Есть что‑то странное и одновременно возвышенное в великой демократии, проводящей свободные выборы в условиях тотальной войны. Странное — потому что в то самое время, когда население объединяется вокруг общих целей и испытывает наибольшую решимость их достигнуть, его делят на сторонников определенных партий, приверженцев различных политических доктрин и делают зрителем гладиаторских боев на предвыборной арене. Возвышенное — потому что в самом акте участия в выборах люди подтверждают свое доверие демократическому процессу, несмотря на то что обстоятельства вынуждают отложить его. Даже Великобритания, колыбель демократии, отложила всеобщие выборы на период Второй мировой войны, так же как это было в Первую мировую войну.
Некоторые сомневались, что страна — или Рузвельт по крайней мере — выдержит президентские выборы в условиях войны. На пресс‑конференции в начале февраля один репортер упомянул слухи, распространяемые в прессе противниками Рузвельта относительно того, что выборы будут отменены. Президент устремил на него свой пронзительный взгляд.
— Каким образом?
— Ну, не знаю. Я хотел бы, чтобы вы ответили на этот вопрос.
— Понимаете ли, — продолжал Рузвельт, — вы пришли за ответом в неподходящее место, потому что эти люди, черт их побери, не читали конституцию. Я, к сожалению, читал.
Англичанин, наблюдавший в начале 1944 года сцену внутриполитической жизни США, поражался несоответствию ситуаций, с которыми сталкивались Рузвельт и Черчилль. Премьер‑министр опирался на поддержку единой нации, отмечал C.K. Рэтклиф; президент действовал в конфликтной атмосфере — в условиях политического ожесточения, неувязок в промышленном производстве, расовой напряженности, враждебности прессы, дезертирства из демократической партии, а также «столь интенсивной и настойчивой враждебности к нему, что подыскать ей параллели можно только в далеком прошлом Великобритании».
Почта Белого дома отражала это ожесточение. «В общем, кандидат Рузвельт, — писал один калифорниец, — вы политик, которому я не доверяю. Вы используете людей, чтобы удовлетворить свое властолюбие, и, когда их польза исчерпана, отбрасываете в сторону. Так вы поступили с Элом Смитом на чикагском съезде в 1932 году, во время сделки с Херстом (которого вы теперь проклинаете); так вы поступали с Макаду и Гарнером. И вы, и ваша супруга Элеонора Рузвельт немало сделали за время вашего президентства для возбуждения и усиления классовой и расовой ненависти... Может, Господь вас простит». Вот письмо из Нью‑Джерси: «Народ Соединенных Штатов Америки больше не желает ни правления босса, ни диктатуры аппарата...» Из нескольких сотен писем, авторы которых возражали против четвертого срока президентства Рузвельта, в каких‑то содержались обвинения конкретные, в других — общего характера, но во многих сквозила откровенная ненависть к Рузвельту.
Многие все еще любили президента и нуждались в нем. «Президент Рузвельт, пожалуйста, не бросайте нас в этом мире тревоги и печали. Теперь мы нуждаемся в вас более чем когда‑либо. Всем сердцем верю, что Господь призвал вас в этот мир, с тем чтобы вы стали путеводной звездой...» Некоторые письма поступали от организованных групп. Рабочие сталелитейной промышленности (6100 человек) подписали петицию, которая гласила: «Мы знаем, что вы устали, — тем не менее мы не позволим вам уйти...» В немногих письмах затрагивались программы, проблемы, конкретные цели. Здесь снова разверзлась пропасть между великими целями войны и конкретными нуждами людей.
Во многих письмах, как от друзей, так и врагов, сквозила тревога за здоровье Рузвельта. Из Сан‑Диего писали: «Я не верю в способность хорошей лошади работать до самой смерти — поэтому не пытайтесь нести на своих плечах весь мир». Женщина из Бруклина писала: «Вы сделали для страны много удивительного и прекрасного, это несомненно... Уйдите в отставку, удалитесь на покой в свой дом в штате Нью‑Йорк и временами пользуйтесь плодами своих свершений». Авторы некоторых писем советовали президенту оставить свой пост и возглавить движение борьбы за мир.
Из Берлина тоже поступали послания. Едва начался год выборов, как Дуглас Чендлер, бывший газетчик Херста, который постоянно вел радиопередачи из Берлина под псевдонимом Пол Ревера, призвал соотечественников‑американцев отказать в доверии предателю, шарлатану и инвалиду в Белом доме. Америку, говорил он, ожидает режим террора и, что еще хуже, инфляция. «Гоните этого субъекта из дома, который когда‑то считался белым!» Адольф Гитлер проголосовал задолго до выборов.