Разорение Палермо

«Разорение Палермо», под которым следует понимать строительный бум конца 1950-х и начала 1960-х годов, до сих пор приводит жителей города в уныние. Чтобы понять причину этого уныния, достаточно совершить прогулку по главной транспортной артерии города, двигаясь в северо-западном направлении. За отправную точку следует взять Кватро Кан-ти – перекресток, где сходятся четыре квартала этого причудливого города. Чтобы выяснить, в каком направлении Палермо расширялся в конце девятнадцатого столетия, нужно, никуда не сворачивая, пройти по виа Македа, мимо огромных бронзовых львов, охраняющих Театро Массимо, и выйти на виа Руджеро Сеттимо, которая в свою очередь переходит в широкий проспект виа Либерта – в эпоху Флорио по нему проезжали в своих каретах модно одетые буржуа, построившие великолепные дома в стиле модерн. К южной стороне виа Либерта, прямо перед Джардино Инглезе, примыкает дорога, соединяющая ее с площадью Пьяцца Франческо Криспи, центр которой теперь заставлен гигантскими рекламными щитами. Под этими щитами едва можно различить ржавые завитки и шипы изящной ограды из кованого железа. Странно, что за этим великолепием скрывается всего-навсего жалкая автостоянка под открытым небом. Эта ограда – фактически единственное, что сохранилось от одного из шедевров эпохи Флорио.

Когда-то здесь стояла окруженная пальмами вилла Дель-елла. Сторожевая башня, узкие окна, огромный балкон и пологие скаты крыш – все говорило о том, что ее архитектор высоко ценил архитектурный стиль тосканского Возрождения. В субботу 28 октября 1959 года на рассмотрение городского совета были представлены планы сноса виллы Дельел-ла. Они были приняты, и в тот же самый день начались работы. Всего за два выходных дня один из самых красивых домов эпохи модерна превратился в груду камней. Через месяц этому зданию исполнилось бы пятьдесят лет и оно оказалось бы под защитой закона. Потеря виллы Дельелла – лишь незначительный эпизод на фоне многочисленных трагедий, вошедших в историю под названием «Разорение Палермо».

Когда закончилась Вторая мировая война, Палермо все еще оставался тем же самым городом, каким он был во времена Флорио. За пределами виа Либерта начинался пригород Конка Д'Оро с виллами и лимонными рощами. Палермо со всех сторон окружали сады и плантации цитрусовых. Несмотря на всю красоту, этот город остро нуждался в обновлении. Отчасти в этом были повинны бомбежки союзников, лишившие крова около 14 тысяч горожан, многие из которых жили в лачугах среди развалин старого центра, особенно пострадавшего от бомбежек. Потребность в жилье возросла в 1950-е годы, когда город захлестнула волна приезжих, пытавшихся устроиться на общественные работы. Такая возможность появилась благодаря тому, что Палермо вновь обрел статус столицы, в которой заседало новое, региональное правительство.

В период между 1951 и 1961 годами население Палермо увеличилось на 20%, его численность составляла 600 тысяч жителей.

Иными словами, строительный бум неотвратимо надвигался.

Тот же процесс наблюдался и в большинстве других европейских стран. Столь же неизбежным был и тот факт, что зачастую неоправданно завышенные надежды, возлагаемые на плановое развитие города, рано или поздно рухнут и сменятся разочарованием. Но результаты происходившего в 1950-е и 1960-е годы разрастания Палермо оказались гораздо хуже, чем можно было предвидеть. Когда строительный бум закончился, значительная часть городского центра все еще лежала в руинах, а многие другие районы состояли из полузаброшенных трущоб. Некоторые из красивейших частных домов, построенных в стиле барокко и модерн, были снесены. Пышная зелень окраин исчезла, уступив место бетону. Большинство лимонных рощ Конка Д'Оро пало под натиском бульдозеров. Город лежал в руинах, среди которых было трудно обнаружить признаки существования преступного мира. Благодаря «Разорению Палермо» каждый ветхий дворец в стиле барокко, каждый построенный на скорую руку микрорайон и каждый долгожданный многоквартирный дом превратились в памятники коррупции и преступности.

История разорения Палермо скорее связана с политическими процессами, нежели с архитектурным обновлением, и начиналась она в другом городе. Когда итальянцы жаловались, что мафия «сбежала из Рима», они в простейшей форме выражали несомненную истину. Политики, подрядчики и мафиози, ответственные за разорение Палермо, находились на одном конце цепочки, которая вела в резиденцию христианских демократов на Пьяцца дель Джезу в Риме. Именно там была изобретена вся структура финансового управления, пригодная для новых, демократических условий.

