рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Король Генрих VI. Буря надвигается

Король Генрих VI. Буря надвигается - раздел История, История Англии и шекспировские короли (1445–1455)   Король Генрих: ...

(1445–1455)

 

Король Генрих:

 

То Кед, то Йорк стране грозят бедой:

Так спасшийся от бурь корабль в затишье

Захватывают дерзкие пираты.

 

«Король Генрих VI». (Часть вторая)

 

Перемирие, заключенное в 1444 году, длилось, с пролонгациями, пять лет, ровно столько, сколько и требовалось Франции для восстановления сил. Предыдущие четверть века она была практически парализована душевнобольным монархом, в то время как Англию воодушевляли победы, одерживаемые величайшим королем‑полководцем, когда‑либо восседавшим на ее троне. Теперь же возникла прямо противоположная ситуация. Генрих VI в Англии оказался обыкновенным набожным размазней и придурком – пока еще не клиническим сумасшедшим, которым он вскоре все‑таки станет, – тогда как в Карле VII Французском проснулись чувства долга и ответственности, разбуженные сначала Жанной д’Арк и постоянно подпитываемые блистательными и энергичными командующими и очаровательной метрессой Агнессой Сорель, открывшей в нем качества, о наличии которых он в юности даже и не догадывался. Первым делом молодой король занялся наведением законности и порядка в стране и реорганизацией армии, оснастив ее современными артиллерийскими орудиями, более мощными, чем те, которыми располагали англичане. Ко времени истечения срока перемирия Карл и его армия были полностью готовы к тому, чтобы освободить страну и заставить противника навсегда убраться на другую сторону Ла‑Манша.

Англия же была поглощена внутренними передрягами. Относительная стабильность закончилась в 1447 году, когда с разрывом в несколько недель умерли один за другим герцог Хамфри Глостер и его давний антагонист епископ Винчестерский. Хамфри, как мы уже знаем, лишился могущества еще в 1441 году, когда его жену осудили за колдовство. С того времени племянник относился к нему с недоверием, хотя и не выдвигал никаких обвинений. Кризис разразился в 1447 году – на парламенте, собравшемся 10 февраля в Бери‑Сент‑Эдмундзе. Через неделю сюда явился герцог с отрядом из 80 всадников. Глостера встретили у городских ворот и безапелляционно приказали ему проследовать в отведенные апартаменты, куда в тот же вечер пришла группа высокопоставленных вельмож и взяла его под стражу. 23 февраля он умер в возрасте пятидесяти шести лет. Имели хождение типичные в таких случаях страшные истории об удушении, раскаленных кочергах и т. п., но мы, пожалуй, согласимся с официальной версией его смерти – апоплексический удар. Его похоронили в аббатстве Сент‑Олбанс (теперь собор). Это был, наверное, самый образованный человек в Англии, загубленный собственными пороками. Для юного короля он служил одновременно и хорошим и дурным примером. Однако непреходящую любовь к книгам и знаниям привил ему герцог.

Через два месяца вслед за ним на тот свет отправился его заклятый враг Генри Бофорт. Прослужив двадцать один год кардиналом, он так и не стал архиепископом, предпочтя всю жизнь провести в своей любимой Винчестерской епархии. Но он был самым земным прелатом, многие годы занимал видное место и в политике – несмотря на неустанную оппозицию герцога Хамфри, – и в делах Церкви, стремясь к мирному урегулированию всех проблем с такой же настойчивостью, с какой герцог Глостер добивался продолжения войны, хотя, может быть, и с меньшим успехом. Значительную часть своего огромного состояния он потратил на реконструкцию собора, финансирование и расширение госпиталя Святого Креста, который действует и поныне. 2000 фунтов стерлингов от своего наследства кардинал завещал королю, но Генрих отказался принять их. «Дядя дорог мне, – сказал король. – Он всегда ко мне хорошо относился. Пусть же Господь будет милостив к нему. Поступайте с его деньгами как хотите. Мне они не нужны».

Управление государством таким образом оказалось в руках Суффолка, поднявшегося на вершину власти. В 1447 году его назначили гофмейстером, констеблем Дувра, губернатором Пяти портов и адмиралом Англии; в 1448 году он стал еще губернатором Кале, а 2 июля – герцогом. Но скоро и у него начались неприятности. Его продолжали обвинять, совершенно безосновательно, в потере Мена – графство было отдано французам в феврале 1448 года – и Анжу. Возникли трудности в отношениях с Ричардом Йорком: смерть герцога Хамфри приблизила его к трону, и он теперь возглавлял оппозиционную партию. Почти наверняка именно Суффолк настоял на отзыве Йорка из Франции и назначении его наместником Ирландии на десять лет. Расценив это назначение – с полным основанием – как ссылку, взбешенный Ричард тянул с отъездом более восемнадцати месяцев. Когда же Йорк наконец отплыл в июле 1449 года, мало кто при дворе сомневался в том, что он там долго не задержится.

Место Йорка во Франции занял Эдмунд Бофорт, граф Сомерсет, перенявший от старшего брата четыре года назад графство (но не герцогство). Все это время перемирие соблюдалось англичанами, недовольными утратой Мена и Анжу, весьма условно. Некоторые гарнизоны, как, например, в Ле‑Мане, напрочь отказывались уходить из городов, пока их оттуда силой не выдворяли французы. 24 марта 1449 года один из английских отрядов, высланных из Мена, проник в Бретань, штурмом взял город Фужер и разграбил его. Карл VII и Филипп Бургундский выразили решительный протест, но Эксетер, вместо того чтобы возместить ущерб, не стал не только освобождать город, но и извиняться за инцидент. Естественно, война возобновилась.

Но силы у Англии уже были далеко не те, что прежде. Английские войска во всем уступали возрожденной французской армии. Пал Вернёй, несмотря на героические попытки Толбота, сражавшегося «как разъяренный вепрь», помочь городу. Сдались Мант, Лизьё и ряд других городов и укреплений, пока наконец в октябре Карл не подошел с войском к Руану, где укрылся Сомерсет. Снова Толбот бился мужественно и достойно, однако на этот раз сами граждане Руана открыли ворота, и 10 ноября Карл вместе с Рене Анжуйским триумфально вступил в город. В марте 1450 года из Англии прибыли подкрепления, но 15 апреля французы под командованием графа де Клермона изничтожили их у деревни Форминьи в 25 милях к северо‑западу от Кана. Почти 4000 англичан погибли, 1400 – попали в плен. После этой бойни англичане совсем пали духом. Вскоре капитулировали Вир, Авранш, Кан и Фалез. 12 августа пал Шербур. Менее чем за год от владений Генриха во Франции остались одни крохи – Кале, который продолжал принадлежать Англии еще одно столетие, и жалкое охвостье Гиени.

