Попытки клерикализации образования

Ранее уже говорилось о влиянии на образовательную политику трех опытных игроков на поле образования – КПРФ, Российской академии образования и аппарата самого Министерства образования. Они-то и произвели на свет те продукты, о которых выше шла речь и которые свидетельствовали, мягко говоря, о явном дефиците профессионализма и ответственности в образовательной политике конца 1990-х гг.

Но был на этом поле и четвертый, значительно более сильный игрок – Русская православная церковь, которая внесла в образовательную политику элемент куда более грозный и тревожный – активное внедрение и достаточно бурное развитие ее клерикальной составляющей, достигшей в настоящее время своего апогея.

Данная страница новейшей истории нашего образования поучительна не столько для ее участников (хотя я полагаю, что православный фундаментализм не извлечет из нее никаких уроков), сколько для будущего образовательной политики и, главное, – для будущего российского образования. Она говорит о том, что в политике существуют грани, преступать которые противопоказано. В частности – грань между государством и церковью, как бы доброжелательны ни были их отношения. Человечество эту истину усвоило уже давно: «Богу – Богово, кесарю – кесарево». И попытки либо по «забывчивости», либо в целях экспансии перешагнуть эту грань – даже при видимости первоначального успеха – в конечном итоге всегда оканчивались крахом.

Чтобы моя позиция была понятной, обозначу ее сразу. Я с глубоким уважением отношусь к религии и к верующим людям. Но я, говоря словами К.Д. Ушинского, «не выношу поповщины». То есть профанации религиозного чувства в интересах клерикального клана. Считая, что религия – частное дело каждого, я не приемлю ее насильственного насаждения. Ибо это – первый признак тоталитаризма, тоталитарного мировоззрения. Тем более насаждение одной из религий, причем в такой форме, которая представляет собой, во-первых, надругательство над Конституцией страны и, во-вторых, – циничную провокацию по отношению к людям других религий, живущим в России.

Есть много цивилизованных способов удовлетворить возросшую, по понятным причинам, потребность наших людей в вере. Для этого не нужно возвращаться в средневековье или пытаться светское государство превратить в конфессиональное. Для этого нужно только одно, – чтобы церковь, подобно всем другим социальным институтам, нашла, наконец, свое адекватное место в современной цивилизации.

И еще – пора бы понять один из основных законов жизни: все, что насаждается силой, в конечном итоге всегда дает обратные результаты.

Подготовка церкви к завоеванию школы

Стремление церкви начать нашествие на школу, на образование проявилось не вчера. Еще в 1992 г. руководство РПЦ громогласно заявило в прессе, что «церковь завоюет школу». После чего мне, как министру образования, пришлось вести длительные переговоры с этим руководством по поводу того, что милитаристская лексика, типа «завоюем», не свойственна духовному сану и что школа у нас отделена от церкви. Это было указано в Законе «Об образовании», и позже – в Конституции РФ.

Однако властью был сделан роковой компромиссный шаг. Первый постперестроечный закон о свободе вероисповеданий констатировал светский характер образования, но одновременно предусматривал возможность преподавания в школах религиоведческих дисциплин. Однако в законе специально оговаривалось, что указанные дисциплины должны иметь информативный характер, а их преподавание не может сопровождаться исполнением религиозных обрядов.

В соответствии с этим законом министр образования Е.В. Ткаченко направил в 1993 г. в регионы информационное письмо, разрешающее факультативное преподавание предмета религиоведение, который предусматривал ознакомление учащихся с основами знаний о мировых религиях. Но при этом в письме достаточно жестко указывалось, что «в школе недопустимо религиозное или атеистическое воспитание в любых формах». Такая практика и существовала в школе до 1997 г.

Как еще раз подтвердил опыт, любой компромисс с агрессивно настроенным и недобросовестным партнером создает плацдарм для эскалации. Равно как и любая научная, педагогическая неточность, тем более закрепленная в праве, расчищает поле для этой эскалации.

