опорой капитализма», хуже фашистов. Отсюда борьба с социал–демократией «является одной из главных задач секций Коминтерна».

Все национальные компартии получили в ноябре директиву ИККИ порвать все связи с социал–демократами, разоблачать их «фашистскую» сущность и создавать революционные профсоюзы. Как признавался позже Д.З. Мануильский:

 

«Вопрос заключался в том, что, игнорируя борьбу с фашизмом, мы сосредоточили огонь на социал–демократах и считали, что, борясь с социал–демократами, мы тем более громим фашизм».

 

В итоге, пока коммунисты и социалисты грызлись друг с другом, менее чем через год национал–социалистическая партия Германии легально, демократично выиграла выборы в рейхстаг. В январе 1933 года ее лидер Адольф Гитлер, «неизвестный солдат мировой войны», стал канцлером и очень скоро отвинтил головы и коммунистам, и социал–демократам.

Кое–кто утверждает, что именно этого Сталин и добивался, отводя фюреру роль Ледокола революции. Хотя ― маловероятно. Иосиф Виссарионович не жил в эмиграции, не знал иностранных языков и происходящие в Европе процессы, плохо понимал менталитет западных лидеров. Любое событие за пределами СССР он укладывал в прокрустово ложе классовой борьбы и препарировал скальпелем марксизма. Потому, принимая единоличные решения, внося в них свои собственные симпатии и неприязни (ну, не нравились ему поляки, еще больше англичане, зато импонировали немцы и американцы), во внешнеполитических вопросах ошибался почти всегда. В чем косвенно признался писателю Эмилю Людвигу:

 

«На основании опыта трех революций, мы знаем, что приблизительно из 100 единоличных решений, не проверенных, не исправленных коллективно, 90 решений ― однобокие… Нет, единолично решать нельзя».

 

На основе бурного опыта строительства социализма в отдельно взятой стране и хода партийных дискуссий мы тоже знаем, что к декабрю 1931 года, когда давалось интервью, могло существовать только два мнения ― сталинское и неправильное, антипартийное. Другое дело, что услужливая пропаганда любые провалы выдавала за невероятные успехи мудрой сталинской политики или сваливала на происки врагов. В данной истории победу нацизма в Германии объяснили изменой социал–демократов, «расчистивших дорогу фашизму». Фашистские государства действительно прямо вырастали из социал–демократии, но причина тому ― дружное стремление обуздать коммунистическую «бациллу». Неспроста академик Иван Павлов утверждал:

 

«До вашей революции никакого фашизма не было».

 

В январе 1934 года в отчете ЦК ВКП(б) XVII съезду партии с чувством глубокого удовлетворения констатировалось, что пятилетка выполнена за четыре года ― «сделали больше, чем мы сами ожидали», что в результате борьбы советского народа за досрочное осуществление первого пятилетнего плана Советский Союз преобразился, сбросив с себя обличье отсталости и средневековья, стал передовой индустриально–колхозной державой. Съезд принял резолюцию о втором пятилетнем плане развития народного хозяйства на 1933―1937 годы, «направив материальные ресурсы страны, волю партии и энергию масс на завершение технической реконструкции». В ней говорилось:

 

«Выполнение второй пятилетки еще больше усилит зна чение СССР, как оплота борьбы международного пролетариата, еще выше поднимет в глазах трудящихся эксплуатируемых масс всего мира авторитет Страны Советов, как опорной базы мировой пролетарской революции».

 

Экстенсивное развитие в период создания основ современной индустрии в годы первой пятилетки сменилось во второй пятилетке более планомерным промышленным строительством, интенсивным освоением производственных мощностей и наращиванием производства. Правда, производительность труда, несмотря на все рапорты стахановцев, оставалась в три раза меньше, чем в Англии и Германии, и никогда оную не превзойдет. Съезд завершился бурными овациями, пением «Интернационала» и криками «Да здравствует Сталин!».

К этому времени колхозы объединяли около трех четвертей всех крестьянских хозяйств и около 90% всех посевных площадей. Мелкобуржуазная стихия в деревне наконец, была укрощена: крестьянин низведен до положения крепостного, целиком зависевшего от милостей секретарей крайкомов и уполномоченных.

Бухаринский лозунг: «Обогащайтесь!» ― то есть повышайте материальное благосостояние своим трудом, лозунг «по сути эксплуататорский», призывавший восстановить капитализм, был заменен сталинским лозунгом: «Сделать всех колхозников зажиточными». Для воплощения его в жизнь всего–то требовалось ― «работать в колхозе честно, правильно использовать тракторы и машины, правильно использовать рабочий скот, правильно обрабатывать землю, беречь колхозную собственность», а государство о тебе позаботится, государство тебя «сделает» (беспроигрышная стратегия любой диктатуры ― отобрать у народа все, а потом облагодетельствовать его подачками. Личный переводчик вождя В.М. Бережков вспоминал, сколько было радости, когда 1 января 1935 года в городах отменили продовольственные карточки:

 

«Хотя и не верилось в поворот к лучшему, провозглашали тосты за «новый светлый этап» в нашей жизни и, конечно же, пили за Сталина, который, как и обещал, вывел нас на дорогу изобилия. Нас приучили благодарить Сталина за все, что в нормальной стране народ должен иметь по праву»).

 

Апологеты Сталина любят бесконечно тиражировать отзывы зарубежной печати о первой пятилетке в СССР.

 

«Успехи, достигнутые в машиностроительной промышленности, не подлежат никаким сомнениям. Восхваления этих успехов в печати и в речах отнюдь не являются необоснованными… СССР в настоящее время производит все оборудование, необходимое для своей металлургической и электрической промышленности. Он сумел создать свою собственную автомобильную промышленность. Он создал производство орудий и инструментов, которые охватывают всю гамму от самых маленьких инструментов большой точности и вплоть до наиболее тяжелых прессов. Что же касается до сельскохозяйственных машин, то СССР уже не зависит от ввоза из–за границы»

 

― газета «Financial Times».

 

«Четыре года пятилетнего плана принесли с собой поистине замечательные достижения. Советский Союз работал с интенсивностью военного времени над созидательной зада чей построения основ жизни. Лицо страны меняется буквально до неузнаваемости…»

 

― журнал «Nation».

 

«Он действительно решил самую сложную для Европы проблему ― ликвидировал безработицу. Он построил замечательные дороги и оживил экономику, начав производство вооружения, строительство казарм и объявив призыв на воинскую службу. Никто не объяснил народу, что большая часть его программы включала непродуктивный труд, результаты которого не могли увеличить благосостояние страны, поскольку продукт этого труда нельзя было экспортировать… Росла якобы покупательная способность государства, потому что оно печатало деньги, которые можно было тратить…»

 

― стоп! Кажется, это о Гитлере ― тоже социалист, он как раз развертывал свой четырехлетний план.

Самих статей, разумеется, никто не читал, а первые две цитаты выхвачены из сталинского доклада «Итоги первой пятилетки», сделанного на Объединенном Пленуме 7 января 1933 года. В нем были и совершенно противоположные отзывы, и Иосиф Виссарионович, не в пример своим нынешним защитникам, не побоялся их озвучить:

 

«Обозрение нынешнего положения дел в России, таким образом, ведет к заключению, что пятилетняя программа провалилась как в отношении объявленных целей, так и еще более основательно в отношении ее основных социальных принципов»

 

― журнал «Current History».

 

«Коллективизация позорно провалилась. Она привела Россию на грань голода»

 

― мнение «New York Times».

Если вдуматься, первая группа высказываний не противоречит второй. Просто одни обозреватели писали об «изумительной активности», электростанциях и домнах, другие ― о том, что они возводились и стоят на костях. В то время как газета «Правда» публиковала приветствие товарища Сталина рабочим и персоналу «стального оплота коллективизации» харьковского тракторостроя, итальянский консул докладывал своему начальству в Риме:

 

«…каждую ночь в Харькове собирают по 250 трупов умерших от голода и тифа. Замечено, что большое число из них не имеет печени… из которой готовят пирожки и торгуют ими на рынке».

 

Кроме того, успехи форсированной индустриализации и коллективизации ― во многом успехи советской пропаганды.

Еще один вопрос стало как–то даже неприлично задавать: чего ради такие жертвы? Чтобы клепать ежегодно по 3000 танков, которые бесславно сгорят в первые дни войны и будут объявлены устаревшими? А может, жить стали лучше? Ну да, товарищ Сталин так и объявил, что «жить стало лучше, жить стало веселей», и привел в докладе цифири, доказывавшие, что в 1932 году «рост народного дохода», по сравнению с 1928 годом, составил 85%. Вот только съесть этот самый «народный доход» было нельзя: в 1932―1933 годах товарищ Сталин отправил на экспорт 34 миллиона центнеров зерна, десятки тысяч тонн мясо–молочных продуктов.

Письмо Шолохова о жизни «зажиточных колхозников», подводившее итоги коллективизации в Вешенском районе, легло на стол генсеку в апреле 1933–го:

 

«В этом районе, как и в других районах, сейчас умирают от голода колхозникии единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями. Словом, район как будто ничем не отличается от остальных районов нашего края…С момента проведения сплошной коллективизации посевная площадь выросла почти вдвое…

Из 50 000 населения голодают никак не меньше 49 000. Истощенные, опухшие от голода колхозники, давшие стране 2 300 000 пудов хлеба, питающиеся в настоящее время черт знает чем, уж, наверное, не будут вырабатывать того, что вырабатывали в прошлом году… Все это, вместе взятое, приводит к заключению, что план сева колхозы района к сроку, безусловно, не выполнят. Но платить–то хлебный налог придется не с фактически засеянной площади, а с контрольной цифры присланного краем плана. Следовательно, история с хлебозаготовками 1932 г. повторится и в 1933 г. Вот перспективы…»

 

Великими свершениями и переломами руководили сталинские кадры, сталинские наркомы, верные сталинские ученики, специально и тщательно подобранные Сталиным люди. Подобно прежним, они обладали всеми внешними атрибутами вождей, были украшены орденами, заслугами, в их честь также переименовывали города, их имя присваивали колхозам, предприятиям, учебным заведениям и метрополитенам. Но, в отличие от буйной, вечно пререкающейся по любому поводу «ленинской гвардии», они знали, кому всем обязаны, кто в доме Хозяин.

Иосиф Виссарионович добился своего. Отдельные «механизмы» сконструированной им машины власти еще требовали дополнительной обкатки и доработки, некоторые «шестеренки» и «болты» определенно придется менять в процессе эксплуатации, но в целом приятно глазу ― как выровнялись ряды, укрепилась дисциплина, как упорядочились мнения, какое единообразие в мыслях и даже в одежде. Неспроста, говоря о партии, Сталин использовал военную терминологию:

 

«В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется 3―4 тысячи высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это ― наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тысяч низшего партийного звена. Это, так сказать, наше партийное унтер–офицерство».

 

10 февраля 1934 года, сразу после «съезда победителей», Пленум ЦК ВКП(б) образовал Политбюро сталинского набора в составе: И.В. Сталин(скромный Генеральный секретарь Всесоюзной Коммунистической партии большевиков), В.М. Молотов(окончил реальное училище; председатель Совнаркома СССР), Л.М. Каганович(самоучка; первый секретарь Московского комитета партии, секретарь сельскохозяйственного отдела ЦК; в качестве председателя Центральной комиссии по проверке партийных рядов руководил происходившей в 1933―1934 годах чисткой партии.), М.И. Калинин(два класса сельской школы; председатель ЦИК СССР), С.К. Орджоникидзе(фельдшерская школа; нарком тяжелой промышленности), К.Е. Ворошилов(один класс сельской школы; нарком обороны), С.М. Киров(техническое училище; первый секретарь Ленинградского губкома и Северо–Западного бюро ЦК), А.А. Андреев(два класса сельской школы; нарком путей сообщения), С.В. Косиор(начальное заводское училище; генеральный секретарь компартии Украины), В.В. Куйбышев(семестр вуза; председатель Госплана, заместитель председателя СНК и СТО).

Кандидаты: А.И. Микоян(окончил духовную семинарию, менее года учился в духовной академии, там же, сменив мировоззрение, вступил в партию; нарком снабжения), Г.И. Петровский(два класса «образцовой школы» при городской гимназии; председатель ВУЦИК), П.П. Постышев(самоучка; секретарь ЦК КП(б) Украины), Я.Э. Рудзутак(два класса приходской школы; нарком РКИ СССР и председатель ЦКК), В.Я. Чубарь(техническое училище; председатель Совнаркома Украины).

Позднее в состав Политбюро были введены: А.А. Жданов(реальное училище), Р.И. Эйхе (начальное училище), Н.И Ежов(он писал: «неоконченное низшее»), Н.С. Хрущев(рабфак).

У большинства «членов» и «кандидатов в члены» в графе «образование» стояла самая убогая запись, и, при всем умении творить «чудеса», грамотно написать коротенькое письмо или записку для многих из них так и осталось непосильной задачей. При назначении на самые высокие посты такой критерий, как грамотность, в принципе не имел значения.

 

«Сама по себе грамотность населения не говорит о культурности его,

 

― убеждала «Малая советская энциклопедия»,

 

― поскольку грамотные могут годами не пользоваться своим уменьем для приобретения знаний».

 

Вот и товарищ Ворошилов, возглавлявший Вооруженные Силы, был малограмотным, но жутко культурным ― обожал оперу (и оперных певичек) и чтение вслух.

Конечно, для политика образование не самое главное. Политик ― не профессия, а желание власти. Но политиками, в смысле людьми, борющимися за власть, они и не были. Политик мог быть только один, остальные ― лишь проводниками его решений в жизнь, инструментами. (Хотя и воинствующему невежеству должен быть предел. Сталина считали жестким и умным политиком, но поправка «на дурака» в его машине абсолютной власти не предусматривалась. Весь мир вздрогнул, когда на вершину тоталитарной пирамиды взобрался человек, с трудом писавший слово «Хрущ», и принялся размахивать термоядерной дубинкой, обещая «похоронить капитализм». По простоте душевной Никита Сергеевич полагал вполне возможным выиграть ядерную войну: американцам все равно капут, а советские люди как–нибудь оклемаются ― народу и территорий много, не такое видывали.)

Никто из вышеперечисленных лиц не может быть назван выдающимся политическим деятелем, так же как Молотов ― выдающимся дипломатом, а Ворошилов ― выдающимся полководцем. Среди них имелись действительно выдающиеся организаторы, выдающиеся надсмотрщики, многоопытные аппаратчики, а палачами они, повязанные круговой порукой, были все.

Так, Лазарь Каганович (1893―1991) ― копия, только значительно более масштабная, описанных в шолоховском письме уполномоченных по хлебозаготовкам ― на январском Пленуме 1933 года сетовал на то, что руководители разных уровней недостаточно широко применяют такое испытанное воспитательное средство, как расстрел, и призывал к ужесточению репрессий. Критикуя порочную прокурорскую и судебную практику на местах, он призывал думать, в первую голову, не о соблюдении законов, а о беспрекословном выполнении постановлений партии и правительства. Вячеслав Молотов (1890―1986) лично под махнул тысячи смертных приговоров.

В революции особых лавров они не снискали, зато каждый был

 

«непримиримым борцом партии с троцкизмом, правой оппозицией и другими антипартийными течениями и группировками, преданнейшим учеником и помощником товарища Сталина в борьбе за сплочение партийных рядов, за укрепление ленинско–сталинского единства партии»;

 

каждый имел заслуги в организации геноцида и возвращении крестьянства в крепостное состояние, каждый, не дрогнув лицом, мог поглощать положенные по должности деликатесы под крики умирающих от голода прямо за окнами спецстоловой.

Орджоникидзе писал Кирову:

 

«…кадры, прошедшие через ситуацию 1932―1933 годов и выдержавшие ее, закалились как сталь. Я думаю, что с ними можно будет построить Государство, которого история еще не знала».

 

Никто не пытался баловаться теоретическими умствованиями ― не по Сеньке шапка (настолько отвыкли, что в течение сорока лет после смерти Сталина так ничего нового в «научном коммунизме» и не придумали, кроме с треском лопнувшего в 1991 году «развитого социализма»; хрущевская программа за 10 лет догнать и перегнать Америку была озвучена Сталиным в 1939 году). На заседаниях Политбюро они могли обсуждать вопросы, спорить и ругаться между собой, но последним всегда выступал генсек. Он подводил черту, за которой разговоры заканчивались.

Троцкий писал:

 

«Он направлял свое внимание на людей примитивного склада, низкой культуры, сильной воли и слабого интеллекта… Чтобы справиться с людьми, превосходившими его, он подбирал аппарат из людей, которые подчинялись ему».