Первым звеном этой цепочки был Аминторе Фанфани, низкорослый, но весьма амбициозный университетский профессор из городка Ареццо в провинции Тоскана. Став в 1954 году лидером ХД, он приступил к полному обновлению «верхушки» партии с целью сосредоточить в своих руках больше власти. В правительстве преобладали христианские демократы, которые весьма ревниво относились к влиянию внешних сил: в большей степени к влиянию Ватикана и гигантов итальянской промышленности, в меньшей степени к влиянию консервативных чиновников высокого ранга, которые обеспечивали их голосами избирателей провинциальных городов и деревень. Вряд ли можно было гарантировать, что эти внешние силы и в дальнейшем будут оказывать поддержку ХД. Чтобы разговаривать с ними на равных, Фанфани решил превратить свою партию в современную массовую организацию, тем самым сделав ее равноценной политической силой.

На Сицилии, как и в большинстве районов Южной Италии, революционные преобразования Фанфани привели к следующим результатам: во-первых, внутри партии появился новый тип политических деятелей – так называемые «младотурки». Те же люди постарались занять практически все посты в местных администрациях, в национальном правительстве, в назначенных правительством независимых комитетах и в национализированных компаниях. Таким образом, видным лидерам старой формации пришлось пойти на уступки молодым бюрократам, лишенным моральных принципов и приступившим к «оккупации государства» ради удовлетворения интересов своей партии и собственных интересов. «Младотурки» превратили ресурсы государства в ресурсы христианских демократов.

Эти новые политические деятели несли главную ответственность за осуществление на острове программы Фанфани. Следующим звеном в коррупционной цепочке, связывающей Рим с разграблением Палермо, был Джованни Джойя. Этот человек не обладал широкой известностью. Томмазо Бушетта сообщает о нем только то, что у него был «ледяной характер». Джойя не имел кабинета в муниципалитете, но сыграл важнейшую роль в истории города. Хорошо знакомые с ним люди называли его «вице-королем» и относились к нему как к человеку, который обладал исключительным правом решать, кто станет мэром города. Джойе было двадцать восемь лет, когда в 1954 году он стал секретарем отделения ХД в провинции Палермо и, что немаловажно, начальником организационного отдела партии, который решал кадровые вопросы. В дальнейшем в течение почти четверти столетия организационный отдел находился под контролем Джойи или кого-либо из его сторонников. Именно «ледяному» Джойе доверили обновление сицилийской партийной машины.

В ходе реформ Фанфани по всей Италии были созданы местные отделения партии ХД. Например, в Палермо их насчитывалось пятьдесят девять. Цель этого нововведения состояла якобы в том, чтобы донести идеи христианской демократии до местных жителей и принять в ряды партии новых членов. Сторонники Фанфани придумали новые политические лозунги, провозгласившие конец «макаронной политике», предоставлявшей голоса избирателей в обмен на услуги. Механизм этой политической модернизации отличался простотой: новая структура ХД предусматривала, что постоянные члены партии избирают своих лидеров, а также голосуют за делегатов, которые в свою очередь, выдвигают кандидатов партии, которые принимали участие в выборах. Во всяком случае, так было в теории. Что касается практики, то в Палермо члены партии не обладали властью, поскольку та находилась в руках Джойи. Во время его руководства организационным отделом членством в партии наделялись всякого рода друзья, родственники и даже покойники. Прибегали и к выписыванию имен из телефонной книги. Чем больше членов партии состояло в местном отделении, тем больше делегатов оно могло отправить на конференцию. Другими словами, чем большим количеством членов партии мог похвастаться начальник местного отделения, каким был Джойя, тем большие полномочия он мог передать наверх, главе национальной фракции ХД, каким был Фанфани. Невероятный рост численности отделения Палермо стал причиной того, что впоследствии сицилийское отделение ХД и Фанфани оказывали беспрецедентное влияние на всю партию. (Маленький университетский профессор из Тосканы шесть раз занимал пост премьер-министра.)