Ответственность за катастрофу лежала на Сомерсете. Он, как главнокомандующий, позволил англичанам напасть на Фужер, и он же отказался возмещать причиненный ущерб. Из‑за его слабодушия, безынициативности и неумелости английские войска терпели поражение за поражением. Однако все шишки посыпались не на Сомерсета, а на Суффолка. Его давно связывали с Бофортами и политические и брачные узы, и он в конце концов способствовал назначению Сомерсета во Францию. 28 января 1450 года парламент, обвинив графа в том, что он запродал королевство французам, отправил его в Тауэр. Затем последовали новые обвинения: Суффолк якобы замыслил захватить трон для сына, мужа Маргариты Бофорт, наследницы 1‑го герцога Сомерсета, содействовал освобождению Карла Орлеанского, отдал французам Анжу и Мен, раскрыл им государственные секреты, ничего не сделал для того, чтобы усилить английские армии, настроил против Англии Бретань и Арагон. Ему также приписали продвижение на высокие посты никчемных людей, различные злоупотребления служебным положением и недобросовестность руководства. В марте, несмотря на протесты, заявления о невиновности и то, что обвинители не смогли доказать ни один из его проступков или преступлений, Суффолка приговорили к пятилетнему изгнанию, начиная с 1 мая.

В последний день апреля Суффолк прибыл в Ипсуич, где еще раз поклялся перед распятием в своей невиновности по всем предъявленным ему обвинениям. На следующее утро, написав трогательное письмо сыну[179], он отплыл во Францию на двух кораблях и пинасе, который сразу же отослал вперед в Кале, желая заранее убедиться в том, что к нему отнесутся доброжелательно. Пинас не дошел до берега: его перехватил «Николас Тауэр», который затем напал на два других корабля и захватил Суффолка: команды, похоже, не оказали никакого сопротивления. Суффолку дали на размышление и признание один день и одну ночь. Потом утром 2 мая его увезли на лодке и обезглавили, согласно одному свидетельству, пятью‑шестью ударами ржавым мечом. Тело графа было доставлено обратно в Англию и похоронено в семейной церкви в Уингфилде в графстве, носящем его имя[180].

Обстоятельства его убийства по‑прежнему остаются загадочными. «Николас Тауэр» – корабль королевский, и это означает, что убийство подстроено лицом или группой лиц высокого ранга – возможно, самим Ричардом Йорком. Поскольку карьера Суффолка практически закончилась, то убили его скорее всего не по политическим мотивам, а из мести. Он никогда не стремился к тому, чтобы добиваться чьей‑либо благосклонности; напротив, настраивал против себя тех, кому надо было бы льстить или потакать. Соотечественники не очень горевали по поводу его гибели; наоборот, его смерть вдохновила некоторых авторов на сочинительство грубо сатирических виршей. Позднее его репутацию еще больше запятнали абсолютно безосновательные наговоры хронистов Холла и Холиншеда, а вслед за ними и Шекспира, в отношении его прелюбодеяния с королевой Маргаритой. Суффолк достоин большего. Его речь в парламенте 22 января 1450 года и в особенности последнее письмо сыну свидетельствуют о нем как о человеке искреннем, благочестивом, остававшемся до конца верным королю. Он служил Генриху честно и безукоризненно, заработав лишь несколько ударов ржавым мечом.

 

Очень скоро Генриху пришлось пожалеть о том, что рядом нет Суффолка. Не прошло и трех недель после смерти герцога, как вследствие почти повсеместного недовольства скудоумием и некомпетентностью правительства начались волнения в Кенте, Восточном Суссексе, Эссексе и Суррее. Мятежников возглавил человек по имени Джек Кэд[181], о происхождении которого нам практически ничего не известно. Можно сказать лишь одно: он не был тем безграмотным разбойником, каким его изобразил Шекспир в пьесе. Скорее всего Кэд был представителем мелкопоместного дворянства. Об этом свидетельствуют и «конфискация его имущества, земель, жилищ, рент и другой собственности», последовавшая за подавлением бунта, и готовность многих сельских помещиков встать под его знамена. Не исключено, что он сражался в войнах во Франции, где и приобрел навыки ведения боевых действий. Непонятно только, зачем ему понадобилось объявлять себя Джоном Мортимером, ведущим свое происхождение через графов Марчей от Лайонела, герцога Кларенса, третьего сына Эдуарда III. Похоже, сам он искренне верил в эту легенду и сравнительно легко заставил поверить в нее большинство своих сообщников.

Собравшись в разных местах, мятежники – среди них был один рыцарь, 18 сквайров, 74 «дворянина», мэр Куинборо и бейлиф Фолкстона – в конце мая двинулись на Лондон и 1 июня расположились лагерем в Блэкхите. Генрих, проводивший парламент в Лестере, сразу же закрыл сессию и поскакал в столицу. Через шесть дней он уже был в Сент‑Джонсе Клеркенуэлла, а 17 июня созвал совет для рассмотрения претензий Кэда. К тому времени король роздал уже столько коронных земель, лишив себя и доходов с них, что ему приходилось облагать дополнительными налогами своих подданных. Те же, кто должен был собирать налоги, больше занимались перепродажей должностей, назначать на которые полагалось парламенту. Да и сам парламент давно перестал быть таковым: выборами манипулировали местные магнаты, выдвигавшие в него своих ставленников. Коррупция поразила и судебную систему. Вдобавок ко всему, почти никто не сомневался в том, что утрата земель во Франции стала результатом преступной халатности власть имущих, а «предатели» разгуливали на свободе. Соответственно, требования бунтовщиков были простые и понятные любому человеку: король должен вернуть коронные земли, прогнать герцогов Йорка, Эксетера, Норфолка и Бекингема, реформировать парламент и правосудие, аннулировать «Статут о рабочих», предусматривающий наказание за посягательство на заработки выше определенного уровня.

Казалось бы, в запросах бунтовщиков не содержалось ничего криминального и можно было бы удовлетворить их, с тем чтобы мятежники тихо и мирно разошлись по домам. Однако совет отверг все требования и послал армию для наведения порядка. Одновременно он совершил еще одну ошибку, разделив армию надвое: часть отрядов должна была эскортировать короля в Блэкхит, а другая, значительно меньшая, – громить Кэда и его сообщников. Именно это войско преследовало мятежников до Севеноукса, где повстанцы вдруг развернулись и напали на преследователей, убив 24 человека, в том числе обоих командиров – Хамфри и Уильяма Стаффорда. Когда вести о побоище дошли до Блэкхита, взбунтовалась вся армия, и Генриху с большим трудом удалось уйти вместе со своими лордами в Гринвич. Спустя несколько дней он бежал и оттуда, укрывшись в замке Кенилуорт в Уорикшире.