 

Весь сталинский «генералитет» Лев называл «царством наглых посредственностей». Все ошибки, промахи, просчеты закономерно проистекали от воинствующего невежества, некомпетентности, жестокости, отсутствия опыта, неумения мыслить на уровне крупных руководителей и стремления любой ценой выполнить указания Вождя.

 

Один сокол Ленин, другой сокол Сталин,

А кругом летали соколята стаей…

 

Энергия, решительность, сильная воля, широко практикуемые методы запугивания и принуждения позволяли им руководить любым порученным делом. По сталинской методике они отстраивали руководимые ими структуры, подбирали и расставляли кадры, готовили страну к войне.

Как раз в январе 1934 года товарищ Сталин прозорливо указал:

 

«Дело явным образом идет к новой войне… Но мы не боимся угроз и готовы ответить ударом на удар поджигателей войны… А те, которые попытаются напасть на нашу страну, ― получат сокрушительный отпор, чтобы впредь неповадно было им совать свое свиное рыло в наш советский огород».

 

При этом, нет сомнений, зарубежный пролетариат и «многочисленные друзья рабочего класса СССР» не преминут воспользоваться случаем и ударят в тыл «своим угнетателям, которые затеяли войну против отечества рабочего класса всех стран».

Реально «первому в мире социалистическому государству» никто не угрожал. Заключение в 1932 году договоров о ненападении с Финляндией, Эстонией, Латвией и Польшей обезопасило северо–западные границы от возможного их антисоветского союза и позволило заключить 29 ноября того же года советско–французский договор о ненападении. В сентябре 1934 года СССР вступил в Лигу Наций. 2 мая 1932 года Франция подписала с Советским Союзом договор о взаимопомощи, хотя и без военной конвенции.

Но события в Европе и на Дальнем Востоке свидетельствовали о глубоком кризисе Версальской системы международных отношений. В 1931 году японская армия вторглась в Северо–Восточный Китай, в 1932–м оккупировала Маньчжурию.

Германия в начале 1935 года объявила об отказе от воен ных ограничений. 10 марта в Берлине официально объявили о создании ВВС, а 16 марта ― о введении всеобщей воинской повинности. 18 июня было заключено англо–германское соглашение о военно–морских вооружениях. В октябре итальянцы вторглись в Эфиопию. Сильная Германия нужна была британским политикам, чтобы ограничить гегемонию Франции на континенте. Париж заигрывал с Римом. Притом и англичане и французы фашизм рассматривали как противовес большевизму. Все великие державы раскручивали маховик гонки вооружений в преддверии новой схватки за передел мира.

Главной целью внешней политики Советского государства стало глобальное переустройство международных отношений путем «раскачивания» капиталистического лагеря, недопущения консолидации великих держав, содействия, по возможности, неизбежному межимпериалистическому конфликту и использования «удобного случая». Дальнейшая стратегия была продумана еще в 1925 году:

 

«Наше знамя остается по старому знаменем мира. Но если война начнется, то нам не придется сидеть сложа руки, ― нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов, гирю, которая могла бы перевесить»

 

(из речи Сталина на январском Пленуме ЦК ВКП(б).

С 1935 года Сталин начал конкретную подготовку страны к будущей войне.

15 мая Центральный Комитет ВКП(б) принял решение создать Оборонную комиссию Политбюро для руководства подготовкой страны к войне с враждебными СССР державами (Германия, Япония и Польша, в первую очередь; Франция и Англия ― во вторую). В ее состав вошли Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Орджоникидзе. В основу работы комиссии был положен принцип: «Будем бить врага на его собственной территории».

К концу 1935 года в основном завершился переход от смешанного территориально–кадрового принципа комплектования РККА к единому кадровому принципу. Кратковременные сборы личного состава в условиях насыщения армии современной техникой уже не позволяли обеспечить необходимый уровень подготовки бойцов и командиров. Логичной мерой, в связи с превращением армии в кадровую, выглядит введение 22 сентября персональных воинских званий. В постановлении ЦИК и СНК СССР говорилось:

 

«Особо ответственные задачи в деле обучения и воспитания красноармейских масс, возложенные на начальствующий состав в целом, и ведущая роль командиров в бою требует установления военных званий, отчетливо отражающих военную квалификацию каждого командира и начальствующего лица, их служебный стаж и заслуги, их власть и авторитет как командиров и начальников Рабоче–Крестьянской Красной Армии».

 

В ноябре специальным постановлением пяти самым выдающимся полководцам были присвоены звания Маршала Советского Союза.

Красная Армия в этот период представляла собой уже внушительную силу. Общая численность Советских Вооруженных Сил к 1935 году составляла 1 200 тысяч человек, в том числе 980 тысяч в сухопутных войсках. На вооружении имелось 4400 танков, танкеток и бронемашин, свыше 6000 самолетов. Организационно они были сведены в 87 стрелковых и 32 кавалерийские дивизии, 2 отдельные стрелковые, 12 танковых и 3 стрелково–пулеметные бригады, 2 танковых полка, 4 танковых батальона РГК.

Огромная работа была проделала по подготовке «малой войны»: создана сеть диверсионных групп в городах и на железных дорогах, сформированы и всесторонне подготовлены отряды, способные разворачиваться в крупные партизанские формирования, заложены тайные склады продовольствия, взрывчатки, оружия и боеприпасов. Заблаговременно были подготовлены к взрывам мосты, большие трубы, депо, водонапорные башни, высокие насыпи и глубокие выемки. Так, к 1 января 1930 года в приграничной полосе Юго–Западной железной дороги глубиной до 200 км из личного состава погранвойск и военизированной охраны железных дорог были подготовлены, кроме подрывных команд двух железнодорожных полков, более 60 партизанских подрывных команд общей численностью около 1400 человек. Оборудованы специальные минные трубы, ниши и ка меры на железной дороге и на объектах. Аналогичная работа проводилась в Белорусском и Ленинградском округах.

Разработанный Штабом РККА в начале 30–х годов план отражения «иностранной интервенции» предусматривал развертывание с первых дней войны партизанской борьбы в тылу врага, в том числе за пределами Советского Союза. Для этого, кроме 3–й авиационно–десантной бригады особого назначения, в Московском и приграничных округах было создано 33 штатных и нештатных батальона особого назначения.

В соответствии с поставленной Оборонной комиссией задачей советские стратеги принялись за составление новых планов. Вероятным противником они считали Польшу в союзе с Германией. В качестве возможного союзника рассматривалась Чехословакия.

 

«На ближайший отрезок времени,

 

― писал М.Н. Тухачевский, ―

 

«бить противника на его территории» означает бить польско–германские силы на польской территории».

 

Чтобы упредить врага в развертывании, сорвать мобилизацию и переброску сил, война должна «вспыхнуть неожиданно» и начаться немедленным вступлением в Западную Белоруссию и Украину советских армий вторжения, поддержанных сильной авиацией:

 

«Таким образом, операции вторжения срывают сроки сосредоточения противника, если война началась без предмобилизационного периода, что наносит удар по польской мобилизации; наконец, операции вторжения наиболее надежно обеспечивают собственное стратегическое сосредоточение…

Операции вторжения именно потому и предпринимаются, что запаздывает стратегическое сосредоточение и его надо обеспечить заблаговременным вторжением».

 

Вслед за этим, закончив стратегическое развертывание, Белорусский и Украинский фронты с линии Гродно―Слоним―Лунинец―Львов переходят в совместное наступление, причем главный удар предпочтительнее наносить из района южнее Полесья «в центр Польши», где и произойдет решающее столкновение.

Различные варианты боевых действий были разыграны в ходе военных игр в апреле 1936–го и в январе 1937 года. По всем расчетам выходило, что наличных сил и средств Красной Армии пока недостаточно для нанесения поражения польско–германским силам «на чужой территории»: количество дивизий надо увеличить минимум в полтора раза и бить противников желательно поодиночке ― молодой вермахт уже считался опасным противником. Но в любом случае в силе должны оставаться операции вторжения:

 

«Они обеспечивают выигрыш времени, дезорганизуя районы намеченного противником сосредоточения. Помимо того, операции вторжения сразу же переносят военные действия на территорию противника».

 

Операции вторжения с массовым применением авиации, крупных подвижных соединений и воздушно–десантных войск отрабатывались и оттачивались на маневрах Киевского (1935), Белорусского и Московского (1936) и других округов.

Стоит отметить, что напасть на СССР первой, даже в союзе с Польшей, Германия никак не могла. В 1935―1937 годах власть нацистов висела на ниточке, свитой из сытого благодушия Франции и нахальства Гитлера. В марте 1936 года, злодейски осуществляя ремилитаризацию Рейнской области своей же страны, фюрер буквально играл в русскую рулетку, доведя до состояния «истеричной служанки» военного министра Вернера фон Бломберга.

Тем временем с утроенной силой продолжался процесс «вооружения пролетариата». За две пятилетки СССР был радикально преобразован и стал могущественной военно–экономической державой. Страна достигла высокого уровня экономической автаркии, что позволяло целенаправленно готовиться к борьбе за усиление советского влияния в мире.

Особых масштабов военное строительство достигло в ходе второй пятилетки. Если общий промышленный прирост за 1933―1937 годы составил 120%, то в военно–промышленном комплексе ― 286%. Доля военных расходов в бюджете страны скакнула с 11,7% до 21%. Около 40% сметы Наркомат обороны тратил на закупку вооружения и техники.

Среднегодовая производительность авиационной промышленности в 1935―1937 годах достигла 3578 самолетов, бронетанковой ― 3139 боевых машин (британская армия в 1936 году располагала 375 танками), артиллерийской ― 5020. Выпуск винтовок перешагнул за миллион в год. Но и эти цифры не удовлетворяли Военное ведомство, финансирование которого стало настолько щедрым, что деньги не успевали потратить ― промышленность не справлялась с заказами. Численность вооруженных сил превысила полтора миллиона человек.

Всеми вопросами вооружения ведал лично товарищ Сталин. Он регулярно вызывал к себе главных конструкторов, директоров заводов, обсуждал характеристики видов вооружения, устанавливал планы выпуска продукции и тут же давал встречные планы.

 

«Без одобрения И.В. Сталина,

 

― свидетельствует маршал Жуков, ―

 

ни один образец вооружения или боевой техники не принимался на вооружение и не снимался с вооружения».

 

Иосиф Виссарионович, обладавший колоссальными памятью, работоспособностью и обширной эрудицией, но при этом сугубо гражданский человек, сам решал, что нужно Красной Армии, а что нет. Он, конечно, советовался со специалистами, которых, кстати, довольно часто менял. Но решал сам: принять на вооружение данное орудие ― снять с вооружения данное орудие, убрать со штурмовика заднего стрелка ― посадить на штурмовик заднего стрелка, стереть в лагерную пыль этого конструктора ― достать его из–под земли и доверить ответственное правительственное задание.

Вот только за всем разве углядишь! Даже «Военно–исторический журнал» поставил вопрос о «неэффективно истраченных финансовых средствах». О чем это? О том, что в 1934―1936 годах «практически все сходившие с конвейера танки были устаревшими», на производство металлолома израсходовали почти два миллиарда рублей, «что сопоставимо со всеми расходами на образование в СССР в этот период».

К примеру, за эти три года наклепали более 3600 двухместных плавающих танков Т–37А и Т–38 с лобовой броней 8 мм, двигателем в 40 «лошадей», вооруженных одним 7,62–мм пулеметом (вообще они стояли в производстве с 1933 по 1939 год). Как показал опыт боевых действий в Польше и финской кампании, эти пулеметы на гусеницах тонули охотнее, чем плавали, а на пересеченной местности отставали от пехоты и были «не способны ходить по маломальской грязи». Тем не менее «разведчики», пригодные только к парадным прохождениям, состояли на вооружении до 1941 года и сгинули абсолютно без всякой пользы, как не было. Ни один танкист не оставил мемуаров: «Я воевал на Т–37».

Или к чему было в период натуральной революции в военной технике производить 11 000 танков Т–26 с противопульным бронированием? Да просто потому, что масштабы у нас такие ― социалистические, страна большая. Вон, Жуков будет жаловаться, что ему не хватает 25 000 танков новейших конструкций, и получит эти танки. Как всякий диктатор, Сталин имел склонность к гигантомании, ему нравились большие пушки, большие корабли, армады танков и самолетов. Он понимал, что для победы всего необходимо много: сто тысяч боевых машин, сто тысяч бомбардировщиков, побольше химического оружия (через четверть века другой «верный ленинец» под бурные аплодисменты будет транжирить деньги бессчетно, пилить корабли, менять пушки на ракеты, откроет и закроет лунный проект; его объявят недоумком, Сталина ― гением).

Трудно, однако, в 60 лет при немыслимой загруженности разными делами не то что вникнуть, а хотя бы понять суть таких проблем, как радиолокация, гидроакустика, радиосвязь, криптография, или что за штука такая ― деление урана? Но система так была устроена, что думать больше было и некому, и принимать государственные решения никому не дозволялось.

Давно стало банальностью изречение ― все генералы готовятся к прошедшей войне. На мышление Сталина и большинства советских генералов наложили отпечаток нестандартный опыт Гражданской войны и стереотип классового подхода.

Саму войну Иосиф Виссарионович считал менее сложным делом, чем коллективизация, ― главное, досконально подготовиться и правильно расставить кадры. Военных профессионалов он всерьез не воспринимал. Весьма характерна сталинская телеграмма Ленину от 16 июня 1919 года:

 

«Морские специалисты утверждали, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает морскую науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие Красной Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой».

 

С каждым прошедшим годом уверенность Иосифа Виссарионовича в своих военных дарованиях только крепла. И то сказать, самые прославленные полководцы страны учились у него науке побеждать.

 

«Я не могу хотя бы вкратце не вспомнить одного из классических уроков, который был дан нам с командной высоты царицынских полей великим стратегом классовых битв товарищем Сталиным»,

 

― умилялся маршал А.И. Егоров, сам командовавший фронтами и руководивший проведением стратегических операций. Но куда Егорову до «гиганта мысли»:

 

«Боевые операции, проведенные товарищем Сталиным, неизгладимым уроком стоят в нашем сознании как образцы классического военного искусства эпохи Гражданской войны».

 

Самое важное в преддверии Большой войны ― навести порядок в доме, превратить СССР в единый военно–трудовой лагерь, сцементированный верой и страхом.

15 мая 1935 года был создан еще один «орган» ― Особая комиссия Политбюро по безопасности ― для руководства ликвидацией «врагов народа». В ее состав вошли Сталин, Жданов, Ежов, Шкирятов, Маленков и Вышинский. Эта комиссия должна была руководствоваться сталинским лозунгом: «Чтобы успешно бить врага на фронте, надо уничтожить сначала врагов в собственном тылу». Цель ― обеспечить создание «морально–политического единства советского народа».

Для любого диктатора устранение политических конкурентов является заботой номер один.

Иосиф Виссарионович пятнадцать лет шел к вершине, преодолевая сопротивление реальных врагов, идейных противников, упирающихся и сомневающихся. Их происками он объяснял все трудности и все неудачи. Он привык искать врагов всюду и всюду их находил. Враги были среди «ленинской гвардии», правой и левой оппозиции, инженеров–вредителей, военных, дипломатов, народов–предателей и в собственной семье. Подобно Марату, он мог сказать:

 

«Никакая земная сила не может помешать мне видеть изменников и изобличать их, вероятно, благодаря высшей организации моего ума».

 

Ленин рекомендовал убивать не только врагов, но и пособников и могущих быть пособниками, «сомнительных и колеблющихся». Однажды начатое дело пора было довести до конца, а заодно почистить ряды. Слишком много скопилось обиженных ― отстраненных от кормила вождей, лишенных возможности властвовать военных, задвинутых на второй план «старых большевиков», «возомнивших себя незаменимыми» зазнавшихся и зажравшихся партийных вельмож, просто «шатающихся». Они переписывались, встречались, что–то обсуждали, а то и умышляли. Несомненно, были и такие, которые спали и видели товарища Сталина в гробу в белых тапочках.

Результаты голосования на последнем съезде доказывали наличие скрытой оппозиции. Перед лицом новой опасности «верные ученики» еще теснее сплотились вокруг Вождя. Летом 1936 года Сталин начал планомерную зачистку высшего эшелона партии. Николай Ежов (1895―1940) уже примерял свои знаменитые рукавицы.