Вся та власть, которой обладал «вице-король» Джойя внутри обновленного отделения ХД на Сицилии, сама по себе ничего не значила. Она имела значение лишь когда партия могла распределять должности, лицензии, дотации и другие материальные блага, доступ к которым получал тот, кто держал под контролем рычаги местного и регионального управления. Сцена для драмы под названием «Разорение Палермо» была подготовлена, и вскоре на ней появились два ее главных злодея: Вито Чианчимино и Сальво Лима. Оба в 1956 году впервые были избраны в городской совет Палермо и оба поддерживали Джойю. Именно они превратили «макаронную политику» в «политику бетона».

Как личности Чианчимино и Лима представляли собой полную противоположность друг другу. Чианчимино родился в Корлеоне, в семье парикмахера. Обладая яркой внешностью, он был заносчив, груб и честолюбив. На фотографиях, сделанных в эпоху «разорения Палермо», мы видим самоуверенного человека в элегантном костюме-тройке и ярком галстуке, с гладко зачесанными назад волосами и темной ниточкой усов. Сын муниципального архивариуса Лима получил диплом юриста и начинал свою трудовую деятельность в Банке Сицилии. У него были глаза навыкате и вьющиеся волосы. В отличие от худощавого, грубого и язвительного Чианчимино он был круглолиц, изворотлив и обладал изысканными манерами.

Несмотря на то, что и Чианчимино, и Лима состояли в той фракции ХД, которую возглавлял Фанфани, каждый из них имел собственные связи с мафией. Именно поэтому Томмазо Бушетта по-разному оценивает каждого из них. Так, вспоминая Чианчимино, он называет его «нахальным корлеонским казнокрадом», который заботился лишь о собственных интересах и об интересах «людей чести» из родного города. Являясь давним оппонентом корлеонцев, Бушетта передал Лиме те голоса избирателей, которыми мог распоряжаться. Эти двое никогда не были в дружеских отношениях и оба отличались немногословностью. В основе их деловых взаимоотношений лежало то, что Бушетта называл «взаимоуважением и искренней сердечностью». Зная, что Бушетта является страстным почитателем оперы, Лима заботился о том, чтобы у него всегда были билеты в Театро Массимо.

Чианчимино и Лима превратили скромный на первый взгляд пост начальника муниципального управления общественных работ в инструмент для прикрытия самых бесстыдных финансовых махинаций. Между 1959 и 1963 годами, то есть в самый разгар строительной лихорадки, когда Лима и Чиан-чимино заправляли делами управления общественных работ, городской совет выдал 4205 разрешений на строительство домов. Восемьдесят процентов этих разрешений получили пять человек. В то время экономика Палермо в значительной степени зависела от строительства, финансируемого из государственных фондов. Поэтому огромная доля городских средств прошла через руки тех самых пяти человек.

Но они не были, как это можно предположить, строительными магнатами общегосударственного масштаба. На самом деле их вообще не существовало. Управлению общественных работ предложили предоставлять лицензии только тем инженерам-строителям, которые обладали квалификацией, необходимой для выполнения работ. Впрочем, кое-кто обратил внимание на правило, установленное в 1889 году, то есть еще до введения требований, предъявляемых к современному гражданскому строительству. Согласно этому правилу компании, получившие лицензию на строительство, должны были иметь в своем составе «бригадира каменщиков» или «квалифицированного подрядчика». У совета имелись списки утвержденных на эти должности лиц. Имена всех пятерых держателей основного пакета лицензий на строительство входили в список, составленный еще до 1924 года. И все же имелись веские причины считать, что указанные ими квалификации фальшивы. Оказалось, что один из этих пятерых был торговцем углем. Другой, хотя и был прежде каменщиком, но впоследствии устроился работать швейцаром и дворником в одном из многоквартирных домов, за строительством которых он якобы наблюдал. На допросе он показал, что всего-навсего выполнял просьбы друзей, чтобы не усложнять себе жизнь. Он подписывал лицензии, оказывая тем самым дружеские услуги. С точки зрения «друзей», а не политических деятелей, разорение Палермо начали мафиози, которые теперь столь же пристально наблюдали за строительными площадками, как в прежние времена за лимонными рощами. Вандализм и воровство могли остановить любой строительный проект, если таково было пожелание босса местной мафии. Вторым объектом влияния мафии была многочисленная армия мелких субподрядчиков, поставлявших рабочую силу и строительные материалы. Даже если бы Лимы и Чианчимино не существовало, политикам и строительным компаниям пришлось бы для обеспечения своих потребностей договариваться с мафией. На следующем, более высоком уровне находились крупные строительные дельцы, составлявшие единые «коррумпированные сети» со своими друзьями, родственниками, зависимыми от них отдельными людьми и целыми коллективами. Такие сети становились тем обширнее, чем больше связей они пытались установить среди местных политиков, муниципальных чиновников, юристов, полицейских, строительных подрядчиков, банкиров, бизнесменов и мафиози.

