В.О.Ключевский

На этом этапе социальной истории России предпринимательская активность оказалась не только востребованной, но и объективно необходимой. Связана она была прежде всего со стремительным процессом капитализации страны, утверждением новых капиталистических отношений, урбанизацией: рост населения городов шел в основном за счет пришлого, прибывающего миграционного элемента, чей жизненный уровень был весьма низок, а степень адаптации незначительна.

Реформы второй половины XIX века дали новый импульс социальной активности российского общества, проявившейся в различных сферах его жизнедеятельности. Значимой социальной приметой и особенностью всего пореформенного периода стало развитие российской частной благотворительности предпринимателей.

Увеличивающееся число бедных и безработных являлось серьезной социально-экономической и психологической проблемой Российской империи. Ее решение потребовало комплексного подхода на всех уровнях: государственном, муниципальном, сословном. Главным источником финансирования социальной сферы, помощи бедным становились благотворительные пожертвования деловых людей России.

В новых пореформенных условиях, какие объективные социально-экономические процессы влияли на формирование российского предпринимателя и обусловили его активную благотворительную, меценатскую, коллекционерскую деятельность? Каковы ее мотивы и масштабы, среда и социальные особенности?

Исчерпывающих ответов на эти проблемные вопросы в современной литературе найти невозможно, а имеющиеся носят, как правило, частный характер. Тем не менее, в поиске ответа на поставленные вопросы необходимо учитывать, что капитализм, как определяющая форма социально-экономических отношений в нашей стране, занял сравнительно небольшой исторический период продолжительностью немногим более полувека.

Он характеризовался бурным развитием городов и их инфраструктуры, ростом грамотности населения, повышением культуры. Именно на этом историческом этапе завершилось формирование нации, важнейшей формой самосознания и самопознания которой стала русская художественная культура.[122]

Развиваясь в условиях эксплуататорского общества, эти социальные процессы отличались сложностью и неравномерностью, естественной для эволюции и истории антагонистических обществ. В рамках капиталистического общества появились не только новые формы эксплуатации, угнетения, обострились многие социальные противоречия Российской империи, но и сформировалась иная социальная среда, обстановка, которые определили новые задачи в духовной и культурной жизни.

Молодой буржуазный класс утверждал себя созданием промышленных предприятий, строительством железных дорог, других структур хозяйственной сферы, отвечавшим актуальным потребностям модернизации страны. Только за 20 лет, - с 1877 по 1898 гг., - сумма производства фабрично-заводской промышленности выросла с 541 млн. до 1816 млн. рублей, или почти в четыре раза.

Более ощутимым этот рост был в отдельных отраслях производства: добыча каменного угля увеличилась почти в 7 раз, нефти - в 40, выплавка чугуна - в 6, стали - в 30 раз и т.д.[123] В итоге по темпам промышленного развития Россия к концу XIX столетия обогнала многие европейские страны и вышла на уровень США.

Известно, что особенности жизни человека в обществе, его характер, быт, мотивы поведения определяются прежде всего способом производства, характером и смыслом существующих производственных отношений и соответствующих им государственных, правовых, экономических и других институтов, норм.

Вместе с тем большое значение имеют исторически сформировавшиеся социально-психологические черты мировоззрения, социальные традиции.

В этом ключе можно найти объяснение мотивов действий отдельных индивидуумов и социумов, отражающих как уровень развития социального сознания, так и характер конкретных условий бытия, преломляющихся в нравственных категориях.

Учет и анализ процессов духовно-нравственного развития помогает понять, как находили признание в российской действительности благородные идеи бескорыстного служения общественным интересам, которые определяли жизнь и деятельность многих россиян, помогали восприятию гуманистических ценностей социальных преобразований.

После отмены крепостного права в 1861 году и вступления Российской империи на путь интенсивного капиталистического развития социальная роль и экономическое значение отечественного предпринимателя, - как историческая тенденция, - постоянно возрастали. Он уже не довольствовался тем, что основные рычаги государственной машины находились у самодержавия и органично связанного с ним дворянства и бюрократии.

Усложнившееся социальное положение предпринимателя-капиталиста в пореформенной России определялось тем, что он, во-первых, был носителем прогресса, который способствовал развитию производственных сил в обществе, а во-вторых, - эксплуататором, “новым рабовладельцем”, заставившим трудиться на себя массы неимущих рабочих и обогащавшийся за счет их труда.

Такая противоречивость социального облика предпринимателя, естественная для капиталистической действительности, усугублялась критическими настроениями, взглядами на его жизнь и деятельность в российском обществе. Профессор-экономист И.Х.Озеров, передавая эти настроения, не без иронии и сарказма отмечал преобладание дворянской морали: “Подальше от промышленности - это де дело нечистое и недостойное каждого интеллигента! А вот сидеть играть в карты, попивать при этом и ругать правительство, вот настоящее занятие мыслящего интеллигента!”[124]

Вспомним образы ограниченных и корыстолюбивых купцов из пьес А.Н.Островского, изобразившего быт, нравы замоскворецкого купечества 30-40-х годов XIX столетия. Они надолго утвердились в общественном сознании, предопределив отношение к предпринимателю в новую историческую эпоху.

Очевидно этому способствовала следующая социальная особенность в исторических традициях России: в отличие от других стран, у нас исстари отсутствовал культ богатства, денег ради денег.

В подтверждение этой истины и в русской художественной литературе мы не найдем апологетического примера капиталистической наживы ради наживы. В связи с этим трудно не согласиться с гиперболой Марины Цветаевой - “сознание неправды денег в русской душе невытравимо”.[125]

Являясь исторической традицией, благотворительность получила широкое распространение среди российских предпринимателей, стала их характерной классовой чертой.

Учитывая прошлые оценки капиталиста, вспомним, что они сосредотачивались исключительно и прежде всего в материальных рамках, “погони за чистоганом”, что обедняло другие социальные аспекты его портрета. Перспективный предприниматель-капиталист, чтобы выдержать жесткую конкурентную борьбу, был объективно заинтересован в работе на его предприятии высококвалифицированных специалистов, владеющих передовыми методами управления капиталистического хозяйства.

С этим связан его интерес к развитию образования, прежде всего профессионального, выделению средств для школ, училищ, институтов, университетов и т.д. Дошедшие до нас финансовые отчеты предприятий говорят о том, что во многих компаниях с конца XIX века аналогичные расходы стали систематическими, обязательными.

Динамика классового самосознания предпринимателей постоянно способствовала изменению “корпоративной психологии”, вела к тому, что представители делового мира страны, - хоть и далеко не все сразу, - начинали ощущать свою органичную связь с перспективой развития своего народа, которое было невозможно без передовой культуры и просвещения.

Мотивы предпринимательского благотворения были связаны не только с внутренней потребностью “пособить сирым и убогим”, но и с религиозными воззрениями, христианскими традициями и этикой, моралью - многие предприниматели являлись набожными, верующими людьми.

Их заботы жить “с волей божией” материализовались в пожертвованиях на богадельни, приюты, ночлежные дома, монастыри, церкви и так далее. Иначе говоря - это была характерная форма предпринимательской, буржуазной благотворительности, отличавшаяся как от обычной милостыни, так и от дворянской благотворительности своим размахом, масштабом, а нередко - и русской удалью.

