И ЭЛЕМЕНТАРИИ

"Ты великая первопричина, наименее понятая".

- Александр Поп.

"Откуда это томление, эта безрассудная страсть,
Эта жажда последующего бессмертия?
И откуда этот затаенный ужас и внутреннее содрогание
Перед падением в Ничто? Почему сжимается душа,
Оглядываясь на себя, в страхе перед разрушением?
Это - божественность, что оживает внутри нас;
Это - сами небеса, что в момент перехода в мир иной
Предвещают нам жизнь вечную.
О, ВЕЧНОСТЬ! - пугающая и влекущая!"

- Эддисон.

"Есть иной и лучший мир!"

- Коцебу, "Чужестранец".

После того, как мы отвели столько места сталкивающимся мнениям наших ученых по поводу некоторых оккультных феноменов нашей современности, справедливость требует, чтобы мы также уделили внимание рассуждениям средневековых алхимиков и некоторых прославленных людей. Почти без исключения, ученые средневековья и древности верили в сокровенные учения мудрости. Последние заключали в себе алхимию, халдейско-еврейскую каббалу, эзотерические системы Пифагора, старую магию и учения платонических философов и теургов. Мы также намерены на последующих страницах обсудить индийских гимнософистов и халдейских астрологов. Мы не должны пренебрегать показом великих истин, лежащих в основе неправильно понятых религий прошлого. Четыре элемента наших отцов: земля, воздух, вода и огонь содержали в себе для изучающего алхимию и древнюю психологию или - как теперь называют - магию; многое, что даже не снилось нашей философии. Мы не должны забывать, что то, что теперь церковь называет некромантией, а современные верующие - спиритуализмом, который включает вызывание духов умерших людей, - все это есть наука, которая со времен отдаленнейшей древности общераспространена почти по всему земному шару.

Хотя Генри Мор из Кембриджского университета не был ни алхимиком, ни магом, ни астрологом, но был просто великим философом, пользующимся всеобщим уважением, - его можно назвать проницательным логическим мыслителем, ученым и метафизиком. Его вера в колдовство была непоколебима всю жизнь. Его вера в бессмертие и толковые аргументы при доказательствах, что человеческая душа переживает физическую смерть, обоснованы на философии пифагорейцев, воспринятой Карданом, Ван Гельмонтом и другими мистиками. Бесконечный и несотворенный дух, который мы обычно называем БОГОМ, субстанция наивысшего качества и превосходства, произвела все эманативной причинностью. Таким образом, БОГ есть первичная субстанция, остальное - вторично; если первая сотворила материю силою самодвижения, то она, первичная субстанция, все еще является причиною этого движения так же, как и материи, и все же мы правильно говорим, что то, что двигается, есть материя. "Мы можем определить этот дух, о котором мы говорим, как неуловимую субстанцию, которая может проникать, сжиматься и расширяться и может проникать, двигать и изменять материю" [200, I, 4], которая является третьей эманацией. Он твердо верил в привидения и решительно защищал теорию индивидуальности каждой души, в которой "личность, память и сознание несомненно будут существовать в будущем состоянии". Он различал в астральной душе после ее выхода из тела две различных сущности: "воздушного" и "эфирного" носителей". В течение того времени, пока развоплощенный человек живет в своем воздушном одеянии, он подчинен року, т. е. злу и соблазнам, будучи привязан к земным интересам, и поэтому он не совсем чист. Только тогда, когда он сбрасывает это одеяние первых сфер и становится эфирным - только тогда он убеждается в своем бессмертии. "Ибо какую же тень может отбрасывать то, что есть чистый, прозрачный свет, такой, как у эфирного носителя? И поэтому это становится истиной, когда душа возвышается до того состояния, которое мы уже описали, и которое, единственное, недосягаемо для рока и смертности". Он заканчивает свой труд заявлением, что это трансцендентное и божественно-чистое состояние было единственной целью пифагорейцев.

Что касается скептиков его века, то он говорит о них презрительно и сурово. Говоря о Скоте, Эйди и Уэбстере, он называет их: "наши новые инспирированные святые... присяжные поверенные ведьм, которые безумно и нагло вопреки всякому смыслу и рассудку, вопреки свидетельству всей древности и всем толкователям, вопреки самому Священному Писанию не хотят признавать даже Самуила и делают из него заговорщика и мошенника! Верить ли Священному Писанию или же этим надутым фиглярам, набитым ничем другим, как невежеством, спесью и глупым неверием - об этом пусть каждый судит сам", - добавляет он.<<154>>

Какие выражения стал бы применять этот выдающийся богослов против скептиков девятнадцатого века?

Декарт, хотя и поклонник материи, был одним из наиболее преданных приверженцев доктрины магнетизма и, в известном смысле, даже алхимии. Его система физики была очень похожа на системы других великих философов. Пространство, которое бесконечно состоит из или, вернее, заполнено флюидической элементарной материей, и является единственным источником всей жизни, включая все небесные тела и держа их в постоянном движении. Магнитные токи Месмера у него замаскированы под названием декартовских вихрей, и оба обоснованы на том же самом принципе. Эннемозер без колебаний заявляет, что оба они имеют больше общего, "чем предполагают люди, которые не занимаются тщательным исследованием" [62, т. II, с. 272].

Высокочтимый профессор Пьер Пуарэ Наудэ был наиболее ярым защитником оккультного магнетизма и его первых провозвестников в 1679 г. [201]. Магическо-теософская философия в его трудах полностью оправдана.

Известный доктор Хуфеланд написал труд по магии,<<155>> в котором он выдвигает теорию об универсальной магнетической симпатии между людьми, животными, растениями и даже минералами. Утверждение Кампанеллы, Ван Гельмонта и Сервиуса подтверждается им в отношении симпатии, существующей между различными частями тела так же, как между частями всех органических и даже между неорганическими телами.

Таково также учение Тензеля Вирдига. Оно изложено в его трудах с большей ясностью, логикой и силой, чем у других авторов-мистиков, которые трактовали тот же предмет. В его знаменитом трактате "Новая духовная медицина" он доказывает, основываясь на впоследствии признанном факте всеобщего притягивания и отталкивания, теперь называемого "тяготением", - что вся природа одушевлена. Вирдиг называет эту магнетическую симпатию "согласием духов". Все притягивается к подобному себе и сходится с натурами родственными. Из этой симпатии и антипатии возникает постоянное движение во всем мире и во всех его частях, возникает беспрерывное общение между небом и землей, что создает всеобщую гармонию. Все живет и гибнет через магнетизм; одно действует на другое, даже на больших расстояниях, и на его "прирожденное" можно влиять к здоровью или к заболеванию силою этой симпатии в любое время, несмотря на разделяющее пространство [202].

"Хуфеланд", - говорит Эннемозер, - "рассказывает о носе, который был вырезан из спины грузчика, но который, когда грузчик умер, тоже умер и отвалился от своего искусственного места. На куске кожи, взятой с головы живого человека, волосы поседели в то же самое время, когда поседели волосы на той голове, с которой он был взят" [62].

Кеплер, предтеча Ньютона по многим великим истинам, даже по всемирному "тяготению", которое он очень правильно приписывал магнетическому притяжению, и, несмотря на то, что он называет астрологию "безумной дочерью мудрейшей матери" - астрономии, разделяет веру каббалистов, что духи звезд суть их "разумы". Он твердо верит, что каждая звезда является обиталищем разумного принципа и что все они населены духовными существами, которые оказывают влияние на другие существа, обитающие в более грубых и материальных сферах, и особенно на нашу землю.<<156>> Так же, как кеплеровские звездные духовные влияния были вытеснены вихрями более материалистического Декарта, чьи атеистические склонности не помешали ему поверить, что он открыл питание, которое продлит его жизнь до пятисот и более лет, так же вихри последнего и его астрономические доктрины уступят место разумным магнетическим токам, которые направляются от Anima Mundi.