В центре этих сетей находились Джойя, Лима и Чианчимино. Метод «младотурков» был методом тщательно продуманного строительного хаоса, что подтверждает история плановой застройки Палермо.

Она началась в 1954 году, и часто казалось, что ее вот-вот завершат. Так было и в 1956, и в 1959 году. Сотни поправок принимались в ответ на призывы горожан, многие из которых были либо политиками ХД и мафиози, либо их родственниками и сотрудниками. План городского строительства был окончательно утвержден в 1962 году. Но к тому времени управление общественных работ уже выдало множество лицензий, исходя из варианта 1959 года. Во многих районах города, которые застраивались по этому плану, уже стояли многоквартирные дома. Даже после 1962 года люди, имевшие доступ к Джойе, Лиме и Чианчимино, могли добиться внесения изменений в план застройки или даже нарушений этого плана. Только однажды поступило распоряжение разрушить незаконно построенное здание, но ни одна компания не посмела взяться за такую работу.

Следует признать, что упомянутые методы были в известной степени гениальны. План городской застройки, если рассматривать его как свод положений, определявших, кому выдаются разрешения, должен был предотвращать случаи незаконного строительства. Однако при Лиме и Чианчимино план использовался только для того, чтобы политики могли без помех прибегать к исключительному праву разрешать незаконное строительство. Все итальянцы слишком хорошо знакомы с этим горьким парадоксом: чем строже правило, тем выше цена, которую может потребовать политик за обходной путь.

Помимо прочего присутствовал и фактор страха. Представление о том, какой страх мог внушать «нахальный корлеонский казнакрад» Чианчимино, дает дело Пекораро. В августе 1963 года Лоренцо Пекораро, обладавший правами компаньона в одной строительной фирме, направил письмо главному прокурору Палермо, в котором обвинил Чианчимино в коррупции. Причиной стал отказ Чианчимино выдать компании Пекораро лицензию на строительство. В то же самое время разрешение начать строительство на прилегающем участке было выдано компании «Сисилкаса», несмотря на то, что это разрешение во многом нарушало план городской застройки.

Компания Пекораро решила подобраться к Чианчимино через посредника, в роли которого выступил босс мафии того района, где планировалось строительство здания. Казалось, такой подход приносит результаты: Чианчимино пообещал выдать лицензию. Но затем случилась задержка, вызванная забастовкой работников городского совета. К тому времени, когда она закончилась, Пекораро, по каким-то неизвестным причинам, лишился поддержки мафии. Между тем Чианчимино тоже перешел к новой тактике: исполнительным директорам компании Пекораро было сказано, что они могут получить лицензию только в том случае, если дадут крупную взятку фирме «Сисилкаса».

В своем письме следственному судье Пекораро назвал имя свидетеля, который утверждал, что Чианчимино является тайным компаньоном «Сисилкаса». Кроме этого, Пекораро сообщил, что у него есть магнитофонная лента, на которой записано, как Чианчимино хвастается, что «Сисилкаса» подарила ему квартиру. На другой записи можно было услышать, как нотариус признается в том, что через него проходили крупные взятки, которые Чианчимино получал за выдачу лицензий. В период между получением лицензии фирмой «Сисил-каса» и отправкой письма прокурору были арестованы и обвинены в убийстве босс мафии и три компаньона фирмы «Сисилкаса».

Несмотря на все улики, судья, которому Пекораро направил свое письмо, не нашел оснований для судебного преследования. Только спустя год дело подверглось тщательной проверке со стороны парламентской следственной комиссии. Однако уже когда проверка осуществлялась, Лоренцо Пекораро направил следствию письмо, в котором утверждал, что ранее выдвинутые им обвинения против Чианчимино были «результатом ошибочных сведений». Более того, он заявлял, что слухи о злоупотреблениях Чианчимино исходят от людей, которые испытывают к обвиняемому личную неприязнь или являются его политическими оппонентами. В заключение Пекораро утверждал, что Чианчимино «всегда был примером порядочности и честности». На этом все и закончилось.