После всего этого восстание быстро перекинулось на другие районы: на север вплоть до Восточной Англии и на запад – до Хэмпшира и Дорсета. В Уилтшире прихожане после обедни схватили и убили епископа Солсбери, освящавшего брак короля. 3 июля самозваный Мортимер в мантии из голубого бархата, с позолоченным шлемом на голове и позолоченными рыцарскими шпорами на ногах торжественно вступил в Лондон, а его клевреты несли перед ним меч. На следующий день он прилюдно обезглавил двух самых ненавистных королевских советников, которых Генрих, желая задобрить мятежников, посадил в Тауэр: лорда Сея и его зятя Кроумера, лорда‑шерифа Кента. Кэду, наверное, все бы сошло с рук, если бы он не позволил разграбить дом самого ярого сторонника Ланкастеров – Филиппа Малпаса, одного из олдерменов Лондона, препятствовавшего его вступлению в город. Возможность поживиться грабежами привлекла к нему чернь, но законопослушные граждане, обеспокоенные таким развитием событий, начали уходить от него. Они призвали на помощь лорда Скейлса и Мэттью Гофа, удерживавшего Тауэр от имени короля. Эти двое джентльменов со своими отрядами в десять часов вечера воскресенья 5 июля попытались завладеть Лондонским мостом. Сражение длилось всю ночь, Гоф погиб, но верх не одержала ни одна из сторон. Наконец мятежники подожгли мост и отошли в Саутуарк: там они выпустили всех узников из тюрем Суда королевской скамьи и Маршалси.

Теперь правительство все‑таки решило приступить к переговорам, отрядив для этого архиепископа Кемпского – человека из Кента – и Уильяма Уэйнфлета, сменившего Бофорта на посту епископа Винчестерского. Они встретились с Кэдом в церкви Святой Маргариты в Саутуарке, приняли от него петиции, пообещав Джону Мортимеру и всем его сподвижникам прощение при условии, если они незамедлительно разойдутся по домам. Многие так и сделали, другие же, поддавшись на его предупреждения о том, что такие прощения ничего не значат, если не утверждены парламентом, последовали за ним в Рочестер и напали на замок Куинборо на острове Шеппи. Это была его вторая роковая ошибка. Парламент сразу же принял акт, объявляющий Джона Кэда государственным изменником: его прощение становилось недействительным, поскольку было обещано Джону Мортимеру. Рассеялись как дым и его сторонники. Сам он, переодевшись, бежал в Восточный Суссекс, где через пару дней его изловил в саду Хитфилда некий Александр Айден, недавно назначенный шерифом. Кэд защищался как мог, но шериф его убил за сопротивление при аресте. 15 июля тело бунтовщика было представлено совету, который приказал его выпотрошить и четвертовать. Затем каждую четверть отослали в Блэкхит, Солсбери, Глостер и Норидж, а голову насадили на копье и выставили на Лондонском мосту, развернув лицом в сторону Кента. Вскоре трибунал с участием обоих архиепископов в Кентербери вынес приговоры вожакам восстания. Восемь человек были осуждены на смертную казнь.

Но Генрих торжествовал недолго. В конце августа из Ирландии вернулся Ричард Йорк, естественно, без королевского позволения. Высадившись в Уэльсе, он набрал значительное войско из местных вассалов и двинулся в Лондон. Запаниковавший совет провозгласил его изменником, обвинив даже в том, что он якобы был причастен к недавнему мятежу, и несколько раз устраивал засады на пути герцога. Однако под началом Йорка уже было не менее 4000 воинов и шутить с ним было опасно. Прибыв в Лондон, герцог сразу же направился во дворец и, несмотря на помехи, пробился в покои короля, выразив Генриху свое возмущение той враждебностью, с которой его встречают при дворе. Король, конечно, мог бы указать ему на то, что кузен оставил свой пост без разрешения и всем своим поведением демонстрирует, будто с оружием в руках восстает против государя. Но не таков был Генрих. Он выразил глубочайшее сожаление по поводу случившегося и согласился назначить новый совет, в котором достойное место займет и герцог Йорк.

К несчастью для него, король недавно принял еще одно решение (сделать это только он и мог): отозвал Сомерсета из Кале, где тот укрылся после изгнания из Кана, и назначил констеблем Англии. В глазах любого англичанина Сомерсет был человеком, потерявшим Францию. Его все ненавидели, и в первую очередь Ричард Йорк, усматривавший в нем опасного соперника в борьбе за трон. После смерти герцога Хамфри ситуация с наследием короны нисколько не прояснилась. Король Генрих был женат уже пять лет, но детей так и не появилось. Его трое дядей – Кларенс, Бедфорд и Глостер – ушли на тот свет, не оставив потомства. В доме Ланкастеров оставались только герцог Сомерсет, внук Джона Гонта и Екатерины Суинфорд, и его маленькая племянница Маргарита, дочь покойного старшего брата. В принципе такая родословная делала его бесспорным претендентом на трон, если бы не одна закавыка. Генрих IV, узаконивая своих единокровных братьев Бофорт, специальным парламентским актом исключил и их, и их потомков из наследственной линии. Ричард Йорк же происходил от младшего брата Гонта – Эдмунда: его позиции были слабее, но они по крайней мере не давали повода для сомнений в законнорожденности и юридической чистоте. Кроме того, он мог сослаться на свое происхождение по матери Анны Мортимер от старшего брата Гонта – Лайонела, герцога Кларенса. Безусловно, суд отдал бы предпочтение Ланкастерам, если бы не явная никчемность и непопулярность правительства и одиозность личности Сомерсета, из‑за чего общественное мнение склонялось в пользу Йорков. Джек Кэд не случайно избрал для себя имя Мортимер.

Осень перешла в зиму, и вражда между Йорками и Ланкастерами накалилась до такой степени, что 1 декабря на Сомерсета напала разъяренная толпа йоркистов. Его спасло само Провидение: на месте происшествия случайно появился граф Девоншир, вырвал из рук озверевшего сброда и увез рекой на барке. Тем не менее и его особняк, и дома других знатных ланкастерцев были опустошены и разграблены. Опасаясь за жизнь родича, король быстро отправил его командующим в Кале, хотя это не помешало парламенту в январе 1451 года потребовать его изгнания в числе тридцати других придворных фаворитов (Генрих, правда, отмолчался). Но через тринадцать месяцев, в феврале 1452 года, Ричард Йорк выпустил из замка Ладлоу собственное воззвание. «Сомерсет, из‑за которого мы уже потеряли Нормандию и Гиень, влияет на короля таким образом, что мы можем лишиться и Англии», – предупреждал он. Далее герцог призывал жителей Шрусбери помочь ему избавить страну раз и навсегда от этого человека, хотя этим он вовсе не желает «досадить своему суверену». Немало людей встало под его знамена, когда он отправился во второй вооруженный поход на Лондон.