Баптиста Порта, ученый итальянский философ, несмотря на свои усилия доказать миру необоснованность их обвинений магии, что она суеверие и колдовство, - был подвергнут более поздними критиками такому же несправедливому осуждению, как и его коллеги. Этот знаменитый алхимик оставил труд по "Естественной магии" [203], в котором он обосновывает все оккультные феномены, какие только возможны для человека, на мировой душе, которая связывает всех и вся. Он доказывает, что астральный свет в гармонии и симпатии со всею природою; что он есть та сущность, из которой образован наш дух; что путем деятельности, согласной с его породившим источником, наши звездные тела делаются способными производить магические чудеса. Весь секрет заключается в нашем знании родственных элементов. Он верил в философский камень, "о котором мир такого высокого мнения и о котором хвастались так много веков и который был счастливо открыт некоторыми". Наконец, он дает много ценных намеков, касающихся его "духовного значения". В 1643 г. среди мистиков появился монах, отец Кирхер, который излагал полную философию об универсальном магнетизме. Его многочисленные труды [204] охватывают темы, на которые Парацельс только намекал. Его определение магнетизма очень оригинально, так как оно противоречит теории Гильберта, что земля - большой магнит. Он утверждал, что, хотя каждая частица материи и даже неосязаемые и невидимые "силы" - магнетичны, они все же не сами образуют магнит. Существует только один магнит во вселенной, и из него исходит магнетизация всего сущего. Этот магнит, разумеется, есть то, что каббалисты называют центральным Духовным Солнцем или Богом. Он утверждал, что солнце, луна, планеты и звезды весьма магнитны, но они стали такими посредством индукции, пребывая в универсальном магнетическом флюиде - в Духовном свете. Он доказывает существование таинственной симпатии, существующей между телами трех главных царств природы и подкрепляет свои аргументы огромным перечнем примеров. Многие из них уже удостоверены натуралистами, но еще больше осталось не установленных и, по традиционной политике и очень двусмысленной логике наших ученых, отрицаются. Например, он доказывает разницу между минеральным магнетизмом и зоомагнетизмом или животным магнетизмом. Он наглядно доказывает это в том факте, что за исключением природного магнита все минералы магнетизируются высшею силою, животным магнетизмом, тогда как последний получает его в виде непосредственной эманации из первопричины - Творца. Иголка может быть намагнетизирована просто тем, что человек с сильною волею будет держать ее в руках; и янтарь усиливается больше при трении об человеческую руку, нежели при трении его об какой-либо другой предмет; поэтому человек может наделить до некоторой степени своею жизнью неорганические предметы - как бы оживить их. "В глазах глупцов это будет колдовством".

"Солнце - самое магнетическое изо всех тел", - говорит он, опережая таким образом теорию генерала Плезантона более, чем на два века. - "Древние философы никогда не отрицали того факта", - добавляет он, - "но во все времена понимали, что эманации солнца связывали с ним все, и что это наделяет связывающей силой все, что попадает непосредственно под его лучами".

В качестве доказательства он приводит примеры ряда растений, привлекаемых солнцем, и других, привлекаемых к луне - следуя за их небесным путем, они показывают непреодолимую симпатию к нему. Растение, известное под названием гитимал [204, lib. III, с. 643] неуклонно следует за своим повелителем, даже когда из-за тумана его не видно. Акация раскрывает свои лепестки с его восходом и закрывает с заходом. То же делает египетский лотос и обычный подсолнух. Паслен проявляет то же самое пристрастие по отношению к луне.

В качестве примеров антипатий и симпатий среди растений он указывает на отвращение, которое виноградная лоза проявляет к капусте, и ее расположение к масличному дереву; на любовь лютика к водяной лилии и руты душистой к фиге. Антипатия, которая иногда существует даже среди родственных субстанций, ясно выявлена у мексиканского граната, чьи побеги, когда разрезаны на куски, отталкивают друг друга "с чрезвычайным ожесточением".

Кирхер объясняет каждое чувство в человеческой природе, как результат изменений в нашем магнетическом состоянии. Гнев, ревность, дружба, любовь и ненависть - все это видоизменения магнетической атмосферы, которая вырабатывается в нас и постоянно из нас эманирует. Любовь - одно из наиболее изменчивых чувств и поэтому грани ее бесчисленны. Духовная любовь, любовь матери к ребенку, любовь художника к своему искусству, любовь как чистая дружба суть чисто магнетического проявления симпатии у близких по духу натур. Магнетизм чистой любви есть создатель всего сотворенного. В обычном смысле любовь между двумя полами есть электричество, и он называет ее amor febris species - нервное возбуждение вида. Существует магнетическое притяжение двух родов: симпатия и зачарование; первая свята и естественна; второе - зло и противоестественно. Последнее, зачарование, мы должны приписать ядовитой жабе, которая после простого открытия рта принуждает проползающего червя или насекомого устремляться в этот рот на свою погибель. Олень так же, как и меньшие животные, привлекается дыханием удава и принуждается неотразимою силою приблизиться на нужное для охвата расстояние. Электрическая рыба торпедо отталкивает руку с такою силою, что рука на некоторое время немеет. Чтобы пользоваться такою силою для благих целей, человеку требуются три условия: 1) благородство души; 2) сильная воля и способность воображения; 3) более слабый объект, чем магнетизер; иначе он не поддастся. Человек, свободный от мирских побуждений и чувственности может таким образом вылечивать наиболее "неизлечимые" болезни, и зрение его может стать ясновидящем и пророческим.

Любопытный пример вышеупомянутого всеобщего притяжения между всеми телами планетной системы и всем органическим так же, как и неорганическим, принадлежащим им, можно найти в странном старом томе семнадцатого века. В нем содержатся путевые заметки и официальный доклад королю Франции от его посла Лоубэ о том, что он видел в королевстве Сиам.

"В Сиаме", - говорит он, - "имеются два вида пресноводных рыб, которые называются пал-оут и пла-кади. Будучи посолены и помещены в неразрезанном (цельном) виде в котел, они в точности следуют морскому приливу и отливу, поднимаясь выше и опускаясь ниже в котле в соответствии с приливом и отливом".<<157>>

Лоубэ экспериментировал с этими рыбами долгое время вместе с правительственным инженером по имени Винсент, и поэтому ручается за справедливость этого утверждения, на которое сначала смотрели, как на праздные басни. Это таинственное притяжение настолько мощно, что оно действует на рыб даже тогда, когда их тела совсем сгнили и распадаются на куски.

