Итак, Атлантика оставалась приоритетом; но из всех военных усилий, которые предпринял в начале войны Верховный главнокомандующий, наиболее неэффективными оказались действия как раз в Атлантике. Весной 1942 года немцы добивались внушительных успехов в войне против прибрежного судоходства союзных держав при помощи подводных лодок. В день объявления войны Гитлер потребовал от адмирала Редера составить план подводной войны. Ушли в прошлое времена, когда фюреру приходилось приказывать своему флоту избегать провоцирования американцев в Атлантике. Теперь он мог перейти в наступление. Подводные лодки Редера и Карла Дёница разбросаны от Арктики до Южной Атлантики, включая значительный флот в Средиземном море. Шесть больших подлодок направлены в Западную Атлантику; за ними планировалось послать новые субмарины.
Немецкое командование обнаружило идеальное место для охоты подводных лодок. Сотни кораблей союзников подверглись их атакам на судоходных линиях, тянувшихся от прибрежных вод Новой Шотландии к Нантукетской отмели, Нью‑Йорку, Чесапикскому и Делаверскому заливам, Флориде и оттуда к нефтяным терминалам Карибского моря и Мексиканского залива. Лишь немногие корабли в этом районе были вооружены; они не формировались в конвои. Часто их силуэты, выхваченные из тьмы светом огней таких туристских городов, как Майами и Атлантик‑Сити, служили великолепными мишенями для торпедных атак немцев. Затемнение в этих городах не проводилось вплоть до середины апреля. Немецкие подлодки нападали без предупреждения, нередко раскалывая танкер или грузовое судно пополам всего одной торпедой. Людей с потонувших судов они обычно спасали или давали возможность членам экипажей искать берег на спасательных шлюпках. Иногда немцы снабжали спасенных провизией («отошлите счет Рузвельту»), но бывали случаи, когда спасавшихся расстреливали из пулеметов. Молодые немецкие командиры имели перед собой иной раз так много целей, что спокойно позволяли проходить порожним судам и дожидались груженых кораблей. В марте, подвергнутые торпедным атакам вдоль побережья и в заливе, потеряны сухогрузные суда водоизмещением 788 тысяч тонн и танкеры водоизмещением 375 тысяч тонн. Потери танкеров были настолько велики, что их пришлось вывести из каботажного плавания.
Нацисты ликовали; Редер подсчитал, что в целом союзники построят в 1942 году корабли общим водоизмещением 7 миллионов тонн и следует только топить их суда общим водоизмещением 600 тысяч тонн в месяц, чтобы обесценить эти усилия, — это меньше, чем удавалось до сих пор. Гитлер, ранее относившийся к флоту сдержанно, тешил себя надеждой при помощи подводной войны парализовать все операции союзников в Атлантике и даже сорвать их полностью.
Во время Первой мировой войны Рузвельт сталкивался с подобной, хотя и менее критической ситуацией. Но сейчас в его распоряжении флот, совершенно не подготовленный к отражению атак подводных лодок такой интенсивности и размаха. Частично причина этого — недостатки в боевой оснащенности кораблей. Через три месяца после Пёрл‑Харбора на вооружении флота для защиты всего Восточного побережья находилось лишь 86 самолетов, 67 сторожевых кораблей береговой охраны и разношерстный набор переоборудованных яхт и рыболовных судов. Президент жаловался, что заинтересовать Агентство по кораблестроению постройкой малых судов чрезвычайно трудно, и, вместо того чтобы командовать своими строптивыми адмиралами, только раздражал их. Некоторое время флот активно занимался патрулированием, но, после того как число потопленных кораблей увеличилось, а действующие корабли стали укрываться по ночам в охраняемых заливах и бухтах, Кинг обратился к сопровождению конвоев боевыми кораблями в разных сочетаниях.
