На Дальнем Востоке Рузвельт столкнулся осенью 1944 года с резким, зловещим контрастом между блестящими наступательными операциями в Тихом океане и военно‑политическим застоем на обширной материковой части Азии.
Вторжение на Лейте явилось вызовом Верховному командованию империи даже в большей степени, чем высадка на Сайпан. Филиппины защищали жизненно важные пути через Южно‑Китайское море — череду переходных камней, выложенных для американского вторжения на Формозу, побережье Китая, в саму Японию. Командование японскими ВМС еще раз, так же как на Марианских островах, спланировало комбинированный удар по соединению американского флота, прикрывавшему десантные войска. Когда пехота Макартура углубилась в песчаные пляжи Лейте, из района Сингапура и Японии в центральную часть Филиппин были переброшены ударные силы японцев. Прибрежные воды Лейте патрулировались кораблями 7‑го флота под командованием адмирала Томаса К. Кинкайда, который подчинялся Макартуру, и силами 3‑го флота под командованием Булла Хэлси, подчиненными командной группе Нимица со штаб‑квартирой в Пёрл‑Харборе, за тысячу миль от места операции.
Мощное контрнаступление противника началось 23 октября. Большой японский флот под командованием вице‑адмирала Такэо Куриты, имевший в своем составе два суперлинкора и десяток крейсеров, направился прямо через море Сибуян к проливу Сан‑Бернардино. Здесь его встретили такие яростные атаки подлодок и крейсеров, что через два дня флот повернул назад, на запад. К югу другой японский флот, под командованием вице‑адмирала Нисимуры, попал в блестяще подготовленную западню в проливе Суригао и был почти полностью уничтожен. Третий, наименьший по численности флот противника отправился из Внутреннего моря, но не для сражения, а чтобы отвлечь на север крупные силы Хэлси и таким образом оставить десантные войска без прикрытия. Хэлси, сгорая желанием встретить, как он полагал, главное авианосное соединение японцев и получив заверение, что силы Куриты обескровлены, если не уничтожены, поспешил на север.
Последовало эпическое действо с хаосом и примерами мужества. Флот Куриты, потрепанный, но сохранивший боеспособность, снова повернул на восток, чтобы нанести удар по оставленным без прикрытия десантным судам. Ни один из японских флотов не представлял себе, какие действия предпринимают другие. Хэлси намеревался встретиться в бою с северным флотом противника, но повернул назад, чтобы помочь отразить удар Куриты, однако опоздал. Курита уже разгромил небольшую группу авианосцев и эсминцев сопровождения, которая располагалась между его флотом и Лейте. Линкоры и тяжелые крейсеры Куриты готовились пустить на дно все более легкие американские корабли, когда адмирал внезапно прекратил операцию из опасений быть перехваченным крупными силами флота Хэлси. Американский флотоводец умудрился совершить рейд на север протяженностью три сотни миль и на такое же расстояние к югу, так и не встретив основные силы флота противника.
В Вашингтоне президент созвал репортеров в свой кабинет на торжественную пресс‑конференцию. Он сообщил, что получил от адмирала Хэлси донесение: «...японский флот перехвачен в районе Филиппин, понес тяжелые потери и уничтожен флотом США в этой оперативной зоне». Позднее рассказывались легенды, что японский флот потерял боевые корабли водоизмещением 306 тысяч тонн, включая три линкора и десять крейсеров в битве в заливе Лейте, а потери американцев составили корабли водоизмещением 36 тысяч тонн. За этой статистикой, помимо блестящего искусства навигации и плохой связи, стояла растущая промышленная мощь и военно‑морская технология Соединенных Штатов.
С другой стороны, на пыльных равнинах Китая и в джунглях Бирмы пехотинец все еще оставался главной фигурой, особенно когда его поддерживали с воздуха. В первые месяцы 1944 года японцы нанесли удары пехотой по двум уязвимым зонам — Индии и Китаю. Стратегия Токио, столь же политическая, сколько военная, имела целью разделить людей, уничтожить правительства двух наиболее населенных стран мира.