Для средней школы термин «религиоведение» был крайне не удачен в силу, во-первых, своего абстрактно-теоретического характера (это скорее предмет академических занятий) и, во-вторых, возможности его многозначного толкования (чем в итоге и воспользовалась РПЦ). В ходе реформы 1992 г. планировалось введение в школу другого курса (причем в рамках предмета «История») – ясного и конкретного курса «История мировых религий», который бы восполнял многочисленные лакуны в нашем культурологическом и историческом образовании. Но этого не случилось.

Между тем в конце 1990-х гг. РПЦ развернула второй, уже более мощный виток наступления на образование, и с тех пор оно идет по нарастающей. Новый, пролоббированный Московской патриархией закон о свободе вероисповеданий, принятый в 1997 г., разрешал преподавание в государственной школе уже уроков религии. (РПЦ аргументировало этот шаг, в частности, отмеченной выше возможностью разного толкования термина «религио-ведение». Идеологи церкви выпрямили ситуацию, заявив, что лучший вид «религио-ведения» – это «ведение», т.е. изучение самой религии.) Правда, проведение этих уроков религии еще обставлялось рядом условий: по просьбе родителей, с согласия детей, по согласованию с органами местного самоуправления и опять же вне рамок образовательной программы.

Однако в любом случае это было антиконституционно. В светской школе светского государства по определению не может быть уроков религии. Или тогда надо менять Конституцию. Но в России почти все, включая РПЦ, идут в обход не только основного закона страны, но и вообще – в обход законов.

В том числе и Министерство образования. На седьмых ежегодных Рождественских чтениях (которые вот уже много лет являются главной ареной церковных притязаний на образование) руководство министерства 30 января 1999 г., заявило о стремлении «восстановить руководящую роль духовно-нравственных ценностей в образовании» и «необходимое для возрождения России исповедание веры». В качестве первого шага в этом направлении министерство приняло предложение Патриарха о создании совместной светско-религиозной комиссии, цель которой, по существу, состояла в церковной цензуре государственных образовательных стандартов, учебных программ и учебников. Кроме того, министерство, нарушая Закон «Об образовании», обещало принять меры для «более полного удовлетворения потребностей верующих в классах и аудиториях государственных образовательных учреждений».

«Не удивительно, – отмечали "Известия" – что два дня спустя с трибуны тех же Рождественских чтений один из самых активных церковных политиков – митрополит Смоленский и Калининградский (ныне Патриарх) Кирилл заявил, что сейчас есть все, в том числе и законодательные, возможности, чтобы православное образование вошло в систему светского образования России. В том, что оно принесет в школу отнюдь не либеральные ценности, можно не сомневаться. Именно направленность на формирование либерального стандарта жизни и приверженность антропоцентрическим концепциям митрополит назвал главными недостатками нынешней системы светского образования. Исправить такое положение и сформировать у учеников "стандарт мышления, основанного на православном предании", призвана православная педагогика»[181].

Это суждение митрополита Кирилла, который являлся главным идеологом клерикализации образования, более чем показательно. С политической точки зрения, «стандарт мышления», основанный на каком угодно «предании» – это первый признак тоталитаризма. С педагогической точки зрения, любой «стандарт мышления» – это кредо авторитарной (в том числе тоталитарной) педагогики.

Показательно и то, что названную идеологию навязывает школе демократического государства, каковым является Россия согласно статьи 1 Конституции Российской Федерации, один из «неравноудаленных олигархов». По данным «Московских новостей» (25–31 марта 2005 г.), владыка Кирилл открывает «список "олигархиреев"», т.е. долларовых церковных миллиардеров, но «предпочитает держать в строжайшей тайне свои финансовые дела».

Вот кто на деле правит идеологический бал в посттоталитарной России.

Еще до названных Рождественских чтений, в октябре 1998 г. отдел катехизации и образования Московской патриархии обратился в Министерство образования с просьбой подготовить новое информационное письмо, где бы определялся порядок катехизации, преподавания учащимся основ православной веры. В том числе было предложено «провести четкую грань между религиоведением и катехизацией, которая предусматривает благовейное отношение к изучаемому предмету, использование на уроках предметов культа, появление законоучителя в соответствующей одежде, а также совместные молитвы учеников». Отдел также предложил обязать школьную администрацию выделять помещения под такого рода факультативы, а также в обязательном порядке информировать учащихся и их родителей о возможности посещать катехизические занятия.