В результате кропотливого труда правильно ориентированных следователей НКВД вырисовывалась картина грандиозного заговора, опутавшего все структуры. Во главе его стояли трижды исключенные из партии, осужденные на 10 лет, но так и не разоружившиеся недобитки Зиновьев и Каменев. Тайные нити тянулись за границу, к Троцкому, к кому же еще. «Заговорщики» уже осуществили убийство Кирова и теперь планировали захват Кремля, физическое устранение товарища Сталина и членов Политбюро, список прилагается. После чего в Москву въезжает Троцкий и «реставрирует капитализм».

Давно сломленный Зиновьев во всем сознался сразу и заявил о готовности сделать все, «чтобы заслужить прощение, снисхождение». С Каменевым пришлось повозиться, но и он быстро сдался. 19 августа в Доме Союзов состоялся открытый процесс по делу «Объединенного троцкистско–зиновьевского центра». На суд вывели 15 человек, знаменитых партийцев ― Зиновьева, Каменева, Смирнова, Мрачковского, Рейнгольда…

Процесс прошел как по маслу. Под тяжестью «неопровержимых улик» все обвиняемые признались в террористической деятельности, раскаялись и единодушно потребовали для себя расстрела.

 

«Мой извращенный большевизм превратился в антибольшевизм,

 

― сокрушался Зиновьев, ―

 

и через троцкизм я пришел к фашизму. Троцкизм ― разновидность фашизма».

 

Их убили в ночь на 26 августа. Потом убили их детей. Под бурные аплодисменты номенклатуры, еще не осознавшей всю глубину замысла Вождя.

 

«Уничтожьте эту гадину! Дело идет не об уничтожении честолюбцев, дошедших до величайшего преступления, дело идет об уничтожении агентов фашизма, которые готовы были помочь зажечь пожар войны, облегчить победу фашизму, чтобы из его рук получить хотя бы призрак власти,

 

― обличал Карл Радек (1885―1939). ―

 

Люди, поднявшие оружие против жизни любимых вождей пролетариата, должны уплатить головой за свою безмерную вину. Главный организатор этой банды и ее дел Троцкий уже пригвожден историей к позорному столбу. Ему не миновать приговора мирового пролетариата».

 

Ради погромной публикации арест самого Карла решили ненадолго отложить, умел, подлец, глаголом жечь.

 

«Не хватает слов, чтобы полностью выразить свое негодование и омерзение. Это люди, потерявшие последние черты человеческого облика. Их надо уничтожать, уничтожать, как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух»,

 

― задыхался от негодования Георгий Пятаков.

Антонов–Овсеенко разразился статьей в «Известиях» об «особом отряде фашистских диверсантов, с которыми может быть только один разговор ― расстрел!» и славил

 

«товарища Сталина, который орлиным взором видит перспективу, обеспечивает единство, превратил СССР в могучий гранитный утес».

 

Забыл Владимир Александрович про свое троцкистское прошлое, так ему вскоре напомнят.

Чекисты уже выдергивали на очные ставки участников будущих политических процессов, вместе с обвиняемыми редактировали показания, оттачивали формулировки, придумывали подробности. Кровавый карлик Ежов с восхитительной непосредственностью описывал механику следствия:

 

«Прежде чем протокол давать на подпись обвиняемому, его вначале просматривал следователь, потом передавал начальству повыше, а важные протоколы доходили даже до наркома. Нарком вносил указания, говорил, что надо записать так, а не эдак, а потом протокол давали подписывать обвиняемому».

 

23―29 января 1937 года состоялся еще один процесс над ленинскими соратниками ― дело «параллельного троцкистского центра». В нем участвовали старые большевики, раскаявшиеся и прощенные оппозиционеры, заслуженные деятели партии «чудес» Пятаков, Радек, Серебряков, Сокольников, Муралов и другие ― всего 17 человек. Как выяснилось, и они тоже убивали Кирова, занимались шпионажем, диверсиями и подготовкой террористических групп, строили планы поражения Советского Союза в войне с Германией, портили чистый воздух и мечтали о восстановлении «капиталистических порядков».

На суде все они признавались с такой готовностью, что присутствовавший в зале знаменитый немецкий писатель Лион Фейхтвангер (1884―1958) впоследствии написал:

 

«Создавалось впечатление, будто обвиняемые, прокурор и судьи увлечены одинаковым, я чуть было не сказал спортивным, интересом выяснить с максимальной степенью точности все происшедшее».

 

В самую точку: Радек, удрученный литературной бездарностью следователя, собственноручно строчил на себя протоколы, Пятаков буйно фантазировал, как он тайно летал самолетом в Осло устанавливать связь с Троцким и договариваться о германской интервенции.

Дотошно во всем разобравшись, суд приговорил 13 человек к расстрелу, четверым «навесили срока» и убили чуть позже, в лагерях.

Предавший всех своих друзей и учеников Н.И. Бухарин писал:

 

«Что мерзавцев расстреляли ― отлично: воздух сразу очистился… Коба! Я видел, как дух Ильича почиет на тебе».

 

Дойдет очередь и до Бухарина, морально он уже был мертвец, «душонка, обремененная трупом», сочиняющая на досуге письма о любви к Сталину, стихи о счастливой жизни в СССР и обращение к «Будущему поколению руководителей партии»:

 

«Прошу новое, молодое и честное поколение руководителей партии зачитать мое письмо на Пленуме ЦК, оправдать и восстановить меня в партии. Знайте, товарищи, что на том знамени, которое вы понесете победоносным шествием к коммунизму, есть и моя капля крови».

«Вот с какими гадами мы работали… А если бы не было этих репрессивных методов, они бы не боялись так ― тоже надо иметь в виду»,

 

― разводил руками доживший до глубокой старости Молотов.

 

«Но сейчас говорят, что у обвинения не было никаких фактов, кроме признания обвиняемых, что еще не является доказательством вины»,

 

― сомневался беседовавший с ним Феликс Чуев.

 

«Какое нужно еще доказательство вины,

 

― отвечал Молотов, ―

 

когда мы и так знали, что они виноваты, что они враги!»

 

В свое время Бухарин сам сформулировал:

 

«В революции побеждает тот, кто другому череп проломит».

 

Товарищ Сталин оказался шустрее, он спиной не поворачивался никогда. Он ― настоящий революционер ― неутомимо дырявил затылки. Кому пулей, кому альпенштоком. Потому побеждал. А воздух становился все чище и бодрее.

 

По всей стране, «где так вольно дышит человек», разворачивалась полномасштабная охота на «врагов народа» и членов их семей. Центр спускал по административной цепочке квоты на отстрел людей в каждой республике и каждом районе. С мест кричали: «Мало!» ― и выдвигали встречные планы. «Дорогой товарищ Сталин,

 

― жаловался первый секретарь ЦК Украины. ―

 

Украина Вам посылает ежемесячно по 17–18 тысяч арестованных. Москва утверждает 2–3 тысячи. Прошу принять меры. Любящий Вас Никита Хрущев».

 

Репрессивная машина набирала обороты. В кровавой мясорубке гибли партийцы и беспартийные, рабочие и крестьяне, школьники и профессора, атеисты и служители культа, домохозяйки и члены Центрального Комитета партии, артисты и чекисты.

На февральско–мартовском Пленуме 1937 года генсек сделал знаменитый доклад: «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников»:

 

«Надо помнить: никакие успехи не могут аннулировать факта капиталистического окружения… Пока есть капиталистическое окружение, будут и вредительства, террор, диверсии, шпионы, засылаемые в тылы Советского Союза… Надо разбить, отбросить гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас будет затухать…»

 

Делегаты ― члены Политбюро, партийные бонзы и главы народного хозяйства ретиво, наперегонки отчитывались об успехах в разоблачении вредителей. Им, хозяевам новой жизни, это дело всегда нравилось, им пока было весело.

Стенографистки фиксировали приступы радостного оживления. Вечернее заседание 1 марта 1937 года. Вот выступает нарком водного транспорта Пахомов:

 

«Недавно только стали проверять кадры и уже такой букет. Сердюк ― начальник Днепропетровского пароходства, Хандожко ― заместитель начальника Енисейского пароходства ― я называю фамилии людей, которые уже разоблачены и арестованы. (Смех.) Зимин ― начальник механико–судовой службы, Кувшинов ― заместитель начальника Верхне–Волжского пароходства, Бовин ― начальник Центр–управления Верхне–Волжского пароходства, Самарцев ― зам. начальника Московско–Окского пароходства. (СТАЛИН. Бовин тоже арестован?) Тоже арестован, тоже сволочью оказался. (Молотов. Правильно арестован ?) Правильно. (МОЛОТОВ. А раньше вы не догадывались?) Нет, не догадывался.

Я не стану занимать ваше время зачитыванием большого списка, у меня этот список имеется на 77 человек (смех), из которых 2/3 арестованы. (СТАЛИН. Маловато что–то.) Тов. Сталин, я вам сказал, что это только начало. (Смех всего зала.)…

Мы должны работать по–новому, а для этого мы должны прежде всего раскрыть всех вредителей. Как их можно раскрыть? Если этот факт взять и по–настоящему рассмотреть, по–новому рассмотреть, почему это случилось, то мы дороемся и выявим еще одного–двух сволочей, уверяю вас. А как только двух–трех сволочей поймаем, эти две–три сволочи дадут еще двух–трех сволочей. (Смех.)».

 

Из выступления наркома внутренних дел Ежова:

 

«Например, в Госбанке СССР нами вскрыта довольно мощная троцкистская организация численностью до 20 человек… (ГОЛОСА С МЕСТ. Здорово! Ого!)… По наркомлегкпрому мы, по существу, только разворачиваемся. Хотя уже сейчас у нас осужден 141 активный вредитель и диверсант. Из них довольно значительная группа расстреляна».

 

Вредители скрывались везде. Взрывы на шахтах, аварии ― диверсии и «вредительская охрана труда», нехватка средств ― «вредительская инструкция по кредитованию сельского хозяйства», не работает канализация ― «вредительское составление проекта». Попутно признавались в собственной некомпетентности:

 

«Нам нужно, товарищи хозяйственники, основательно порыться и разобраться, где тайны и в проектах, и в предприятиях, и в цехах, и в агрегатах… Значит, для того, чтобы у нас не было вредительских вещей, для этого мы должны, во–первых, сами знать и уметь по–настоящему разбираться во всех делах, во–вторых, взять под действительный контроль, под настоящую проверку те решающие вещи, которые нам нужны».

 

Сталин (он готовится к войне, обеспечивает «надежный тыл», Молотов именно так объяснял Большой Террор) внимательно наблюдал эту вакханалию, вел отбор: с кем можно будет «пойти в разведку», кого пора спустить в подвал, кто еще пригодится. На письменном столе генсека уже не ленинские тома ― теоретические споры давно закончены, ― а история деяний Иоанна Грозного:

 

«Таким медленным и верным путем были уничтожены все местные уставы. Вече исчезло, дружина обратилась в придворных слуг, во всем зависящих от личного расположения князя. Сам князь и его власть поднялись на недосягаемую высоту, и величие этой власти бросалось в глаза каждому, ибо вокруг было ровное поле». На полях ― сталинские пометки: «Учитель… учитель…»

 

Сразу после окончания Пленума последовала генеральная директива ЦК ВКП(б), в которой указывалось, что

 

«теперь слабость наших людей составляет не их техническая отсталость, а политическая беспечность, слепое доверие к людям, случайно получившим партийный билет, необходимость проверки людей не по их политическим декларациям, а по результатам их работы».

 

Не сразу, но до партийных бояр дошло, что в праве на пулю их уравняли со всеми счастливыми советскими людьми:

 

«Верхушка была охвачена страхом. Все соревновались в проклятиях бывшим друзьям и врали друг другу, отцу, и матери, и детям, только бы продемонстрировать лояльность «усатому». Люди ждали ареста со дня на день и врали даже самим себе, даже в дневниках, надеясь, что их прочтут на следствии».

 

Смена кадров, приобретавшая характер массовых репрессий, вела к тому, что многие руководители вообще переставали думать, ибо всякая инициатива наказуема, в обстановке «дикой охоты» ― смертельно опасна. В обществе насаждалась атмосфера страха, парализовавшая волю, приводившая к моральной деградации. Партийный «генералитет» и партийное «офицерство» впадали в безумие от переполнявших горячечный мозг преданности и ужаса.

Кандидат в члены Политбюро П.П. Постышев:

 

«…везде и всюду начал кричать, что нигде нет порядочных людей, что много врагов… Часто Постышев вызывал к себе представителей райкомов, брал лупу и начинал рассматривать ученические тетради. У всех тетрадей оборвали обложки, потому что на обложке в орнаменте Постышев разглядел фашистскую свастику!»

 

Но ни пролетарское происхождение вкупе с полным отсутствием образования, ни заслуги в коллективизации Украины, ни усердие в проведении Большой чистки Павлу Петровичу не помогут. А с лупой ― это он, надо признать, хорошо придумал. Лупой в Советской стране обзаведется каждый секретарь горкома, райкома, парткома; все будут искать и находить ―в детских тетрадках, в рисунках тканей, на деньгах (первые советские деньги как раз и печатались со свастикой) ― тайные фашистские знаки, нанесенные вездесущей вражеской агентурой. Их бы всех на нелегальную работу в Германию отправить, красные звезды на рейхстаге по ночам малевать.

После каждой очистительной волны «вожди» мельчали, тоньчали шеей, становились ниже ростом, скуднее умом. Партийные работники всех уровней составили самый неграмотный слой советской «интеллигенции». Накануне Великой Отечественной войны 70% секретарей районных и городских комитетов партии, а также парткомов организаций и предприятий имели лишь полное или неполное низшее образование. Лидеры уровня союзных и автономных республик, обкомов и крайкомов мало отличались от своих младших единомышленников и подельников: половина из них имела общее образование в объеме четырех классов начальной школы.

(Начальный период войны в очередной раз подтвердит известную истину: палачи не могут быть защитниками. Драпающие на восток партийные и советские работники станут самыми мобильными «наземными частями», далеко превзойдя пресловутые танковые группы как по скорости, так и по оснащенности транспортом. Они бросят секретные документы, любимые лупы, неблагодарный народ, свои обязанности по проведению мобилизационных мероприятий, но не забудут прихватить жен, любовниц, комоды и фикусы в кадках. Всего лишь несколько примеров, всего лишь за две недели памятного лета 1941 года:

 

«Руководящие работники Гродненского, Новоград–Волынского, Коростенского, Тернопольского районов в панике бежали задолго до отхода наших частей, причем вместо того, что бы вывезти материальные ценности, вывозили имеющимся в их распоряжении транспортом личные вещи…»

«В Пинске сами в панике подорвали артсклады и нефтебазы и объявили, что их немцы бомбами подорвали, а начальник гарнизона и обком партии сбежали к нам в Лунинец…»

 

В Витебске за неделю до прихода немцев:

 

«Облисполком распустил свои отделы. Большинство работников со своими семьями уехали. Райсоветы также не работают и никакого порядка в городе не наводят. Сейчас в Витебске не найдется ни одного учреждения. Которое бы работало. Закрылись и самоликвидировались все, в том числе облсуд, нарсуды, облпрокуратура, облздрав, профсоюзы и т.д… Тревога и паника усилились еще и тем, что в городе стало известно о том, что ответственные работники облорганизации эвакуируют сами свои семьи с имуществом, получив на ж. д. станции самостоятельные вагоны, причем жены этих ответработников из НКВД, облисполкома, парторганов и другие стали самовольно уходить с работы. Так, например, ушли с телеграфа, с телефонной сети, из больниц и других учрежде ний…

…председатель Витебского горсовета Азаренко загрузил в приготовленный им грузовик бочку пива, чтобы пьянствовать в дороге, как он обыкновенно это делает в городе у себя на службе…»

«Следует отметить, что ряд работников партийных и советских организаций оставили районы на произвол судьбы, бегут вместе с населением, сея панику. Секретарь РК КП(б)У и Председатель РКК Хмельницкого района 8.7 покинули район и бежали».

 

Вместе с населением ― сильно сказано. Откуда у населения грузовики и «самостоятельные вагоны»? Население секретарское племя бросило на произвол судьбы.

Они вернутся только через три года, объявят всех оставшихся на оккупированных территориях людьми второго сорта, «подвергшимися воздействию фашизма». И потом пять десятилетий будут распевать о своей «руководящей и направляющей роли», заваливать прилавки макулатурой о подпольных обкомах «в действии» и о том, как «партийный билет делал бойца в два раза сильнее».)