Когда противник нанес первые удары подводными лодками по судоходным линиям вдоль побережья, не подготовленным к этому оказался не только флот. Практически не существовало взаимодействия флота с армейскими ВВС и сухопутными силами. В отчаянии адмиралы пытались наладить такое взаимодействие как временный выход из положения. Армейские ВВС со своей стороны стремились помочь; возможности участвовать в боях с противником в Тихом океане они не имели, а грандиозные планы стратегических бомбардировок Германии оставались всего лишь планами; теперь у ВВС появился шанс сразиться с немцами. В начале весны несколько десятков армейских бомбардировщиков разных типов, которые удалось наскрести (одному наблюдателю они напомнили моторизованные войска Жоффра, сформированные в Первую мировую войну из автомашин‑такси), приняли участие в патрулировании прибрежной морской акватории. Смелая в целом операция грешила дилетантизмом, — пилоты оказались неподготовленными для осуществления таких задач. По старому соглашению между армией и флотом армия распоряжалась сухопутной авиацией, а флот — морской. Армейские пилоты имели слабую подготовку для охоты за подводными лодками. Поначалу некоторые из них вылетали с фугасными, а не глубинными бомбами; плохо ориентировались в распознавании кораблей. Всегда существовала проблема координации действий с флотскими службами в тяжелых условиях нехватки технических средств, плохо налаженной разведки и возрастания числа подлодок противника у побережья и их маневренности.
Президента раздражала медлительность флота в организации отпора наступательным операциям нацистов, вспоминал позднее Шервуд, но он почти не принимал непосредственного участия в исправлении положения, разве что предложил однажды Кингу установить прожектора на противолодочных кораблях, патрулирующих по ночам прибрежные воды. В середине апреля Гопкинс телеграфировал из Лондона, что потери кораблей перевалили за полмиллиона водоизмещения в месяц и в предстоящие несколько месяцев возникнет острая потребность в новых судах. Белому дому стало ясно: меры по противолодочной обороне в ближайшее время не дадут положительного результата. Лучший способ преодолеть потери судов — строить больше.
Если в ходе Второй мировой войны и случались чудеса, то одно из них — прорыв 1942 года в судостроении. В январе президент поставил перед отраслью астрономические задачи; в следующем месяце повысил их, а через несколько месяцев снова увеличил. Адмирал Лэнд и члены его Морской комиссии ужасались намеченным цифрам выпуска судов, берущимся, казалось, с потолка. Комиссии приходилось выполнять заказы как флота, так и армии; верфям не хватало оборудования для ремонта; к тому же забастовки, недостатки планирования. Лэнд требовал стали и еще раз стали; настаивал также, чтобы президент заморозил трудовые отношения в судостроительной промышленности в том состоянии, когда рабочих не отвлекают профсоюзные проблемы. За первые девять месяцев 1942 года выпуск судов отставал от графика — выполнить поставленное Рузвельтом задание или покрыть потери союзников представлялось невозможным. Но даже на нижней точке синклинали выпуска становилось ясно: кривая роста производства вырастет в конце 1942 года до такого уровня, что задание главнокомандующего будет выполнено. И оно было выполнено.
Это подобие чуда стало американской легендой; достигнуто оно как вопреки правилам, так и благодаря им. В частности, Генри Дж. Кайзер доставал инструменты и материалы отовсюду, отчаянно нанимал необученную рабочую силу, надеясь ее обучить; его обвинили в пиратстве на рынке рабочей силы и поставок приоритетных материалов. Но он полагался на американский опыт в стандартизации, сборке готовых компонентов, массовом производстве и обеспечении нормы прибыли. Элиот Джейнуэй отмечал, что Кайзер инстинктивно усвоил принцип Рузвельта — энергичность более эффективна, чем сама эффективность. Весной 1942 года кайзеровские и другие верфи, на которых начали строиться корабли всего год назад, побили все рекорды, заканчивая строительство за шестьдесят — семьдесят дней вместо положенных ста пяти. Выпуск кораблей возрос с 26 единиц в марте до 67 в июне. Главная заслуга в этом подвиге принадлежала судостроителям. Но фантазер в Белом доме, ставивший в 1942 году «невыполнимые» задачи, подписал также в 1936 году Закон о торговом флоте и инициировал осуществление долговременной программы кораблестроения. Он добился увеличения спуска со стапелей судов после падения Франции, поставил у руководства судостроением таких людей, как Лэнд и Викери. Труднее всего для него, видимо, оказалось одобрить проект создания простого грузового судна под названием «Свобода», известного Рузвельту и другим морякам по кличке Гадкий Утенок, президент обожал небольшие, грациозные корабли.
Через пять месяцев после Пёрл‑Харбора военное производство развивалось так медленно, что Рузвельт предупредил Нельсона и других руководителей: поставленные им в 1942 году задания могут быть сорваны. Весной военное производство значительно улучшилось, а к середине лета основной проблемой администрации стало не столько производство, сколько распределение поставок различным национальным ведомствам и союзникам за рубеж в свете меняющихся стратегических потребностей на отдаленных театрах войны. Такого рода планирование поставок, невероятно трудоемкое и сложное, легло в конце весны 1942 года тяжелым бременем на военные службы Рузвельта и коллективные союзные комитеты Черчилля.