В начале ХХ столетия в стране только 25% всего бюджета русской благотворительности формировалось из средств казны, земств, городов и сословных учреждений, 75% - из средств частной благотворительности.[126]

В истории российской предпринимательской благотворительности Москва занимала особое место. Дореволюционная статистика свидетельствует - “первопрестольная столица” в пореформенный период намного опережала остальные города империи по объему добровольных пожертвований граждан на нужды просвещения, здравоохранения и общественного призрения: москвичи делали до двух третей всех пожертвований в стране. А 90% и более из этого объема приходилось на долю предпринимателей.

Каждое крупное пожертвование являлось общественным событием. Личности, дары жертвователей, благотворителей делались известными, легендарными, почитаемыми.

И ныне, - после десятилетий забвения, с середины 80-х годов ХХ века, - в нашей стране возрождается интерес к истории благотворительности как бесспорно положительному традиционному фактору национального процесса модернизации. Актуальность этого интереса сегодня во многом обусловлена современными потребностями реформирования российской социальной модели помощи малоимущим.

Однако с естественной реанимацией этой проблемы возрождаются, появляются старые модели и мифы от публицистики и публицистов. В этих условиях возрастает значение научных исследований и оценок, анализа и прогнозов. К тому же и в дореволюционное время теоретическое и статистическое осмысление процесса благотворительности было весьма фрагментарным.

История благотворительности московских предпринимателей представляет не только общий познавательный, гражданский, но и значительный научно-исследовательский социальный интерес.

С одной стороны закономерна постановка вопроса о месте благотворительной деятельности московских предпринимателей в социальной истории российского благотворительного движения. А с другой - необходимо учитывать, что состояние и проблемы развития московской благотворительности являлись характерным показателем тех социальных процессов, которые происходили внутри самого предпринимательского слоя.

В структуре социальных институтов Москвы наиболее характерны и показательны, - с точки зрения востребованности вложений и окончательной реализации предпринимательских благотворительных капиталов, - Московское городское общественное управление и Московское купеческое общество.

Оба этих социальных заведения в условиях Российской империи представляли собой структурообразующие элементы гражданского общества, что подтверждает ряд принципов, лежащих в основе их деятельности, и прежде всего таких, как самоуправление и самофинансирование.

Они не являлись государственными учреждениями, поэтому за пожертвования, приносимые им, благотворители-предприниматели не могли рассчитывать на чины, звания и ордена, что предопределяло добровольность таких пожертвований как наивысшую степень свободного волеизъявления граждан.

Действовали они уже в то время, когда появились и стали развиваться, наряду с государственными, параллельные пласты социальной практики - муниципальный, сословный, профессиональный, семейный, личностный и т.д.

Разнообразной была деятельность предпринимателей в сфере благотворительности. Она различалась по типам пожертвований и видам заведений. Например, денежные пособия бедным (70 пожертвований), богадельни и дома призрения (15 пожертвований), бесплатные жилища (4 пожертвования), учебные заведения (7 пожертвований), взносы на Александровскую больницу, подписки для сбора денежных пожертвований.

В конце XIX столетия в Москве действовало 628 “богоугодных” заведений, - богадельни, ночлежные дома, приюты, столовые, школы и т.д., - большая часть которых содержалась на деньги московского купечества.[127]

Распределение благотворительных средств предпринимателями по адресам сословных и других общественных организаций, учебных и других заведений было организовано таким образом, что они обязаны были неукоснительно расходовать деньги только на те цели, которые оговаривали жертвователи. Так, крупная недвижимость и капиталы концентрировались в Московском купеческом обществе, которому купцы переводили внушительные средства в течение всего XIX века.

В ведении Московской купеческой управы с начала ХХ века имелось пять домов призрения, десять богаделен, четыре училища и др., общая сумма годового расхода достигала 2 млн. рублей. Отметим для сравнения: у петербургского купечества аналогичная сумма была в несколько раз меньше.[128] В 1896 году, например, общая стоимость городской недвижимости, которая находилась в распоряжении Московского купеческого общества, составляла свыше 10 млн. рублей.[129]

По расходной смете Московского купеческого общества свыше 80% шло на благотворительные выплаты, в том числе: на заведения, которые находились в сословном заведовании - 69%, на содержание стипендиатов в заведениях других ведомств - 10%, на выплаты с благотворительной целью по просьбам различных учреждений - 3%. Только остальные оставшиеся 18% были израсходованы на ведение сословных дел.[130]

Характерно и то, что купеческая сословная корпорация в пореформенный период в сфере благотворительности энергично вышла за рамки роли, отведенной государством. Проявилось это, с одной стороны, в больших масштабах и разнообразии филантропической деятельности, а с другой - в том, что социальные заведения, созданные на пожертвования предпринимателей и находящиеся в ведении Московского купеческого общества, предназначались не только для призрения и обучения лиц купеческого, но также и других сословий.

Динамика пожертвований, ее анализ свидетельствует о преобладании следующих социальных тенденций - это массовость пожертвований и, наряду с ней, значительный удельный вес крупных, многотысячных и даже миллионных пожертвований.

В пореформенный период, - вплоть до 1914 года, - была сформирована системная социальная модель заведений просвещения, здравоохранения и призрения под сословной юрисдикцией. Ее отличительная социальная особенность заключалась в большом количестве закрытых, - для постоянного проживания призреваемых, - заведений, включая и Мещанские училища, где несколько сот детей жили в интернате при школе.

Значительные суммы капиталов на их содержание, а также дорогостоящая недвижимость, - обычно это были здания, новостройки с земельными территориями, - обеспечивали стабильное существование и работу таких социальных заведений. Жертвователи или их потомки использовали право личного контроля, что нередко предусматривалось в условиях пожертвований.

Личный контроль дополнялся надзором Купеческой управы. Такая система контроля и хозяйствования на деле предупреждала и исключала хищения, нерациональную трату средств.

Однако, несмотря на активный и большой поток пожертвований, московское купечество до начала 80-х годов XIX столетия при объявлениях и обнародовании своих благотворительных акций вело себя нерешительно, боязливо. При этом постоянно подчеркивалась верноподданническая природа сословного благотворения.

Анализ, сравнение именных пожертвований и их целей, других различных сведений о них позволяют сделать вывод о том, что, несмотря на искренность жертвователей, их верноподданичество определялось и объяснялось социальными, предпринимательскими мотивами - желанием расширить и усилить свои экономические и гражданские права. В результате - укрепление предпринимательского торгово-промышленного слоя способствовало новой самоидентификации его представителей, происшедшей после промышленного переворота в период 1880-х - 1910-х годов.

Этот вывод подтверждается, прежде всего, интенсивностью процесса внесения именованных (именных) пожертвований. Благородное и глубоко патриотическое, деятельное стремление предпринимателей увековечить свое имя, имена близких им людей, родственников в названиях учреждений свидетельствовало о серьезных качественных социально-психологических переменах в общественной жизни, сознании, восприятии мира московским купечеством.

Об этом же говорит и немалая их попечительская роль - личное участие жертвователей в качестве попечителей в судьбах патронируемых и содержимых ими социальных институтов. Ряд благотворителей, - С.В.Алексеев, П.В.Щапов, А.И.Коновалов и т.д., - не только делали финансовые вложения, но и, не ограничиваясь ими, выполняли важные организационные, координаторские функции в социальной сфере.

Постепенно, с 40-х годов XIX века, к этой благотворительной деятельности приобщаются женщины России из состава семей, фамилий, которые относились к элитному предпринимательскому ядру. Не умаляя в этом элемента подражания женщинам-аристократкам, следует отметить и выделить следующую социальную особенность - это была первая и длительное время единственная возможность выхода женщин недворянской принадлежности на поле общественной деятельности.