Однако тогда еще у министерства не хватало смелости взять на себя ответственность за решение этого вопроса. Оно отказалось рассматривать его в централизованном порядке и порекомендовало «в каждом конкретном случае определять порядок проведения таких уроков на основе договора с местными органами образования». Иными словами, министерство перевело стрелку ответственности на регионы. Но уже 4 июня 1999 г. оно, под напором РПЦ все же направило на места инструктивное письмо, где говорилось о возможности обучения школьников религии «вне образовательной программы» и предлагалось «предоставлять школьные помещения религиозным организациям». То и другое было противоправно, ибо противоречило Закону «Об образовании», первая же статья которого четко указывала, что «в государственных и муниципальных образовательных учреждениях, органах управления образованием создание и деятельность организационных структур политических партий, общественно-политических и религиозных движений и организаций (объединений) не допускается».

Фронтальное наступление церкви на образование

Далее события развивались еще стремительней. И уже по двум направлениям – отдельно церковное завоевание школы, отдельно – вузов. В вузах дело разворачивалось в направлении введения «Теологии» (Богословия) в курс высшей школы. И разворачивалось быстрее благодаря печально знаменитому, беспрецедентному в истории отечественного образования письму в поддержку введения «Теологии» в вузы от 21 января 1999 г., подписанному Патриархом Московским и всея Руси Алексием II, президентом Российской академии наук Юрием Осиповым, президентом Российской академии образования Николаем Никандровым и ректором Московского государственного университета Виктором Садовничим.

Как отмечал в «Независимой газете» М. Шевченко в статье «Богословие вместо коммунизма», «российские светские высшие учебные заведения вступили в новую эпоху своего существования – теперь в их стенах с 1 сентября 2000 г. впервые в истории отечественного высшего образования будет официально преподаваться новая специальность "Теология"»[182]. По разъяснению Министерства образования, эта специальность включалась в перечень направлений подготовки бакалавров и магистров, а также в перечень специальностей подготовки дипломированных специалистов. В государственных вузах будут обучать по академическим степеням «бакалавр теолог» и «магистр теолог», а также готовить дипломированных специалистов с квалификацией «теолог». Стандарт по специальности «Теология», сообщало министерство, был разработан специалистами Православного Свято-Тихоновского богословского института и «рассчитан на православное богословие, но по желанию может быть модернизирован применительно к иным вероисповеданиям».

Что в сущности все это значило, если очистить смысл от шелухи слов? Это означало две противоправные вещи: 1) государственные вузы перестают быть светскими, коль скоро в них преподаются духовные предметы и 2) церковь в государственных вузах на государственные средства готовит кадры для себя. То есть мало того, что РПЦ еще раз насилует Конституцию РФ, она при этом еще обкрадывает государство.

Пытаясь отчасти оправдать Патриарха, «Независимая газета» писала: «По сведениям "НГ", инициатором письма и стандарта выступал не Патриарх, как это можно было бы предположить, а представители государственных научных учреждений, особенно Российской академии образования. По большому счету Церковь заинтересована в ведении государственного стандарта по специальности «Теология» всего лишь для того, чтобы выдавать соответствующие государственные дипломы выпускникам духовных учебных заведений. Но обычно осторожный в вопросах взаимоотношений с государством и постоянно подчеркивающий, что Церковь от государства отделена, Патриарх в этот раз совершил ошибку. Пойдя на поводу у дурных советчиков, он дал повод противникам РПЦ обвинить ее в претензиях на духовную власть в стране»[183].

Вместе с тем «Независимая газета» не могла не признать следующее весьма существенное политическое обстоятельство. «В принятом постановлении заложена и опасность "цивилизационного кризиса", особенно нежелательного в сегодняшней России. Акцент, сделанный Министерством образования на возможности введения в регионах традиционной для них теологии, открывает возможности для культурного сепаратизма, неизбежно превращающегося со временем в сепаратизм политический. Тем более что теология будет предаваться в государственных вузах, что уже само по себе придает ей политическое значение. Например, в некоторых регионах России язычество утверждено в местных законах как традиционная религия. Готовы ли Министерство образования и Московская Патриархия к преподаванию в марийских вузах традиционной для марийцев теологии поклонения березовым рощам? О проблемах, связанных с исламом, даже упоминать страшно»[184].