В марте 1938 года в Москве разыграли последний открытый политический спектакль ― процесс по делу «Антисоветского право–троцкистского блока». Главные роли исполняли Н.И. Бухарин (в тюрьме на него снизошло просветление ― он осознал высшую целесообразность сталинского террора:

 

«…есть какая–то большая и смелая политическая идея Генеральной чистки: а) в связи с предвоенным временем, б) в связи с переходом к демократии (?) эта чистка захватывает всех а) виновных, б) подозрительных, с) потенциально подозрительных…»), Н.И. Рыков, А.И. Ягода, Н.Н. Крестинский, А.П. Розенгольц, М.А. Чернов, И.А. Зеленский.

 

И эти нелюди тоже убивали Кирова, сжили со свету Горького, Менжинского, Куйбышева (его родной брат комкор Николай Куйбышев, командующий войсками Закавказского ВО, тоже «заговорщик», уже сидит, его очередь подойдет в августе), планировали перерезать Политбюро, искажали верную политику коллективизации, мечтали вернуть свободные советские народы под «капиталистическое ярмо», сотрудничали с немецкой, польской, японской, британской разведками, националистическим подпольем, военными заговорщиками, вредителями из НКВД, что–то взрывали и подавали патроны Фанни Каплан, когда та стреляла в Ленина. В общем, гадили Советской власти где могли.

За время коллективизации пало более половины имевшихся в стране 33 миллионов лошадей, 70 миллионов голов рогатого скота и свиней. Так вот, лошадей извел нарком земледелия Чернов, организовавший три фабрики «для выработки заразных препаратов» и чуть было не оставивший красную кавалерию без скакунов. Он же с пособниками «специально прививал рожу и чуму свиньям». Розенгольц организовал «вредительский экспорт чугуна» в Японию, из которого японская военщина выделывала снаряды на головы мирных советских граждан. Председатель Центросоюза И.А. Зеленский подсыпал в масло и другие «предметы продовольствия» стекло и гвозди.

И при таком «букете» статей глава заговора Бухарин рассчитывал, что ему сохранят жизнь, отправят отбывать срок

 

«на Печору и Колыму, в лагерь,где я поставил бы университет (!), институты (!!), картинную галерею (!!!), зоо– и фотомузей (?)».

 

15 марта 1938 года его радикально излечили от застарелого инфантилизма. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила 18 участников «блока» к расстрелу, троим дали по 25 лет заключения.

Отходную последним представителям племени «старых большевиков» спел генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский (1883–1954):

 

«Вся страна, от малого до старого, ждет и требует одного: изменников и шпионов, продавших врагу нашу родину, расстрелять, как поганых псов! Требует наш народ одного: раздавите проклятую гадину!

Пройдет время. Могилы ненавистных изменников зарастут бурьяном и чертополохом, покрытые вечным пре зрением честных советских людей, всего советского народа. А над нами, над нашей счастливой страной, по–прежнему ясно и радостно будет сверкать своими светлыми лучами наше солнце. Мы, наш народ, будем по–прежнему шагать по очищенной от последней нечисти и мерзости прошлого дороге, во главе с нашим любимым вождем и учителем ― великим Сталиным ― вперед и вперед, к коммунизму!»

 

Счастлив тот человек, кто родился в советский век.

В 1939 году Советским Союзом правила совсем другая партия. Прошли времена, когда кто–нибудь имел смелость возражать, задавать вопросы, просто открывать рот в присутствии Великого Кормчего. Из пятнадцати народных комиссаров первого набора Совнаркома, деливших портфели после взятия Зимнего дворца, в живых остались трое ― Троцкий, Авилов–Глебов (оба уже приговорены) и Сталин; естественным образом успели отойти в мир иной четыре человека.

На апрельском сборище партийного актива Киевского особого военного округа начальник Главного политуправления РККА комиссар 1–го ранга Л.З. Мехлис делился впечатлениями о последнем съезде:

 

«На XVIII съезде ВКП(б) не было ни оппозиционных, ни подло замаскированных речей. Даже внешне съезд выглядел по–другому ― большевистская организованность, подтянутость, деловитость характеризуют работу съезда. Во время работы съезда в кулуарах и курилках люди не болтались. Внимательно слушали ораторов, аудитория ловила каждое слово выступающих и быстро реагировала.

Делегаты с особенной любовью и вниманием ловили каждое слово вождя нашей партии товарища Сталина. Нет слов, которыми можно было бы выразить то теплое чувство, ту любовь, те взгляды, которые тянулись из зала к руководителям партии и правительства, к тому человеку, с именем которого неразрывно связана наша победоносная борьба ― к великому товарищу Сталину…

По своему единству, по своей монолитности, по своей спаянности и единой целеустремленности XVIII съезд партии занимает выдающееся место в истории большевизма. Многие годы нам не удавалось в партии создать такую обстановку… Великий вождь партии товарищ Сталин, руководители партии и правительства ― все были избраны съездом в состав Центрального Комитета единогласно».

 

Он уже не человек. Позже Н.С. Хрущев вспоминал:

 

«Мы привыкли: раз Сталин предлагает, то нет вопросов ― Богом данное предложение; все, что дает Бог, не обсуждают, а благодарят за это»

 

(в хорошем расположении духа кремлевский бог похлопывал секретаря Московского обкома партии по бритой голове и называл своим «маленьким Марксом», Никита Сергеевич краснел и расцветал счастливой улыбкой).

Понятно, что столь масштабный заговор никак не мог быть осуществлен без участия в нем военных. 23 февраля 1937 года нарком Ежов сообщил Пленуму, что лидеры антисоветской организации правых, которую возглавлял центр в составе Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова и Шмидта, планировали не только проведение серии террористических и диверсионных актов, но и замышляли «свержение сталинского режима» путем дворцового переворота, «могущего быть совершенным одним из красных генералов».

Другой вариант ― подготовка поражения СССР в войне с Германией или Японией, что, понятно, тоже не могло быть достигнуто без помощи «особливо конспирированной» военной организации. Молотов подтвердил:

 

«Военное ведомство ― очень большое дело, проверяться его работа будет не сейчас, а несколько позже, и проверяться будет очень крепко».

 

Репрессии и до того не раз сотрясали Красную Армию. В середине 20–х была проведена чистка командного состава и политических работников, подозреваемых в сочувствии к троцкистской оппозиции. Спустя несколько лет были осуществлены мероприятия по чистке РККА от бывших офицеров старой армии. В ноябре 1928 года уже 72% красных командиров составили выходцы из рабочих и крестьян. Только с 1 ноября 1929 по 31 декабря 1931 года из армии было изъято 4473 человека кадрового состава и 5600 человек переменного.

Дело не ограничивалось только их увольнением из вооруженных сил. Был сколочен ряд дел о заговоре, по которому осудили более трех тысяч командиров. Волна арестов прокатилась по армии в связи с убийством Кирова. За период с 1 декабря 1934 по 20 января 1935 года только в МВО «за открытое проявление контрреволюционных настроений» было арестовано 43 военнослужащих. Из Военно–политической академии был уволен 131 человек, многие из них затем исключены из партии и арестованы. Бдительные органы никогда не упускали армию из поля зрения, но пик террора пришелся на 1937―1938 годы.

Согласно записке армейского комиссара 2–го ранга Е.А. Щаденко, с 1 марта 1937 по 1 марта 1938 года из РККА было уволено 21 268 военнослужащих, в том числе по политическим мотивам 17 413 человек, из них арестовано и осуждено 5329 человек. Таким образом, за этот период вычистили «всего–навсего» чуть более 1 % от списочной численности вооруженных сил. Зато какой это был «процент»! Никогда террор не касался начальников столь высокого ранга. Во главе троцкистского военного заговора стояли маршал и командующие войсками важнейших округов!

Первой разоблачили, арестовали и расстреляли в июне 1937 года «банду Тухачевского». Маршал Ворошилов еще до суда над «изменниками» секретным приказом довел до личного состава всех рот, эскадронов, батарей и эскадрилий о разоблачении органами НКВД военной фашистской организации, имевшей «стремление ликвидировать Советский Союз и восстановить в СССР ярмо помещиков и капиталистов», готовившей убийства руководителей партии и правительства, продававшей врагам военные тайны, подрывавшей «оборонную мощь нашей Родины».

Дальше все пошло по накатанной колее: «А как только двух–трех сволочей поймаем, эти две–три сволочи дадут еще двух–трех сволочей». В результате выявили десятки контрреволюционных организаций, поразивших метастазами все рода войск, все подразделения вооруженных сил. И началась пальба по своим.

По должностям в 1937―1938 годах были репрессированы три заместителя наркома обороны, нарком Военно–Морского флота, 16 командующих войсками округов, 25 их заместителей и помощников, 5 командующих флотами, 8 начальников военных академий, 25 начальников штаба округов, флотов и их заместителей, 33 командира корпуса, 76 командиров дивизий, 40 командиров бригад, 291 командир полка, два заместителя начальника политуправления РККА, начальник политуправления ВМФ и ряд других командиров и политработников.

Со времен перестройки длительное время из книги в книгу, из одной телевизионной передачи в другую кочевала фраза:

 

«Были репрессированы три маршала Советского Союза из пяти, два армейских комиссара 1–го ранга из двух, два командарма 1–го ранга из четырех, 12 командармов 2–го ранга из 12, два флагмана флота 1–го ранга из двух, 15 армейских комиссаров 2–го ранга из 15…»,

 

ну и так далее. Кто считал, по какой формуле ― уже не понять. Также непонятно, какой исторический период имелся в виду и кого зачислили в разряд «репрессированных». Некоторую достоверность придавало то обстоятельство, что маршалов подсчитали правильно. Но отсюда же следует, что охватываемый период укладывается в 1935―1939 годы, что лишает все остальные расчеты какого–либо смысла.

Начнем с того, что в 1935 году звания командарма 1–го ранга были удостоены пять человек. Из них один умер своей смертью в 1936 году и похоронен с высшими почестями, двоих ― Якира и Уборевича ― расстреляли в 1937–м. В дальнейшем командармами 1–го ранга стали еще четверо военачальников, а троих расстреляли. Трое оставшихся ― Шапошников, Тимошенко, Кулик ― в 1940 году стали Маршалами СССР.

Армейский комиссар 1–го ранга в наличии имелся один ― начальник Политуправления РККА Ян Гамарник. Гамарник застрелился сам. Позднее это звание присвоили Петру Смирнову, Ефиму Щаденко и Льву Мехлису. Первого расстреляли, а два других прекрасно себя чувствовали.

Командармов 2–го ранга «первой волны» было девять человек. В 1936 году к ним добавились И.И. Вацетис и А.И. Седякин. В 1937–м семерых репрессировали, Ивана Федько отправили на повышение, звание командарма 2–го ранга присвоили С.К. Тимошенко. В 1938―1939 годах арестовали еще троих.

За этот же период «ромбы» командарма получили М.П. Ковалев, И.С. Конев, К.А. Мерецков, СИ. Кулик, Г.М. Штерн, И.В. Тюленев, И.Р. Апанасенко, О.И. Городовиков, А.Д. Локтионов, Я.В. Смушкевич, Д.Г. Павлов, Н.Н. Воронов, В.Д. Грендаль, И.В. Смородинов, В.Н. Курдюмов и другие. Этих сажали и отстреливали уже в генеральских званиях. Поэтому «двенадцать из двенадцати» никак не получается. Такая же путаница и с комиссарами.

Всего расстреляли: маршалов ― 3, командармов 1–го ранга ― 5, флагманов флота 1–го ранга ― 2, командармов 2–го ранга ― 10, армейский комиссар 1–го ранга ― 1, армейских комиссаров 2–го ранга ― 15, армвоенюрист ― 1, комкоров ― 60, корпусных комиссаров ― 25, комдивов ― 136, комбригов ― 221, бригадных комиссаров ― 34.

В праздничном докладе «XX лет РККА и ВМФ» в феврале 1938 года Ворошилов заявил:

 

«Красная Армия после уничтожения военно–фашистской банды и очищения своих рядов от продажной, изменнической мерзости стала неизмеримо более крепкой, еще более чем когда–либо монолитной и спаянной вокруг партии Ленина―Сталина, вокруг нашего рабоче–крестьянского Правительства». Однако в личных заметках Климент Ефремович писал о другом: «Авторитет армии в стране поколеблен… Подорван авторитет начсостава… Это означает, что методы нашей работы, вся система управления армией, работа моя, как наркома, потерпели сокрушительный крах».

 

Армия была в полном смысле слова обезглавлена. Убито все командование Военно–морского флота, вся «обойма» командующих военными округами и их заместителей начиная с 1924 года, за исключением Ворошилова и Шапошникова, руководство Генерального штаба и управлений, преподавательский состав военных учебных заведений. Ротация командования, чехарда перемещений неизбежно вели к снижению уровня боеготовности войск.

Вновь назначенные на должности военачальники первым делом выкорчевывали «вредительские» начинания предыдущих. Так, в Забайкалье в 1937―1938 годах сменилось пять командующих округом. Генерал армии М.И. Казаков вспоминал, как его в июле 1937 года, после одного года обучения, досрочно выпустили из академии и направили в Среднеазиатский округ:

 

«Буквально через несколько дней после моего приезда был отозван в Москву командующий войсками округа комкор И.К. Грязнов и обратно не вернулся. Его заменил Ока Иванович Городовиков, бывший до этого заместителем у Грязнова. Затем не более двух месяцев пост командующего занимал А.Д. Локтионов, потом ― Л.Г. Петровский, а в конце года на эту должность прибыл комкор И.Р. Апанасенко. Самые добрые воспоминания остались у меня о начальнике штаба комбриге А.К. Малышеве. К сожалению, вместе мы поработали очень недолго. В начале марта 1938 года совершенно неожиданно Малышев был отстранен от должности начальника штаба округа, и на его место назначили меня. Почти одновременно с этим произошел и ряд других замен в руководящем управлении округа…

Частая смена командующих ничего хорошего не приносила. Некоторые из них начинали не с созидательной деятельности, а с реорганизации и ломки всего того, что было создано до них. Это очень отрицательно сказывалось и на решении задач, которые стояли перед войсками, и главное ― на настроении командного состава. Нужно было немало усилий, чтобы восстановить у людей уверенность, деловитость».

 

Конечно, можно за три года подготовить новых командующих никак не хуже, чем, к примеру, Дыбенко. А «если завтра война»? Видимо, Сталин воевать еще не собирался. По наблюдению Константина Симонова, Вождь уже возомнил, что «может планировать историю».

Не повышало боеспособность армии усиление политического надзора, ликвидация единоначалия и восстановление 10 мая 1937 года института военных комиссаров. Но как без них было обойтись, ведь «комиссар ― глаза и уши партии и правительства». Чехословацкий атташе полковник Ф. Дастих по этому поводу писал:

 

«Для меня совершенно нетерпима теория, что в силу особенностей российской психологии и советской системы Красная Армия способна эффективно действовать на основе, неприемлемой для армий других государств. Я внимательно изучил систему политических комиссаров… Она не может означать ничего иного как разделения командных полномочий».

 

Тем более что кроме наличия чувствительных ушей и зорких глаз во всем остальном комиссары демонстрировали вопиющую безграмотность. В акте о приеме дел Главного управления политической пропаганды новым его начальником осенью 1940 года отмечалось: общеобразовательный уровень политсостава низок: лишь 6,2% имеет высшее образование, а 71,5 ― ниже среднего. Это был еще один комплект бдящих с лупами в руках, в военном деле понимавших меньше, чем комиссары Гражданской войны.

Была разгромлена военная разведка ― гнездо шпионов. За 1937―1938 годы там арестовали 182 человека. Начальник политотдела этого управления Ильичев доносил Л.З. Мехлису:

 

«Вам известно о том, что, по существу, разведки у нас нет… Нет военных атташе в Америке, Японии, Англии, Франции, Италии, Чехословакии, Германии, Финляндии, Иране, Турции, т. е. почти во всех главнейших странах».

 

В конце концов уничтожили всех лиц, занимавших пост руководителя советской военной разведки с марта 1924 по июль 1940 года. Последним предвоенным начальником Разведупра стал профессиональный комиссар Ф.И. Голиков (1900―1980). Именно он 20 марта 1941 года докладывал Сталину, что

 

«наиболее возможным сроком начала военных действий против СССР являться будет момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки».

 

Свернули и полностью развалили всю работу, проделанную по подготовке партизанской войны. Во–первых, воевать все равно собирались на чужой территории, а своей земли «вершка не отдадим». Во–вторых, и это главное, в людях, обладавших специфическими навыками диверсионно–подрывной деятельности, Сталин видел не защитников страны, а угрозу установленному им режиму.