В странах, не подвергшихся цивилизации - вот, где особенно следует искать объяснения и наблюдать проявления той тонкой энергии, которую философы древности называли "мировой душой". Только на Востоке и в бескрайних землях Африки исследователь психологии найдет обильную пищу для своей жаждущей истины души. И причина этому очевидна. Атмосфера в населенных местах очень испорчена дымом и испарениями фабрик, паровых машин, железных дорог и пароходов, в особенности миазматическими испарениями живых и мертвых. Природа в своих проявлениях настолько же зависима от условий, насколько человеческое существо от них зависит, и ее могучее дыхание, так сказать, легко может быть нарушено, задержано, и корреляция ее сил может быть разрушена на данном месте, как будто бы она - человек. Не только климат, но также оккультные ежедневно ощущаемые влияния не только видоизменяют психофизическую природу человека, но даже в какой-то степени вносят изменения в конституцию так называемой неорганической материи, причем эту степень европейская наука недостаточно себе представляет. Так в лондонском "Медицинском и хирургическом журнале" дается совет хирургам не возить с собою ланцетов в Калькутту, так как на личном опыте установлено, "что английская сталь не выносит индийской атмосферы"; по той же причине связка английских или американских ключей совершенно покрывается ржавчиной после двадцати четырех часового пребывания в Египте, тогда как предметы из местного железа не окисляются. Также было обнаружено, что сибирский шаман, давший неоспоримые доказательства своего оккультного могущества среди своих земляков чукчей, постепенно и часто совсем терял свою силу после прибытия в туманный Лондон. Разве внутренний организм человека менее чувствителен к климатическим влияниям, чем кусок стали? И если нет, то почему мы должны с сомнением относиться к свидетельствам путешественников, которые, может быть, день за днем наблюдали, как шаман творил наиболее удивительные феномены в своей родной стране, и отрицать возможность существования таких сил лишь потому, что он не может совершать того же в Лондоне или в Париже? В своей лекции об "Утерянных искусствах" Венделл Филлипс доказывает, что кроме того, что на человеческую психологию влияет климат, у восточных народов физические чувства гораздо больше обострены, чем у европейцев. Французские красильщики, которых никто не может превзойти в искусстве, по его словам, "имеют теорию, что существует некий очень нежный оттенок синего, которого европейцы не видят... А в Кашмире, где девушки делают шали стоимостью 30000 долларов, они показывали лионскому красильщику триста самостоятельных, отличающихся друг от друга цветов, которые он не только не может воспроизвести, но даже не может различить". Если существует такое большое различие в остроте внешних чувств у двух рас, почему не может быть того же самого и в отношении психических способностей? Кроме того, глаза кашмирской девушки в состоянии видеть объективно цвет, который в самом деле существует, но, оставаясь для европейца неуловимым, он для него не существует. Почему же тогда не признать, что некоторые своеобразные организмы, которых считают обладателями так называемого второго зрения, видят картины так же объективно, как девушки видят цвета, и поэтому эти картины, вместо того, чтобы быть галлюцинациями, вызванными воображением, являются, наоборот, отражениями реально существующих предметов и лиц, запечатленных на астральном эфире, как это трактуется древней философией "Халдейских оракулов", и к чему пришли современные исследователи: Бэбедж, Джевонс и авторы "Невидимой вселенной"?

"Три духа живут и побуждают человека к действию", - учит Парацельс; - "три мира изливают свои лучи на него; но все три только как образ и отзвук одного и того же всестроющего и объединяющего принципа производства. Первый - это дух элементов (земное тело и жизненная сила в ее грубом состоянии); второй - это звездный дух (сидерическое или астральное тело - душа); третий - это божественный дух (Augoeides)".

Так как наше человеческое тело обладает "первобытной земной материей", как называет ее Парацельс, мы легко можем разделить тенденцию современных научных исследований "рассматривать процессы и животной, и растительной жизни как просто физические и химические". Эта теория еще больше подтверждает утверждение философов древности и библейского Моисея, что наши тела сотворены из праха и должны возвратиться в прах. Но мы должны помнить, что

"Из праха ты создан, в прах вновь обратишься", -
Не сказано это о вечной душе".

Человек - это маленький мир, - микрокосм внутри великой Вселенной. Подобно утробному плоду, он поддерживается подвешенным всеми своими тремя духами в утробе макрокосмоса; и в то время, как его земное тело находится в постоянной симпатической связи со своим породителем землей, его астральная душа живет в согласии со звездной Anima Mundi. Она в нем так же, как он в ней, ибо насыщающий всю вселенную элемент заполняет все пространство и сам есть пространство, только безбрежное и бесконечное. Что касается его третьего духа, духа божественного, то чем же он может быть, как не бесконечно малый луч, одного из бесчисленных излучений, исходящих непосредственно из Высочайшей Причины - Духовного Света Мира? Это троица органической и неорганической природы - духовной и физической, три в одном, о чем Прокл говорит, что

"Первая монада есть Вечный Бог; вторая есть вечность; третья - образец или модель вселенной";

эти трое представляют Познаваемую Триаду. Все, существующее в этой видимой вселенной, есть изливание из этой Триады и само есть микрокосмическая триада. И так они движутся в величественной процессии в полях вечности вокруг духовного солнца подобно тому, как в гелиоцентрической системе небесные тела движутся вокруг видимых солнц. Пифагорейская монада, которая живет "в уединении и мраке", может навсегда остаться незримой на этой земле - незримой, неощутимой и необнаруженной для экспериментальной науки. И все же целая вселенная тяготеет к ней вокруг нее, как она делала с "начала времени", и с каждой секундой человек и атом приближаются все ближе к тому торжественному моменту в вечности, когда Незримое Присутствие ясно откроется их духовному зрению. Когда каждая частица материи, даже наиболее возвышенной, будет сброшена с последней формы, которая образовала конечное звено цепи двойной эволюции, которая в течение миллионов веков последовательных превращений толкала сущность вперед; и когда эта частица очутится опять снова переодетой в свою изначальную личину, тождественную со своим Творцом, тогда этот когда-то неосязаемый органический атом окажется завершившим свой бег, и сыны Божии еще раз "воскликнут от радости" своего возвращения из пилигримства.

"Человек", - говорит Ван Гельмонт, - "есть зеркало вселенной, и его тройная природа состоит в родстве со всем".

Воля Творца, посредством которой было создано все, и все получило свой первый импульс, является свойством всех живых существ. Человек, наделенный дополнительной духовностью, владеет самой большей ее долей на этой планете. И от пропорции материи в нем зависит, будет ли он с большим или с меньшим успехом пользоваться своим магическим свойством. Разделяя это божественное могущество наряду с каждым неорганическим атомом, он проявляет его в течение целой своей жизни или сознательно или по-другому. В первом случае, когда он полностью владеет своими силами, он будет господином, и magnale magnum (мировая душа) будет управляться и направляться им. В случаях же, когда дело идет о животных, растениях, минералах и даже о среднем человечестве, этот эфирный флюид, который насыщает все, не встречая сопротивления и будучи предоставленным самому себе, двигает ими, как его импульсы велят. Каждая сотворенная сущность в этой подлунной сфере образована из magnale magnum, и связана с ней. Человек обладает двойною небесною мощью и тесно связан с небесами. Эта мощь находится

"не только во внешнем человеке, но до некоторой степени также в животных и, возможно, во всем другом, так как все во вселенной находится в родстве одно с другим; или, по меньшей мере. Бог во всем, как это правильно заключили древние. Необходимо, чтобы эта магическая сила была разбужена как во внешнем так и внутреннем человеке... И если мы назовем эту силу магической, то это только приведет в ужас непосвященного. Но, если вы предпочитаете, вы можете назвать ее духовной силой - spinituale robur vocitaveris. Следовательно, такая магическая сила существует во внутреннем человеке. Но, так как существует определенное родство между внутренним и внешним человеком, то эта сила может быть рассеяна по всему человеку" [206, с. 720 и далее].

В обширном описании религиозных обрядов, монастырской жизни и "суеверий" сиамцев Лоубэ между прочим упоминает об удивительных духовных силах, которыми обладают талапоины (монахи или буддийские святые люди) по отношению к диким животным.

