«Во время нашей остановки мы видели летающих кругами больших грифов и решили приманить их. Мы купили приговоренного к смерти осла, отравили его и положили вместо приманки за одним задним зданием нашего временного жилища. Но грифы не явились, а вместо них каждую ночь повадились ходить гиены, так что пришлось охотиться на них и каждый вечер делать облаву. Ночи были так темны, что нам не удавалось сделать ни одного верного выстрела, утром же мы находили следы крови на большом пространстве в пустыне, между тем нигде не встречали издыхающей гиены.
Один из моих слуг, Али, по прозванию Муклэ,[12]по поводу этой охоты рассказал мне следующее: «Здесь стрелять в табаэ (Hyaena striata) нет никакой опасности; совершенно иное в Судане, а главное, в Сеннаре или Фассокле, где рыщут большие марафилы (Hyaena crocuta), которые не что иное как оборотни и большие волшебники. Они могут сделать много вреда нападающему на них.
Такие колдуны одним взглядом «злых глаз» (аеин‑эль‑хассид) останавливают кровь в жилах, заставляют умолкать биение сердца, высушивают внутренности и приводят в помешательство умы своих врагов. Хотя Хуршид‑паша (да благословит его Бог!) сжег много деревень, в которых находились такие колдуны, однако все‑таки число их еще слишком велико, и «аус билляхи мин эль шеитан эль раджим! (Да пересилит небо над сверженным дьяволом!)» У меня дрожь пробегает по телу, когда я только подумаю о тех, которых Аллах бросит в глубочайшую преисподнюю Джэхенна (ад). Хуршид‑паша умер ранней смертью оттого, что слишком ревностно истреблял колдунов, и, наверное, это Аеин‑эль‑хассид унес его с собой под землю. Однажды он охотился с солдатами на бегемотов и выстрелил в Джамамис‑эль‑баар,[13]несмотря на доброжелательное предостережение одного мудрого шейха. Напрасно повторял шейх, что это не настоящие аёзинат, а только превращенные люди, которые ночью спят в своих жилищах, днем же принимают образ аёзинт. Паша не обратил внимание на этот совет, и за то как скоро он был убит ядовитым взглядом Саахра‑волшебника! Мир его праху и да упокоит Бог его душу! Его смерть была ускорена болезнью. Он доверился франкским докторам, а они не могли найти целебного лекарства. Ведь он был просто околдован, и ему мог помочь только другой волшебник или мудрый благочестивый шейх. О господин, и я некогда был также в великой опасности! К счастью, Аллах субхаана ву таалэ[14]открыл мое сердце к принятию доброго совета, и мои уши были готовы внимать гласу предосторожности, который я запечатлел в своем сердце. Однажды брат и я собирались охотиться на гиен, сильно дравшихся на трупе верблюда, но, к счастью, мы были вовремя остановлены – эль хамди лилляхи. Сын шейха обратил наше внимание на их голоса. «Слушайте, – сказал он, – разве такой голос у марафила? Клянусь Аллахом и его великим пророком – Аллах муселлем ву селлем аалеиху – это саахир».[15]Тут члены мои затряслись от ужаса, язык пересох, в глазах померкло, и я в страхе начал прокрадываться к своему лагерю. Всю ночь напролет раздавался голос марафила. Казалось, слуги дьявола – спаси нас от него, Господи, – дрались между собой. Да, господин, то были не гиены, а настоящие волшебники, сыны проклятого, и сердце мое того не отрицает, что видели мои глаза и слышали уши».
«Но, господин, ты все еще сомневаешься в моих словах? И ты не хочешь доверять тому, что я говорю? Все франки – неверующие, и поэтому как тебя убедить? Неужели же в подобные вещи ты вовсе не веришь?»
«Нет!»