Анализ объемов динамики, сравнения пожертвований предпринимателей, поступивших в пользу Московского городского общественного управления в 1863-1902 годах с имеющимися данными о пожертвованиях по всей стране в 1902-1912 годах позволяют установить, что с начала 90-х годов XIX столетия удельный вес пожертвований предпринимателей становился преобладающим в муниципальной благотворительности.

Он превышал уровень 90% от ежегодных поступлений. Еще более впечатляющей оказалась статистика последующего периода, - 1902-1912 годов, - когда пожертвования московских предпринимателей составили около двух третей от всех крупных пожертвований по стране.[131]

Социальная особенность благотворительной деятельности российских предпринимателей со второй половины XIX века заключалась в наиболее крупных отчислениях в фонды городских управлений, особенно московского. В специальной книге, изданной в 1906 году московской городской думой, зарегистрированы все пожертвования, которые производились с 1863 до 1904 года.[132]

Они свидетельствуют о том, что только за двадцать лет (1885-1904 гг.) эта организация получила около 30 млн. рублей, включая наследство Г.Г.Солодовникова. Наиболее крупными благотворителями являлись московские купцы Алексеевы, Бахрушины, Капцовы, Копейкины-Серебряковы, Лепешкины, Лямины, Морозовы, Рукавишниковы, Третьяковы, Щаповы и некоторые другие, выделявшие сотни тысяч рублей.

Крупнейшие пожертвования пореформенного периода до 1914 года условно можно разделить на две группы: не менее 400 тыс. рублей и не менее 1 млн. рублей. Эти суммы подтверждают бытовавшее общественное мнение о преобладающей роли крупных пожертвований в финансировании благотворительности Москвы.

Доля Московского купеческого общества в этих пожертвованиях составляла 55,3% или 8230134 рубля, а Московского городского общественного управления соответственно - 82,8% или 27740324 рубля.

Генеалогический анализ династий благотворителей-предпринимателей, дополняемый статистической, историко-экономической информацией, свидетельствует о том, что для 3-го, 4-го и 5-го поколений влиятельных купеческих династий благотворительность являлась осознанной семейной традицией. Ряд генеалогических схем, - например, членов семей Алексеевых, Бахрушиных, Куманиных, Кукиных, Морозовых, Рахмановых, Хлудовых и др., - отражают их разнообразную филантропическую деятельность.

В то же время такие известные предпринимательские семьи как Рябушинские, Поляковы, Щукины, Якунчиковы для городских общественных нужд совсем не выделяли средств или же жертвовали незначительные суммы.

Например, наследники П.М.Рябушинского только один раз пожертвовали в 1901 году всего 2 тыс. рублей “для попечения о бедных”, а спустя два года В.В.Якунчиков на те же цели - 1 тыс. рублей.[133] Также незначительными являлись вклады “московских иностранцев”, - крупных дельцов иностранного происхождения, - таких как Гужон, Жиро, Вогау, Кноп и т.д.

Социально-историческое значение и смысл миллионных пожертвований становятся понятнее, наглядней при сравнении их, например, с некоторыми статьями государственного бюджета. В 1900 году из него направлялось (общая сумма расходов составляла 1757387103 руб.) на устройство технических и ремесленных училищ - 54 тыс. рублей, стипендии и пособия студентам девяти университетов, т.е. почти 20 тыс. студентов - 242 тыс., борьбу с эпидемическими болезнями - 10 тыс., пособия “заведениям общественного призрения” - 38 тыс., содержание Румянцевского музея, Варшавского музея изящных искусств, Кавказского музея, Тифлисской публичной библиотеки и Исторического музея в Москве - 121 тыс. рублей и др.

Эти мизерные суммы типичны как для более раннего, так и последующего периодов. Они убеждают в игнорировании народных интересов в просвещении, культуре, здравоохранении, указывают на антинародный характер политики самодержавия.

Например, на нужды Академии наук и ее учреждений ассигновывалось в год почти 1,3 млн. рублей, а на содержание только урядников - свыше 2 млн., “ведомство святейшего Синода” получило более 23 млн. рублей.[134]

На таком контрастном фоне нищенских государственных ассигнований становилась понятной социальная роль вкладов, пожертвований российских предпринимателей.

Среди различных типов пожертвований и соответствующих видов филантропических заведений в начале ХХ века выделялись следующие: пожертвования на церковные нужды (14 пожертвований), на пособия бедным (23 пожертвования), богадельни, дома призрения и детские приюты (21 пожертвование), ночлежные дома и дома бесплатных квартир (7 пожертвований), лечебные (24 пожертвования) и учебные (11 пожертвований) заведения. 26 пожертвований в виде недвижимости выделялись в отдельную группу среди остальных благотворительных акций жертвователей-предпринимателей.

Характерно, что социальные тенденции активно действующие в пореформенных условиях российского общества, - усвоение европейского образа жизни, повышение образовательного уровня, а в конечном счете, выработка и формирование новой модели групповых социокультурных ценностей, - не принизили и не уменьшили духовную, практическую значимость религиозного фактора. Хотя на рубеже XIX-XX столетий внешнее отношение, преданность религии, Богу стали менее афишироваться, однако по сути больше проявляться и выражаться в добрых гуманных делах, чем в простой и обыденной приверженности церковным обрядам и исполнении их.

Потому, по нашему мнению, о секуляризации благотворительности уместно сказать только с учетом и в смысле расширения не только количества, но и социальных типов, спектров заведений, которые получали пожертвования - значительном увеличении среди благотворительных учреждений светских, особенно учебных и медицинских. В социальном, духовном же значении и смысле в пореформенных условиях, - до 1914 года, - секуляризация благотворительности в российском обществе не имела места.

В происходящих социальных процессах, - повышение общественного престижа благотворителей, социальной ответственности, возрастания степени доверия к городскому управлению и т.д., - все большее значение получали импульсы, ведущие к социальному самоутверждению предпринимателей в целом.

Ретроспективный анализ социального состава предпринимателей-благотворителей позволяет сделать вывод о наиболее высокой степени доверия к городскому управлению со стороны молодого поколения предпринимательской элиты, и прежде всего потому, что они сами или члены их семей имели непосредственное отношение к решению судеб города.

Этот вывод следует из результатов социального анализа группы молодых филантропов из 13 человек, чей возраст на время первого пожертвования не превышал 40 лет. Для них характерна принадлежность к центральной, основной части торгово-промышленной элиты. Все они по большей части имели не менее, чем столетние купеческие родословные, а 11 человек из 13 - или являлись депутатами думы, или в ней депутатствовали их ближайшие родственники.