"Талапоины Сиама", - говорит он, - "проводят целые недели в густых лесах под маленьким навесом из ветвей и пальмовых листьев и никогда не разводят костра на ночь, чтобы отпугивать диких зверей, как делают все другие люди, путешествующие по этой стране".

То, что ни один талапоин никогда не был съеден дикими зверьми, люди считают чудом. Тигры, слоны и носороги, которых там полно, уважают талапоинов. Засевшие в безопасных засадах путешественники часто видели, как эти звери лижут руки и ноги спящего талапоина.

"Они все пользуются магией", - прибавляет французский джентльмен, - "и считают всю природу одушевленной (имеющей душу); они верят в гениев-хранителей" [205, с. 115].

Но что наиболее потрясает автора - это доминирующая среди сиамцев идея, "что каким был человек в своей телесной жизни, таким он будет и после смерти".

"Когда татары, которые сейчас царствуют в Китае", - говорит Лоубэ, - "заставляли китайцев сбривать волосы на голове, как принято у татар, некоторые из китайцев предпочли лучше смерть, нежели появляться на том свете перед своими предками без волос, так как в их представлении, брея голову, они бреют и душу!" [205, с. 120] "И что уже совсем неуместно", - добавляет посол, - "в этом абсурдном мнении, то это то, что жители Востока приписывают человеческую, а не какую-либо другую форму душе".

Не внося никаких пояснений читателю, какую же, именно, форму жители Востока должны были избрать для своих душ, Лоубэ продолжает изливать свой гнев на этих "дикарей". Наконец он нападает на старого короля Сиама, отца того короля, к которому он был послан, обвиняя его в глупой растрате двух миллионов ливров на поиски философского камня.

"Китайцы", - говорит он, - "которые слывут такими мудрыми, все же настолько глупы, что уже три или четыре сотни лет верят в существование универсального средства, посредством которого они надеются избавиться от необходимости умереть. Они ищут это средство и обосновывают свою веру на некоторых глупых преданиях о редких лицах, якобы делавших золото и живших несколько веков; среди китайцев, сиамцев и других восточных жителей существуют твердо установленные факты, касающиеся людей, которые знают, как стать бессмертными или абсолютно или же так, что они не могут умереть иначе, как только насильственной смертью [205, с. 63]. Они называют имена нескольких людей, которые по этой причине удалились от людей, чтобы вести свободную мирную жизнь. Они рассказывают чудеса, касающиеся знаний этих якобы бессмертных".

Если Декарт, француз и ученый, мог среди цивилизации твердо верить что такое универсальное средство найдено и что, если бы он им обладал, то мог бы жить, по меньшей мере, пятьсот лет, - то почему жители Востока не вправе верить в то же самое? Главные проблемы и жизни, и смерти не решены еще западными физиологами. Даже сон является феноменом, причина которого вызывает среди них большие расхождения. Как же они тогда могут претендовать на то, чтобы установить границы возможного и невозможного?

Со времен отдаленнейших веков философы утверждали особую власть музыки над некоторыми болезнями, в особенности над болезнями класса нервных. Кирхер рекомендует этот способ: благоприятное его воздействие он испытал на себе и дает подробное описание инструмента, которым он пользовался. Это была гармоника, состоящая из пяти бокалов (без ножки) из очень тонкого стекла, поставленных в ряд. В двух из них было налито две разновидности вина; в третьем - бренди; в четвертом - масло; в пятом - вода. Он извлекал из них пять мелодичных звуков обычным способом - простым трением пальцев по краям бокалов. Этот звук имеет притягивающее свойство; он извлекает болезнь, которая струится навстречу музыкальной волне, и они обе, слившись вместе, исчезают в пространстве. Асклепий пользовался музыкой для той же самой цели около двадцати веков тому назад. Чтобы вылечить от ишиаса, он трубил в трубу, и так как длительный звук заставлял нервные волокна трепетать, боль неизменно утихала. Демокрит подобным же образом утверждал, что многие болезни могут быть излечены мелодичными звуками флейты. Месмер в своем магнетическом лечении пользовался тою же гармоникой, которую описал Кирхер. Знаменитый шотландец Максвелл предлагал различным медицинским факультетам, что он докажет, что с помощью имеющихся в его распоряжении магнетических средств он вылечит от любой болезни, от которой врачи отказались, считая пациента неизлечимым, в том числе от эпилепсии, импотенции, умственного помешательства, парализованности, водянки и наиболее упорных лихорадок.

В этой связи каждому должно прийти на ум библейское повествование об изгнании злого духа, которым был одержим Саул. Это место в Библии звучит так:

"От Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух от Господа ... Давид, взяв гусли, играл, - и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него". [1 Самуил, XVI, 14, 23].

Максвелл в своей "Магнетической медицине" излагает следующие положения, которые представляют те же положения алхимиков и каббалистов.

"То, что люди называют мировой душой, есть жизнь, настолько огненная, духовная, быстрая, светлая и эфирная, как сам свет. Это есть дух жизни, везде и везде тот же самый. Всякая материя лишена способности действия, если она не одушевлена этим духом. Этот дух поддерживает все вещи в их своеобразном состоянии. Его находят в природе свободным от всех пут; и тот, кто знает, как соединить его с гармонизирующим телом, тот обладает сокровищем, превосходящим всякое богатство".

"Этот дух есть общая связь всех стран света, проникает и находится во всем - adest in mundo quid commune omnibus mextis, in quo ipsa permanent".

"Тот, кто знает этот универсальный дух жизни и его применение, может предотвратить всякий вред" [207, 22, "Афоризмы"].

"Если ты можешь пользоваться этим духом и можешь направить его на какое-либо одно тело, то ты совершишь магическое действие".

"Тот, кто знает, как посредством этого универсального духа можно воздействовать на людей, тот может исцелять, и притом на каком ему угодно расстоянии" [207, 69].

"Кто может укреплять индивидуальный дух с помощью универсального духа, тот мог бы продолжать свою жизнь вечно" [207, 70].

"Существует слияние духов или их эманаций вместе, даже когда они далеко отделены друг от друга. И что такое это слияние вместе? Это есть вечное и непрестанное изливание лучей одного тела в другое".

"Пока что", - говорит Максвелл, - "не безопасно об этом говорить. Многие отвратительные злоупотребления могут иметь место".

А теперь давайте разберемся, каковы эти злоупотребления месмерическими и магнетическими силами у некоторых медиумов-целителей.

Исцеление, чтобы в самом деле быть таковым, требует или веры от пациента или крепкого здоровья, объединенного с сильною волею, со стороны оператора. При наличии надежды и упования, дополненного верой, можно вылечиться самому почти от любой болезни. Гробница святого; священная реликвия; талисман; лоскут бумаги или одеяния, переданный предполагаемым целителем; патентованное средство, рекламируемое от всех болезней; епитимья или обряд; накладывание рук или несколько внушительно произнесенных слов - любое из них поможет. Самоизлечение - это вопрос темперамента, воображения. В тысячах случаев доктору, священнику или реликвии приписывается честь того излечения, которое было совершено единственно и исключительно неосознанное волею пациента. Женщине с кровоизлияниями, протиснувшейся через толпу, чтобы прикоснуться к одеянию Иисуса, было сказано, что ее "вера" сделала ее здоровой.

Влияние сознания на тело настолько мощно, что оно творило чудеса во все века.

"Сколько неожиданных, внезапных, изумительных исцелений было произведено воображением", - говорит Салверт - "Наши медицинские книги заполнены фактами такого рода, что они легко прослывут чудесами" [123].