Стараясь, как всегда, выказывать свою преданность королю, Йорк «на Масленицу» послал герольдов, чтобы запросить разрешения на вхождение в город. Получив вполне ожидаемый отказ, он перешел Темзу по Кингстонскому мосту, двинулся в Кент, где, судя по недавним событиям, народ мог оказать ему серьезную поддержку, и разбил лагерь под Дартфордом. Генрих 1 марта вышел в Блэкхит, послав вперед для переговоров о примирении Кемпа, Уэйнфлета и епископа Илийского. Стороны договорились обо всем довольно оперативно. Сомерсет уже всем надоел, и в окружении короля было немало людей, желавших избавиться от него не меньше Йорка. Королевские эмиссары согласились на арест Сомерсета, а Йорк в ответ расформировал армию и поскакал в Блэкхит, чтобы подтвердить договоренности при личной встрече с Генрихом. Но когда он вошел в шатер к королю, то, к своей немалой досаде, увидел, что Сомерсет по‑прежнему на свободе и стоит по обыкновению справа от монарха. Здесь же, в присутствии короля, вельможи чуть не подрались, однако, судя по всему, в роли пленника оказался герцог Йорк и ему было рискованно заходить слишком далеко. Его заставили вернуться вместе с Генрихом в Лондон и в соборе Святого Павла поклясться в том, что он впредь никогда не будет собирать людей в какие‑либо организованные группы без королевского позволения или согласия. Сомерсет же остался на своем месте.

Что же стало причиной такого вероломства? Превысили свои полномочия епископы, дав обещания, которые они были не вправе даже упоминать? Вмешалась королева Маргарита и уговорила своего слабохарактерного супруга не трогать фаворита? Или Сомерсету удалось каким‑то образом переубедить короля? Нам этого никогда не узнать. Да и надо ли? Важен результат. Ричард Йорк понял, что его водят за нос. С этого момента он уже мог не заботиться о демонстрации своей верности королю, а Англия вплотную приблизилась к гражданской войне.

 

Летом 1453 года, воспользовавшись временным затишьем, король Генрих VI отправился охотиться под Кларендоном в Нью‑Форест.

И здесь в июле или августе «вследствие внезапного и нелепого испуга», как туманно выразился один хронист, его поразил недуг, из‑за которого он моментально стал и физически и умственно недееспособным: «настолько беспомощным, что ничего не понимал, не помнил, не мог ни идти, ни поднять голову, ни сойти с места, где сидел». Окружающие, естественно, заметили, что симптомы недуга напоминают заболевание, которым страдал его дед Карл VI Французский, периодически впадавший в безумие до конца жизни, – обстоятельство, не сулившее ничего хорошего и для Англии. Король оставался в Кларендоне до начала октября, а потом его неспешно перевезли сначала в Вестминстер, затем – в Виндзор, и он все еще пребывал в такой апатии, что даже не шевельнулся, когда 13 октября ему сообщили о рождении сына: королева Маргарита после восьми лет супружества наконец принесла Генриху наследника. Недуг короля дополнил список бед, обрушившихся на Англию в последнее время. В июле под Кастийоном погибли доблестные Толботы, отец и сын, после чего англичане постепенно утратили и Гиень: к концу года вся провинция была уже полностью в руках французов.

Рождение принца, названного Эдуардом и крещенного епископом Уэйнфлетом, совершенно не обрадовало Ричарда Йорка. Заболевание короля вселило в него новые надежды на мирное наследование короны, теперь же они рухнули окончательно и бесповоротно. Он мог утешить себя только тем, что такая же участь постигла и Сомерсета. Но это было слабое утешение: звезда Сомерсета в любом случае закатилась. После потери Гиени его влияние упало до такой степени, что никто даже и в мыслях не держал выдвигать его на пост регента, хотя заболевание короля уже ставило эту проблему. Более того, в ноябре 1453 года по настоянию верного союзника Йорка – герцога Норфолка – Сомерсета арестовали и заключили в Тауэр.

Король все еще находился в Виндзоре. Его состояние по‑прежнему вызывало опасения. Когда в январе 1454 года королева Маргарита и герцог Бекингем принесли к нему в постель сына, то Генрих тупо посмотрел на ребенка, не проявляя никаких признаков узнавания или понимания ситуации. Именно после этого инцидента Маргарита потребовала доверить ей управление государством, с чем, конечно, совет не согласился. Советники посчитали, что она слишком молода, неопытна и тщеславна и, самое главное, поддерживает чересчур близкие отношения с Сомерсетом. Через два месяца комитет лордов все‑таки посетил больного Генриха в Виндзоре, чтобы оценить состояние его здоровья, и пришел к выводу о необходимости принять парламентский акт о регентстве, а 27 марта Йорка назначили протектором до выздоровления короля или совершеннолетия принца. Герцог сразу же начал усиливать свои позиции во власти. Канцлером вместо умершего недавно кардинала‑архиепископа Уильяма Кемпа он поставил брата жены Ричарда Невилла, 5‑го графа Солсбери[182]. Другой свойственник, Томас Берчер[183], епископ Илийский – его брат лорд Берчер был женат на сестре Йорка Изабелле, – стал архиепископом Кентерберийским.

Ричард Йорк правил страной здраво и мудро, но недолго. На Рождество 1454 года королю полегчало, а 30 декабря он впервые признал сына, которому теперь уже было четырнадцать месяцев. Демонстрируя показную радость, Йорк ушел в отставку. Однако возвращение во власть короля и королевы означало, что главенствовать снова будут Ланкастеры. Сомерсета тут же выпустили из Тауэра, сняв с него все обвинения. Солсбери убрали с поста канцлера, и его место занял, что могло вызывать некоторое недоумение, архиепископ Берчер, умевший, правда, держать нос по ветру; Йорку пришлось испытать еще один удар судьбы и уступить командование в Кале Сомерсету. Йорк и Солсбери сочли за благо ретироваться в свои йоркширские владения. Так же поступил сын Солсбери – Ричард, граф Уорик, назначенный Йорком в тайный совет, а шестью годами ранее наследовавший благодаря жене Анне Бошам самое богатое графство Англии.