На указанные выше обстоятельства с тревогой и почти теми же словами обратила внимание и «Учительская газета»: «Размываются границы между светским и религиозным образованием. Этот факт настораживает многих. Оппоненты новой дисциплины утверждают, что общая часть стандарта по теологии почти полностью повторяет стандарты религиоведения. Вторая его часть позволяет выпускникам работать священнослужителями. Значит, Московская Патриархия получает возможность за счет государственного бюджета, т.е. налогоплательщиков, решать свои кадровые вопросы, а ведь не все из них – православные. Теологов будут готовить на узкопрофессиональной основе: специалистов в православии, исламе, иудаизме. Вряд ли они смогут объективно решать вопросы, связанные с отношениями между людьми разных вероучений. Думаем, необходимо еще раз напомнить и то, что в России XVIII – начала XX веков в высших учебных заведениях не создавались специальные богословские факультеты, а отдельные дисциплины, имеющие отношение к церкви, входили в общегражданские курсы. Богословие же изучалось лишь в духовных школах. Кроме того, теология есть не во всех религиях. В буддизме, например, она отсутствует. Некоторые противники введения теологии опасаются также культурного сепаратизма, неизбежно превращающегося в сепаратизм политический. Интересно, как быть тем регионам, где традиционная культура связана с язычеством? У марийцев, например. Готово ли Министерство образования к преподаванию в марийских вузах традиционной для них теологии поклонения березовым рощам? О проблемах, связанных с исламом, и говорить не приходится.

Это лишь некоторые вопросы, спровоцированные возможным появлением богословия в светских вузах»[185].

Как видим, клерикализация высшей школы, введение обязательного курса «теологии», которого никогда не было в вузах России с момента их возникновения в XVIII веке, серьезно обеспокоила прессу, общество, образовательное сообщество. Но это нисколько не беспокоило, напротив устраивало руководство Министерства образования и двух президентов – Российской академии науки и Российской академии образования. Теперь становилось понятным, почему «самое важное» президент РАН видел «в том, чтобы общими усилиями мы устранили разделение ученых на светских и церковных». И при этом не жалел ни сил, ни средств на поддержку новой отрасли «гуманитарного» знания – «серафимоведения» (не от ведения серафимов или Серафимовича, а от Серафима Соровского). И это в то время, когда страна, ее лучшие интеллектуальные силы мучительно ищут цивилизационные пути развития России.

В том беспрецедентном январском письме 1999 г. Патриарха, Ю. Осипова, Н. Никандрова и В. Садовничего, о котором упоминалось ранее, ставился вопрос не только о необходимости введения «Теологии» в высшую школу. Проблема, как и подобает людям подобного ранга, была поставлена глобально: «найти формы религиозного образования в средней школе и вузах». И поиски таких форм для средней школы велись РПЦ и Министерством образования более чем активно.

Эти поиски преследовали цель ввести в школу преподавание Закона Божия и основ православного вероучения. Цель сия не рекламировалась, а, напротив, обманно прикрывалась якобы намерением ввести курс «Основы православной культуры». Данный обман разоблачила та же «Независимая газета»: «Схема лоббирования изучения православия в светской школе была разработана Московской патриархией уже давно. Вот как описывает ее Патриарх Алексий II в письме от 1999 года, адресованном местным архиереям: "если встретятся трудности с преподаванием основ православного вероучения, назвать курс "Основы православной культуры". Это, по мнению Патриарха, не вызовет возражений у педагогов и директоров светских учебных заведений, "воспитанных на атеистической основе"»[186].

Иными словами, православное вероучение в школу – любой ценой. Даже ценой подлога. Как замечалось по этому поводу на сайте «5 баллов–ру», «думается, что после этого все разговоры о светском характере православного образования в школах отпадут сами собой».