Для процесса реализации предпринимательских пожертвований характерными являлись следующие социальные тенденции:

· достаточная эффективность производимых в муниципальных рамках вложений. Их основная, большая часть была реализована в благотворительные заведения за период от одного года до шести лет: для богаделен, приютов, учебных заведений этот срок составлял 1-2 года, но наибольшим он оказался при строительстве городом заведений лечебного профиля;

· в начале ХХ столетия сроки воплощения пожертвований, - по сравнению с предыдущими десятилетиями, - в среднем сократились. Вместе с продолжавшимися денежными вложениями все большее значение приобретала передача городу на благотворительные нужды недвижимости. При этом время реализации сокращалось, так как главным заказчиком являлся сам благотворитель-предприниматель. Непосредственно под его контролем выполнение строительных работ происходило быстрее, рациональней, экономичней;

· минимальными сроками, - от одного до нескольких месяцев, - отличалась реализация средств жертвователей на стипендии и кровати, а также для образования благотворительных капиталов. Особенность этого вида благотворения заключалась в том, что практически отсутствовала, объективно исключалась бюрократическая волокита на уровне городского управления;

· в наименьшие сроки, - менее одного года, - осуществлялось претворение пожертвований на уровне участковых попечительств о бедных. В зданиях благотворительных учреждений строительство или обустройство происходило вскоре после утверждения городскими гласными решения о создании нового социального заведения и отвода для этого, - в случае новостройки, - участка городской земли.

Являясь важным направлением социальной практики, благотворительность во второй половине XIX - начале ХХ столетий явилось одной из доминант коллективной (групповой) самоидентификации предпринимателей.

Этот вывод подтверждает интенсивный рост количества благотворительных учреждений, основанных на деньги и имущественные пожертвования крупных капиталистов, а также активное участие благотворителей из предпринимательской среды в деятельности различных социальных институтов помощи бедным.

Со второй половины 80-х годов XIX века число пожертвований, как в рамках сословной корпорации, так и в рамках муниципальной организации, возрастало. 1901-1905 годы явились вершиной этого подъема, когда Купеческому обществу поступило 26,4% всех учтенных пожертвований за 54 года, а Московскому городскому общественному управлению - 36,2% всех пожертвований, учтенных за 45 лет.

В последующие годы финансовые пожертвования сильно сократились. Это, очевидно, явилось следствием больших объемов пожертвований имуществом, где стоимость недвижимости чаще всего не указывалась.

В то же время увеличение денежного выражения пожертвований являлось скорее относительным, а не абсолютным, так как происходило на фоне постоянной инфляции. В итоге для пожертвований конца 80-х - 90-х годов XIX столетия стоимость содержания призреваемых в закрытых социальных учреждениях, - например, богадельни, больницы, - из-за роста дороговизны возросла вдвое и более, а для более ранних пожертвований - втрое и более.

В результате были закрыты даже ряд стипендий и коек. Все это усугубляло проблему дефицита, несмотря на периодические конверсии ценных бумаг, в которых хранились благотворительные капиталы.

Традиции благотворительности предпринимателей, начав проявляться еще в дореформенный период в рамках сословной корпорации в условиях столичного города формировались и развивались в основном как семейные. Они постоянно воспроизводили определенные этические правила, где размер пожертвования отражал финансово-экономическую стабильность династического дела или фирмы.

По мере дальнейшего развития процесса муниципализации и вхождения предпринимателей в сферу управления городом их крупнейшие семьи опосредованно получали законодательные гарантии осуществления своих социальных, а в какой-то мере и политических, устремлений через область благотворительности.

Характерная социальная особенность традиций благотворения предпринимателей состояла в том, что, начиная с 80-х - 90-х годов XIX века, шел процесс их укрепления и развития. Он охватывал несколько династических поколений и продолжался в начале XX столетия.

Благотворительность была не только традицией русских предпринимателей, промышленников, но и становилась потребностью их души. Купец Третьяков говорил: “Нажитое от общества вернуть обществу в той или иной форме”.[135]

К социальной специфике этого процесса можно отнести личное участие предпринимателей в работе как небольших так и крупных благотворительных заведений. Не случайно российские публицисты в конце XIX века подчеркивали, что импульс для своего дальнейшего развития частная благотворительность как и благотворительное движение Российской империи в целом, получило “с начала 60-х годов, в эпоху подъема общественного духа и лучшего сознания нами своих общественных обязанностей”.[136]

Данная оценка относилась и к отечественным предпринимателям-благотворителям. Их непосредственное участие в российском благотворении с одной стороны мотивировалось осознанием значимости социальной ответственности, а с другой - повышением социального престижа.

В деятельности благотворительных заведений лично участвовали 49% предпринимателей. Они являлись председателями обществ, попечителями, основателями, казначеями, почетными членами ряда филантропических организаций, занимая и совмещая нередко по несколько должностей.

Это филантропическое направление их работы выражало новые тенденции в предпринимательской благотворительности. Известно, что в дореформенной благотворительности преобладало дворянство, тогда как предприниматели, например, купечество, предпочитали вкладывать свои сбережения лишь на создание, обустройство сословных социальных институтов.

В пореформенных условиях российского общества положение кардинально изменилось, что объяснялось прежде всего теми социальными изменениями, которые происходили внутри самого предпринимательского слоя. Образовательный прогресс, наращивание и совершенствование профессиональных качеств постепенно сформировали необходимые социальные предпосылки перехода элитного предпринимательского ядра от исполнения попечительских обязанностей в некоторых учреждениях к качественно иному более высокому уровню подхода и разрешения актуальных проблем помощи бедному населению в городских масштабах России.

Анализ состава предпринимательской благотворительности в Москве говорит о немаловажном значении в нем женщин. Они принимали участие в традиционной для них сфере помощи бедным. При этом средний возраст благотворительниц Московского городского общественного управления на время первого пожертвования колебался в пределах от 21 до 37 лет.

Однако в Московском купеческом обществе, - организации более старой по времени работы, - большинство “женских” пожертвований поступало по духовным завещаниям и в основном от купчих, чьи патриархальные семейные права характеризовались затворническим образом жизни для женщин, функции которых ограничивались ведением домашнего хозяйства и деторождением.

Истории благотворительности, - особенно купеческой, - известно немало курьезов, неожиданных решений, действий которые создавали известность их “авторам”, привлекали общественное внимание. Например, москвичи долго обсуждали случай, когда однажды к московскому городскому голове Н.А.Алексееву, - двоюродному брату К.С.Станиславского, - пришел богатый купец и сказал: “Поклонись мне при всех в ноги, и я дам миллион на больницу”.[137]

Кругом стояли люди, и Алексеев, ни слова не говоря, поклонился. Больница была построена.[138] Однако собравший деньги на психиатрическую больницу городской голова Н.А.Алексеев в дальнейшем, - 9 марта 1893 года, - выстрелом из револьвера психически больного человека был убит.[139]

По размерам и масштабам пожертвований в лидерах было купечество: здесь ему не было равных. Зачастую подобные средства являлись своеобразными расходами на “представительские издержки”, социальную особенность которых отмечал еще К.Маркс в своем “Капитале”.[140]

В новых условиях городского самоуправления, введенного в соответствии с реформой 1870 года, функции общественной власти расширились: она получила в свое распоряжение бюджет, недвижимость и право решения вопросов, касающихся земельной собственности.

С принятием в 1870 году “Городового положения” социальная ситуация начала постепенно меняться: пошел процесс образования и суммирования новых качественных параметров в правовой и социально-экономической регуляции городского хозяйства. Вводилась система, обеспечившая приоритет крупной буржуазии в управлении городом.

С одной стороны представители торгово-промышленного класса стали активно участвовать в благотворительной, общественной деятельности, приносившей им почетные звания. А, с другой - города получали значительные средства на развитие, устройство необходимых социальных учреждений, помощь бедным.

Эту социальную тенденцию конца XIX - начала ХХ веков подтверждают данные следующей таблицы.[141]

 

Расходы городских управ России на благотворительность (1898-1900 гг.)