Но, а если пациент не верит, что тогда? Если он физически негативен и восприимчив, а целитель сильный, здоровый, положительный и решительный, то болезнь может быть удалена властною волею оператора, который, сознательно или бессознательно, привлекает к себе и подкрепляет себя универсальным духом природы и восстанавливает нарушенное равновесие ауры пациента. Он может применять в качестве пособия распятие, как делал Гесснер; или возлагать руки и "хотеть", как француз Зуав Джекоб и наш прославленный американец Ньютон, исцеливший многие тысячи страдальцев, и многие другие; или же подобно Иисусу и некоторым апостолам, он может исцелять словами приказания. Во всех этих случаях процесс один и тот же.

Во всех этих случаях исцеление радикальное и действительное безо всяких вторичных явлений. Но если человек, который сам физически нездоровый, попытается исцелять других, то это не только не удастся ему, но часто наделит своею болезнью пациента и лишит его даже той силы, какою он обладает. Дряхлый царь Давид восстанавливал свою увядшую жизнеспособность здоровым магнетизмом юной Ависаги [1 Царей, I, 1-4, 15]; и медицинские труды повествуют нам об одной состарившейся леди из Бата, в Англии, которая таким же образом разрушала организм у двух служанок последовательно. Мудрецы древности, а также и Парацельс, удаляли болезнь прикладыванием здорового организма к заболевшей части тела, и в трудах упомянутого философа огня их теория изложена смело и категорично. Если нездоровая личность, будь то медиум или нет, займется целением, то его силы может оказаться достаточно, чтобы потревожить болезнь в ее нынешнем месте и заставить переместиться в другое место, где она снова проявится, а пациент тем временем будет думать, что он исцелен.

Ну, а что будет, если целитель морально нездоровый? Последствия могут быть безмерно хуже; ибо легче лечить телесную болезнь, чем очищать организм от моральной низости. Тайна Морзинэ, Севеннойза и тайна янсенитов все еще остается великой тайной как для физиологов, так и для психологов. Если дар пророчества так же, как и истерия и конвульсии, могут быть переданы "заражением", то почему не могут быть переданы пороки? Целитель, в таком случае, передает своему пациенту (который теперь стал его жертвой) нравственную отраву, которой заражены его собственный ум и сердце. Его магнетическое прикасание становится осквернением; его взгляд - профанацией. Против этой предательской заразы у пассивно воспринимающего объекта нет никакой защиты. Целитель держит его в своей власти, зачарованного и бессильного, как змея держит под своим взглядом слабую птичку. Зло, которое такие целители могут причинить, неизмеримо велико; а таких целителей - сотни.

Но, как мы уже говорили раньше, имеются настоящие богоподобные целители, которые, несмотря на всю злобу и скептицизм своих фанатических противников, прославились в мировой истории. Такими были кюрэ д'Арс из Лиона, Джекоб и Ньютон. Также такими были Гесснер, священник из Клорстела и хорошо известный Валентин Грейтрейкс, невежественный и бедный ирландец, признанный знаменитым Робертом Бойлем, председателем Королевского Общества в Лондоне, в 1670 г. В 1870 году его отправили бы в дом сумасшедших в компании с другими целителями, если бы его судьбой мог распорядиться другой председатель того же общества, или же профессор Ланкастер привлек бы его к суду по "Акту о бродяжничестве" за то, что он занимается хиромантией среди подданных Его Величества или за что-либо другое.

Но, заканчивая перечисление доказательств, которое мы могли бы продолжить до бесконечности, достаточно будет сказать, что от первого до последнего, от Пифагора до Элифаса Леви, от высочайшего до самого скромного - все учат, что магические силы никогда не становятся достоянием тех, кто погрязли в порочных наклонностях. Только чистые сердцем "видят Бога" или пользуются божественными дарами - только такие могут исцелять телесные недуги и позволять себе с сравнительной безопасностью отдаваться руководству "незримых сил". Только такие могут излить мир на души своих встревоженных братьев и сестер, ибо целительные воды не изливаются из отравленных источников, виноград не растет на терне, и чертополох не родит винных ягод. Но, несмотря на все это, "в магии нет ничего сверхъестественного"; она есть наука, и даже "власть изгнания злых духов", являлась ее отраслью, которую посвященные изучали отдельно.

"Искусство изгонять демонов из человеческих тел есть наука оздоровляющая и полезная для людей", - говорит Иосиф [151, VIII, 2].

Вышеприведенных набросков достаточно, чтобы показать, почему мы крепко придерживаемся древней мудрости, предпочитая ее любым новым теориям, которые высиживаются на основании событий наших дней по поводу действия оккультных сил человека. В то время как феномены физической природы могут иметь свою ценность, как средство возбуждения интереса у материалистов и могут подтверждать, если и не всецело прямо, то, по крайней мере, путем выводов и заключений, нашу веру в бессмертие наших душ и духов, спорным остается вопрос, чего больше приносят наши современные феномены - вреда или пользы? Многие умы, жаждущие доказательств бессмертия души, быстро впадают в фанатизм; а Стоу говорит, что

"фанатики скорее находятся под властью воображения, чем под властью суждения".

Несомненно, уверовавшие в современные феномены могут претендовать на разнообразие духовной одаренности, способностей, но "распознавание духов", очевидно, отсутствует в каталоге их "духовных" даров. Говоря о "Диакке", которого в одно прекрасное утро открыл в темном углу "Страны вечного лета", А. Дж. Дэвис, великий американский ясновидящий, замечает:

"Диакка это один из тех, кому доставляет безумную радость разыгрывание ролей, выкидывание трюков по части олицетворения персонажей противоположного характера; для него молитва и богохульственные высказывания равноценны; у него страсть к лирическим повествованиям... так как он нравственный урод, у него отсутствует чувство справедливости, человеколюбия, нежной привязанности. Он не знает того, что люди называют чувством благодарности; результаты любви и ненависти для него одно и то же; его девиз часто страшен для других - вся жизнь только для СЕБЯ, и индивидуальная жизнь кончается уничтожением" [208].

Не далее, как только вчера некто, выдавший себя за Сведенборга, сказал женщине медиуму следующее:

"Я есмь все, что было, будет или может быть, и индивидуальная жизнь есть только совокупность призрачных иллюзий трепетных мыслей, стремительно несущихся навстречу уничтожению навеки!"<<158>>

Порфирий, чьи сочинения (по словам одного рассерженного поклонника феноменов) "плесневеют подобно другим отбросам древности в подвалах забвения", так высказывается по поводу этих Диакка (если это есть их имя) снова открытых в девятнадцатом веке:

"Именно с непосредственной помощью этих злых демонов осуществляется всякое колдовство... это результат их работы, и люди, которые наносят вред своим ближним чарованиями, обычно воздают большие почести этим злым демонам и, в особенности, их главе. Эти духи проводят свое время, обманывая нас показом дешевых чудес и иллюзий; они стремятся, чтобы их приняли за богов, и их вождь требует, чтобы его признали высочайшим Богом" [210].

Дух, выдавший себя за Сведенборга (Диакка из сочинения Дэвиса) и намекавший, что он, именно, и есть тот "Я есмь все..." - сильно напоминает порфириевского вождя злых духов.

Что более естественно, чем это поношение древних и опытных теургов со стороны некоторых медиумов, когда мы находим, что Ямвлих, раскрыватель спиритуалистической теургии, строго запрещал добиваться таких феноменальных манифестаций иначе, как только после долгих нравственных и физических очищений под руководством опытного теурга. Когда далее он заявляет, что, за очень немногими исключениями, для человека "казаться удлиненным или утолщенным, или приподнятым в воздухе", служит верным признаком одержания злым демоном [214, III, 5].