Частично проблема заключалась в неожиданном переходе от холодной войны к настоящей, всеобъемлющей войне. До Пёрл‑Харбора президент соблюдал осторожность в расходовании государственного бюджета и запросах финансовых средств в конгрессе. В свою очередь, конгресс относился к удовлетворению запросов президента сдержанно, а временами проявлял крайнюю скупость. Все мгновенно изменилось 7 декабря: Рузвельт ставил промышленности невероятные задания, а конгресс попросту открывал государственную казну для их финансирования, выделив для этого в первые шесть месяцев почти 100 миллиардов долларов, а в следующие четыре месяца — еще 60 миллиардов.
Так же обстояло дело и с мобилизацией живой силы для войны. Конгресс, чуть не проваливший призыв, после Пёрл‑Харбора одобрил финансирование громадного увеличения численности армии. В январе 1942 года президент санкционировал доведение численности армии к концу года до 3,6 миллиона человек. Через четыре месяца повысил планку до более 5 миллионов, однако Рузвельт не поддержал предложение Маршалла довести численность армии до почти 9 миллионов человек к концу 1943 года. К досаде Маршалла, президент предпочитал планировать на шесть месяцев, а не на год вперед и не делал секрета из своего предпочтения. Рузвельт прислушивался к обвинениям в адрес администрации, что военной техники закупается больше, чем можно использовать или отправить за рубеж, — например, одна газета сообщала, что накоплена и заказана военная форма, с тем чтобы одеть 50 миллионов человек.
Держать колоссальные денежные суммы на каком‑то балансе стремились Доналд Нельсон и его Совет оборонной промышленности (СОП). В начале весны ему пришлось сообщить президенту, что военная продукция стоимостью 40 миллиардов долларов, планировавшаяся на 1942 год, после Пёрл‑Харбора из‑за инфляции стала стоить 62 миллиарда, а стоимость продукции на 1943 год, 60 миллиардов, разбухла до 110 миллиардов, поэтому увеличение производства при прежнем финансировании становится фактически невозможным. Нельсон занимал неудобное положение «царя производства» без царских прерогатив. Он доказывал министерству обороны и другим своим соперникам, что президент возложил на него обязанности руководить всей программой оборонного производства и поставок. Фактически ему приходилось конкурировать с новыми, разветвленными службами снабжения, руководимыми генералом Брехоном Сомервеллом; с учреждениями флота; агентствами по поставкам и распределению зарубежного сырья; с группой судостроительных и иных царей. Сам Нельсон был слишком деликатен, чтобы взять под свой контроль все усилия по мобилизации и распределению ресурсов. В результате снабжением занимались все. Сталь для строительства грузовых судов приобреталась у флота; флот приобретал алюминий в авиастроительной отрасли; предприятия по производству резины приобретали сталь на верфях, заводах по производству инструментов и железнодорожных рельсов. «Всякое подобие баланса в промышленном производстве исчезло, — констатировалось в исследовании Бюджетного агентства, — из‑за различия в расценках на контракты и продукцию, вытекающего из стремления разместить заказы».
От Рузвельта все еще добивались создания интегрированного суперагентства под руководством сверхцаря, как предлагал задолго до войны Барух, но президент продолжал сопротивляться. Весной 1942 года стратегические планы еще ожидали разработки. Остро стоял вопрос, устоит или нет Россия в условиях набиравшего силу наступления немцев. Президент все еще возражал против планов, рассчитанных на срок более шести месяцев или на год. Как всегда, он хотел обеспечить себе возможность выбора в случае поражений в России, Северной Африке или Тихоокеанском регионе. Само влияние суперцаря в сфере производства и распределения, понимал он, свяжет ему руки в предоставлении помощи другим странам, особенно России.
Настоятельные просьбы к американцам о поставках со стороны союзников не прекращались, и никто во властных структурах Вашингтона не воспринимал их более, чем Рузвельт. Давление из‑за рубежа само оформилось в виде особых учреждений. К этому времени сложилось большое число международных организаций, занимавшихся распределением американской помощи и с трудом сосуществовавших с агентствами США. Во время переговоров, получивших кодовое название «Аркадия», Рузвельт и Черчилль учредили в Вашингтоне и Лондоне отделения объединенного Совета по военному снаряжению (СВС), функционировавшего под командованием Объединенного комитета начальников штабов. В первой половине 1942 года учреждены объединенные комиссии по сырью, промышленности, судоходству и продовольствию. Вопреки предположениям некоторых политиков в Вашингтоне, что англичане получат несоразмерное влияние на распределение оружия из общего пула при СВС, внося менее значительный вклад, совет достаточно успешно действовал в качестве органа англо‑американских консультаций и притирки. Однако СВС ни в коей мере не представлял собой органа с глобальными функциями, от него требовалось только «вести консультации» с Россией, Китаем и другими странами. Когда Чунцин попытался добиться членства в совете, ему отказали на том основании, что в него допускаются только страны, располагающие излишками в средствах.