Годы	Расходы на общественное призрение, народное образование, медицинскую помощь (в рублях)

 

В условиях повышения роли городского самоуправления в процессе организации общественной благотворительности происходило формирование сети социальной поддержки. Наиболее прогрессивные работодатели осознавали, что приближение медицинской помощи, других необходимых социальных благ населению выгодно не только фабричным рабочим, но и фабрикантам.

Первыми поняли, оценили и сделали выводы Прохоровы. У них на Трехгорной мануфактуре были построены благоустроенная больница и амбулатория, детский сад и родильный приют, ремесленная школа и училище, богадельня, то есть то, что в современных условиях называется комплексом социальных услуг.

Все это предоставлялось рабочим Трехгорки бесплатно. В начале ХХ века Прохоровы поставили организацию социальной помощи трудящимся на небывалый по тем временам уровень. Только пенсионное обеспечение, например, получали около 200 рабочих Трехгорной мануфактуры.[142]

Изменившаяся социальная обстановка выгодно отличалась для предпринимателей от прежней, когда стесненные законодательством, в котором господствовал сословный принцип, они, располагая мощными экономическими возможностями, находились в стороне от принятия решений общественно-политической направленности.

Во всероссийском историческом опыте предпринимательской благотворительности достойное место занимает благотворение предпринимателей и созданных ими структур на местах, в различных губерниях, уездах страны. Например, дореволюционная Кострома - город купеческий, традиционно православный.

Заботами костромских купцов, “отцов города”, строились и содержались богадельни, детские приюты, общества попечения о слепых, бедных, об учениках гимназий и духовных заведений, о детях. На благотворительных спектаклях и концертах “отцы города” сидели в первых рядах. Не прийти было нельзя, так как это подорвало бы престиж дела, торговой фирмы, общественную репутацию.

В городе имелись различные благотворительные фонды и организации. Типичным для их работы являлось, как правило, отсутствие централизованного управления: создавались они в конкретном месте, для конкретной помощи и имели вполне конкретные цели и задачи.

Так, “Общество вспомоществования нуждающимся учащимся 1-й Костромской мужской гимназии” занималось детьми только этой гимназии, вносило плату за обучение, обеспечивало неимущих учеников одеждой, обувью. Для этих целей существовал неприкосновенный капитал, пожертвованный купцами, использовались только проценты с него и ежегодные членские взносы, а также - частные пожертвования.

Для детей, осужденных за мелкие преступления, действовало благотворительное “Общество земледельческих колоний и ремесленных приютов”. В первых рядах его учредителей находились костромская интеллигенция и купечество. В этом виде благотворения соединились купеческие капиталы с основной идеей русской интеллигенции - служение народу. Каждый вносил то, что мог и сколько мог.

Пожертвования известных в истории Костромы купеческих фамилий, - Ботниковых, Дородновых, Зотовых, Колодезниковых, Коноваловых, - составили первоначальный капитал “Общества земледельческих колоний”. Детей этого приюта бесплатно обучали лучшие костромские педагоги, бесплатно лечили лучшие врачи губернской земской больницы, в частности, известный зубной врач К.А.Полюхов оказывал безвозмездную помощь не одному детскому приюту.

Обстоятельные, подробнейшие отчеты благотворительных организаций, скрупулезно учитывающие расход даже на полкопейки, помогают и сегодня лучше понять смысл народной пословицы “С миру по нитке - голому рубашка”.

Например, в отчете костромского общества “Помощь детям” за 1908 год в графе “приход” значится: “Иван Яковлевич Аристов мешок крупчатки к Пасхе. Ал.Ив.Орлова 50 яиц к Пасхе. От неизвестного 3 куска туалетного мыла. Из Марьинского приюта 5 аршин бумазеи, несколько поношенных костюмов, мешок для провизии. От неизвестного 20 фунтов баранок”.[143]

В графе “расход” по содержанию детских яслей-приюта этого же общества читаем: “На первое января 1909 года остается в наличности пять тысяч шестьсот тридцать рублей 41 1/2 коп.; одежда, обувь и ремонт их 71 рубль 36 коп.” и т.д.[144]

Невольно задаешься современным вопросом, кто сейчас отчитывается перед нами с такой же точностью за пожертвованные нами суммы - Фонд культуры? Детский фонд? Фонд помощи пострадавшим в Чернобыле?

Важнейшее условие успешной деятельности благотворительных заведений заключалось в соблюдении ими экономических законов. Неприкосновенный капитал, который являлся их основой, никогда не расходовался и давал возможность существовать. К тому же, большинство благотворительных, детских и учебных заведений имели мастерские, школы рукоделия, земледельческие хозяйства, продукция которых использовалась на благотворительные цели или шла на продажу.

Ныне имена людей, строивших на свои деньги ночлежные дома, учебные заведения, завещавших их городу, к сожалению, забыты, вычеркнуты из народной памяти и официальной истории. А назвать можно ведь не одно имя...

Например, Чижов Федор Васильевич (1811-1877 гг.), - уроженец Костромы, профессор математики Петербургского университета, крупный финансист и общественный деятель России, - не получил никакого наследства. После заключения в Петропавловской крепости за участие в освободительном движении славянских народов Австро-Венгрии покинул университетскую кафедру и занялся развитием русской промышленности, строительством железных дорог, изданием журнала “Вестник промышленности” и газеты “Акционер”.

Состояние свое он завещал на развитие профессионально-технического образования в Костромской губернии. Савва Морозов являлся его душеприказчиком. В Костромской губернии на средства Ф.В.Чижова были открыты пять учебных заведений: сельскохозяйственное училище в Кологриве, ремесленное в Макарьеве, техническое в Чухломе, родовспомогательное и промышленное в Костроме.

Все они носили имя Чижова Ф.В., а в народе их называли “чижовскими”, сохранились до сих пор и со всех было снято его имя. Костромское чижовское промышленное училище стало техникумом им. Л.Б.Красина, а чижовские мастерские - заводом им. Л.Б.Красина, который ни к училищу, ни к мастерским, ни к самой Костроме не имел никакого непосредственного отношения.

Ночлежный дом купцов Черновых, в селе Бычихе сельский приют Н.К.Кашина, в Костроме детский воспитательный приют Н.К.Клирикова - все они, если продолжать перечень, окажутся среди многих десятков добрых благотворительных дел и фамилий костромичей.[145]

В Тюмени благотворительность получила развитие в XIX веке. Местные купцы пожертвовали книги, инвентарь при открытии первого учебного заведения города.

В 1851 году купец I гильдии Шещуков построил для уездного училища каменный двухэтажный дом, вместе с купцом Иконниковым устроил общественный сад, который затем был также передан училищу, двухэтажный дом с галереей и городскую площадку для танцев, где летом проводились народные гуляния. В 1852 году тюменские купцы пожертвовали двухэтажный деревянный дом для зареченского приходского училища, а во время Крымской войны собрали на военные расходы 10 тыс. рублей, для государственного ополчения - свыше 7 тыс. рублей.

Благотворительное движение предпринимателей Тюмени в середине XIX столетия вступило в новую качественную стадию: начался переход от индивидуальной благотворительности к организованной, то есть к созданию благотворительных обществ. Среди тюменских горожан, предпринимателей распространенным было убеждение: богатство налагает на богача как бы повинность служить на общественную пользу. Однако продукты этой щедрости должны были стать достоянием всех слоев общества, в том числе и состоятельных.