Время шло, и становилось все очевиднее, что выздоровление короля оборачивается для Англии катастрофой. В мае 1455 года Сомерсет, которого злосчастья так ничему и не научили, в компании с королевой созвали в Лестере совет для принятия мер по «обеспечению безопасности короля от врагов». Поскольку на совет не были приглашены ни Йорк, ни Солсбери, ни Уорик, то было совершенно ясно, кто именно входил в число врагов короля. Тогда‑то три вельможи и решили приступить к действию, пока они еще на свободе. Армия уже была готова, и они без промедления отправились в путь. Из Уэра в Хартфордшире герцог Йорк послал канцлеру, архиепископу Берчеру депешу, заверяя его в своей верности королю и подчеркивая, что он добивается только лишь свержения Сомерсета. Письмо было перехвачено, и архиепископ его не получил. В тот же день с несколько меньшим войском – около 2000 человек – из Лондона вышли король с королевой, Сомерсет и Бекингем. Ночь они провели в Уатфорде, а наутро – это был четверг, 22 мая, – две армии встретились близ Сент‑Олбанса. Три часа Йорк и его друзья пытались убедить короля в своей верности ему, прося выдать им лишь несколько персон, которых они считают изменниками (они уже не полагались на обещания, которые, как показал опыт, не выполняются, если даже даются под присягой). Только после ответа короля, отказавшегося выдавать им кого‑либо и пригрозившего казнить как изменников всех, кто ему не подчинится, Йорк приказал своим людям идти в наступление.

В Средние века битвы в городе или городке были крайне редки, армии предпочитали сражаться поблизости на открытых пространствах. Битва в Сент‑Олбансе стала знаменательным исключением из правил. Королевская армия выстроилась вдоль Сент‑Питер‑стрит и Холиуэлл‑Хилл, протянувшегося от церкви Святого Петра до реки Вер. Первая атака Йорка – с Хартфилд‑роуд и Виктории‑стрит – захлебнулась. Но Уорик ударил из садов между двумя постоялыми дворами («Ки» и «Чекер», теперь «Кросс‑Киз» и «Куинз‑Хотел») и после кровавой и ожесточенной схватки вынудил войско короля отойти. Сомерсета убили возле «Касл‑Инн», рядом полегли его два главных сподвижника – Нортумберленд и Клиффорд. Бекингем с окровавленным лицом укрылся в аббатстве (теперь собор). Генрих в полном замешательстве, покинутый всеми и раненный в шею стрелой, беспомощно стоял у своего знамени на рыночной площади, пока его не увели в дом дубильщика. Там его и нашли Йорк, Солсбери и Уорик. Они почтительно преклонили перед ним колени и предложили скоротать время в аббатстве. Их приверженцы были менее любезны: они дочиста разграбили город, оставив лежать на улицах убитыми около 300 человек.

Битва в Сент‑Олбансе уже не имела никакого отношения к Столетней войне с Францией. Она положила начало другой войне – гражданской, первой гражданской войне в Англии, вошедшей в историю под названием «Войны роз» – Войны Алой и Белой розы.

 

«Король Генрих VI». (Часть вторая)

(1441–1455)

 

Король Генрих:

 

Пойдем, жена. Научимся мы править,

Иль Англия власть нашу проклянет.

 

«Король Генрих VI». (Часть вторая)

 

Действие второй части «Короля Генриха VI» начинается в апреле 1445 года, то есть за восемь с лишним лет до последних событий в предыдущей пьесе – гибели отца и сына Толботов в разгар лета 1453 года. Тем не менее она служит продолжением первой части, завершающейся монологом герцога Суффолка, отплывающего во Францию за невестой для короля Генриха. Как только поднимается занавес для представления второй части трилогии, Суффолк объявляет об успехе своей миссии и демонстрирует жениху и всему двору привезенную им красавицу принцессу. Однако почти сразу же возникает неловкая ситуация: герцог Хамфри зачитывает условия перемирия, и когда доходит до слов «герцогства Анжу и графство Мен будут очищены от войск и переданы королю, отцу ее…», ему становится дурно и бумага выпадает из рук. Дочитывает послание кардинал Бофорт.

Как чуть позже указывает Бофорт, герцог Хамфри все еще формально считается наследником; в его интересах соответственно, чтобы король оставался неженатым и бездетным. Если же и придется все‑таки его женить, то герцог всегда отдавал предпочтение дочери графа Арманьяка. В данном случае у него имелись все основания для скорби. Менее оправданно его возмущение сдачей французам Мена и Анжу: хотя их уступка Англией и обсуждалась тогда на уровне слухов (об этом писал и Холл), она не была одним из условий перемирия[184]. Однако на этой неверной посылке построена вся остальная часть сцены – после отбытия Генриха и Маргариты на ее коронацию. Исторически Глостер никак не мог использовать потерю Мена и Анжу в качестве главного повода для нападок на Суффолка. Последний со своей стороны имел все основания для опровержения обвинений, и – после смерти в 1447 году своих антагонистов Глостера и Бофорта – сумел завладеть рычагами управления государством. (Кстати, Шекспир раньше времени удостоил его титулом герцога, который Суффолк получил только 2 июля 1448 года.) За три года до своего падения Суффолк показал себя способным и ответственным государственным деятелем и превосходным администратором. Наверное, он был честолюбив, но не страдал манией величия в той мере, в какой его представил нам Шекспир в последних строках первой части «Генриха VI», процитированных нами в конце двенадцатой главы.

Среди вельмож, разделяющих негодование Глостера, фигурирует и граф Уорик, претендующий к тому же на лавры завоевателя этих провинций:

 

Анжу и Мен![185]Завоевала их моя рука;

И города, что приобрел я кровью,

Возвращены французам с мирной речью!

Mort Dieu![186]

 

Солсбери называет Уорика своим сыном; в таком случае не может быть никаких сомнений в том, что слова возмущения произносит юный Ричард Невилл – тот самый Невилл, который вместе с отцом и герцогом Йорком поведет йоркистов в бой с ратью короля в Сент‑Олбансе, а потом станет «делателем королей». Но Невилл родился лишь в 1428 году, а графство наследовал в 1449‑м, через четыре года после появления в Англии Маргариты. Ясно, что Шекспир путает его с отцом его жены Ричардом Бошамом, графом Уориком, от которого он и унаследовал титул. Бошам был зрелым и превосходным воином, в 1437 году служил наместником Франции и Нормандии, но даже и он вряд ли осмелился бы выступить с таким высокопарным заявлением, которое Шекспир вложил в уста его зятю.

После ухода Глостера кардинал Бофорт, как и следовало ожидать, пытается его дискредитировать:

 

Вот в ярости ушел протектор наш.

Известно, лорды, вам, что он мне враг;

И королю, боюсь, он друг плохой.

Обдумайте: он ближе всех по крови

И вправе унаследовать корону…

Все ж я боюсь, что он при доброй славе

Окажется протектором опасным.

 

Некоторое удивление вызывает то, что Шекспир упорно называет герцога Хамфри протектором. Парламент упразднил протекторат в ноябре 1429 года, через неделю или две после коронации Генриха. Возникает вопрос: что заставило Шекспира использовать этот термин еще шестнадцать лет? Если это не оплошность, что крайне маловероятно, то можно предположить три вероятные причины. Первая и самая главная – желание усилить пафос речи кардинала, дать ему возможность столкнуть в одном персонаже две ипостаси: формального защитника и подспудного изменника. Позже это позволит драматизировать и падение Глостера, начинающееся в следующей сцене. И наконец, драматург нашел удобную мотивацию для совершенно неисторического убийства герцога: в противном случае ему пришлось бы основывать свою вымышленную версию на одних подозрениях в коварных интригах против короля.