Ленд‑лиз после года распространения и суровых испытаний стал потенциальным инструментом внешней политики США. Он мог перейти в широкие программы поддержки гражданских отраслей экономики стран‑получателей, но после Пёрл‑Харбора контроль над военной помощью в рамках ленд‑лиза получило министерство обороны. Товары военного и гражданского назначения, которые в теории можно легко отделить друг от друга, на практике не поддавались этому делению, например когда транспортировка морем военной техники и невоенных грузов производилась одним грузовым судном. Несколько месяцев после Пёрл‑Харбора военная помощь по ленд‑лизу находилась в центре межведомственных споров, административной сумятицы и бесчисленных кризисов.
Всегда возникали очевидные вопросы: кто, что, сколько и когда должен получить помощи по ленд‑лизу. Те, кто потерялся в жестком соперничестве за получение помощи, отчаянно пытались пробиться в Белый дом со своими заявками — к Гопкинсу или даже к Рузвельту. Сложный и постоянно растущий аппарат, созданный, чтобы освободить президента от второстепенных проблем, мог стать причиной возвращения этих проблем в Белый дом в самое неподходящее время. Главнокомандующий не уклонялся от их рассмотрения, — часто казалось, что он испытывал удовлетворение от этого.
— Идите к Папе, — ободрял он потерпевших.
Но всегда существовала возможность, что аппарат нанесет ущерб или исказит цели президента, особенно с учетом того, что сам аппарат служил узким целям. Помощь России служит примером.
В середине марта зашел повидать президента Моргентау и принес ряд тревожных цифр. Вашингтон согласился поставить Советам к 1 апреля 1942 года 42 тысячи тонн стальных проводов, из которых при существующем графике дойдут до места назначения 7500 тонн. Министр ознакомил шефа с неприятным списком: обещано 3 тысячи инструментов — доставлено 820, нержавеющей стали вместо 120 тонн — 22 тонны, стальных листов холодного проката вместо 48 тысяч тонн — 19 тысяч, труб из стального сплава вместо 1200 тонн — ничего.
— Не хочу выглядеть как англичане, — сказал Рузвельт, просматривая цифры. — Англичане обещали русским две дивизии, но не сдержали обещания. Обещали помочь на Кавказе — не сделали. Какое бы обещание ни давали русским, оно не выполнялось... У нас хорошие отношения с русскими только по одной причине — мы верны своим обещаниям...
Я заставлю разыскать нужные материалы в любых закутах складов, заплачу любую цену, но погружу их на грузовики и отправлю на корабли... Нет ничего хуже, чем поражение русских... Лучше потерять Новую Зеландию, Австралию или что‑нибудь еще, чем допустить разгром русских.
Президент поручил Моргентау лично проконтролировать, чтобы материалы были отправлены в Россию. Набросал министру записку: «Это крайне важно, потому что а) мы должны быть верны своему слову, б) сопротивление русских сегодня важнее всего остального». Моргентау сообщил своим сотрудникам о поручении президента передать им, что шеф подозревает их в стремлении «делать из него шута» в вопросе о помощи русским и не намерен терпеть этого.
Несколько недель подгонял в работе свои ведомства, которые имели много поводов для промедления и бездействия, в том числе и по вине советской стороны. К середине лета (истек год после принятия решения о помощи русским) доставка грузов стала соответствовать обязательствам. Благодаря этому Рузвельт сохранял оптимизм даже в то время, когда русские вновь откатывались назад под ударами немцев.
Выслушав рассуждения Рузвельта о холокосте в России, Моргентау в сентябре записал в своем дневнике: «Самая поразительная черта президента состоит в том, что в моменты успехов или поражений в войне он способен констатировать эти факты в спокойной и бесстрастной манере. Больше всего меня ободряет, что он действительно озабочен этими проблемами и ни на минуту не обманывается насчет войны. Я полагаю, именно так должен вести себя Верховный главнокомандующий».