Чианчимино и Лима считались самыми одиозными политиками ХД того времени. Они быстрее всех прочих двигались по новой извилистой дороге, которая вела к богатству и влиянию. В течение десятилетий полчища продажных политиков превращали сицилийский филиал ХД в хаотическое мельтешение постоянных клиентов, группировок, всевозможных фракций, тайных альянсов и открытых междоусобиц. Даже опытные журналисты приходили в отчаяние, когда им приходилось во всем этом разбираться. В конце 1960-х годов один такой журналист решил сделать репортаж о человеке, которого он называл «ведущей персоной ХД». Войдя в новую палермскую квартиру этого политика, журналист обнаружил «украшенные мрамором интерьеры, полотна старых мастеров, мебель самых разнообразных стилей, старинные изделия из золота великолепной работы и в превосходном состоянии, стеллажи с ювелирными изделиями, монетами, археологическими находками, бесценные распятия из слоновой кости, случайно оказавшиеся в компании пузатых Будд из нефрита. Я был так ошеломлен, словно наткнулся на груды награбленного каким-то корсаром богатства. Интересующая меня персона была облачена в длинный халат и лобызалась с руководителями избирательной кампании, которые приехали из провинции. Это был тот же человек, с которым я познакомился в начале его политической карьеры, когда он был беден, как Иов. Я не мог не задать себе вопрос: благодаря какому волшебству поток золота хлынул на него со всех сторон?»

Властью, которую Чианчимино и Лима, как и прочие, присвоили себе еще в 1950-е годы, они пользовались на протяжении нескольких десятилетий. Чианчимино арестовали только в 1984 году, и лишь в 1992 году он был признан виновным. Этот человек стал первым политиком, которого осудили по обвинению в сотрудничестве с мафией. Двенадцатого марта того же года Сальво Лима, который в то время был членом Европейского парламента, стал жертвой более расторопной системы правосудия: его застрелили у собственного дома в Монделло – курортном предместье Палермо. Неизвестно, был ли Лима на самом деле «человеком чести», как утверждали некоторые мафиози-отступники. Бушетта считал, что это маловероятно, но утверждал, что отец Лимы был членом клана, который контролировал центральную часть Палермо. Так или иначе, ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что именно бывшие друзья Лимы виновны в столь внезапном финале его политической карьеры.

Когда речь идет об истории мафии, всегда возникают вопросы, которые имеют отношение к Италии в целом. Например, почему итальянское общественное мнение не выразило должного возмущения по поводу того, что творилось на Сицилии и в обширных районах Южной Италии? Быть может, тогда власти попытались бы что-то предпринять. Едва ли нужно пояснять, что причины такого молчания связаны с властью и деньгами.

В самые бурные годы эпохи «разорения Палермо» произошло итальянское экономическое чудо. В конце 1950-х – начале 1960-х годов экономика страны вступила в эпоху массового промышленного производства. Огромные финансовые средства попадали в руки «младотурков» юга Италии. Эти средства изымались из резко возросших доходов предприятий Северной Италии, расположенных в Генуе, Турине и Милане. Однако большой бизнес не собирался протестовать против таких потерь. Владельцами многих крупных строительных компаний были северяне. Промышленности Северной Италии был необходим рынок Юга, который она собиралась насытить потребительскими товарами. Большая часть тех денег, которые в изобилии сыпались на Палермо и Неаполь, возвращались на материк, где на них покупали радиоприемники, холодильники, мотороллеры и автомобили. Что касается политических выгод, электорат, которым располагали христианские демократы на юге страны, помогал им не допускать к власти коммунистов. Десятилетиями многие итальянцы предпочитали следовать принципу, который в 1970-е годы провозгласил один известный правый журналист: «Держи нос по ветру и голосуй за ХД».

Разумеется, христианские демократы всегда могли рассчитывать на поддержку церкви, рука об руку с которой они прошли через все испытания 1950-х и 1960-х годов. Начиная с 1946 года и вплоть до своей смерти в 1967 году Эрнесто Руффини оставался кардиналом-архиепископом Палермо. Именно при нем преступная слепота, которую проявляла сицилийская церковь по отношению к реально существующей организованной преступности и политической борьбе, достигла полного абсурда. Руффини был родом из северо-итальянского города Мантуя, но, учитывая его беззаветную любовь к Сицилии, можно сказать, что он был в большей степени сицилийцем, чем любой коренной островитянин. Руффини полагал, что вера здесь глубже, чем личные убеждения, поскольку на острове она своими корнями уходила в крестьянские обычаи и по этой причине проникала в политическую жизнь. Как ни одно другое место в мире, Сицилия соответствовала идеалам христианского общества. Для Руффини понятия «сицилиец» и «верующий» были неразделимы. Если миссия итальянцев состояла в том, чтобы донести слово церкви до всего мира, то у сицилийцев была особая миссия: в то время как Север идет на уступки материализму, счастливый остров веры должен подать пример и стать бастионом на пути мамоны, марксизма и масонов. Короче говоря, Руффини представлял себе совершенно сказочную картину мира.