В Бирме японцы вели наступление вдоль побережья Аракана в стремлении обойти британские войска, продвигавшиеся на юг. Но сами обойдены и отброшены контрударом англичан, когда Маунтбэттен обеспечил снабжение своих войск по воздушному мосту. Затем противник повел наступление по равнине Импхал на северо‑западе. Здесь англичане снова искусно использовали планеры и воздушно‑десантные войска, чтобы сдержать противника. Подходы к Индии хотя бы на время защищены. Рузвельт послал Черчиллю свои поздравления в связи с «эпическим достижением воздушно‑десантных войск, не забывающих о мулах». К востоку Стилвелл оставил общее командование театром войны Китай — Бирма — Индокитай, чтобы взять на себя командование полевыми войсками; подразделения китайцев и американцев развернули их с целью захватить плацдарм в Мюиткюина и таким образом обезопасить жизненно важные пути в Китай.
Эти героические усилия вскоре будут перекрыты успехами, которых Токио добился другими военно‑политическими акциями. В конце весны мощные японские клинья прорвались сквозь дезорганизованные линии сопротивления китайцев в провинции Хунань, чтобы установить контроль над линиями коммуникаций Ханькоу — Кантон и угрожать передовым базам ВВС Ченнолта. Посол Клэренс Е. Гаусс телеграфировал: Чунцин погружен в отчаяние. Китайские крестьяне, докладывал он, даже начинают борьбу против войск Гоминьдана. Стилвелл, прибывший в начале июля в Чунцин из своего штаба в Бирме, чтобы возобновить выполнение функций командующего американскими войсками, начальника штаба при генералиссимусе и руководителя военной подготовкой его войск, перебросил Ченнолту военные грузы с Восточных Гималаев, но опасался, что остановить японцев на суше нельзя.
Неспособность китайских войск противостоять наступлению противника оправдывала наихудшие опасения Рузвельта в отношении Китая. Президент более чем кто‑либо еще, кроме самого генералиссимуса, нес ответственность за распределение людей и военных поставок в Китае. Он лично поддерживал усилия Ченнолта; именно он опекал генералиссимуса, поощряя и уговаривая, но не выдвигая жестких требований, не обманывая и даже не торгуясь. Черчилль был настроен скептически к политике Вашингтона в Китае; другие настаивали, чтобы Белый дом занял жесткую позицию в отношении Чунцина; но президент, входивший в трудное положение Чана, опутанного военными проблемами и политической неблагонадежностью, настаивал на том, чтобы обращаться с ним как с союзником, главой государства и одним из представителей «Большой четверки».
И вот теперь, после столь терпеливого поведения, стратегия Рузвельта в Китае рушилась. Тон президента в обращении с генералиссимусом становился почти резким. «Чрезвычайно опасная ситуация, сложившаяся в результате наступательных операций японцев в Центральном Китае, — радировал Рузвельт 6 июля генералиссимусу, — которая угрожает не только вашему правительству, но и всему тому, что создала в Китае армия США, подводит меня к заключению, что должны быть приняты немедленные чрезвычайные меры, если ситуацию еще возможно спасти». Он предлагал Чану предоставить Стилвеллу от своего имени полноту командования всеми вооруженными силами Китая. Президент прибавил, что знает, как Чан относится к Стилвеллу, но сейчас решается будущее всей Азии.
Чан ответил, что в принципе согласен с предложением президента, но попросил некоторой отсрочки, поскольку «китайские войска и условия их существования не так просты, как в других странах». Просил также Рузвельта прислать своего личного представителя, чтобы уладить отношения между ним и Стилвеллом. Президент согласился и выбрал для этой миссии генерал‑майора Патрика Дж. Херли, республиканца из Оклахомы, юриста корпорации, военного министра при Гувере, посредника на переговорах между Мехико и национализированными американскими нефтяными компаниями, а в более позднее время дипломата по различным поручениям при президенте. Этот представительный генерал, прямо из книжки с картинками, имел опыт во всем, кроме китайских дел. Когда Херли отправился в Китай, японцы усилили наступление. В середине сентября Стилвелл телеграфировал Маршаллу, что «в Южном Китае — дело швах».
Не так обстояло дело в Северном Китае. На основе инструкции Рузвельта Херли пошел непроторенным путем усилий по достижению согласия между Гоминьданом и коммунистическим режимом Мао Цзэдуна. Прибыл он в то время, когда американские представители в Китае наконец увидели китайский коммунизм воочию. По инициативе Рузвельта вице‑президент Уоллис убедил в июле Чана разрешить посещение группой американских дипломатов и военных Янани, столицы коммунистов, для личного знакомства с деятелями режима и для переговоров. Американские гости, свободные от комплексов Чунцина, почувствовали, что прибыли в совершенно другую страну и встретили совершенно других людей. После Мао и деятелей рангом пониже местные китайцы произвели на них впечатление своей любезностью, целеустремленностью, отсутствием всякой показухи. В Янани мало полицейских, отсутствуют нищие, нет кричащей бедности, докладывали в Чунцин и Вашингтон гости. Моральный дух местных китайцев крепок; люди серьезны, заняты делом, организованны, уверены в себе. Даже Херли заразила атмосфера дисциплины и служения долгу в Янани.