Итак, к концу 1990-х гг. у РПЦ уже был немалый опыт факультативного преподавания Закона Божия, и теперь она добивалась включения основ своего вероучения в базовую школьную программу под видом «Основ православной культуры».

В начале марта 2002 г. Министерство образования разослало в регионы программу содержания учебного предмета под названием «Основы православной культуры». «После просмотра этой программы, – писал в "Независимой газете" О. Недумов в статье "Российская школа перестает быть светской", – становится ясно, что на деле школьникам будут преподавать Закон Божий, а отнюдь не "православную культуру". Более того, основные пункты программы по своему содержанию фактически совпадают с курсами, преподаваемыми в православных духовных семинариях. Например, раздел "Православная христианская картина мира" представляет собой классический курс догматического богословия, включающий в себя православное учение о Боге и Церкви, творении мира и человека, ангелах и падших духах. Курс "История православной религии и культуры" явно заимствован из учебников Закона Божия и начинается с грехопадения прародителей. Раздел "Православная словесность" включает в себя подробный разбор Ветхого и Нового Заветов, жития святых, а также различных богослужебных текстов. Раздел "Нравственная культура православия" явно списан с курсов нравственного богословия. Пункт программы под названием "Православие – традиционная религия русского народа" подразумевает курс по истории Русской Православной Церкви. Таким образом, под видом светской религиоведческой дисциплины дети будут получать чисто конфессиональное богословское образование… Если судить по программе, разосланной Министерством образования, этот предмет даже с большой натяжкой нельзя назвать светским».

Автор названной статьи отметил и другой важнейший политический аспект данной проблемы. «Повсеместное введение "православной культуры" – писал он, – будет расшатывать и без того непростые межрелигиозные и межконфессиональные отношения в России. Ведь Минобразования разработало программу изучения только православной культуры, забыв при этом о других традиционных религиях. Представители последних уже осторожно выражают свое недовольство. Председатель Центрального духовного управления мусульман России Талнат Таджуддин заявил в интервью Интерфаксу, что в обязательную программу средних школ необходимо ввести общий курс, который позволил бы ознакомить детей с основами всех традиционных религий России».

Министерство образования заявило, что оно вовсе не намерено делать «православную культуру» предметом, обязательным для всех школ. «На первом этапе этот предмет может вводиться только в рамках регионального компонента или в рамках школьного компонента, определяемого самой школой», – было заявлено в интервью Интерфаксу. Министерство уверяло, что и в этом случае курс «православной культуры» не будет обязательным.

Однако оно не учло другого политического обстоятельства. И региональный и школьный компоненты являются частью государственного стандарта общего образования. Значит, курс «Основы православной культуры» получает статус государственного учебного предмета. И это с той его программой, о которой говорилось выше. Не очевидно ли в этой связи, что Министерство образования тем самым серьезно дискредитировало государство? Любопытен в этом отношении пример США, где в соответствии с «Правилами о религиозных проявлениях и выражениях взглядов для федеральных служащих», подписанными президентом Клинтоном в 1997 г., считается недопустимой даже «видимость государственного поощрения религии».

Политический смысл клерикализации образования

Говоря ранее о действиях РПЦ по внедрению, при поддержке Министерства образования, конфессионального богословского образования в среднюю и высшую школу, мы подчеркивали только один важнейший политический аспект этих акций – попытку клерикализации российского образования. Однако за всем этим у многих участников таких акций стояло иное, более общее и грозное явление – махровая политическая реакция тоталитарного типа.

Вот как описывает сущность этого явления известный правозащитник Е.В. Ихлов: «РПЦ превращается в идеологический отдел ЦК КПСС. Действительно, мозговой центр Московской патриархии уже не удовлетворяется статусом творческого союза. Они хотят обеспечить обществу националистически-клерикальную государственную консервативную идеологию, которая займет место разгромленных коммунистической и либеральной. РПЦ – точнее, ее верхушка – становится главным идеологическим оппонентом правозащитников, более того, она вовлечена в процесс разработки доктрины «консервативной революции» в России. За красивыми фразами скрывается примитивная суть этой идеологии: человеку, "во власти сущему" – чиновнику, депутату, прокурору, – позволено больше, чем остальным людям»[187].