Чекисты, распутывая клубок военного заговора, «неопровержимо» доказали: изменники Уборевич и Якир проводили в своих округах тренировки подрывников и минирование важных объектов по заданию немцев, уготавливая поражение Красной Армии в грядущем конфликте. Указания командармы получали от командующего Берлинским военным округом (?) генерала фон Рундштедта. Потому оперативно были репрессированы работники Генштаба, НКВД, секретари обкомов, занимавшиеся подготовкой к «малой войне», командиры Красной Армии, прошедшие специальную подготовку. Уничтожили сеть партизанских школ вместе с их руководителями и обучаемыми, расформировали партизанские отряды и группы. Большинство «красных партизан» арестовали как бандитов, готовивших тайные базы для иностранных интервентов. Уцелели немногие.

 

«Все заблаговременно подготовленные на случай войны базы и партизанские отряды ликвидированы, кадры партизан уничтожены, а всякого, кто имел отношение к этому делу,

 

― вспоминал профессиональный диверсант И.Г. Старинов, ―

 

рассматривали как врага народа или пособника врага народа».

 

В итоге, когда грянуло, с развертыванием партизанской борьбы запоздали на год, да и это было сплошной импровизацией, несравнимой с упущенными, уничтоженными собственными руками возможностями. И руководили «малой войной» верные, но мало смыслящие в ней товарищи, вроде Пономаренко, Ворошилова или Жукова (Георгий Константинович, видимо, вспоминая молодость и личный опыт подавления антоновского мятежа, в инструкции партизанам рекомендовал при занятии населенных пунктов первым делом выставлять дозоры и брать заложников из числа местного населения).

Аресты военачальников высокого ранга влекли за собой цепную реакцию террора по отношению к подчиненным им сотрудникам, ликвидацию курируемых ими «вредительских» направлений в военной науке, в создании новых видов вооружений, изъятию «вредительских» учебников, наставлений и теоретических работ. Были расформированы механизированные корпуса.

Репрессии в вооруженных силах преследовали ту же цель, что и репрессии в партии: накануне «решительного боя» создать послушный и преданный Сталину механизм, сделав комсостав послушной марионеткой в руках политического руководства. Из армии убирали военачальников с амбициями, колеблющихся, думающих, непонятных, а значит, вызывающих сомнения. Полководческий талант или, наоборот, военная бездарность роли не играли. Что, конечно, не способствовало развитию широты мышления у новых выдвиженцев. Но как раз этого от них и не требовалось. Сталину нужна была только абсолютная покорность, свою армию он представлял как многомиллионную, послушную единой воле, механизированную орду во главе с не рассуждающими, слепо преданными «сталинскими полководцами».

Адмирал Н.Г. Кузнецов писал:

 

«Сталин решал, остальным предоставлялось действовать в соответствии с этим… Люди, приученные не действовать самостоятельно, а лишь ждать распоряжений и указаний свыше, чтобы не задумываясь выполнять их, принесут мало пользы, если наступит суровый час. Боязнь наказания и безответственность живут рядом друг с другом. Работа военного аппарата идет не планомерно, а словно спазматически, рывками. Выполнили одно распоряжение ― и ждут следующего. А если оно не поступит вовремя?»

 

Репрессии имели и внешнеполитические последствия. Любому стороннему наблюдателю было ясно, что массовое уничтожение командного состава Красной Армии не может не нанести ущерба ее боеспособности.

Потенциальные союзники в очередной раз задумались над вопросом, стоит ли вообще иметь с Советами дело. Как можно доверять правительству, члены которого организуют диверсии, крушения поездов, политические убийства или готовят поражение собственной армии в будущем конфликте с «иностранными агрессорами»? Нарком связи взрывает шахты. Нарком земледелия «искусственно распространяет эпизоотии», губит скот и портит урожаи. В Наркомате обороны служат сплошь шпионы и заговорщики. И даже начальник пионерского лагеря «Артек» вкупе с главным пионервожатым умышляют грандиозную саперно–диверсионную операцию по обрушению горы Аюдаг на голову любующегося красотами Крыма товарища Молотова. Что–то совсем несусветное замышляла против членов Политбюро преступная организация гомосексуалистов, свившая гнездо под крышей Наркомата иностранных дел.

Весной 1937 года в Париже готовилось решение о переговорах с СССР на уровне Генеральных штабов. Однако после первых арестов в высшем советском военном руководстве подполковник Л. Симон, французский военный атташе в Москве, в отчете от 14 июня рекомендовал не торопить события:

 

«При таком положении дел представляется благоразумным, прежде чем приступать к военным переговорам, дож даться появления в СССР признаков определенного внутреннего успокоения… Если же официальные объяснения не соответствуют действительности, то какова цена режиму, который стремится уничтожить энергичных и сведущих людей, служивших ему почти двадцать лет…

Конечно, хотелось бы, чтобы казнь восьми военных деятелей оправдывалась серьезными мотивами, однако история большевистского режима позволяет полагать, что истинные мотивы были, несомненно, менее серьезны, чем можно вообразить. В самом деле, не следует забывать, что в России человеческая жизнь никогда не имела большой ценности. Сами слова не имеют того смысла, который им придается в Западной Ев ропе. Так обстоит дело со словами «свобода» и «демократия», которые здесь произносят скорее из хитрости и которые не соответствуют идее, вкладываемой в них нами.

…уже сейчас г–н Сталин выглядит деятелем, который при необходимости может проводить оппортунистическую политику и прекрасно умеет присваивать себе концепции своих уничтоженных противников. Поэтому так трудно предвидеть ориентацию, которую он изберет и которая, вполне вероятно, пока известна лишь ему самому».

 

В Париже с анализом Симона согласились и решили повременить с налаживанием военных контактов с непредсказуемым партнером.

Новый атташе генерал Огюст–Антуан Паласе лишь утвердил французское руководство во мнении, что в случае войны с Германией от Советского Союза не приходится ожидать существенной военной помощи. В конце июня 1938 года Паласе писал:

 

«1) Красная Армия, вероятно, более не располагает командирами высокого ранга, которые бы участвовали в мировой войне иначе как в качестве солдат или унтер–офицеров.

2) Разработанная Тухачевским и его окружением военная доктрина, которую наставления и инструкции объявили вредительской и отменили, более не существует.

3) Уровень военной и общей культуры кадров, который и ранее был весьма низок, особенно упал вследствие того, что высшие командные посты были переданы офицерам, быстро выдвинутым на командование корпусом или армией, разом перепрыгнувшим несколько ступеней и выбранным либо из молодежи, чья подготовка оставляет желать лучшего и чьи интеллектуальные качества исключали критичную или неконформистскую позицию, либо из среды военных, не представляющих ценности, оказавшихся на виду в Гражданскую войну и впоследствии отодвинутыми, что позволило им избежать всякого контакта с «врагами народа». В нынешних условиях выдвижение в Красной Армии представляет своего рода диплом о некомпетентности.

4) Чистка, распространяющаяся по лестнице сверху вниз, глубоко дезорганизует воинские части и скверно влияет на их обучение и даже на условия их существования. В этом отношении весьма показательны все более многочисленные нарекания на плохое обслуживание военной техники…

5) Непрекращающиеся перемещения офицеров, против чего советское командование с 1930 г. решительно выступало, вследствие чистки стали как никогда многочисленными…

6) Учреждение института военных комиссаров, усилия, прилагаемые для того, чтобы поставить во главе воинских частей офицеров, служивших в отдаленных друг от друга местностях и незнакомых между собой, и все более непосредственное наблюдение со стороны органов государственной безопасности ставит кадры Красной Армии в положение невозможности полезной работы и лишает их всякой инициативы и увлеченности делом.

7) Даже дисциплина подорвана критикой со стороны подчиненных, которых к тому подталкивают и поощряют, своих начальников, постоянно подозреваемых в том, что завтра они окажутся «врагами народа».

Эта прискорбная ситуация, которая нанесла советским кадрам (по крайней мере, высшему командованию) более серьезный урон, чем мировая война, делает Красную Армию в настоящее время почти непригодной к использованию.Советские власти отдают себе в этом отчет и прилагают неослабные усилия по скорейшей подготовке новых кадров. Однако, несмотря на создание многочисленных новых училищ и интенсивное направление офицеров на курсы повышения квалификации, для того, чтобы зарубцевались тяжелейшие раны от катастрофы, вызванной чисткой, по всей вероятности, потребуются годы».

 

К таким же выводам пришел и Гитлер. Подтверждением их правильности для него явился ход Зимней войны Советского Союза сФинляндией. Планируя Восточный поход, фюрер в качестве важного стратегического фактора закладывал в расчеты низкий профессиональный уровень советского командования.

По мнению маршала A.M. Василевского:

 

«Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну, большую роль сыграл разгром военных кадров, который у нас произошел».

 

Сталин, уверенный в чудодейственности метода, и в последующем регулярно устраивал военным кровопускания. Всего в 1936―1940 годах за контрреволюцию было репрессировано примерно 43–44 тысячи военнослужащих, в том числе около 10 тысяч лиц командно–начальствующего состава от среднего звена и выше.

Таким образом, накануне войны:

 

«Под руководством И.В. Сталина большевистская партия разгромила вражескую агентуру и тем самым своевременно уничтожила всякие возможности появления «пятой колонны» в СССР. Разгром врагов народа имел огромное значение для укрепления обороноспособности и был равносилен выигрышу крупного сражения».

 

Колонна она там или не колонна, но проблему оппозиционности Сталин снял полностью: когда своей самонадеянностью он поставил страну на край гибели, никто не посмел и пикнуть в адрес Хозяина.

Где большевики начеку, там враги в тупику.

Сегодняшние неосталинисты придумали совершенно замечательную теорию: жили в Советской стране Великий святой Иосиф Сталин и апостол его Лаврентий Берия. Все остальные, включая ближайшее окружение, оказались тупицами, сволочами и шкурниками. Все, что товарищ Сталин ни делал, было правильно и гениально, все для блага народа. И если бы не миллионы внешних и внутренних врагов, потекли бы в СССР молочные реки с кисельными берегами. Поэтому и террор 30–х годов ― совершенно необходимая, прозорливая акция. Правда, с некоторыми перегибами:

 

«К сожалению, объективно необходимая ликвидация пятой колонны в стране не обошлась без серьезных недостатков. Пробравшиеся в органы государственной безопасности агенты иностранных разведок сумели в ряде случаев арестовать и осудить невиновных людей. Этим они преследовали две цели: нанести урон партийным кадрам, скомнрометировать карательную политику (!) Советской власти при ликвидации пятой колонны в стране»

(из политической биографии И. В. Сталина, подготовленной его благодарными потомками).

 

Вот так, матерые резиденты абвера и дефензивы скомпрометировали, понимаешь, политику «ликвидации», чтобы забрызгать невинной кровью белые одежды святого Иосифа.

Интересно, а Коля Ежов с коллегами, они кто? Прокравшиеся агенты или «невиновные люди»?

Наряду с успехами в индустриализации и коллективизации появился еще один повод для гордости: «на священной советской земле» не осталось эксплуататоров, а значит, объявил генсек на XVIII съезде, социализм в СССР уже построен, наступила новая фаза ― постепенного перехода к коммунизму.

Для успешного «перехода», в соответствии с марксистско–ленинской теорией, пролетариату надлежало победить, экспроприировать и уничтожить эксплуататоров в мировом масштабе. Сталин считал, что он уже достаточно хорошо подготовился, чтобы вмешаться в европейские дела. СССР располагал мощной экономикой, развитым военно–промышленным комплексом и хорошо вооруженной полутора–миллионной армией. Не случайно на совещании пропагандистов Москвы и Ленинграда Сталин заявил:

 

«Бывают случаи, когда большевики сами будут нападать: если война справедливая, если обстановка подходящая, если условия благоприятствуют. Они вовсе не против наступления, не против всякой войны. То, что мы кричим об обороне ― это вуаль, вуаль. Все государства маскируются».

 

При этом он особо подчеркнул ленинскую мысль, что победивший пролетариат одной страны

 

«вынужден будет силой обстоятельств предпринять поход против других отставших, реакционных капиталистических стран для того, чтобы помочь пролетариату этих стран освободиться от буржуазии».

 

Киевским военным пропагандистам то же самое растолковывал Л.З. Мехлис:

 

«Если попытаться кратко, но доходчиво, чтобы поняли широкие массы, сформулировать суть сталинской теории социалистического государства, то надо сказать, что это есть теория ликвидации капиталистического окружения, то есть теория победы мировой пролетарской революции.Сталинская теория социалистического государства открывает семафор революции и зовет мировой пролетариат на последний решительный бой… Рабоче–Крестьянская Красная Армия, интернациональная армия по господствующей в ней идеологии, поможет рабочим стран агрессоров освободиться от ига фашизма и ликвидирует капиталистическое окружение, о котором говорил и неоднократно напоминал нам товарищ Сталин.

На стальных штыках и ворошиловских залпах, на могу чих крыльях Советов мы понесем освобождение рабочему классу капиталистических стран и водрузим знамя коммунизма на остальных пяти шестых земного шара!

Социалистический корабль могуч, всесилен, непобедим. Не страшны ему непогоды и бури. Великий кормчий Сталин ведет этот корабль на последний и решительный бой, на штурм капитализма, к мировой Коммуне».

 

Неужто Лев Захарыч порол отсебятину?

Попытка посодействовать «революционному отпадению новых стран от системы империализма» была предпринята в 1938 году во время чехословацкого кризиса, когда Германия заявила о своих претензиях на заселенную «арийцами» Судетскую область. Советский Союз имел с Чехословакией договор о военной помощи, но с одной оговоркой: помощь должна была последовать, только если ее окажет и Франция. Французам воевать не хотелось, и они вкупе с англичанами уговаривали правительство Чехословакии пойти на уступки во имя сохранения мира в Европе. Тогда 26 апреля председатель Президиума Верховного Совета М.И. Калинин публично заявил:

 

«…пакт не запрещает каждой из сторон прийти на помощь, не дожидаясь Франции».

 

В западных районах СССР было сосредоточено 30 стрелковых, 10 кавалерийских дивизий, 1 танковый корпус, 3 танковые и 12 авиационных бригад. Затем привели в боевую готовность еще 30 стрелковых и 6 кавалерийских дивизий, 2 танковых корпуса, 15 танковых бригад. Одновременно проводились другие мобилизационные мероприятия. Из запаса было призвано 328 тысяч человек, задержано увольнение десятков тысяч «дембелей».

Сталин в приватном порядке передал президенту Бенешу, что готов оказать военную помощь, если Чехословакия «в интересах самообороны» начнет боевые действия против Германии. 20 сентября советское правительство еще раз подтвердило готовность выполнить свои союзнические обязательства.

Однако все закончилось подписанием Мюнхенского сговора. Сталину недвусмысленно указали его место в делах европейской политики. Версальская система прекратила свое существование. Крах ее не мог не привести к очередному столкновению между великими державами.

Как только завершилась реализация Мюнхенского соглашения, Германия 24 октября 1938 года предложила Польше урегулировать проблемы Данцига и «польского коридора» на основе сотрудничества в рамках антикоминтерновского пакта. Тем самым Германия решила бы для себя задачу тылового прикрытия с востока в предвидении окончательной оккупации Чехословакии, ревизовала бы германо–польскую границу, установленную в 1919 году, и значительно бы упрочила свои позиции в Восточной Европе.

Польша, продолжая свою политику балансирования между Берлином и Москвой, в октябре начала зондаж СССР на предмет нормализации советско–польских отношений.

4 ноября Москва предложила подписать коммюнике о нормализации отношений, которое и было подписано 27 ноября. Берлин на свои предложения ответа так и не получил.

Англия и Франция, считая, что процесс идет под контролем, форсировали сближение с Германией, не исключая процесс признания Восточной Европы зоной германского влияния.

Однако Германия, рассчитывая стать лидирующей силой на континенте, добивалась от «смотрящих» Европы признания за собой статуса мировой державы, что было невозмож но без демонстрации силы или даже нанесения поражения этим странам. К марту 1939 года германскому руководству стало очевидно, что, хотя влияние Германии в Восточной Европе значительно возросло, оно все еще не стало решающим.

Окончательное устранение Чехословакии позволяло Германии продемонстрировать свою силу восточным соседям, сделав их более сговорчивыми, и значительно снизить опасность антигерманского союза в Восточной Европе. По мнению Берлина, решение чехословацкого вопроса привело бы к нейтрализации Польши, экономическому подчинению Венгрии, Румынии и Югославии. Возвращение Мемеля привело бы к контролю Германии над Литвой и усилению германского влияния в Прибалтике.