Коммунисты не скрывали своего интереса к Соединенным Штатам и их президенту — засыпали гостей вопросами. Может ли Америка вернуться к изоляционизму и оставить Китай «вариться в собственном соку»? Действительно ли Америка заинтересована в демократии? Понимает ли она, что Чан ни в коей мере не представляет Китай, — даже претензии Гитлера на власть более обоснованны. От Рузвельта многое зависит — будет ли он переизбран? В перерыве председатель Мао, настроенный добродушно шутить после танца с женой, сел рядом со вторым секретарем американского посольства и обсудил с ним возможность компромисса между Гоминьданом и коммунистами. Он считал, что Рузвельт не станет оказывать давление на Чунцин до выборов, поскольку не желает беспокоить сторонников Чана.
— Мы подождем, — прибавил Мао. — Мы долго учились терпению.
Не переставая шутить, поинтересовался шансами Рузвельта на переизбрание.
В это время Рузвельта положение генералиссимуса беспокоило больше, чем председатель Мао и, возможно, даже собственные шансы на переизбрание. По мере того как японцы усиливали давление в Восточном Китае, а Чан не демонстрировал никаких признаков реорганизации и реформирования своего правительства или желания объединиться с коммунистами, президент становился в общении с ним тверже. В телеграмме, направленной Чану, напомнил — Китай стоит перед катастрофой. Чану необходимо проникнуться чувством личной ответственности за все происходящее.
«Я несколько раз в последние месяцы призывал вас принять решительные меры для предотвращения катастрофы, которая все ближе подбирается к Китаю и к вам». Рузвельт отмечал далее, что он и Черчилль только что решили в Квебеке ускорить операции с целью обеспечить безопасность путей снабжения Китая по суше: «Мера, которую я прошу вас принять, заключается в немедленном предоставлении генералу Стилвеллу неограниченного командования всеми вашими международными силами».
Стилвеллу выпала миссия лично передать телеграмму генералиссимусу. Уксусный Джо не мог отказать себе в удовольствии передать своему китайскому шефу нечто вроде ультиматума, которого несколько месяцев добивался от Вашингтона. Он с удовольствием записал в своем дневнике: «Я вручил этому субчику связку красного перца и отступил с облегчением». Гарпун попал маленькому педерасту в самое солнечное сплетение и проткнул его насквозь. Это чистое попадание, но оно не заставило его позеленеть или потерять дар речи, — он не моргнул глазом. Просто сказал: «Понимаю».
Стилвелл пережил короткий миг триумфа. Генералиссимус был уязвлен как вручением телеграммы, так и ее содержанием. По существу, подчиненный навязывал ему ультиматум. Стилвелл должен уйти, сказал Чан Херли, он не пригоден для выполнения обширных, сложных и деликатных обязанностей командующего. Стилвелл ладил с генералиссимусом. Чан не терпел его.
Итак, Рузвельту брошена перчатка: Маршалл призывал его поддержать Стилвелла. Это последний шанс заручиться симпатиями либералов, реформистов и даже коммунистических элементов в Китае. Но Рузвельт колебался. Выразив Чану свое удивление и сожаление, он согласился освободить Стилвелла от обязанностей начальника штаба при Чане, но попросил, чтобы его оставили командовать китайскими войсками в Юньнани и Бирме. Чан отказался — настаивал на первоначальном требовании убрать Стилвелла со всех постов и прислать ему замену. Рузвельт уступил и на этот раз. Стилвелла вернули домой. Очевидно, ни один американский генерал не получил бы полноту командования над вооруженными силами националистического Китая. Более того, не произошло и никакой существенной реорганизации китайской армии, ни радикальных социальных реформ, давления на Чана, чтобы побудить его достичь соглашения с коммунистами, — и никакого реального наступления на японцев в Южном Китае. К ноябрю 1944 года стратегия Рузвельта в отношении Китая, казалось, потерпела полный провал.