Известно, что истинные, скрытые цели тайных политических идеологов подобного толка обычно выбалтывают их правоверные сатрапы. В данном случае в качестве оного выступил идеолог клерикализации образования, президент (заметим, государственной) Российской академии образования Н.Д. Никандров. Чтобы было понятнее, о чем идет речь, приведем фрагмент выступления г-на Никандрова на Рождественских образовательных чтениях 2001 г.

Говоря о значимости для России клерикализации образования, этот рупор реакции, и не только в образовательной сфере, вещал:

А если идти еще глубже, это все часть более общей и очень важной проблемы – проблемы российской национальной идеи. Об этом уже немало сказано, достаточно давней попыткой ее осмысления была давно предложенная Сергеем Семеновичем Уваровым российская национальная идея "православие, самодержавие, народность" (1833 г.). Разумеется, для большинства россиян самодержавие как способ правления ушло безвозвратно, но идея православия, патриотизма, народности остались и, на мой взгляд, по-прежнему незыблемы. И сейчас для меня несомненно, что при наличии в образовании многих конкретных вопросов, которые так или иначе надо решать, наиболее значимым будет все же вопрос: в какой мере та или иная педагогическая система, то или иное содержание воспитывают человека в этой системе основных ценностей – православия, патриотизма, народности? Попытки заменить их перечислением подобранных на потребу дня красивых и, бесспорно, имеющих смысл понятий типа достойной жизни, правового государства, гражданского общества, рыночной экономики с их многочисленными и очень разными расшифровками и признаками напоминают мне поиск подлинных драгоценностей в магазине «Тысяча мелочей». Не потому, что слова эти малозначимы, но потому, что они, включая Россию в общий поток мировой истории, никак не показывают ее собственной роли, ее особенностей.

 

Итак, «православие» вместо «достойной жизни» и «гражданского общества» как «особенность» российской жизни – это покруче любых «черносотенцев».

«Как мы видим, – отмечала газета "Время МН", публикуя эту циничную, откровенно реакционную тираду, – и ведомство, и педагогическая наука готовы передать школу церкви, вернуться на 10 веков назад и вместо коммунистического воспитания сделать основой педагогики "православие, самодержавие, народность". Очевидно, третьего для них не дано. Надо признать: это самый эффективный способ превратить уваровскую триаду в национальную идею – строить на ней образовательную политику. Но хочет ли этого общество?»[188].

Ни общество, ни, как оказалось, власть этого не хотят. Наиболее жестко на эту тему высказался бывший тогда заместителем руководителя аппарата правительства Алексей Волин, который в интервью газете «Газета» отмечал: «Как светское государство Российская Федерация не должна позволять преподавать в государственной школе любое религиозное учение. Оптимально – за пределами здания школы. Уже странно то, что Министерство образования занимается разработкой стандартов факультативного образования. По моему мнению, от этого документа веет средневековьем и мракобесием… Если говорить вообще о преподавании православия, то в условиях многонационального и многоконфессионального государства это опасно. …Религия – сугубо индивидуальное дело каждого человека. Если в семье считают что ребенок должен знать про ангелов и духов, его отведут в воскресную школу при церкви. А если государство начинает считать возможным, вмешиваться в личную жизнь граждан и указывать, во что им верить и что думать, – это первый признак тоталитаризма»[189].