Необходимо различать помощь, оказываемую народом, - например, в годы войн, стихийных бедствий, при увечьях и т.д., - и помощь организованную городом, купеческим сословием, администрацией. Так, тюменские газеты в середине XIX века обсуждали волнующую горожан социальную проблему - может ли холодная, сухая помощь общественного управления заменить теплую братскую помощь отдельного благодетеля. Персональное покровительство предпринимателей предоставляло больше возможностей заявить о себе, возвысить свое имя, дело, фирму.

Потому и при наличии благотворительных обществ крупнейшие тюменские купцы многое делали для создания рекламы своей основной работе. Именно поэтому до сих пор хранит народная молва соответствующие памятные, ставшие историческими названия, - подарцевское реальное училище, князевский дом, дача Колокольниковых, текутьевское кладбище и т.д.

В соответствии с официальными данными только в 8 городах страны к 1861 году действовали благотворительные общества. Тюмень, очевидно, не входила в их число.

Однако частная предпринимательская инициатива в этом городе, как и во всей стране, получила новый импульс для своего развития в 1862 году после правительственного разрешения создавать специальные общества по согласованию ведомств. Утверждение уставов поручалось министерству внутренних дел. Тогда-то соответствующие сведения и стали поступать в печать.[146]

Благотворительность, как форма участия предпринимателей в общественной и культурной жизни, была характерна и для других регионов Российской империи. Ее размеры и виды были самыми разнообразными.

Традиционными являлись пожертвования в пользу церкви. Будучи людьми религиозными многие предприниматели не только жертвовали свои средства, но и принимали непосредственное участие в организации церковной службы, дарили иконы, различные церковные принадлежности, пели в церковном хоре.

Так, в Алтайском крае бийский купец М.С.Сычев на протяжении 18 лет подряд избирался церковным старостой Успенской церкви и считался одним из наиболее уважаемых членов прихода. Ежегодно выделяя средства на содержание церковного хора, приобретение икон и расшитые серебром парчовые ризы для священника, он жертвовал и необходимые деньги на ремонт и содержание храма. В 1900 году, принимая активное участие в строительстве нового каменного здания церкви, он предоставил для этой цели более 5 тысяч рублей.

Кроме этого М.С.Сычев пожертвовал значительные суммы на строительство в Бийске архиерейского дома и церкви при нем, а в 1898 году внес еще 5 тысяч рублей на строительство церкви в городе Томске.

Документы свидетельствуют о том, что пожертвования в пользу церквей, монастырей были обязательной статьей расхода фактически всех предпринимателей. Не обходилось при этом и без ханжества. Еще Г.И.Успенский отмечал, что некоторым капиталистам “жертвы храму божьему успокаивали... душу, сознававшую, что она не очень чиста”.[147]

Однако большинство из них все же творили благодеяние по своим глубоким внутренним убеждениям. Воспитанные в духе религиозных устоев и норм христианской морали предприниматели считали помощь “сирым и убогим” своим кровным нравственным долгом, что находило выражение не только в пожертвованиях, но и в организации на свои средства ночлежных домов, богаделен и приютов.

Примечательно и то, что купечество охотно участвовало в работе различных благотворительных учреждений. Например, из 9 членов бийского городского благотворительного общества в 1911 году четверо являлись купцами.

Инициатива Барнаульской думы в феврале 1880 года о строительстве городской богадельни была с энтузиазмом принята местными предпринимателями. Крупные пожертвования, насчитывавшие несколько тысяч рублей, поступили от В.Д.Сухова, М.В.Сбитнева, И.И.Полякова и других. В.Д.Сухов также пожертвовал 3 тысячи для организации городской больницы.[148]

Добротным и стабильным социально-экономи-ческим фоном этой благотворительной деятельности являлись хозяйственные успехи алтайцев и предпринимателей края.

Сегодня, к сожалению, мало кто знает и помнит, что алтайское масло закупалось, например, английскими и датскими фирмами, знавшими толк в этом деле, или, что в Барнауле был крупнейший магазин “Пассаж И.Ф.Смирнова”, занимавший целый квартал по Московскому проспекту (затем улица Ленина) между улицами Гоголя и Пушкинской, или, что в конце XIX столетия на Алтае ежегодно невостребованным оставалось около 22 млн. пудов хлеба. И это - при покрытии всех поставок и полном удовлетворении внутренних нужд округа.[149]

“Гражданский Приказ” о помощи неимущим один из первых в стране создали в Калуге. Здесь впервые в России по приказу “Дома Романовых”, - и не без участия калужских предпринимателей, - организовали работу странноприимного дома и детские приюты.

Было бы упрощенно думать, что только большие толстосумы занимались благотворительностью. В старой России милосердием и благотворительностью занимался каждый мало-мальски имущий гражданин - “старый русский”.

От рубля и корзины яблок из собственного сада простого мещанина до миллионных пожертвований Третьякова, Морозова, Мамонтова и т.д. - вот диапазон внушительного потока средств на благие дела. Их состояния, нажитые отцами и дедами, в большинстве своем людьми предприимчивыми, смекалистыми русскими мужиками, сумевшими не только скопить капитал, но и выгодно вложить его в дело, многократно приумножили сыновья и внуки.

В их числе, - отмечает калужанка Л.А.Темникова, - “было немало тех, кто использовал семейный капитал для развития культуры и науки, кто стал покровителем искусств. Делали они это, - как писала М.Цветаева, - по разным причинам - из милосердия, из непосредственной любви к искусству, просто “для души” и даже для ее спасения”.[150]

Роль и значение старообрядческого[151] предпринимательства в благотворительной деятельности - отдельная социально-историческая тема, требующая основательной дальнейшей разработки. Отечественная историография, уделив значительное внимание событиям XVII - начала XVIII столетий, в меньшей мере анализировала социальные проблемы, связанные с положением старообрядчества в XIX веке.

В историко-экономической литературе пока недостаточно освещена роль промышленного и купеческого капитала в истории Отечества, в частности, значительная роль старообрядческого капитала в благотворении. В общественном сознании на бытовом уровне культивировалось представление о старовере-раскольнике, эдаком русском увальне-бородаче, отсталом и неграмотном, занимающим далеко не самое престижное место в социальной истории страны.

Однако историческая реальность, - по мнению исследователя проблемы А.В.Стадникова, - свидетельствует о том, что старообрядцы занимали лидирующее положение в ряде самых высокотехнологичных отраслей промышленности (например, текстильная). “Многие представители старообрядческого мира стали активными общественными и политическими деятелями”.[152]

В связи с этим представляют научный интерес и целесообразны в изучении богатейшие архивные материалы, находящиеся на хранении в фондах Центрального исторического архива Москвы (ЦИАМ). Ценность этих документов определяется еще и тем, что в связи “с особой секретностью дел, имеющих отношение к старообрядчеству, они никогда не предавались гласности, не обнародывались”.[153]

Хотя дела этого архива касаются, главным образом, событий, происходящих в Москве и Московской губернии, очевидно, что они в достаточной степени могут характеризовать и ситуацию в целом по стране. Москва в XIX столетии являлась одним из самых крупных городов империи и сохраняла за собою статус второй столицы.

Следовательно, деятельность московских учреждений по отношению к старообрядчеству, его благотворению в значительной мере отражала общую ситуацию в России, характерную для этой социальной области внутренней политики.