В этом мире всему свое время, и истина, хотя и обоснованная на безупречных доказательствах, не пустит корней и не будет расти, если, подобно растению, она не будет брошена в землю в нужное время. "Век должен быть подготовлен", - говорит профессор Кук; и какие-нибудь тридцать лет тому назад настоящий труд был бы обречен на саморазрушение собственным содержанием. Но современные феномены, несмотря на ежедневные "разоблачения" и насмешки со стороны каждого материалиста, и несмотря на свои собственные многочисленные ошибки, растут и усиливаются фактами, если не мудростью и духовностью, то, что двадцать лет тому назад казалось бы просто нелепым, абсурдным, теперь будет выслушано, потому что теперь феномены подтверждаются великими учеными. К несчастью, хотя манифестации усиливаются с каждым днем, не наступает соответствующего улучшения в философии. Распознавания духов не хватает так же, как всегда.

Возможно, что среди корпорации писателей-спиритуалистов нашего времени никто не ценится так высоко за характер, образование, искренность и способности, как Эпес Сэрджент из Бостона в Массачусетсе. Его монография под заголовком "Осязаемое доказательство бессмертия" заслуженно занимает высокое положение среди других трудов по тому же предмету. Несмотря на полную благорасположенность к медиумам и их феноменам, мистер Сэрджент все же вынужден употреблять следующее выражение:

"Умение духов воспроизводить точные подобия людей, ушедших из земной жизни, наводит на вопрос - насколько мы можем быть уверены в подлинности любого духа, каковы бы ни были контрольные меры? Мы еще не достигли такого этапа нашей осведомленности по этому вопросу, который мог бы дать нам возможность с уверенностью ответить на этот вопрос... Много еще такого, что представляет загадку в речах и поступках материализованных духов этого рода".

Что касается широты ума большинства духов, скрывающихся за физическими феноменами, то, бесспорно, мистер Сэрджент будет признан наиболее компетентным судьей, и он говорит:

"Подавляющее большинство, которое в этом мире, есть неразумный класс".

Нам хочется задать справедливый вопрос - почему у них так не хватает ума, если они человеческие духи? Или разумные человеческие духи не могут материализоваться, или же те духи, которые материализуются, не обладают человеческим разумом и поэтому они должны быть, по высказываниям самого Сэрджента, элементариями, которые совершенно перестали быть человеческими, или же теми демонами, которые, согласно учению персидских магов и Платона, представляют что-то среднее между богами и развоплощенными людьми.

Имеются достоверные свидетельства, например, мистера Крукса, доказывающие, что многие "материализованные" духи могут разговаривать слышимыми голосами. Но мы доказывали на основании свидетельств древних, что голос человеческих духов не произносит членораздельно и не может быть членораздельным, так как он, по высказыванию Эммануила Сведенборга, представляет "глубокий вздох". Которому из этих двух родов свидетельств можно больше доверять? То ли древним теургам, которые столько веков занимались теургической практикой и накопили опыт, то ли современным спиритуалистам, у которых нет никакого опыта и нет фактов, чтобы на них обосновывать свое мнение, за исключением фактов, сообщенных им "духами", подлинность которых они не в состоянии проверить и доказать? Существуют медиумы, чей организм иногда вызывал появление сотен этих предполагаемых "человеческих" форм. И все же мы не припомним, чтобы мы когда-нибудь видели или слышали бы о духе такого рода, что он выразил хоть что-нибудь, кроме обычных всем известных идей. Этот факт непременно должен бы привлечь внимание даже наиболее некритически настроенных спиритуалистов. Если дух, вообще, может говорить и путь к этому открыт как для разумных, так и для неразумных духовных существ, то почему бы им иногда не обратиться к нам с речами, хотя бы в какой-то степени приближающимися по качеству к сообщениям, которые мы получаем путем "автоматического письма"? Мистер Сэрджент выдвинул очень многозначительную идею в нижеследующем выражении:

"Насколько они ограничены в своей мыслительной деятельности и в воспоминаниях актом своей материализации или интеллектуальным кругозором медиума, - это все еще остается вопросом" [215, с. 45].

Если материализуются духи такого же рода, как те, которые производят автоматическое письмо, причем те и другие проявляются через медиумов, и в то время как одни несут чушь, другие часто дают возвышенные философские учения, то почему их мыслительная деятельность может в одном случае быть более ограниченной со стороны "интеллектуального" кругозора медиума, чем в другом? Материализующие медиумы (по крайней мере, в пределах наших наблюдений) не более образованы, чем многие крестьяне и рабочие, которые в различные времена под влиянием высших духовных сил принесли миру возвышенные идеи. История психологии кишит примерами подобного рода; среди них отметим Бёме, вдохновенного, но невежественного сапожника, и Дэвиса. Что касается неинтеллектуальности, мы полагаем, что нет надобности искать более поразительных примеров, чем примеры пророчествующих детей в Севеннах, поэтов и провидцев, которые упоминались в предыдущих главах. Если духи обзавелись, вообще, вокальными органами, чтобы говорить, то для них не должно представить трудности говорить так, как говорили в земной жизни те лица, за которых духи себя выдают, т. е. говорить разумно в соответствии с занимавшимся ими при жизни социальным положением, а не впадать в обычный для таких случаев однообразный тон, изрекая "общие места" и, часто, пошлости. Как об этом мистер Сэрджент обнадеживающе выразился:

"Наука спиритуализма все еще находится в состоянии детства, мы надеемся, что по этому вопросу будет пролито больше света".

Но мы боимся, что придется ответить, что через "потаенные комнаты" спиритуалистов этот свет никогда не прольется [Матфей, XXIV, 26].

Просто смешно и абсурдно требовать от каждого исследователя, который выступает в качестве свидетеля чудес наших дней и психологических феноменов, чтобы он имел диплом ученого. Опыт прошедших сорока лет свидетельствует, что не всегда умы, прошедшие "научную тренировку", являются лучшими там, где нужен, просто, здравый ум и честная правдивость. Ничто так не ослепляет, как фанатизм и односторонний взгляд на вопрос. В качестве иллюстрации к этому возьмем восточную магию или древний спиритуализм так же, как и современные феномены. Сотни, даже тысячи заслуживающих полного доверия свидетелей, возвратившись после пребывания на Востоке или путешествия по Востоку засвидетельствовали факт, что необразованные факиры, шейхи, дервиши и ламы в их присутствии без всяких пособников и механических приспособлений творили чудеса. Они подтвердили, что продемонстрированные им феномены противоречили всем известным им законам, и таким образом, становились доказательствами существования многих, пока еще неизвестных оккультных сил в природе, по-видимому, направляемых сверхчеловеческими разумами. Какова была позиция, занятая нашими учеными по отношению к этим фактам? Насколько свидетельства наиболее "научно-тренированных" умов произвели впечатление на их собственные умы? Разве исследования профессоров Хэера и Моргана, Крукса и Уоллеса, Гаспарина и Тьюри, Вагнера и Бутлерова и др. поколебали хоть на миг скептицизм ученых? Как были восприняты учеными персональные опыты Жаколио с факирами Индии и каково было их отношение к психологическим разъяснениям профессора Перти из Женевы? Намного ли к ним доносится громкий крик человечества, жаждущего осязаемых знаков, способных доказать существование Бога, души и вечности, и как он на них действует, и как они на него реагируют? Они разрушают и уничтожают малейшие признаки духовного, но ничего не воздвигают.