Теперь сцену покидает кардинал, и Сомерсет начинает поносить его, обращаясь к герцогу Бекингему почти в такой же манере, в какой он сам только что чернил герцога Хамфри: и дерзок он, и тщеславен, и хочет стать протектором. На что Бекингем отвечает:

 

Протектором быть мне или тебе

Назло и Глостеру и кардиналу.

 

После того как уходят и эти двое, Солсбери призывает своего сына Уорика и зятя Ричарда, герцога Йорка, вместе поддержать герцога Глостера:

 

Для блага родины объединимся,

Чтоб укротить гордыню кардинала

И Сеффолка, а также честолюбье

Кузенов Сомерсета с Бекингемом.

Поддерживать во всем мы будем Хемфри,

Затем что он стремится к благу края.

 

Наконец, на сцене остается один Ричард Йорк и сообщает нам о своих намерениях:

 

Настанет день – и Йорк права предъявит.

Пока я должен к Невилам примкнуть

И Глостеру выказывать любовь;

Но, выждав миг, потребую корону…

Тут подыму я млечно‑белый розан,

Что воздух напоит благоуханьем;

На знамени герб Йорка вознесу,

И, в бой вступив с Ланкастером надменным,

Лишу венца того, кто безрассудно

Правленьем книжным губит остров чудный.

 

Йорк тоже уходит, оставляя нас, как того и хотел Шекспир, с предчувствием неминуемой беды. Королевство раздирают распри, по меньшей мере шесть разных группировок плетут интриги друг против друга при безвольном и недееспособном короле. К сожалению, две основные темы первой важнейшей сцены – потеря французских провинций и двусмысленность роли протектора – не согласуются с реальными историческими фактами. В целом же она отражает действительное взрывоопасное положение, сложившее тогда в королевстве. Взаимная подозрительность, злоба, недовольство и безудержное властолюбие – все это предвещало скорую катастрофу.

 

Во второй сцене первого акта Шекспир выстраивает ряд событий, приводящих к гибели герцога Хамфри. Злосчастье со второй женой Хамфри Глостера, чрезмерно тщеславной Элеонорой Кобем, арестованной в четвертой сцене первого акта и осужденной в третьей сцене второго акта, на самом деле случилось в 1441 году, за четыре года до прибытия в Англию королевы Маргариты[187]. Этот сюжет, безусловно, принадлежит первой части трилогии, но без него Шекспир не смог бы создать эффект драматического крещендо: ради этого можно было и поступиться хронологической точностью. Все его персонажи‑колдуны, связанные с герцогиней – Марджери Джорден, Роджер Болингброк, Джон Саутуэлл и одиозный провокатор Юм (Джон у Холла и Шекспира и Томас в ранних хрониках), – реальные исторические личности. Шекспир игнорирует описание Холлом манипуляций над восковой фигурой короля, сосредоточившись на предсказаниях приглашенного колдунами духа (четвертая сцена), отвечающего на вопросы Болингброка о судьбе короля, Суффолка и Сомерсета.

Трижды Шекспир прерывает последовательность своего повествования, в двух случаях специально для того, чтобы сфокусировать внимание на Ричарде Йорке. В третьей сцене первого акта Питер, подмастерье оружейника, обвиняет своего хозяина в том, что он поддерживает притязания Йорка на корону. Ясно, что герцог не имеет никакого отношения к мнению оружейника, тем более что тот все отрицает, но имя его запятнано и регентом Франции назначается Сомерсет[188]. (В той же сцене происходит замечательный инцидент: королева наносит пощечину герцогине Глостер, а та набрасывается на нее как базарная торговка.) Во второй сцене второго акта Ричард, видимо, для тех зрителей, которые не видели предыдущую пьесу или запамятовали то, что смотрели, повторяет доказательства своих прав на престол[189], а Уорик торжественно подтверждает их.

В третий раз Шекспир отклоняется от темы падения протектора Глостера, вводя в первой сцене второго акта соколиную охоту, чтобы дать вельможам возможность снова повздорить между собой и расписаться во вражде к герцогу. К счастью, перебранку вскоре прерывает Бекингем, прибывший с вестями об аресте герцогини. Затем следуют суд и вынесение приговора супруге Глостера, его отставка с поста протектора (которого в действительности, как мы знаем, уже лет десять не существовало) и поединок Хорнера со своим подмастерьем: Питер, не желавший сначала драться, побеждает, а умирающий Хорнер признает правоту его обвинений.

Второй акт заканчивается наказанием герцогини. Она, босая, в белом балахоне и с горящей свечкой в руках, три дня бродит по улицам и встречает наконец мужа: герцог, кстати, в пьесе выглядит скорее беспомощным, а не устраняющимся от помощи своей супруге. (Наказание – исторический факт, хотя разговор супругов придуман Шекспиром.) Герцогиня предупреждает мужа о неминуемом крахе, а он простодушно отвечает:

 

Ах, полно, Нелл: ты метишь мимо цели!

Чтоб жертвой стать, я должен провиниться.

 

Супруги еще переговариваются, когда появляется герольд и вызывает герцога в парламент, собравшийся в Бери‑Сент‑Эдмундзе, где, как мы знаем, ему предстоит расстаться с жизнью.

Какая же смерть постигла Глостера? Шекспир, ориентировавшийся на Холла, уже дал ответ на этот вопрос: умышленное убийство при единодушном его одобрении всеми врагами герцога, вдруг объединившимися против него. Однако и Холл и Шекспир почти наверняка ошиблись. Внезапная смерть, наступившая сразу же после ареста, безусловно, подозрительна. Однако те, кто хорошо знал герцога, были уверены в том, что он умер не насильственно. Действительно, ему было всего лишь пятьдесят шесть лет, но беспробудное пьянство и развратная жизнь сделали свое дело. Ему грозил паралич: на сохранившихся портретах[190]он выглядит уставшим, понурым стариком. И зачем его надо было убивать? После осуждения жены, имевшего место шесть лет назад, он уже не обладал реальной властью и влиянием и практически никому не мешал, даже предполагаемым заговорщикам. Правда, его подозревали в кознях против племянника, однако тому нет никаких доказательств. В его смерти обычно винят Суффолка и Бофорта, но ничто из того, что нам известно об этих исторических деятелях, не указывает на их даже предрасположенность к подобному злодейству. Через три года Суффолк сам оказался в немилости, и когда его обвинили в совершении многочисленных преступлений, то убийство герцога Хамфри в перечне не упоминалось.