Архивные материалы[154] содержат, например, императорские указы, распоряжения Министерства внутренних дел, губернской канцелярии, духовной консистории и т.д., то есть отражают деятельность огромной бюрократической машины по отношению к старообрядчеству и его социальной политике.

Научные оценки, характеристики последних лет, касающиеся как общественной роли российского старообрядчества вообще, так и его важнейшей части - московского поповского старообрядчества, в частности, позволяют существенно дополнить общую историографию экономической и культурной жизни, социальных особенностей и проблем московских торгово-промышленных кругов XIX - начала ХХ столетий.

В рассматриваемый исторический период в Московской поповской старообрядческой общине, - “рогожской общине”, - по различным данным состояло около 250-300 купеческих семей из Москвы и близлежащих губерний, от 8 до 40 тысяч московских крестьян.[155]

Члены ее на основе идеологической, организационной общности, веками формировавшего общинного менталитета реализовали комплекс социально-экономических, политических, духовных и культурных мероприятий, которые правомерно определить единой социальной политикой.

Ее ведущими направлениями были:

· экономическое (кредитование, экономическая интеграция
и др.),

· общинная благотворительность (помощь старообрядцам как внутри общины, так и за ее пределами), - частное предпринимательское благотворение;

· общественно-политическая деятельность (например, борьба за общинные интересы в различных государственных и правительственных сферах, усиление политического влияния в обществе крупной старообрядческой буржуазии в начале ХХ века и т.д.);

· культура, образование.

На пожертвования состоятельных старообрядцев из Московской старообрядческой поповской общины при Рогожском кладбище[156] в начале XIX cтолетия создавались богадельни. В них направлялись бедные ревнители древнего благочестия, которые прибывали в Москву со всей страны.

Только в первой половине XIX века их насчитывалось около тысячи. Располагались они в специальных палатах Богаделенного Дома со своими колоритными названиями - Антоновская, Козина, Константиновская, Новая, Певчая, Холерная, а дети - в Сиротском доме.[157]

Новые палаты Общины, появившиеся на рубеже XIX-ХХ столетий, получали названия в память о наиболее крупных жертвователях - Овсянникова, Солдатенкова, Тимашева и т.д.[158] На их денежные вклады учреждались и выплачивались до ноября 1917 года стипендии, размеры которых составляли 5-6 тысяч рублей на призреваемого.

Помощь продуктами, - с севера - рыба; из Тульской, Воронежской губерний - мука, мед и т.д., - поступала не только от московских купцов, но и от крестьян-старообрядцев различных губерний России.

Например, Милованова П.И., - вдова попечителя Рогожской общины Милованова Д.О., - презентовала в 1890 году полторы тонны масла, 3,4 тонны рыбы, 8,5 тысяч штук яиц, 300 мешков муки и др. В соответствии с этическими нормами благотворения в Общине призреваемые, духовенство обязательно молились за творящих милостыню, за здравие или упокой их родственников.

Существовала отлаженная система действенного контроля благотворительного процесса, сложившаяся к концу XIX века: почетные попечительницы, являясь известными благотворительницами, следили за выполнением этических норм, Правил для призреваемых, соблюдением нравственности старостами и старостихами, исполнением ими своих обязанностей и т.д.[159]

Благотворящая деятельность Общины осуществлялась как в Москве, так и в других губерниях страны. Благотворительница старообрядка Морозова М.Ф. в честь своего мужа Морозова Т.С., например, создала и организовала работу богадельни и приюта для малолетних детей в селе Никольском Покровского уезда Владимирской губернии.

Здесь же значительное число старообрядцев было занято непосредственно в цехах действующих предприятий Морозовых - бумагопрядильной, ткацкой, красильной, отбельной, отделочной фабриках. Характерным являлось и то, что главное и необходимое условие поступления в богадельню вдовы Морозовой М.Ф. состояло в принадлежности к старообрядчеству, единоверию. Пункт 7-й Устава богадельни гласил, что “лица других вероисповеданий не принимаются”.[160]

Следующим важнейшим направлением социальной деятельности членов этой общины являлось систематическое оказание необходимой поддержки воинам России, особенно солдатам - участникам Крымской (1853-1856 гг.), русско-турецкой (1877-1878 гг.), русско-японской (1904-1905 гг.) и других войн в середине XIX - начале ХХ столетий.

При разнообразии ее форм выделялись денежные пожертвования наиболее состоятельных купеческих семей Рахмановых, Морозовых, Солдатенковых, Кузнецовых и т.д., составившие в 1854 году значительную по тем временам сумму 66 тысяч рублей серебром. В этом же году их вклад в благотворение отметил благодарностью император государства Российского Николай I.[161]

Для братьев-славян, - раненых сербских солдат и офицеров участников сербо-черногорско-турецкой войны (1876-1878 гг.), - в городе Снедерев (Сербия) прихожане-предприниматели Рогожского Богаделенного Дома в 1876 году построили лазарет.

В ответ Московская старообрядческая Община получила благодарность от правительства Сербии, которое наградило ее почетным крестом. Отрицательное отношение правящего режима к Общине проявилось и в том, что орден 3 года не вручали, так как он находился в МВД и только после высочайшего прошения на имя императора он нашел своего заслуженного адресата.

Беды народные, связанные с социальными последствиями русско-турецкой войны 1877-1878 годов, не прошли мимо предпринимательских кругов старообрядческой Общины - они, например, взяли на свое содержание лазарет для излечения тысячи раненых. Только за май-июнь 1877 года члены Общины, - прежде всего наиболее богатые купцы, - на его нужды пожертвовали 30667 рублей серебром.[162]

Рахманов Федор, старшина выборных московских старообрядцев, в начале русско-японской войны обратился к единоверцам: “Я, как старшина выборных московских старообрядцев, приемлющих священство, обращаюсь к г.г. выборным и всем старообрядцам, призывая их проникнуться всей важностью настоящего времени и своими средствами придти на помощь раненым и их покинутым семьям”.[163]

В ответ в конторах Рогожского Богаделенного Дома и компании “Осипов и К” организовали ежедневный прием пожертвований, кружечный сбор в помощь семей погибших, поездку на Дальний Восток старообрядческих священников на общинные средства, в которых преобладал купеческий капитал.

Для воинов России, пострадавших в первой мировой войне, Рогожский Богаделенный Дом устроил действующий лазарет на 80 коек, в котором, например, в 1915 году поправили свое здоровье 8 офицеров и 500 нижних воинских чинов. Для его нужд имелся установленный капитал, также принимались единичные вклады членов Общины как деньгами, так и продуктами. При нем работала библиотека, проводились тематические чтения, развлечения.

Медицинское обслуживание раненых в лазарете удачно сочеталось с личным вниманием, теплотой и заботой прихожан Общины. По примеру высшего света России в его составе в качестве сестер милосердия трудились родственницы и жены состоятельнейших элитных московских купцов - Шелапутина Е.Д., Сухачева К.П., Грибанова О.Н. и т.д.[164]

Отдельным направлением благотворения предпринимателей-старообрядцев Рогожской общины являлась помощь людям в московских тюрьмах. Ее социальная особенность состояла в тех исторических, социально-психологических истоках и преемственно осознанной общности положения гонимых, которое в той или иной мере сближало понимание и старовера, и человека, попавшего в тюрьму.