"Мы не можем получить знаков ни через реторты, ни через тигли", - говорят они, - "следовательно, все это ничто другое, как обман!"

В этом веке холодного рассудка и предвзятых мнений даже церкви приходится искать помощи у науки. Построенные на песке верования, высоко поднявшиеся, но бескорние догмы рассыпаются под холодным дыханием исследований и в своем падении увлекают за собой истинную религию. Но томление по какому-либо признаку Бога и жизни после смерти остается в человеческом сердце так же сильно, как всегда. И напрасна софистика науки - она никогда не заглушит голоса природы. Представители науки только отравили чистые воды простой веры, и теперь человечество видит свое отражение в мутной воде, в которой поднята вся муть со дна когда-то чистого родника. Антропоморфический Бог наших отцов заменен антропоморфическими чудовищами, и что еще хуже, заменяется отражением самого человечества в этих водах, чья рябь посылает ему обратно искаженные образы истины и фактов в таком виде, в каком они рождаются в его заблудившемся воображении.

"Не в чудесах мы нуждаемся", - пишет почтённый Брук Херфорд, - "а в нахождении ощутимых доказательств духовного и божественного; не к пророкам взывают люди, требующие этих "доказательств", а скорее к ученым. Люди чувствуют, словно эти поиски, это прошаривание руками переднего края внутренних тайников творения должно, наконец привести к глубокому познаванию фактов, лежащих в основе всего сущего, должно дать какие-то бесспорные знаки существования Бога".

Знаки налицо, ученые - тоже. Что больше можем мы ожидать от них после того, как они так хорошо выполнили свой долг? Разве они, эти титаны мысли, не стащили Бога с места его укрытия и дали нам, вместо Него, протоплазму?

На Эдинбургском съезде Британского Общества в 1871 г. сэр Уильям Томсон сказал:

"По извечному закону чести наука обязана бесстрашно встречать каждую проблему, которая ей преподносится жизнью".

В свою очередь профессор Гёксли выразился:

"В отношении вопроса о чудесах я только могу сказать, что слово "невозможно", по-моему мнению, не применимо к философии".

Великий Гумбольдт замечает, что

"самонадеянный скептицизм, который отрицает факты без достаточного их исследования, в некоторых отношениях более вреден, нежели безоговорочная доверчивость".

Эти люди оказались нарушителями своих собственных учений. Возможность в связи с открытием Востока самим исследовать феномены, засвидетельствованные всеми путешественниками по странам Востока, - была ими отвергнута. Разве наши физиологи и патологи когда-либо серьезно задумывались о том, чтобы воспользоваться этой представившейся возможностью для разрешения такого важного вопроса? О, нет! Они не осмеливались. Нечего ожидать, что главные академики Европы и Америки предпримут совместное путешествие в Тибет и Индию, чтобы на месте исследовать чудеса факиров! А если один из них совершит одиночно путешествие и станет свидетелем всех чудес на свете, то по возвращении его же собратья не поверят ему.

Было бы настолько же утомительно, как и излишне снова перечислять факты, убедительно изложенные другими. Уоллес [161] и У. Ховитт [118] повторно и очень умело изложили тысячу и одну нелепейшую ошибку, в какие впадали ученые общества Франции и Англии из-за своего слепого скептицизма. Если Кювье мог отшвырнуть в сторону окаменелость, вырытую из земли в 1823 году французским геологом Боуе лишь потому, что знаток анатомии считал себя умнее своего коллеги и не мог поверить в возможность нахождения человеческого скелета на глубине 80 футов рейнского ила; если Французская Академия дискредитировала утверждение Буше де Петерса в 1846 году лишь с тем, чтобы самой подвергнуться в свою очередь жестокой критике в 1860, когда истина открытий де Петерса и его наблюдений была полностью подтверждена целой корпорацией геологов нахождением кремниевых орудий в наносах гравия Северной Франции; если свидетельство Мак Энери в 1825 году о факте, что он открыл обработанные кремни вместе с останками исчезнувших животных в Кентской карстовой пещере<<159>> было высмеяно, и по той же причине еще больше был высмеян Годвин Остин, в 1840 году, то весь этот лишний научный скептицизм и веселье пришли к печальному концу в 1865 году и оказались ни на чем не обоснованными. При этом, по словам Уоллеса, - "все предыдущие сообщения подтвердились и оказались даже менее удивительными, чем сама действительность", - и кто же после этого может быть настолько легковерным, чтобы поверить в непогрешимость науки? И зачем тогда удивляться недостатку мужества для признания новых истин у отдельных членов великой и упрямой корпорации, известной под именем современной науки?

Итак, факт за фактом были дискредитированы. Со всех сторон мы слышим постоянные жалобы. "По психологии известно очень мало!" - вздыхает один член Королевского общества. "Мы должны признаться, что по физиологии мы также знаем очень мало или почти ничего не знаем", - говорит другой. "Нет ни одной другой науки, которая покоилась бы на таком шатком научном базисе, как медицина", - неохотно признается третий. "Что мы знаем о предполагаемых нервных флюидах?.. Пока что - ничего", - вставляет четвертый. И так далее по каждой отрасли науки. А тем временем происходят феномены, по интересности превосходящие все другие явления в природе, которые могут быть раскрыты только физиологией и психологией, и также "пока что неизвестные" флюиды - и все это отрицается наукой, как заблуждения, обман, а когда истинность этих фактов неотрицаема, то говорят, что они "не представляют интереса" науке. Или, что еще хуже, когда субъект, организм которого проявляет наиболее значительные черты оккультных, хотя и естественных способностей, предлагает себя для исследований, то вместо честного экспериментирования он оказывается пойманным учеными (?) и за свои труды получает трехмесячное тюремное заключение. Это, действительно, многообещающе.

Легко понять, что в 1876 году не верят факту, о котором было сообщено в 1731, каковой факт являлся свидетельством другому факту, происшедшему, когда Павел III был папой. И когда ученым говорят, что римляне сохраняли горящие светильники в своих гробницах бесчисленное количество лет, пользуясь маслянистостью золота; что одна из таких вечно горящих ламп была обнаружена ярко горевшей в гробнице Туллии, дочери Цицерона, несмотря на то, что находилась взаперти тысячу пятьсот пятьдесят лет,<<160>> - у них имеется некоторое право сомневаться и даже не верить сообщению, пока они сами не убедятся посредством своих пяти чувств, что такая вещь возможна. В таком случае они могут отвергнуть свидетельства всех древних и средневековых философов. Погребение живых факиров и последующее за тем оживание после тридцатидневного пребывания в могиле может выглядеть в их глазах очень подозрительным. То же самое по отношению к самому себе наносимым смертельным ранениям с выставлением напоказ собственных внутренностей, что проделывают некоторые ламы, которые вылечивают такие ранения почти мгновенно.

Для некоторых людей, которые в отношении феноменов, произведенных в их собственной стране в присутствии многих свидетелей, не верят даже свидетельству своих чувств, для таких людей повествования, находимые в классических книгах, и записи путешественников, разумеется, покажутся абсурдными. Но чего мы никогда не будем в состоянии понять, так это коллективное упрямство академий перед лицом стольких горьких уроков в прошлом за то, что они "омрачали совет словами без знания". Подобно Господу, "из вихря" сказавшему Иову, магия может сказать современной науке: "Где ты была, когда Я закладывал основание Земли? Ответь, если знаешь!" И кто ты, осмеливавшийся сказать Природе: "Только досюда, а не дальше; здесь должны замереть на месте твои гордые волны".