Агрессивная экспансия РПЦ в образование встретила не только резкое неприятие общества и образовательного сообщества, но и жесткий отпор других конфессий в России. Возникшее межконфессиональное противостояние, чреватое серьезным взрывом, получило широкое освещение в прессе. Говоря об этом событии, произошедшем в начале марта 2005 г., известный журналист А. Солдатов в статье «Богу – Небогово» писал: «В Московской патриархии до сих пор не могут определить своего отношения к неожиданному, "предательскому" заявлению "братьев-мусульман". В начале марта Совет муфтиев России провел в Москве расширенное совещание, посвященное проблемам исламского образования. Его итогом стало короткое, но совершенно сенсационное обращение к Президенту, Правительству и Федеральному собранию РФ. Основная идея обращения – ни в коем случае нельзя в российских школах преподавать религию по конфессиональному принципу, т.е. отдельно православие для православных, ислам для мусульман, буддизм для буддистов и т.п. Нельзя делить классы и учебники по этому принципу, нельзя допускать к образованию профессиональных служителей культа. …Торпедированная концепция Московской патриархии содержала множество противоречий. Но главным было то, что ее реализация превращала бы российскую школу в клерикальную, т.е. уничтожало бы принцип отделения школы от церкви»[190].

Глумление над Конституцией

Однако оптимизм прессы был преждевременным. РПЦ не собиралась сдаваться. «Бой под ковром» продолжался. Когда новый министр образования и науки А. Фурсенко на Рождественских образовательных чтениях 2006 г. заявил, что министерство будет вводить в школу не «Основы православной культуры», а курс «Истории мировых религий», он был буквально освистан православной аудиторией.

В итоге и пресса, и общество недооценили дефицит здравого смысла у РПЦ, ее необузданную агрессивность, стремление церковной олигархии идеологически подмять под себя государство. Равно как и переоценили они силу и степень прозрения этого государства, которое вновь оказалось и бессильным, и политически слепым. Такой же оказалась и его образовательная политика, которая сделала очередной антиконституционный зигзаг. С 2006/07 учебного года предмет «Основы православной культуры» (ОПК) официально разрешено вводить в школу.

При этом Минобрнауки повторило дешевый трюк прежнего министерства. То ли по собственному недоумию, то ли, как водится, принимая нас всех за недоумков, оно отдало ОПК на откуп региональному компоненту государственного стандарта общего образования, лживо заявив при сем, что оно якобы не вправе вмешиваться в содержание регионального компонента.

Но это, действительно, не только тройная ложь, но и тройное нарушение закона.

Во-первых, образование в соответствии с Конституцией РФ – предмет совместного ведения Федерации и ее субъектов. И министерство обязано корректировать региональный компонент, если он включает в себя материал, который не соответствует правовым нормам, в данном случае Конституции РФ и Закону РФ «Об образовании». Напомним, что при Минобрнауки существует Федеральная служба по надзору в сфере образования. И ее главной целью, первейшей обязанность, согласно постановлению Правительства РФ от 6 апреля 2004 г. № 159, является «контроль за исполнением законодательства в области образования».

Во-вторых, и об этом уже говорилось ранее, входя в региональный компонент государственного стандарта общего образования, ОПК получает статус государственного предмета, что по определению невозможно в светской школе светского государства.

В-третьих, наконец, министерство не только пренебрегает своей миссией по контролю за исполнением законодательства в сфере образования, но и вводит в светской школе преподавание конфессиональных предметов за государственный счет.

Это злоупотребление или ошибка? Кто от кого отделен? Еще немного и мы станем конфессиональным государством. Или уже стали?

По крайней мере, как отмечала «Независимая газета», уже сложился «властный тандем церкви и государства». На очередных рождественских чтениях 2011 г. обозначилось явное «стремление к повсеместному расширению преподавания основ религиозных культур в государственных учебных заведениях. Патриарх напомнил, что в 2011 г. этот курс будут изучать около 500 тыс. школьников. Несмотря на то, что результаты апробации "основ" еще неизвестны и будет подводиться только этой весной, предстоятель РПЦ уже счел возможным заявить, что "общество приняло и одобрило эксперимент" и его необходимо вводить уже на федеральном уровне». По словам «Независимой газеты», противоречия с Конституцией, декларирующей светский характер нашего государства, Патриарх в этом не видит: «Россия является светским государством, но это ни в коей мере не означает возможности ограничения прав и свобод верующих»[191].

В этом тезисе Патриарха – явная подмена на уровне подлога. То, что Конституция и Закон РФ «Об образовании» не предусматривают преподавания религии в школе, отнюдь не означает «ограничения прав и свобод верующих», которые могут изучать религию вне государственных образовательных учреждений.