 

Все действие третьего акта происходит в Бери‑Сент‑Эдмундзе. В первой сцене, разыгрывающейся в самом аббатстве[191], умещается сразу появление опоздавшего Глостера, его незамедлительный арест и назначение Ричарда Йорка в Ирландию для подавления очередного восстания. В действительности эти два события разделяет семь месяцев. Глостер умер 23 февраля 1447 года, Ричарда Йорка «отрядили» в Ирландию 29 сентября, а назначение командующим было подписано 9 декабря. Как известно, он крайне неохотно принял это назначение и тянул с отъездом полтора года. Шекспир же, дав волю своей фантазии, изобразил его моментальное согласие и наделил герцога страстным монологом, из которого следует: Йорк использует армию против короля, и он же персонально будет причастен к предстоящему мятежу во главе с Джеком Кэдом:

 

Отлично, лорды! Мудрое решенье…

Мне не хватало войск, – вы мне их дали;

Охотно их беру. Но так и знайте:

Вручили вы оружие безумцу.

В Ирландии могучий свой отряд

Кормить я буду, а меж тем раздую

В стране английской черный ураган…

Пока венец не осенит чело мое.

 

За свою жизнь Ричард раза четыре демонстрировал, что способен в любой момент набрать большую армию. После возвращения из Ирландии против него выдвигались обвинения в связях с мятежником Кэдом, но и тогда, и впоследствии они не подтвердились.

Вторая сцена разыгрывается для нас в «парадном зале»[192], предположительно в доме кардинала Бофорта, кому вверили Глостера. В самой ранней версии пьесы, изданной в кварто в 1594 году, эта сцена предварялась вступительными словами: «Занавески были задернуты; герцога Хамфри нашли лежащим в своей постели; два человека навалились на него и задушили прямо в постели. После этого к ним вошел герцог Суффолк». По каким‑то причинам – возможно, по настоянию цензора – этого вступления уже не было в Первом фолио 1623 года, и убийство происходило за сценой. Короткий разговор между убийцами и Суффолком не оставляет никаких сомнений в том, что злодеяние совершено по его приказу. Сразу же входят король с королевой, Бофорт и Сомерсет. Что их побудило прийти в дом кардинала? Это из пьесы понять невозможно. По крайней мере о смерти Глостера они еще не знали: когда королю сообщают о ней, он лишается чувств. Очнувшись, Генрих взрывается совершенно нетипичной для него гневной тирадой в адрес Суффолка, за которого с еще большим темпераментом вступается королева Маргарита. К ним затем присоединяется Уорик с делегацией от народа. Каким‑то образом все уже знают об убийстве; Уорик приносит тело герцога, убедительно демонстрирует, что он умер насильственной смертью, и обвиняет в этом Бофорта и Суффолка.

Бофорт сразу же уходит, не считая нужным защищаться; Суффолк же свирепо отвергает все обвинения, и, обменявшись взаимными оскорблениями, Суффолк и Уорик обнажают мечи. Кровопролитие предотвращает появление Солсбери, потребовавшего незамедлительно либо казнить, либо изгнать Суффолка. Король соглашается на изгнание и удаляется. Суффолк и королева остаются одни, и мы присутствуем при сцене расставания, которой позавидовали бы Ромео и Джульетта. Чего стоят такие, например, строки:

 

О, если б навсегда мой поцелуй

Запечатлелся на твоей руке,

Чтоб вспоминал ты, глядя на печать,

Про те уста, что по тебе вздыхают!

Иди же, чтобы я познала горе;

Лишь мыслю я о нем, пока ты здесь.

 

Конечно же, такие нежности – чистейшей воды драматургия. Правда, в довольно абсурдной сцене (часть первая, V. 5), где впервые появляется принцесса Маргарита, Суффолк изображен безумно в нее влюбленным, но эта тема не получила продолжения и до этого трогательного расставания Шекспир представлял нам королеву женщиной жесткой, суровой и мстительной. Ничто не указывало на то, что эта парочка не только политические союзники, каковыми они были в действительности, а еще и любовники. Как мы уже отмечали в предыдущей главе, не один Шекспир повинен в гиперболизации отношений между Суффолком и королевой, основанной на фантазии. И Холл, и Холиншед, и даже Майкл Дрейтон в «Исторических эпистолах» изложили аналогичную версию.

Прощание обрывается прибытием гонца Вокса, доставившего вести о том, что при смерти кардинал Бофорт, и подготовившего нас к третьей и заключительной сцене третьего акта, действие которой происходит в спальне. Очевидно, что мы все еще в Бери, так как король, Солсбери и Уорик стоят у постели умирающего кардинала[193], хотя, как нам в точности известно, Бофорт умер 10 апреля 1447 года – через два месяца после кончины герцога Хамфри Глостера – во дворце Вулвеси в Винчестере. Его бредовое состояние – тоже чистейшая выдумка: согласно свидетельствам очевидцев, все последние дни он составлял завещание. Вечером 9 апреля ему зачитали текст, и кардинал внес в него поправки и добавления. Наутро он достаточно громко и внятно подтвердил свое согласие, попрощался с окружающими и затих. Его похоронили в Винчестерском соборе, где и сегодня можно увидеть великолепную гробницу кардинала[194].

Четвертый акт пьесы охватывает только две темы: убийство Суффолка и мятеж Джека Кэда. В пьесе нет прямого указания на то, что тюремщики Суффолка – обыкновенные пираты; по крайней мере они понятия не имеют о том, кем является их узник, пока он сам не ставит их в известность. В то же время совершенно ясно, что пират‑«капитан» – человек образованный. Его монолог, открывающий сцену, исполнен в духе трагедии высочайшего класса:

 

Болтливый, пестрый и греховный день

Уж спрятался в морскую глубину,

И волки, громко воя, гонят кляч,

Что тащат ночь, исполненную скорби,

И сонными, поникшими крылами

На кладбищах могилы осеняют

И дымной пастью выдыхают в мир

Губительную, злую темноту.

 

И пламенная обвинительная речь «капитана» из тридцати трех строк, произнесенная им чуть позже, насыщенная метафорами, латинизмами и свидетельствующая об информированности оратора, тоже далеко не пиратская. Она резко контрастирует с вульгарностью выражений Джека Кэда и его приверженцев в последующих эпизодах. Не намекал ли Шекспир на какую‑то иную ипостась «капитана»? Или это была его очередная литературная прихоть?