Тем самым обеспечивался бы тыл для войны на Западе, которая рассматривалась в Берлине как первый этап в деле обеспечения германской гегемонии в Европе. Исходя из этого с осени 1938 года германское руководство взяло курс на нормализацию отношений с СССР.

Оценивая сложившуюся международную обстановку, А.А. Жданов на ленинградской партийной конференции, напомнив, что СССР является «державой самой сильной, самой независимой», заявил, что фашизм ― «это выражение мировой реакции, империалистической буржуазии» ― угрожает главным образом Англии и Франции. В этих условиях Англии очень хотелось бы, чтобы «Гитлер развязал войну с Советским Союзом», поэтому она остается в стороне, рассчитывая «чужими руками жар загребать, дождаться положения, когда враги ослабнут, и забрать». По уверениям Жданова, этот маневр разгадан Москвой, которая будет «копить наши силы для того времени, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно, безусловно, и с Чемберленом».

В отчетном докладе ЦК ВКП(б) XVIII съезду партии Сталин сформулировал задачи советской внешней политики в условиях начала новой империалистической войны и стремления Англии, Франции и США направить германо–японскую агрессию против СССР.

Советский Союз должен

 

«проводить и впредь политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами; соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками; всемерно укреплять боевую мощь» своих вооруженных сил и «крепить международные связи дружбы с трудящимися всех стран, заинтересованных в мире и дружбе между народами».

 

Из контекста речи становится ясно, что «поджигателями войны» являются страны, проводящие политику невмешательства: Англия, Франция и США. В этих условиях целью советского руководства было использовать кризис и противоречия великих держав для дальнейшего усиления своего влияния в мире с перспективой окончательного решения вопроса о существовании капиталистического общества. А события нарастали лавинообразно.

15 марта 1939 года германские войска вступили в Чехию.

26 марта Польша окончательно отвергла германские предложения о территориальном урегулировании.

28 марта СССР заявил о своих интересах в Эстонии и Латвии.

28 апреля Германия расторгла англо–германское морское соглашение и договор о ненападении с Польшей, а 30 апреля неофициально информировала Францию, что либо Лондон и Париж убедят Польшу пойти на компромисс, либо Германия будет вынуждена наладить отношения с Москвой.

Италия в это время, в нарушение англо–итальянских соглашений, оккупировала Албанию. Процесс «умиротворения» вышел из–под контроля. Для сдерживания германской экспансии потребовался новый союзник. Англия и Франция были вынуждены начать зондаж позиции СССР.

1 апреля Москва заявила Лондону, что

 

«мы считаем себя ничем не связанным и будем поступать сообразно своим интересам».

 

Таким образом, в ходе политического кризиса в Европе сложились два военно–политических блока: англо–французский и итало–германский, каждый из которых оказался заинтересован в соглашении с СССР. В апреле 1939 года с различными лестными предложениями к Москве обратились одновременно Германия, Англия и Франция. Сталин не торопился. Он получил возможность выбирать, с кем ему договариваться, поскольку в изменившихся условиях все были заинтересованы в переговорах с ним. Назревавшая война в Европе открывала новые перспективы для усиления влияния Страны Советов на континенте. 4 апреля нарком Литвинов, ориентируя советского полпреда в Германии об общих принципах советской политики, отметил, что «задержать и приостановить агрессию в Европе без нас невозможно, и чем позднее к нам обратятся за нашей помощью, тем дороже заплатят».

11 апреля 1939 года Германия предприняла зондаж позиции СССР на предмет улучшения отношений, но советская сторона предпочла занять выжидательную позицию. В тот же день Англия запросила СССР, чем он может помочь, в случае необходимости, Румынии. 14 апреля Франция предложила СССР обменяться письмами о взаимной поддержке в случае нападения Германии на Польшу и Румынию. Одновременно Париж предложил Москве внести собственное предложение о сотрудничестве. В тот же день Англия предложила СССР заявить о поддержке своих западных соседей в случае нападения на них. Наконец, 17 апреля Советский Союз предложил англо–французам заключить договор о взаимопомощи. Начались активные дипломатические игрища между всеми заинтересованными сторонами.

Переговоры Англии и Франции с СССР, длившиеся пять месяцев, зашли в тупик. Обе стороны патологически не доверяли другу и не желали связывать себя конкретными обязательствами, погрязнув в тонкостях протокола и толкованиях норм международного права. Одновременно они втихую зондировали Берлин на предмет улучшения отношений, раздела «сфер интересов», невмешательства вдела.

К тому же западные партнеры не слишком опасались вермахта и были невысокого мнения о боевой мощи Красной Армии. Еще одним камнем преткновения стала Польша, которая громогласно отвергала любой союз с Москвой, требовала гарантий от Запада, проводила частичную мобилизацию и при этом тайно льстилась к Берлину.

 

«Как проститутка, ― да извинят меня присутствующие здесь женщины,

 

― иронизировал с трибуны проводник сталинских мыслей в массы Мехлис, ―

 

переходит из рук в руки, так Польша отдавалась то Франции, то завязывала серьезный роман с Берлином. Сейчас польская мадам объявила, что она заняла твердую позицию и ищет серьезного партнера, обязательно со средствами. Посмотрим, что выйдет из этого».

 

Англия и Франция воевать категорически не хотели, рассчитывали крупными политическими и экономически ми уступками умиротворить Гитлера и канализировать германскую агрессию на Восток, пусть арийцы до посинения сражаются с большевиками. Англичане бомбили Берлин предложениями о сотрудничестве и разделе «сфер интересов», обещая прекратить переговоры с СССР и в то же время шантажируя немцев самим фактом переговоров ― все в духе традиционной британской политики:

 

«Англия ― это профессиональный поджигатель войны, но двурушник, но ловкий двурушник. Ее политика проста ― уничтожать своих вероятных противников чужими руками, втягивая их в войну с кем угодно, особенно с Советами, а я приду к концу самым сильным и буду диктовать».

 

Фюрер уже твердо решил, что частные английские уступки в принципе проблемы не решают и для завоевания гегемонии в Европе необходима небольшая победоносная война. Для этого необходимо было политически изолировать Польшу, обеспечить гарантии невмешательства Англии и Франции в германо–польский конфликт, а на крайний случай обеспечить себе тыл и снизить угрозу экономической блокады договором с Советским Союзом. На майском совещании с руководителями вермахта Гитлер прямо заявил:

 

«Дальнейшие успехи без кровопролития достигнуты быть не могут».

 

29 июля 1939 года фюрер предложил Москве учесть советские интересы в Прибалтике и в Восточной Европе в обмен на отказ от договора с Францией и Англией.

Сталин, опасавшийся англо–германского сговора, весьма заинтересовался этой идеей. Он трезво оценивал обстановку и считал более выгодным подписать соглашение с Германией, чтобы выторговать свою долю, обеспечить Гитлеру «зеленый свет» в войне с Западом и самому «прийти к концу самым сильным».

Слишком многие из борцов за мир на самом деле страстно войны хотели: Германия, Япония, Соединенные Штаты и, несомненно, Советский Союз. Американского «дядюшку Сэма» война в Европе устраивала как нельзя более. Гитлер, уверовав в стратегию «блицкрига», рассчитывал разбить своих противников поодиночке. Сталин и Рузвельт ― выбрать выгодный для себя момент и решить спор о влиянии в мире в свою пользу. Свои планы имелись у японского микадо и итальянского дуче. Мир был обречен.

23 августа в Москву прибыл «супердипломат» И. Риббентроп, и в ходе переговоров со Сталиным и Молотовым в ночь на 24 августа были подписаны советско–германский пакт о ненападении и секретный дополнительный протокол, определивший сферы интересов сторон в Восточной Европе (интересно, что в Лондоне в этот же день безуспешно ждали прилета Германа Геринга с аналогичной миссией). К сфере интересов СССР были отнесены Финляндия, Эстония, Латвия, часть Польши, Бессарабия (советские историки почти полвека скрывали факт существования тайных протоколов, обвиняя во всех грехах «буржуазных фальсификаторов». После того как бумаги нашлись, те же люди с честными глазами стали убеждать, что ничего особенного в этих протоколах нет, все так делали. Только, как мне кажется, одно из двух: либо вы занимаетесь исторической наукой, либо охраной государственных тайн. А то какая–то нелепая получается позиция).

Военные миссии Англии и Франции покинули Москву ни с чем.

По мнению Троцкого, кроме всего прочего:

 

«Союз с Гитлером давал Сталину удовлетворение того чувства, которое господствует у него над всеми другими: чувства мести. Вести военные переговоры с наци во время присутствия в Москве дружественных военных миссий Франции и Англии, обмануть Лондон и Париж, возвестить неожиданно пакт с Гитлером ― во всем этом ясно видно желание унизить правительство Англии, отомстить Англии за те унижения, которым оно подвергло Кремль в период, когда Чемберлен развивал свой неудачный роман с Гитлером».

 

Да что говорить, Адольф Алоизович и в самом деле чело век был симпатичный, понятный, не то что всякие Деладье. И какая близость мировоззрений:

 

«Те, кто утверждает, что революция не закончена, ― дураки. К сожалению, у нас в движении есть люди, которые понимают под революцией постоянный хаос… Главное, подбор людей способных и со слепым повиновением претворяющих в жизнь правительственные распоряжения. Партия ― это своего рода орден…Фюрер должен быть один… Сплоченность внутри движения должна быть небывало крепкой. Мы не имеем права вести борьбу между собой… Поэтому никаких ненужных дискуссий!»

 

А как лихо фюрер организовал своим «старым борцам» ночь Длинных Ножей! Что ни говорите, а Гитлер ― «вели кий стратег революции». Риббентроп позднее вспоминал, что среди кремлевских большевиков чувствовал себя, как в кругу старых партийных товарищей.

Оба диктатора остались довольны собой и друг другом.

 

«Теперь весь мир у меня в кармане!»

 

― стучал кулаком по столу Гитлер. Он уже отдал приказ о нападении на Польшу.

 

«Кажется, нам удалось провести их»,

 

― удовлетворенно произнес Сталин. Он уже подсчитывал политические барыши.

Советскому Союзу удалось остаться вне европейской войны, получив при этом значительную свободу рук в Европе, более широкое пространство для маневра между воюющими группировками в собственных интересах и возможность при этом свалить вину за срыв переговоров на Лондон и Париж. Подписывая пакт, Сталин и Молотов сами установили дату начала второй мировой бойни.

В качестве последнего аргумента Англия 25 августа 1939 года подписала с Польшей договор о взаимопомощи. Дальнейшие уступки означали для Лондона и Парижа добровольный отказ от статуса великих держав. Но Гитлера это не остановило. 1 сентября германские войска вторглись в Польшу. Через несколько дней вступили Англия и Франция.

Все шло по сталинскому плану. В беседе с руководством Коминтерна 7 сентября 1939 года Вождь так оценил сложившуюся обстановку:

 

«Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран. Гитлер, сам этого не понимая и не желая, подрывает капиталистическую систему…

Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент ― подталкивать другую сторону».

 

Что касается Польши, то

 

«уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население».

 

Понятно, что подобные цели советской внешней политики не афишировались, наоборот, было сделано все, чтобы убедить мировое общественное мнение в том, что Советский Союз строго придерживается позиций нейтралитета и только сильно озабочен собственной безопасностью.

17 сентября 1939 года Красная Армия начала Освободительный поход в Польшу. В составе двух советских фронтов, спешащих на помощь славянским братьям, было около тысяч человек, более 2000 самолетов и около 4000 танков. Немцы уже объявили о взятии Варшавы и получили поздравительную телеграмму от Молотова, наступила пора и Москве урвать свою долю. К концу сентября польское государство ― «уродливое детище Версальского договора» ― перестало существовать на радость трудящихся всего мира. «Братья по оружию» отметили победу совместными парадами и банкетами.

До августа 1940 года Советский Союз, реализуя свое «право» и распространяя социалистическую систему, совершил агрессию еще против пяти государств. Говорят, красноармейцев там встречали с цветами. Встречают–то по одежке. В Судетах, отданных на «растерзание» Германии, вермахт тоже встречали цветами, солдаты прозвали операцию «цветочной войной», да и на Украине в 1941 году им перепало немало букетов.

Чем ностальгировать по букетам, лучше вспомнить о том, как Красной Армии стреляли в спину в 1941 году, как выпроваживали в 1991–м и как благодарны ей по сей день. Смешно слушать речи депутатов нынешней Российской Государственной думы о том, что прибалты сами нас позвали, сами организовали у себя революции и по гроб жизни должны быть благодарны Москве за уникальную возможность «воссоединиться с народами Великой страны Советов» и поучаствовать в построении коммунизма. Может, все–таки уточнить у самих прибалтов, что они об этом думают? Или по–прежнему

 

«всякая наша война, где бы она ни происходила, является войной прогрессивной и справедливой»?

 

Счастливая советская жизнь оказалась привлекательна только с фасада. Советизацию новых «территорий и населения» проводили испытанными большевистскими методами: национализация, насильственная коллективизация, роспуск всех политических и общественных организаций, гонения на церковь, депортация, расстрелы ненужных классов и «всякой другой сволочи».

Сорвалось лишь в Финляндии, она единственная не поддалась на кремлевский шантаж и оказала мужественное сопротивление, утратив в итоге Зимней войны часть территорий, но отстояв свою независимость. Уже после войны Молотов в беседе с югославским коммунистом М. Джиласом заметил с сожалением:

 

«Ах, Финляндия ― это орешек».

 

Оккупация соседей на основе тайного сговора с Гитлером до сих пор в России считается делом вполне житейским и совершенно необходимым для обеспечения безопасности СССР. К тому же это «благоприятно для человечества, ведь счастливыми себя считают литовцы, западные белорусы, бессарабцы, которых мы избавили от гнета помещиков, капиталистов, полицейских и всякой другой сволочи», и резонно с точки зрения плацдарма для дальнейших завоеваний с целью осчастливить и немцев, и чехов, и поляков, и датчан.

Троцкий не раз подчеркивал ограниченность сталинского ума в долгосрочных прогнозах:

 

«Сталину свойственно презрение к теории. Теория берет действительность больших масштабов. Здравый смысл берет действительность в малых масштабах. Оттого Сталин чрезвычайно чувствителен ко всякой непосредственной опасности, но не способен предвидеть опасность, коренящуюся в больших исторических тенденциях».

 

Действительно, Сталин и представить не мог, что будет жестоко обманут, новые территории ничуть не повысят «обороноспособность» страны, поскольку не для того предназначались, а приведенное к покорности стадо ему, небожителю, придется назвать своими «братьями и сестрами» и поднимать не на Освободительный поход, а на Отечественную войну.

Но пока Иосиф Виссарионович все более убеждался в собственной непогрешимости, в своей способности надуть Гитлера.

К осени 1940 года обеим дружественным сторонам стало ясно, что делить больше нечего. На переговорах в Берлине Молотов безрезультатно пытался выторговать у фюрера Финляндию, Румынию, Болгарию и Черноморские проливы.

Гитлер не собирался уступать ключевые позиции на Балканах, он уже принял «самое важное в своей жизни» решение: чтобы победить Англию, необходимо сокрушить Советский Союз. 18 декабря фюрер подписал директиву о претворении в жизнь плана «Барбаросса».

Товарищ Сталин своего решения и вовсе никогда не менял. Двум самым агрессивным режимам предстояло неминуемое столкновение друг с другом.

Советское военное планирование боевых действий против Германии началось в октябре 1939 года, почти сразу после подписания Договора о дружбе и границах, согласно которому Сталин выменял у Гитлера Литву за кусок бывшей польской территории.

До июня 1941 года было разработано пять вариантов плана оперативного использования Красной Армии. Особую интенсивность творческий процесс приобрел со второй половины 1940 года, и в конце июля составление документа под названием «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940―1941 гг.» было завершено. План предполагал сосредоточить основные усилия в направлении Варшавы и Восточной Пруссии.

Весной 1940 года Гитлер «повернулся спиной» и начал вторжение во Францию. Казалось, вот случай «проломить череп», удобнее не бывает: вермахт упирается в неприступную линию Мажино, истекает кровью в боях с самой большой сухопутной армией Европы, и тут Красная Армия приходит на помощь странам, стонущим под нацистским сапогом.

Сразу после подписания мира с финнами началась ускоренная переброска прошедших боевую школу советских войск на западную границу. К концу июня СССР мог выставить против Германии 84 стрелковых и 13 кавалерийских и механизированных дивизий, подкрепленных 17 танковыми бригадами (200 танков в каждой). Сухопутная армия Германии на тот момент располагала у советских границ 12 пехотными дивизиями. Из них 9 были ландверными.