Кардинал-архиепископ испытывал праведный ужас перед коммунизмом и объявил, что мафия – не более чем порождение коммунистической тактики запугивания. Еще в 1947 году, после того как банда Сальваторе Джулиано расстреляла семьи крестьян Портелла делла Джинестра, кардинал отправил папе послание, в котором объяснял, что никоим образом не одобряет насилие, с какой бы стороны оно не исходило, и что сопротивление и мятеж неминуемы благодаря проискам коммунистов с их запугиваниями, ложью и коварными интригами, с их антиитальянскими и антихристианскими теориями. Перед всеобщими выборами 1953 года он объявил «прямой обязанностью» верующих проголосовать за ХД. Более того, кардинал заявлял, что отказ голосовать против «нависшей угрозы, которую представляют собой враги Иисуса Христа», является смертным грехом. Несмотря ни на это предостережение, ни на пять лет пребывания христианских демократов у власти, процент сицилийцев, отдавших свои голоса за партию ХД, резко сократился. Если прежде он приближался к 48 процентам, то в 1953 году едва превысил 36 процентов. На острове явно увеличилось количество смертных грешников.

Именно тогда начался период стремительных социальных перемен, которые с точки зрения людей, подобных Руффини, представляли собой длинную вереницу катастроф. «Воинствующая ересь» коммунизма распространялась по некоторым районам Италии через обширную сеть кооперативов и жилищно-строительных ассоциаций. Подъем экономики, происходивший в 1950-е и 1960-е годы, сорвал с насиженных мест многих крестьян Юга, которые уехали работать на стройплощадки и фабрики Генуи, Турина и Милана. Даже церковная и государственная цензура не могла противостоять Голливуду, который обучал молодых людей безнравственности и потребительству.

Но главная проблема состояла в том, что партия христианских демократов, этот избранный Святой Церковью авангард непримиримой борьбы с безбожным движением левых, казалось, просто не доживет до того момента, когда пробьет час исполнить возложенную на нее высокую миссию. Дезорганизация ХД, постоянные межфракционные стычки и легкомысленное обращение с государственными деньгами вызывали осторожную критику даже со стороны церковников высших рангов. Более того, после неудачи на выборах 1953 года ХД, чтобы остаться во власти, была вынуждена положиться на непрофессиональных союзников, примыкавших к ней как справа, так и слева. Некоторые из фракций пытались уговорить социалистическую партию выйти из союза с коммунистами. В 1963 году социалисты (наряду с христианскими демократами) впервые приняли участие в формировании правительства. В то же самое время в недрах ХД, которая пыталась научиться управлению современной капиталистической экономикой, набирали силу элементы, которых Церковь называла «либералоидами» и «агностиками» свободного рынка.

Несмотря на все эти перемены, Руффини продолжал оказывать поддержку ХД, а точнее, продолжал свою неустанную борьбу, целью которой было удержать современный мир в состоянии застоя. Но он не мог постоянно делать вид, что не замечает существования мафии. В Вербное воскресенье 1964 года кардинал Руффини обратился к пастве с пасторским посланием, озаглавленным «Истинное лицо Сицилии». Это послание стало первым за девяносто девять лет молчания официальным заявлением церковной иерархии, в котором церковь ясно и недвусмысленно выразила свое отношение к мафии. «Истинное лицо Сицилии» осуждало злодейский заговор средств массовой информации с целью опорочить остров. У этого заговора было три составляющих. Первые две – самые почитаемые фигуры, с именами которых в 1950-е и 1960-е годы ассоциировалось представление о Сицилии: Данило Дольчи, которого называли сицилийским Ганди и ненасильственная кампания которого привлекла внимание к тяготам жизни рыбаков и крестьян Западной Сицилии; а также романист-аристократ Джузеппе Томази ди Лампедуза, автор книги «Леопард» (1958), в которой он сочувственно и с печалью излагает историю острова. Третьей составной частью наступления средств массовой информации на Сицилию была мафия, которая, как считал Руффини, ничуть не отличается от преступников, которых можно найти и в других районах Италии, и во всем мире.