В 30-е годы XIX века с разрешения Московского военного генерал-губернатора на средства купцов-старообрядцев из общины Рогожского кладбища были построены и полностью ими содержались этапные дома для пересыльных арестантов у деревни Новой Андроновке за Рогожской заставой и у деревни Новой на старой Владимирской дороге. Прислуга этих домов, состоявшая из трех человек, готовила для заключенных и нижних конвойных чинов горячую пищу и отчитывалась перед Общиной в расходуемых средствах.

Практиковались денежные подаяния московских старообрядцев заключенным: московские купчихи раздавали пересыльным денежные милостыни. В 1854 году купец Рахманов Федор Андреевич передал, согласно своего духовного завещания, 50 тысяч рублей серебром в измайловскую богадельню и в “пересылочный замок для переделки казармы”, а кроме этого завещал арестантам 4 тысячи рублей серебром.[165]

Однако такая благотворительная деятельность старообрядцев не вызывала одобрения у руководства МВД, которое добилось перевода этих этапных домов, - с 20 апреля 1855 года особым указом московского военного генерал-губернатора гр. А.А.Закревского, - на содержание в Московский попечительный о тюрьмах комитет.

После этого усложнилась и передача денежных пожертвований: они стали поступать к начальникам этапов, а через них - пересыльным, что ухудшило их положение с одной стороны, а, с другой - способствовало росту авторитета и влияния старообрядчества.[166]

Просвещение, образование детей старообрядцев рассматривалось как важная форма филантропического участия деловых людей Рогожского Богаделенного Дома. В связи с открытием в стране новых старообрядческих школ в начале ХХ века возникла необходимость подготовки для них учительских кадров.

В соответствии с решением Общины о создании при ней училища, в 1906 году на заседании Совета избрали Училищную Комиссию для практического руководства, в составе которой находились А.И.Морозов, П.А.Морозов, братья П.П. и С.П.Рябушинские, Г.К.Рахманов, И.А.Пуговкин и другие. Они непосредственно занимались вопросами строительства училища, подготовки его устава, программы работы и т.д.

В дальнейшем Община образовала Московский старообрядческий институт, смета расходов которого, например, в 1916 году составила 35310 рублей. Деньги поступали в институт в качестве процентов по целевым вкладам предпринимателей, - так, вклад П.М.Рябушинского и А.С.Рябушинского составил 1000 рублей, П.П.Рябушинского - 6200 рублей, а также пожертвований: от Морозова Т.С. - 1800 рублей, Кузнецова Т.М. - 1800 рублей, Рябушинского С.П. - 5000 рублей и т.д.[167]

Незначительная часть средств, в 3 раза менее необходимых затрат на питание, взималась с обучающихся, а оставшиеся суммы поступали со счетов Общины. Аналогичным путем обеспечивалось финансирование начальной практической школы на 67 детей, действовавшей при Рогожском кладбище.

Значительный капитал Рогожского Богаделенного Дома, основу которого составляли вложения предпринимателей-старообрядцев в виде ценных процентных бумаг и акций обеспечивал широкие возможности для организации благотворительной деятельности: 1 января 1916 года он исчислялся, например, в 2520420 рублей, а ежегодные проценты с него соответственно - более 120 тысяч рублей.

Характерная и важнейшая социальная особенность благотворения заключалась в том, что состоятельные старообрядцы не могли не участвовать в этой деятельности, что являлось обязательным и почетным условием.[168]

Невозможно переоценить значение огромного вклада в социальную политику Общины ее видных представителей из числа предпринимателей - Личностей, Благотворителей. Их социальная активность нередко выходила за рамки старообрядческой Общины: они активно участвовали в общественно-политической и культурной жизни страны.

Известна благотворительная деятельность представителей крупных торгово-промышленных фамилий, например, Морозовых, Рябушинских и других, основавших богадельни и больницы, библиотеки и училища, тративших значительные суммы на поддержку русских журналов и издательств, театров и научных экспедиций и т.д. Русскую культуру, искусство, московские музеи обогатили бесценные художественные коллекции Морозовых, Рябушинских.

Являясь попечителями Московской общины, они принимали активное участие в работе Совета старообрядческой общины Рогожского кладбища. Крупнейший банкир и промышленник России Рябушинский Павел Павлович (1871-1924 гг.) был одновременно председателем Московского Биржевого Комитета, Московского военно-промышленного комитета, Совета Московской старообрядческой общины Рогожского кладбища, нескольких всероссийских старообрядческих съездов, а с 1916 года - членом Государственного.

Его брат Рябушинский Сергей (1874-1924 гг.) - основатель московского автомобильного завода АМО (теперешний ЗИЛ) председательствовал в Училищном Совете Рогожской общины.

Морозов Тимофей Саввич (1823-1889 гг.), находясь в составе общины Рогожского кладбища, приобрел широкую известность как представитель крупнейшей в стране промышленной династии. Являлся председателем Биржевого комитета, гласным московской городской Думы, членом московского отделения мануфактурного Совета.

Высокие должностные обязанности в Общине выполняли и его потомки. Например, Морозов С.А. - как выборный московского старообрядческого общества для избрания попечителей и член Училищной комиссии общины Рогожского кладбища, Морозов А.И. - выборный общины, Товарищ председателя Совета.

Общественная активность отличала Солдатенкова К.Т. - почетного члена Московского купеческого собрания. Кузнецовы, Михайловы, Назаровы, Свешниковы представляли интересы старообрядческой буржуазии в московских и российских общественных организациях.[169]

Старая вера и единая община Рогожского Богаделенного Дома сплачивала, объединяла другие известные, уважаемые московские купеческие семьи - Рахмановых, крупных торговцев хлебом, Шибаевых, владельцев гигантской Истомкинской мануфактуры и химических заводов, Дубровиных, основателей десятков трактиров, магазинов, Солдатенковых, сорокамиллионным состоянием владел издатель, предприниматель Солдатенков К.Т., десятки представителей первостатейных торгово-промышленных кругов Москвы.

Их благородное соперничество на ниве благотворения дало плодотворные и памятные результаты: Москва, например, получила больницы и библиотеки, училища и рабочие курсы от Морозовых, богадельню и дом бесплатных квартир - от Рахмановых, бесплатные столовые и издания журналов, поддержку научных экспедиций - от Рябушинских, “Боткинскую” больницу на 245 коек и училища, гимназии, коллекцию живописи и икон - от Солдатенкова К.Т., Педагогический институт - от Шелапутина и другое.

Городской Голова Гучков Н.И., - брат лидера октябристов Гучкова А.И., - возглавлявший Московскую Городскую Думу, выразил ее и свою признательность, благодарность, например, Рахмановым за введение “нового и весьма полезного начинания - временного доставления бесплатного жилища впавшим в нужду лицам”.[170]

Характерную критическую оценку некоторых сущностных социально-психологических особенностей этой деятельности находим в воспоминаниях Рябушинского В.П. Он, в частности, отмечал, что “с конца XIX века главное соперничество между именитыми родами пошло о том, кто больше для народа сделает. Было тут, чего греха таить, и тщеславие (у Морозовых, пожалуй, меньше чем у других)... Старший брат Павел Павлович нас часто наставлял: “Богатство обязывает”... так и другие роды понимали, но подкладкой этого, хотя часто и несознаваемой, конечно была твердая христианская вера отцов и дедов”.[171]

Немало менее крупных благотворительных вкладов поступало от московского старообрядческого купечества. Кузнецов И.Ф., сделав в 1851 году разовый вклад в 3 тысячи рублей серебром для детских приютов, ежегодно вносил по 1 тысяче рублей серебром, после чего посту