Молотов в узком кругу откровенно высказался о намерениях советского руководства:

 

«Сегодня мы поддерживаем Германию, однако ровно на столько, чтобы удержать ее от принятия предложений о мире до тех пор, пока голодающие массы воюющих наций не расстанутся с иллюзиями и не поднимутся против своих руководителей…

В этот момент мы придем на помощь, мы придем со свежими силами, хорошо подготовленными, и на территории Западной Европы… произойдет решающая битва между пролетариатом и загнивающей буржуазией, которая и решит навсегда судьбу Европы».

 

Случайно ли (хотя Сталин почти ничего не делал и ни одного слова не сказал просто так) указом Президиума Верховного Совета от 7 мая 1940 года в Красной Армии были введены генеральские и адмиральские звания, что вполне естественно для любой профессиональной армии. Но для РККА эти звания были принципиально новым явлением.

Раньше слово «генерал» должно было ассоциироваться у красных бойцов с образами классовых врагов, «организаторов контрреволюции, палачей свободы», теперь ― с «верными сынами социалистической Родины, умелыми воспитателями подчиненных». Важной причиной для принятия такого решения указывался факт «острой военно–политической обстановки».

К удивлению всего мира и крайнему разочарованию Сталина, кампания на Западе не затянулась. Гитлер, продемонстрировав образец «молниеносной войны», разгромил Францию за сорок дней. 22 июня 1940–го в Компьенском лесу фюрер принял капитуляцию. Товарищ Сталин, узнав об этом, матерно ругался и решил подготовиться более основательно.

После дополнительной проработки к 18 сентября 1940 года советским Генштабом был подготовлен новый вариант плана, который предполагал возможность использования главных сил Красной Армии, в зависимости от обстановки, на Северо–Западном или Юго–Западном направлениях. Эти варианты развертывания советских войск получили соответственно наименования «северный» и «южный». Географически бассейн реки Припять почти точно посередине разделял Западный театр военных действий ― отсюда два основных направления.

5 октября 1940 года Сталину и Молотову данные планы были доложены. В ходе обсуждения Генштабу было поручено доработать план с учетом развертывания еще более сильной главной группировки в составе Юго–Западного фронта. В результате было предусмотрено увеличить здесь численность войск на 31 % по дивизиям, на 300% по танковым бригадам и на 59% по авиаполкам. 14 октября 1940 года «южный» вариант был утвержден в качестве основного.

Для наступления он был более выгоден, поскольку пролегал по более удобной местности, отрезал Германию от основных союзников и источников нефти, выводил советские войска во фланг и тыл противнику. Тогда как удар на севере приводил к лобовому столкновению с основными силами германской армии и требовал прорыва укрепленных районов на очень сложной местности.

Серия проведенных на картах оперативно–стратегических игр привела к окончательному отказу от «северного» варианта. В марте 1941 года был принят новый план стратегического развертывания Красной Армии. Главным направлением советского наступления была избрана Южная Польша. На одной из страниц плана, где ставились задачи Юго–Западному фронту, стоит красноречивая пометка: «Наступление начать 12.6».

Основные силы германца также предполагалось встретить на юго–западном направлении. Наши стратеги были уверены, что главные силы вермахт сосредоточит к югу от Бреста. Со времен Тухачевского считалось, что сама идея похода на Москву и военного разгрома СССР гитлеровской армией фантастична. Если Гитлер решится воевать, то будет стараться оттяпать Украину.

Развитие Красной Армии в 1939―1941 годах было фактически скрытым мобилизационным развертыванием, так как по принятой летом 1939 года системе мобилизационного развертывания количество соединений и частей в мирное время доводилось до уровня военного времени, что упрощало процесс мобилизации, сокращало его сроки и должно было способствовать более высокой степени боеспособности отмобилизованных войск. Большая часть запланированных сил уже была сформирована или заканчивала формирование к лету 1941 года.

Так как план стратегического развертывания и замысел первых операций были рассчитаны на полное отмобилизование Красной Армии, они были тесно увязаны с мобилизационным планом, утвержденным правительством 12 февраля 1941 года. Мобилизационное развертывание должно было привести к созданию армии военного времени численностью в 8,9 миллиона человек. Отмобилизование предусматривалось произвести поэшелонно в течение месяца.

Первый эшелон, в который входили 114 дивизий, укрепрайоны на новой границе, 85% войск ПВО, воздушно–десантные войска, свыше 75% ВВС и 34 артполка РКГ, должен был завершить отмобилизование в течение 2―6 часов с момента объявления мобилизации.

Основная часть войск развертывалась на 10―15–е сутки, полное отмобилизование вооруженных сил предусматривалось на 15―30–е сутки. Главной задачей советских дивизий у границы было прикрытие сосредоточения и развертывания своих войск и подготовка их к переходу в наступление.

8 марта было принято Постановление Совнаркома, по которому предусматривалось провести скрытное отмобилизование 903,8 тысячи военнослужащих запаса под видом учебных сборов. Эта мера позволила к началу июня призвать 805,2 тысячи человек.

Весной 1941 года вермахт повернул на юг, на Балканы и Средиземноморье, осуществил десантную операцию на Крит ― репетицию высадки на Британские острова, демонстрировал подготовку в операции «Морской лев».

Сталин решил ― пора начинать «Грозу».

В апреле началось скрытное стратегическое развертывание Красной Армии, которое должно было составить завершающий этап подготовки к войне.

Именно с апреля, когда вермахт занимался завоеванием Югославии и Греции и ничем не угрожал стране победившего пролетариата, Сталин стал панически опасаться «провокаций». До этого на них вполне «поддавались», не страшась никаких «осложнений». Например, адмирал Н.Г Кузнецов рассказывает:

 

«В конце февраля и начале марта немецкие самолеты снова несколько раз нарушили советское воздушное пространство. Они летали с поразительной дерзостью, уже не скрывая, что фотографируют наши военные объекты… Я предложил Главному морскому штабу дать указание флотам открывать по нарушителям огонь без всякого предупреждения. Такая директива была передана 3 марта 1941 года. 17 и 18 марта немецкие самолеты были несколько раз обстреляны над Либавой…

Перечитывая сейчас донесения с флотов, нахожу среди них доклады, и в частности от командующего Северным флотом А.Г. Головко, что зенитные батареи открывают огонь по немецким самолетам, летающим над нашими базами. Кстати говоря, Сталин, узнав о моем распоряжении, ничего не возразил,так что фактически в эти дни на флотах уже шла война в воздухе: зенитчики отгоняли огнем немецкие самолеты, а наши летчики вступали с ними в схватки на своих устаревших «чайках»… глупо заниматься уговорами бандита, когда он лезет в твой дом.

После одного из таких случаев меня вызвали к Сталину. В кабинете, кроме него, сидел Берия, и я сразу понял, откуда дует ветер. Меня спросили, на каком основании я отдал распоряжение открывать огонь по самолетам–нарушителям. Я пробовал объяснить, но Сталин оборвал меня. Мне был сделан строгий выговор и приказано немедленно отменить распоряжение.

Главный морской штаб дал 1 апреля новую директиву:«Огня не открывать, а высылать свои истребители для посадки противника на аэродромы».

 

Именно в апреле 1941 года начался полномасштабный процесс сосредоточения в западных округах выделенных для войны с Германией 247 дивизий (81,5% наличных сил РККА). После мобилизации резервистов и доведения численности до полных штатов они насчитывали бы свыше 6 миллионов человек, около 70 тысяч орудий и минометов, свыше 15 тысяч танков и 12 тысяч самолетов.

С 12 апреля началось выдвижение к западной границе четырех армий из внутренних округов, готовилось выдвижение еще трех армий, которые должны были завершить сосредоточение к 10 июля. Эти армии, объединявшие 77 дивизий, составляли второй стратегический эшелон.

12―16 июня Генштаб приказал штабам западных округов начать под видом учений скрытное выдвижение вторых эшелонов армий прикрытия и резервов округов, которые должны были занять к 1 июля районы сосредоточения в ―80 км от границы. Всего в войсках первого оперативного эшелона насчитывалось 114 дивизий.

Понятно, что эти приготовления были окружены заве сой строжайшей секретности и обеспечивались мощной дезинформационной кампанией. К примеру, из дневников Гальдера следует, что немцы так и не вскрыли наличие в Белостокском выступе ударной советской группировки (10–я армия) в составе двух стрелковых, одного кавалерийского и двух механизированных корпусов ― почти 1500 танков. Да что говорить, если наличие у русских танков Т–34 и KB, принятых на вооружение в 1939 году, участвовавших в войне с Финляндией, оказалось для немцев сюрпризом.

Режим маскировки распространялся даже на Коминтерн, которому было отказано в публикации воззвания к 1 мая 1941–го с обстоятельным анализом международного положения на том основании, что это «могло раскрыть наши карты врагу». Вообще в апреле―июне 1941 года советское руководство вело столь осторожную внешнюю политику, что это дало ряду авторов повод говорить о политике «умиротворения Германии». Дескать, Сталин боялся Гитлера. Еще круче:

 

«Сталин знал, что весной и летом 1941 года армия не была готова к войне… Неготовность армии к войне явилась причиной стремления Сталина оттянуть сроки начала войны. В конце концов он убедил себя в том, что войны в 1941 году не будет».

 

Вот странность: Сталин боялся «спровоцировать» германское нападение и одновременно выдвигал на запад 77 дивизий второго стратегического эшелона, в прямое нарушение секретных договоренностей приказал сформировать 238–ю стрелковую дивизию, «укомплектованную личным составом польской национальности и лицами, знающими польский язык, состоящими на службе Красной Армии». С какой целью? Для парада в «освобожденной» Варшаве? Это ли не «провокация»?

С чего бы Сталину бояться? Он обладал всей полнотой информации о силах вермахта и возможностях германской промышленности. Он имел перед собой цифры. Он знал, что советская боевая техника значительно превосходит германскую количественно и не уступает ей качественно. Он верил, что по боевой выучке красноармейцы и их командиры не уступят германским солдатам и офицерам.

Он собирался напасть внезапно, в самый выгодный момент огромными силами. Он прекрасно понимал, что в случае выступления СССР против Германии неизбежно получит в союзники Англию и Соединенные Штаты. Он вполне логично рассуждал, что нападение на Советский Союз ― самоубийственная затея, на которую Гитлер никогда не пойдет.

Одного только не могло прийти в голову «вождю всех на родов» ― что Гитлер не считает его серьезным противником, так же как и «непобедимую и легендарную» Красную Армию, и собирается разгромить СССР за четыре недели. Привыкнув играть в свои игры со скулящими «старыми большевиками», ломать волей все преграды, иметь дело с подобострастными ничтожествами, Иосиф Виссарионович дал маху в психоанализе германского фюрера. У Адольфа была своя логика, имелись свои планы, дух Ильича на челе Сталина не повергал его в трепет, как Бухарина.

Откуда Сталин мог знать о «неготовности армии»? Совсем наоборот.

По свидетельству адмирала Н.Г Кузнецова:

 

«И.В. Сталин представлял боевую готовность наших вооруженных сил более высокой, чем она была на самом деле. Совершенно точно зная количество новейших самолетов, дислоцированных по его приказу на приграничных аэродромах, он считал, что в любую минуту по сигналу боевой тревоги они могут взлететь в воздух и дать надежный отпор врагу. И был просто ошеломлен известием, что наши самолеты не успели подняться в воздух, а погибли прямо на аэродромах».

 

На приеме в Кремле в честь выпускников военных академий 5 мая 1941 года Вождь уверенно заявил:

 

«Мы до поры до времени проводили линию на оборону ― до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны ― теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к политике наступательных действий… Война против Германии неизбежно перерастет в победоносную народно–освободительную войну».

 

Победы германской армии в Европе советское руководство объясняло слабостью противников, немецким нахальством и численным превосходством. С Красной Армией подобный номер не пройдет:

 

«Все то новое, что внесено в оперативное искусство и тактику германской армией, не так уж сложно и теперь воспринято и изучено ее противниками, так же как не является новостью и вооружение германской армии. На почве хвастовства и самодовольства военная мысль Германии уже не идет, как прежде, вперед. Германская армия потеряла вкус к дальнейшему улучшению военной техники. Если в начале войны Германия обладала новейшей военной техникой, то сейчас… военно–техническое преимущество Германии постепенно уменьшается».

 

То есть, с точки зрения товарища Сталина, ничего особенного вермахт из себя не представлял.

К середине мая был готов окончательный план будущей войны.

В этом документе прямо была сформулирована мысль о том, что Красная Армия должна

 

«упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск».

 

Таким образом, основная идея советского военного планирования заключалась в том, что Красная Армия под прикрытием развернутых на границе войск западных округов завершит сосредоточение на театре военных действий сил, предназначенных для войны, и перейдет во внезапное решительное наступление.

Поскольку никаких документов по плану «Барбаросса» советской разведке добыть не удалось, задуманная Сталиным война не являлась превентивной.

«Величайший стратег всех времен» не верил в германское нападение на Советский Союз и считал, что «для ведения большой войны с нами немцам, во–первых, нужна нефть, и они должны сначала завоевать ее, и, во–вторых, им необходимо ликвидировать Западный фронт, высадиться в Англии или заключить с ней мир».

Отсюда делался вывод, что Гитлер двинет вермахт либо на Ближний Восток, либо на Британские острова, но не пойдет на риск затяжной и безнадежной для него войны с «великим и могучим», имея в тылу Англию.

В целом видно, что в советских планах отсутствовала всякая связь действий РККА с возможными действиями противника. Отсюда вырисовывается сценарий начала войны: под прикрытием войск западных округов Красная Армия проводит сосредоточение и развертывание на Западном ТВД, ведя одновременно частные наступательные операции. Завершение сосредоточения служит сигналом к переходу в общее наступление по всему фронту от Балтики до Карпат с нанесением главного удара по Южной Польше.

Немецкие войска в советских планах обозначены термином «сосредоточивающиеся», а значит, инициатива начала войны будет исходить полностью от советской стороны, которая первой начинает и заканчивает развертывание войск на театре. Переход в наступление был привязан не к ситуации на границе, а к моменту сосредоточения назначенных сил ― это 20–й день начала развертывания.

Войскам ставилась задача нанести удар по германской армии, для чего следовало

 

«первой стратегической целью действий войск Красной Армии поставить разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест―Демблин, и выход к 30–му дню операции на фронт Остроленка, река Нарев, Лович, Лодзь, Крецбург, Оппельн, Оломоуц. Последующей стратегической целью иметь: наступление из района Катовице в северном или северо–западном направлении с целью разгромить крупные силы центра и северного крыла германского фронта и овладеть территорией Южной Польши и Восточной Пруссии. Ближайшая задача ― разгромить германскую армию восточнее р. Висла и на Краковском направлении, выйти на р. Нарев, Висла и овладеть районом Катовице…»

 

Для обеспечения мощного первого удара основные силы планировалось развернуть в восемнадцати армиях первого эшелона, куда включалась большая часть подвижных соединений. В тылу у них развертывались семь армий второго стратегического эшелона, а за ними ― еще три армии третьего стратегического эшелона. Роль ударных подвижных группировок должны были сыграть 29 механизированных корпусов, по 1031 танку в каждом, формирование которых началось в июне 1940 года.

К лету 1941 года Вооруженные Силы СССР были крупнейшей армией мира. К началу войны в них насчитывалось 5 774.2 тысячи человек, из них в сухопутных войсках ― 4 605.3 тысячи, в ВВС ― 475,7, в ВМФ ― 353,8, в погранвойсках ― 167,6, во внутренних войсках НКВД ― 171,9 тысячи

человек.

В сухопутных войсках имелось 303 дивизии, 16 воздушно–десантных и 3 стрелковые бригады. Войска располагали 117 581 орудием и минометом, 24 488 самолетами и 25 886 танками. В первой половине 1941 года советская промышленность выпускала 100% танков и 87% боевых самолетов новейших типов, завершив переход только на выпуск этих образцов. Ежегодный прирост военной продукции в 1938―1940 годах составил 39%, втрое превосходя прирост всей промышленной продукции в стране.

Одним словом, Сталин решил первую из важнейших за дач: превратил–таки СССР в «базу для дальнейшего развития мировой революции».

20 мая «всесоюзный староста» Калинин заявил:

 

«Капиталистический мир полон вопиющих мерзостей, которые могут быть уничтожены только каленым железом священной войны».

 

Очень кстати и песня «Священная война» уже написана, правда, премьера состоялась раньше, чем рассчитывали.

27 мая издан приказ о создании полевых фронтовых командных пунктов.

