…Кажется, в конце мая или начале июня, хорошенько не упомню, ожидаемая экспедиция прибыла в Барнаул и поместилась в особо приготовленной квартире, хотя и невзрачной, но на главной, Иркутской улице…
Во время этого посещения на Алтае был горным начальником Юлий Иванович Эйхвальд, крайне любезная и симпатичная личность, которая умела радушно принять и угостить дорогих гостей. Нечего и говорить, что г. Эйхвальд виделся с Бремом каждый день то у себя, то у него на квартире. Когда же начальник делал более дружеский, нежели официальный обед, чествуя ученых путешественников, то и мы, собравшиеся в Барнаул управляющие со всех концов обширного Алтая, участвовали за этим столом и лично покороче познакомились с достойными представителями науки. Нельзя не заметить однако того, что многих из нас, за исключением Эйхвальда, кровного немца, стесняло незнание немецкого языка настолько, чтоб можно было говорить на нем. По этому случаю нам приходилось почти только слушать нескончаемые рассказы красноречивого Брема и не раз пожалеть о том, что не можем лично делиться своими впечатлениями с гостями, а затруднять постоянно хозяина, как переводчика, было не совсем удобно. Впрочем, когда мы порядочно подвыпили, то уже не стеснялись и говорили где одними главными словами, где пантомимой, где руками, и хохоту не было конца.
Все три путешественника были очень простые, веселые и симпатичные люди, а в особенности Брем. Он всех присутствующих смешил до слез, в особенности когда на столе оказывалось порядочное количество пустых бутылок со всевозможными русскими и заграничными этикетками. Все‑таки надо сказать, что господа Финш и граф Вальдбург‑Цейль несравненно серьезнее и как бы черствее весельчака Брема, к тому же они не обладали даром красноречия, что было в избытке у последнего. Вообще эти личности как‑то не так располагали к себе, как Брем, которого и они слушали с видимым удовольствием и как бы гордились своим разговорчивым собратом. Финш и граф как‑то держали себя не так, – что вытекало из их натуры, – что с ними и на «втором взводе» приходилось быть на приличной дистанции, тогда как Брем сразу так сердечно, братски располагал к себе, что невольно представлялось, будто ты давным‑давно знаком с этим милейшим человеком. Общее между ними было то, что они все трое не стеснялись выпивкой и могли перепить всех нас, взятых вместе, нисколько не выходя из границ дружеской беседы, а будучи, что называется, только «веселы». Но и тут Брем отличался от своих товарищей: он пил гораздо больше и был все‑таки не слабее их.