Муклэ звонко засмеялся и начал сильно клясться, желая уверить в правде всего сказанного. Но я продолжал не верить. «Так знай же, господин, – ей богу, моя речь правдива! В Судане совершаются еще не такие колдовства. Ведь я лучше тебя знаю свою родину.[16]А мой отец и дед знают более тебя о совершающемся в нашей земле, о которой ты ничего не знаешь. Ты говоришь, что в вашей стороне не бывает волшебников! Да я разве не видел своими собственными глазами, какую чертовщину делал саахр Боско в Александрии, при эфенди Мухаммеде‑Али (да снизойдет на него милость Божия!). Наше заклинание змей просто мыльные пузыри в сравнении с этим. Разве в Маср‑эль‑Кахира не было индейского волшебника, который мог высушивать выпуклость глиняного сосуда, вовсе не касаясь до него, и поэтому отчего же в Судане не быть колдунам, могущим высушивать внутренности у живого человека. Я тебе расскажу еще одну историю.
В Судане, именно вблизи Сеннара, живут женщины, так хорошо знающие колдовство, что могут раз поцеловавшего их мужчину заставить не касаться других женщин. Без их воли не может даже исполнить своих супружеских обязанностей. Я знал одного молодого человека, Ибн‑эль‑Харахми,[17]который колдовством на долгое время был превращен в кастрата, несмотря на то, что нож не касался его. Только после усиленных просьб саахрэ возвратила ему снова его мужественность. Но он не мог любить другую женщину, пока была жива саахрэ. Он был раб ее воли, и никто не был в состоянии снять с него это колдовство.
Но, право, не всегда эти чары имеют такое пагубное действие. Они бывают и другого рода, например, в виде маленьких корешков. Эти корешки уезжающий супруг зарывает в землю подле порога, и тогда может быть вполне спокоен, что по возвращении найдет свою жену такой же точно непорочной, чистой и верной ему, так как эти корешки имеют свойство защищать вход от не имеющих права на то. Есть еще и другого сорта колдовства, которые употребляются, когда желают приобрести любовь женщины. Посещая любимую девушку, надо спрятать этот маленький корень под такхие или под тарбуш. Это действует лучше всякого любовного напитка. Корень зажигает в груди любимой женщины самую горячую, страстную любовь, или же увеличивает и укрепляет ее.
Такие чары надо добыть у обнаженного саахир за деньги или ценою денег. Они находятся в пустынных местах. Но благочестивым не следует их отыскивать, потому что они прокляты и сыны проклятого. Им никогда не улыбнется счастие испытывать отцовские радости, даже если б они обладали гаремом, подобным султанскому; они никогда не удостоятся видеть рай, но будут стонать в глубочайшей ночи ада».
Подобными фактами я не мог не убедиться и, к удовольствию Муклэ, не только поверил всему, что он рассказывал, но даже записал это в своем дневнике. Муклэ обещал принести мне корни со свойствами зажигать любовь и поддерживать ее, но, к сожалению, он не сдержал своего слова и лишил меня этим великой выгоды в отечестве – уменья побеждать сердца красавиц совершенно новым, а главное – неотразимым оружием.
Очень глубоко укоренена и распространена вера в подобную бессмыслицу. Понятно, что на саахир сваливаются только такие вещи, которые мы, в смятении душевном и сердечной простоте, признаем за случайные. Суданец все несчастие приписывает влиянию волшебников. Таким образом, они посредством страха приобретают почитание. Благочестивому мусульманину нет ничего ужаснее и оскорбительнее, как ругательное название саахр. За подобное оскорбление он ведет обидчика к судье‑кади».
А потом наступил день 8 мая 1850 года, оказавшийся одним из самых тяжелых в жизни Брема…
К вечеру братья решили искупаться и выбрали тихую песчаную бухту со спокойной водой, напоминавшей скорее озеро, чем реку. Поскольку у берега вода слишком прогрелась, решили зайти подальше. Альфред выбрал для брата, который не умел плавать, нужную глубину и показал ему, где тот может плавать без риска.
О том, что случилось, он потом не мог вспоминать без содрогания всю жизнь.