При этом советское руководство знало о сосредоточении у границ Советского Союза германских войск, но, судя по всему, его это не слишком беспокоило. Сталин, а вместе с ним и посвященный в Большой план Тимошенко с Жуковым почти до самого 22 июня верили в оборонительный характер германских мероприятий и продолжали подготовку наступательной операции.

Например, в сводке разведывательного отдела штаба Западного особого округа от 5 июня 1941 года отмечали наращивание германских войск у границы. Но в выводах подчеркивалось, что усиление группировки происходит «преимущественно артиллерийскими и авиационными частями», причем одновременно немцы «форсируют подготовку театра путем строительства оборонительных сооружений, установки зенитных и противотанковых орудий непосредственно на линии госграницы, усиления охраны госграницы полевыми частями, ремонта и расширения дорог, мостов, завоза боеприпасов, горючего, организации мер ПВО». Говорилось также, будто «антивоенные настроения в германской армии принимают все более широкие размеры».

Подобные донесения, поступавшие в Генштаб, скорее должны были создать убеждение, что вермахт готовится к обороне против возможного советского вторжения, но сам на СССР в ближайшее время нападать не собирается.

18 июня Сталину передали донесение агентов из Германии о дислокации немецких истребителей и назначении будущих глав оккупированных русских земель. Ослепленный захватывающими дух перспективами, Освободитель Европы поставил резолюцию: «Можете послать ваш источник на…»

«Кремлевский горец» не сомневался, что Красная Армия сильнее вермахта и что бояться должен Гитлер. Бояться и, вполне естественно, принимать оборонительные меры против советского вторжения. Маршал Жуков в одном из вариантов бессмертных своих мемуаров так и пишет:

 

«Помню, как однажды в ответ на мой доклад, что немцы усилили свою воздушную, агентурную и военную разведку, И.В. Сталин сказал: «Они боятся нас».

 

Сам Сталин боялся одного ― спугнуть «зверя» и был озабочен лишь одним ― до последнего момента сохранить тайну. Не раскрыть раньше времени свои планы. Ведь тогда не будет внезапности.

Германское командование в это время было обеспокоено аналогичными проблемами. Так, Геббельс 18 июня (по случайному совпадению, в тот же день, когда была наложена историческая матерная резолюция) записал в дневнике:

 

«Мы соблюдаем во всех вопросах, касающихся России, абсолютную сдержанность… Мы не должны позволить сейчас спровоцировать нас».

 

И никто не делает вывода, что Гитлер боялся. Все понимают, что это ― маскировка агрессором своих гнусных намерений.

С 14 по 19 июня командование приграничных округов получило указание вывести фронтовые и армейские управления на полевые командные пункты. Советская подготовка выходила на финишный этап.

К 22 июня 1941 года группировка советских войск перво го эшелона на Западе насчитывала 3088,2 тысячи человек, 57 041 орудие и миномет, 13 924 танка, 8974 самолета. Кроме того, в авиации флотов и флотилий имелось 1769 самолетов.

Из состава второго эшелона к этому времени уже прибыли 16 дивизий ― 10 стрелковых, 4 танковые и 2 механизированные, в которых насчитывалось 201,7 тысячи человек, 2746 орудий и минометов и 1763 танка.

В западных военных округах было сосредоточено 64 истребительных, 50 бомбардировочных, 7 разведывательных и 9 штурмовых авиаполков, в которых насчитывалось 7133 самолета. Кроме того, имелось 4 дальнебомбардировочных корпуса и 1 дальнебомбардировочная дивизия ― всего 1339 самолетов. С 10 апреля начался переход на новую систему организации авиационного тыла.

В апреле в западных округах были сформированы пять воздушно–десантных корпусов. 12 июня создано Управление воздушно–десантных войск. Одновременно шло развертывание тыловых и госпитальных частей. На стационарных складах и базах непрерывно шло накопление запасов.

До дня «М» оставалось неделя–полторы.

Можно бесконечно дискутировать на тему, собирался ли Сталин напасть первым. И сторонники, и противники этой версии приводят множество аргументов, которые на самом деле почти ничего не доказывают и ничего не опровергают.

Спор, начавшийся примерно лет пятнадцать назад, за шел в тупик по причине отсутствия документов. Российские архивы продолжают хранить секреты погибшей империи, тайны товарища Сталина. Хотя сам факт того, что оперативные планы Красной Армии на 1941 год до сих пор «не нашлись», наводит на размышления.

Во всяком случае, наши оборонительные мероприятия впечатления не производят. К примеру, из работ бывшего начальника штаба 4–й армии Западного ОВО генерала Л .М. Сандалова следует, что никакой обороны в приграничных районах не строили и обороняться не собирались:

 

«кто решался задавать вопросы об обороне на брестском направлении, считался паникером».

 

Впрочем, не только на брестском. Ни окружные, ни армейские планы прикрытия создания тыловых фронтовых и армейских линий обороны не предусматривали. Конкретно войска 4–й армии готовились к форсированию Буга и наступлению к Висле.

В марте―апреле штаб армии участвовал в окружной оперативной игре на картах. В ходе ее отрабатывалась фронтовая наступательная операция на Бяла Подляску.

Подготовка шла поэтапно во всех командных звеньях. 21 июня прошло штабное учение 28–го стрелкового корпуса на тему «Наступление стрелкового корпуса с преодолением речной преграды», а на 22 июня было запланировано новое учение: «Преодоление второй полосы укрепленного района». Это ― «армия прикрытия», так она собиралась «прикрывать».

Советские планы прикрытия изначально не предусматривали противодействия сосредоточению войск со стороны противника. Так, полное развертывание войск приграничных округов в полосах прикрытия занимало, по планам, до 15 дней. Причем при нападении противника войска первого эшелона заведомо не успевали бы занять свои полосы обороны на границе.

Снова Сандалов:

 

«Взаимное расположение укрепленных районов и районов дислокации войск не обеспечивало в случае внезапного нападения противника своевременного занятия укрепле ний не только полевыми войсками, но и специальными уровскими частями.Так, например, в полосе 4–й армии срок занятия Брестского укрепленного района был определен округом для одной стрелковой дивизии 30 часов, для другой ― 9 часов, для уровских частей ― 0,5―1,5 часа. На учебных тревогах выявилось, что эти сроки являлись заниженными».

 

Таким образом, советский Генштаб исходил из такого ва рианта начала войны и создавшейся обстановки, при котором удастся без помех со стороны вероятного противника выдвинуться к границе, занять назначенные полосы прикрытия, подготовиться к отражению нападения, провести отмобилизование:

 

«Особенностью всех армейских планов прикрытия было отсутствие в них оценки возможных действий противника, в первую очередь варианта внезапного наступления превосходящих вражеских сил. Сущность тактического маневра сводилась к тому, что надо было быстро собраться и совершить марш к границе. Предполагалось, что в районах сосредоточения будет дано время для окончательной подготовки к бою».

 

Лишь под влиянием ряда тревожных сигналов за не сколько часов до германского нападения Сталин решился дать войскам знаменитую Директиву № 1 ― «на провокации не поддаваться». С точки зрения повышения боеготовности в предвидении вражеской агрессии документ совершенно дурацкий. Но сталинские колебания можно понять: буквально две–три недели оставалось до начала «Грозы», может быть, действительно немецкие генералы некой «разведкой боем» пытаются вскрыть группировку советских войск. Очень не хотелось раскрывать свои карты.

Поэтому вместо директивы о приведении войск западных округов в полную боевую готовность на случай войны Сталин велел дать короткую директиву с указаниями, что нападение может начаться с провокационных действий. Он еще надеялся, что удастся начать дипломатические переговоры и под их прикрытием завершить сосредоточение сил для наступления. Но здесь действительно «история отвела мало времени». Проведение мобилизации директивой не предусматривалось.

Маршал Баграмян, сообщая, что прием первой директивы в штабе КО ВО продолжался около двух часов, разъясняет:

 

«Читатель может спросить, а не проще было бы в целях экономии времени подать из Генерального штаба короткий обусловленный сигнал, приняв который командование округа могло бы приказать войскам столь же коротко: ввести в действие «КОВО–41» (так назывался у нас план прикрытия государственной границы). Все это заняло бы не более 15―20 минут. По–видимому, в Москве на это не решились».

 

В том–то и дело, за сигналом «КОВО–41» должны были последовать совершенно определенные действия, не имевшие отношения к отражению агрессии. Пока имелась надежда ― а вдруг Гитлер блефует, войскам слались предупреждения вроде «ничего не предпринимать» и «границу не переходить».

Причина в том, что, вложив весь талант организатора и все силы в план «Гроза», других планов Сталин не имел. Никаких оборонительных операций советский Генштаб не планировал. Никаких планов на оборону, «красных пакетов», специальных «коротких» сигналов на этот случай в войсках не было. Внезапный удар противника большими силами не рассматривался даже теоретически, а значит, не имелось на этот счет никаких продуманных решений.

Вот флоту на первом этапе Большой войны наступательных задач не ставилось, и нарком ВМФ вместо дезориентирующих директив просто объявил флотам «Готовность № 1». Этого оказалось достаточно, чтобы моряки войну встретили подготовленными: они знали, что нужно было делать в этом случае, и сделали. Не могли Кузнецову помешать выполнить свои прямые функциональные обязанности ни Сталин, ни Жданов, курировавший флот, ни Тимошенко с Жуковым.

И еще один вопрос. А если бы Гитлер не напал на Советский Союз в 1941 году, что предпринял бы товарищ Сталин? Приказал бы армиям грузиться в эшелоны и отправляться обратно в свои округа? Можно еще упростить. Если бы вермахт совершил прыжок через Ла–Манш и вторгся в Англию, соблюдал бы в такой ситуации Советский Союз договор о дружбе с Германией?

«Вероломное нападение» Германии оказалось для советского руководства настолько неожиданным, что в ответ на формальное объявление войны нарком иностранных дел Молотов сумел из себя выдавить только беспомощное:

 

«Мы этого не заслужили».

 

Некоторое время в Кремле питали иллюзии, что «непобедимая и легендарная» в кратчайшие сроки вышвырнет врага со священной советской земли. Но чуда не произошло. Сталин, объявив войну Отечественной, а себя Верховным главнокомандующим, пытался руководить боевыми действиями привычными методами: искал врагов, расстреливал и перетасовывал командующих, терзал их мелочной опекой, вновь приставил комиссаров, объявил всех попавших в плен предателями, своим авторитетным мнением «опрокидывал военную науку».

И только когда немцы вышли к Волге, а под оккупацией оказалось 70 миллионов советских людей, Сталин утратил спесь, стал прислушиваться к мнению специалистов и с присущими ему упорством и обстоятельностью принялся за изучение военного дела.

 

Часть II Полководцы

«…вместо славы ратной стыдом упиваешься: ибо нет доброго царствования без добрых вельмож, и несметное войско без искусного полководца есть стадо… Из письма князя Курбского Ивану Грозному  

Армейский комиссар 1–го ранга Гамарник Ян Борисович

В октябре 1917 года стал членом Киевского ревкома, с марта 1918 года ― член ЦИК Советов Украины, в апреле–июне ― член «Повстанческой… После поражения Украинского фронта Гамарник вошел в состав Реввоенсовета Южной… После Гражданской войны Ян Борисович продолжал карьеру партийного функционера: в 1921 ― 1922 годах был…

Командарм 2–го ранга Алкснис (Астров) Яков Иванович

После революции работал в партийных и советских органах, был комиссаром Донской области. В мае 1919 года был назначен военным комиссаром Орловской… В 1924 году окончил Военную академию РККА. В августе 1926 года назначен… С именем Алксниса связаны многие важные мероприятия по совершенствованию организационной структуры ВВС, оснащению их…

Командарм 2–го ранга Халепский Иннокентий Андреевич

В начале 1918 года стал секретарем ЦК профсоюза почто–телеграфных работников, в апреле вступил в Красную Армию и большевистскую партию. Во время Гражданской войны в составе красногвардейского отряда сражался под… В 1924―1929 годах начальник Военно–технического управления РККА, с 1929 года начальник Управления моторизации и…

Армейский комиссар 2–го ранга Мезис Август Иванович(1894–1938), член Военного совета БВО.

Армейский комиссар 2–го ранга Осепян Гайк Александрович(1891–1937), заместитель начальника Политуправления РККА. Армейский комиссар 2–го ранга Славин Иосиф Еремеевич(1893–1938), начальник… Армейский комиссар 2–го ранга Смирнов Петр Александрович(1897―1938), член Военного совета ПриВО.

Все эти командиры учились войне на войне, расплачиваясь за это кровью наших людей».

Таким образом, маршал Жуков письменно подтвердил все изложенное выше. Что мне импонирует в характере Георгия Константиновича, так это его… Судя по количеству израсходованных им солдат, «маршал Победы» был одним из…  

Часть III Командиры и бойцы

«Посылать людей на войну, не обучив, значит предавать их». Конфуций  

Вездеодин и тот же ― невыполнение учебной программы».

В одной из частей Белорусского округа на вопрос красноармейцев: «Почему у нас до сих пор нет занятий по боевой подготовке?» проводивший… По неопубликованным письмам военных корреспондентов, боевая учеба во многих… Из Харьковского округа сообщали, что за время пребывания в лагере состоялось лишь одно занятие по стрельбе, да и то из…

Литература

 

Борьба за Советскую власть в Прибалтике. М.: Наука, 1967. 627 с.

Вопросы стратегии и оперативного искусства в советских военных трудах (1917―1940 гг.). М.: Воениздат, 1965. 768 с.

Вопросы тактики в советских военных трудах (1917― 1940 гг.). М.: Воениздат, 1970. 519 с.

Ганичев П. П. Воинские звания. М.: ДОСААФ, 1989. 143 с.

Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1983. 703 с.

Захаров Г.Н. Я ― истребитель. М.: Воениздат, 1985. 283 с.

Зенькович Н.А. Маршалы и генсеки. Смоленск: Русич, 1997. 666 с.

Иванов А. Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы. Минск: Валев, 1994. 538 с.

Деятели СССР и революционного движения России. Энциклопедический словарь Гранат. М.: Советская энциклопедия, 1989.832 с.

Краснов В.Г. Интернационалисты на фронтах Гражданской войны. М.: Знание, 1989. 63 с.

Кулешова Н.Ю. Красная Армия в конце 1930–х годов: проблема боеспособности с точки зрения истории повседневности//Новая и новейшая история, 2003. № 4

Маркс К, Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. М.: Политиздат, 1981. 63 с.

Млечин Л. Иосиф Сталин и его генералы. М.: Центрполиграф, 2004. 815 с.

Ленин В.И. Избранные произведения в четырех томах. М.: Политическая литература, 1986.

Панков Д.В. Комкор Эйдеман. М.: Воениздат, 1965. 104 с.

Платонов А. Избранное. Минск: Университетское, 1989. 574 с.

Победители 1941 ― 1945. Полководцы и военачальники. М.: Экзамен, 2005. 574 с.

Проблемы военной психологии. Хрестоматия. Минск: Хар–вест, 2003. 637 с.

Пятницкий В.В. Осип Пятницкий и Коминтерн на весах истории. Минск: Харвест, 2004. 719 с.

Родин A.M. A.C. Бубнов. Военная и политическая деятельность. М.: Воениздат, 1988. 174 с.

Советская военная энциклопедия в 2–х томах. М.: ОГИЗ РСФСР, 1932–1933.

Соколов Б. Истребленные маршалы. Смоленск: Русич, 2000. 522 с.

Соколов Б. Третий рейх: мифы и действительность. М.: Яуза, 2005. 479 с.

Солоухин В. При свете дня. М., 1992. 222 с.

Сталин И.В. Сочинения. В 13 томах. М.: Госполитиздат, 1951–1952.

Сталину, Европа, поклонись. Сборник статей, материалов, документов о руководителе СССР в 1924―1953 годы Иосифе Виссарионовиче Сталине. (Автор–составитель Ю.Н. Гуменюк). Минск: ООО «ФУАинформ, 2004. 687 с.

Тополянский В. Вожди в законе. Очерки физиологии власти. М.: Права человека, 1996. 352 с.

Троцкий Л.Д. Сталин. М.: Терра, 1990. 626 с.

Чуев Ф. Молотов. Полудержавный властелин. М.: ОЛМА–ПРЕСС, 2002. 734 с.

Шапталов Б. Испытание войной. М.: ACT, 2002. 382 с.

Широкорад А.Б. Гений советской артиллерии. Триумф и трагедия В. Грабина. М.: ACT, 2003. 430 с.

Якир Н.Э. Воспоминания о Гражданской войне. М.: Воениздат, 1957. 39 с.