Но какое это может иметь значение, если они отрицают? Будь их скептицизм тысячу раз сильнее, разве они могут предотвратить феномены, происходящие во всех краях света? Факиры по-прежнему будут похоронены и затем снова оживлены для удовлетворения любопытства европейских путешественников; ламы и индийские аскеты все также будут ранить и истязать себя и даже вынимать собственные кишки, после чего будут чувствовать себя лучше прежнего; и отрицаний всего мира будет недостаточно, чтобы задуть вечногорящие лампы в некоторых подземных святилищах Индии, Тибета и Японии. Одна из таких ламп упоминается священником С. Мэтиером из Лондонской Миссии. В храме Тревандрам, в королевстве Траванкор Южной Индии "есть внутри храма глубокий колодец, куда в течение года забрасываются громадные богатства, а в другом месте, в нише, прикрытой камнем, имеется большая золотая лампа, которая была зажжена более 120 лет тому назад, и все еще продолжает гореть", - говорит этот миссионер в своем описании этого места. Католические миссионеры, разумеется, приписывают эти лампы любезным услугам Сатаны. Более благоразумные протестантские священники упоминают об этом факте, но не добавляют никаких комментариев. Аббат Хак видел и тщательно рассматривал такие лампы, как и другие лица, на долю которых выпала удача завоевать доверие и дружбу восточных лам и священнослужителей. Нельзя больше отрицать чудес, которые видел капитан Лейн в Египте, или то, чему в Бенаресе были свидетелями Жаколио и сэр Чарлз Нейпер; нельзя отрицать левитацию человеческих существ средь бела дня, что можно объяснить лишь тем, что было сказано по этому поводу в главе введения к этой книге.<<161>> Такие левитации засвидетельствованы (кроме мистера Крукса) профессором Перти, который показывает, что они производились под открытым небом и длились иногда 20 минут; все эти феномены, и еще гораздо больше, происходили, происходят и будут происходить в каждой стране на нашем земном шаре вопреки всем скептикам и ученым, какие когда-либо развились из силурийского ила.

Среди осмеянных якобы достижений алхимии числятся вечно горящие лампы. Если мы скажем читателю, что мы видели такую лампу, нам могут задать вопрос (в том случае, если искренность нашей собственной веры не ставится под сомнения): как мы можем утверждать, что лампы, осмотренные нами, вечно горящие, когда мы их наблюдали только короткое, ограниченное время? Да просто потому, что мы знаем ингредиенты и принцип их конструкции, а также естественный закон в этом случае используемый; и мы уверены, что наше сообщение нашло бы подтверждение, если бы были предприняты исследования в надлежащем направлении. Какое это направление и от кого можно получить такие знания - это наши критики сами должны узнать, приложив такие же усилия, какие были приложены нами. Между тем, однако, мы назовем нескольких из 173 авторитетов, которые писали по этому предмету. Поскольку мы помним, ни один из них не утверждал, что эти лампы гробниц будут гореть вечно, но только неопределенно долгое время, многие годы, и отмечены случаи, когда они горели многие века. Никто не станет отрицать, что если существует закон природы, по которому можно заставить лампу гореть в течение 10 лет без пополнения горючим, то нет причины сомневаться, что можно заставить такую лампу гореть сотню и тысячу лет.

Среди многих хорошо известных лиц, которые твердо верили и горячо уверяли, что такие лампы гробниц горели в течение нескольких сотен лет и продолжали бы гореть, может быть, вечно, если бы их не погасили и если бы их сосуды не были разбиты по несчастной случайности, - мы можем рассчитывать на следующие имена: Климент Александрийский, Гермолай Барбаросский, Аппиан, Бураттин, Цитезий, Коэлий, Фоксий, Костэо, Касалий, Кедрин, Делрий, Эриций, Гесснер, Джакобоно, Леандер, Либавий, Лазий П. де ла Мирандолла, Филалет, Лицет, Майол, Матуранти, Баптиста Порта, Панциролло, Русцеллино, Скардоний, Лудовико Виве, Волатеран, Парацельс, несколько арабских алхимиков и, наконец, Плиний, Солин, Кирхер и Альберт Магнус.

Открытие этих ламп приписывается древним египтянам, сыновьям Страны Химии.<<162>> По крайней мере, они те люди, которые пользовались этими лампами гораздо больше любой другой нации из-за своих религиозных учений. У них считалось, что астральная душа мумии пребывает около нее в течение целых трех тысяч лет круга необходимости. Она прикреплена к мумии магнетической нитью, которую она может порвать только собственными усилиями, и египтяне надеялись, что вечно горящая лампа, символ нетленного и бессмертного духа, заставит более материальную душу расстаться со своим земным обиталищем, и она навсегда соединится со своим божественным Я. Поэтому в гробницах богатых людей подвешивались такие лампы. Часто находят такие лампы в подземных пещерах захоронения мертвых, и Лицет написал большой фолиант, доказывая, что в его время каждый раз, когда открывали гробницу, в середине ее находили горящую лампу, но она сразу же гасла вследствие осквернения. Тит Ливий, Бурратин и Михаил Шатта в своих письмах к Кирхеру [219, с. 544] подтверждают, что они находили много ламп в подземных пещерах древнего Мемфиса. Павсаний говорит о золотой лампе в храме Минервы в Афинах, которая, по его словам, была сделана Каллимахом и горела целый год. Плутарх [220] подтверждает, что он видел лампу в храме Юпитера Аммона, и что жрецы уверяли его, что она горит уже многие годы, несмотря на то, что стоит под открытым небом и что ни ветер, ни вода не могут ее погасить. Св. Августин, католический авторитет, также описывает лампу в храме Венеры, которая такого же рода, как и другие - непогасимы ни сильнейшим ветром, ни водой. В Эдессе была найдена лампа, говорит Кедрин, "которая будучи спрятанной в верхней части каких-то ворот, прогорела 500 лет". Но изо всех таких ламп наиболее чудесной является упоминаемая Олибием Максимом из Падуи. Ее нашли близ Аттисты, и Скардониус [Lib. I, Class 3, Cap. ult.] дает блестящее ее описание:

"В большой глиняной урне помещалась меньшая урна, и в последней находилась горящая лампа, продолжающая гореть уже 1500 лет с помощью чрезвычайно чистой жидкости, содержащейся в двух бутылках: одна бутылка из золота, другая из серебра. Их хранит Франциск Матуранти и дорожит ими чрезвычайно".

Не обращая внимания на преувеличения и оставляя в стороне, как голословные бездоказательные отрицания, утверждения современной науки о невозможности существования таких ламп, мы спросим, как быть в том случае, если действительно подтвердится, что такие негасимые лампы существовали в век "чудес" - следует ли тогда по-разному рассматривать лампы христианских святилищ (ибо последние тоже претендуют на обладание такими лампами) и лампы, посвященные Юпитеру, Минерве и другим языческим богам? По высказываниям некоторых богословов, получается, что первые (т. е. христианские лампы) горели благодаря божественной, чудодейственной силе, а свет последних, т. е. зажженных искусством "язычников", поддерживался сатанинскими уловками. Кирхер и Лицет показывают, что их устройство двоякое. Горящая лампа в Антиохии, которая прогорела 1500 лет над церковной дверью в открытом людном месте, сохранялась "силою того Бога", который "заставил бесчисленные сонмы звезд светить неугасимым светом". Что касается языческих ламп, то святой Августин уверяет, что они