Во второй сцене, происходящей в Блэкхите, мы узнаем о мятеже Джека Кэда. Джордж Бевис и Джон Холланд, малозначительные персонажи, похоже, были актерами в труппе Шекспира, и он, видимо, не посчитал нужным изменить их имена. О восстании мы уже писали в предыдущей главе, и нам нет никакого смысла повторяться; можно отметить лишь то, что Кэд скорее всего не был тем невежественным главарем шайки, презирающим людей образованных (умеющих читать и писать), каким представил его Шекспир. Лишь два раза драматург отклоняется от главной темы – в четвертой сцене королева Маргарита рыдает над головой Суффолка, а в девятой сцене гонец сообщает о возвращении герцога Йорка из Ирландии. В целом же Шекспир следует основной линии, воссоздавая ход восстания Кэда с той или иной степенью исторической достоверности вплоть до его бегства, поимки и гибели. У Холла нет указаний на то, что вожака изловили в саду, принадлежавшем шерифу Айдену, но это ничего не меняет.

 

Йорк прибыл предъявить свои права,

Снять с Генриха бессильную корону,

Торжественно звонить в колокола

И жечь огни потешные поярче,

Приветствуя законного монарха![195]

 

Эти слова Ричарда Йорка, открывающие пятый акт, четко обозначают цель его своевольного возвращения в Англию в августе 1450 года по Ирландскому морю. В действительности все обстояло несколько иначе. Для Шекспира, и это он не раз демонстрировал, герцог был своекорыстным злодеем, поглощенным удовлетворением личных амбиций и прихотей. В действительности же Йорк, как только высадился в Уэльсе, сразу же начал слать королю депеши с заверениями в преданности монарху. Врагом его был Сомерсет, возвратившийся из горемычного регентства во Франции и назначенный – невзирая почти на всеобщее недовольство – констеблем Англии. Заверения Бекингема в том, что король уже арестовал и заключил Сомерсета в Тауэр, сделаны в первой сцене преждевременно. Лишь после второго похода Йорка на Лондон – и не из Ирландии, а из его северных владений – через восемнадцать месяцев, ранней весной 1452 года, он пообещал принять меры против фаворитов, но и тогда не сдержал слово. Шекспир, таким образом, ужимает события двух лет в одну сцену: смерть Кэда в июле 1450 года, возвращение Ричарда из Ирландии в конце августа и его разговор с королем в Блэкхите в начале марта 1452 года. С учетом интересов драматургии такая вольность вполне допустима; менее простительно авторское фантазирование во второй части сцены, после появления Сомерсета. При виде человека, который должен быть в тюрьме, Йорк приходит в ярость:

 

«Король», – сказал я? Нет, ты не король;

Не может тот народом управлять,

Кто и с одним изменником не сладит…

Посторонись! Клянусь я Небесами,

Повелевать не будешь больше тем,

Кто Небом создан, чтоб тобою править.

 

Через какое‑то время отказывают королю в верности Солсбери и его сын Уорик, признавая своим законным сувереном Йорка. Сохраняют преданность Генриху герцог Бекингем и лорд Клиффорд. Размежевание завершилось. Война не за горами.

Все это, конечно, пародия на правду. Когда Йорк увидел в Блэкхите Сомерсета и понял, что король нарушил обещание, он тем не менее не потерял самообладание. Повести себя так, как того пожелал Шекспир, бросать вызов и оскорблять короля и королеву («Неаполя презренное исчадье») и грозить отобрать корону в присутствии сторонников Генриха было бы равносильно тому, чтобы самому положить голову на плаху. Йорк же благоразумно скрыл свое негодование, вернулся с королем в Лондон и присягнул ему в соборе Святого Павла. Затем, как известно, последовало странное заболевание Генриха и назначение Ричарда протектором: оба эти события упущены в пьесе. Только после выздоровления Генриха и возвращения во власть Сомерсета герцог Йорк крайне неохотно призвал своих людей к оружию, пытаясь до последнего момента сохранять верность королю.

Курьезы сами выползают наружу, когда Шекспир представляет нам детей Йорка, вернее, самого старшего и самого младшего из четырех сыновей – будущих королей Эдуарда IV и Ричарда III. В марте 1452 года, во время эпохальной встречи в Блэкхите, юному Эдуарду не было еще и десяти лет, и он вряд ли был способен вступиться за своего отца. Ричарда тогда вообще не существовало: он родился лишь 2 октября того же года. Эдуард говорит не много, но Ричард представлен уже сформировавшимся злобным юнцом. «Гнусный недоносок, урод, горбатый телом и душой» – так отзывается о нем Клиффорд: первое упоминание его физической неполноценности в обойме шекспировских пьес, которая в дальнейшем будет играть все более заметную роль.

Последние две сцены воссоздают битву в Сент‑Олбансе. Здесь снова появляется Клиффорд. Известно, что он принимал самое активное участие в сражении. Его гибель от руки самого Йорка Шекспир основывает на хронике Холла, у которого сын Клиффорда говорит второму сыну Йорка, юному графу Ратленду: «Отец твой убил моего отца, и я не пощажу твою родню». В пьесе младший Клиффорд более многословен: при виде мертвого отца он произносит длинную и яростную речь и только потом уносит его тело. Драматургическая справедливость требовала, чтобы Йорк прикончил и своего врага Сомерсета, однако Шекспир поручает эту миссию юному принцу Ричарду, которому тогда, во время битвы, не было еще и трех лет:

 

Так, здесь лежи. Прочесть прохожий может

На этой вывеске трактирной: «Замок

Сент‑Олбенс». Так‑то герцог Сомерсет

Своей смертью колдуна прославил.

 

Когда духа, приглашенного к герцогине Глостер в первом акте, спросили о судьбе Сомерсета, он сказал: «Пусть избегает замков». Пророчество сбылось.

Побуждаемые младшим Клиффордом, король и королева бегут с поля битвы – еще одна фантазия Шекспира. В действительности они провели ночь в Сент‑Олбансе и вернулись в Лондон только на следующий день. Йорк, принц Ричард, Уорик, Солсбери и их сподвижники торжествуют победу. Особый акцент, как и в первой сцене пятого акта, в которой Солсбери снимает с себя клятву верности королю, делается на его преклонном возрасте. Ричард говорит о нем своему отцу:

 

Я трижды подсадил его в седло

И трижды ограждал, когда он падал,

И уводил три раза с поля прочь,

Сражение оставить убеждая;

Но он все время рвался в жаркий бой.

Как пышные ковры в жилище бедном,

Торжествовала воля в слабом теле.

 

Во время битвы в Сент‑Олбансе доблестному Солсбери было всего пятьдесят пять лет.

 

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

История Англии и шекспировские короли

История Англии и шекспировские короли...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Король Генрих VI. Буря надвигается

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

История Англии и шекспировские короли
  Посвящается Питеру Карсону, который на протяжении тридцати лет направлял меня, дал мне столь много добрых советов и подсказал, в том числе, идею этой книги.  

Эдуард III и Черный Принц
(1337–1377)   Король Эдуард:   И вот ответ мой Иоанну, герцог: Явиться не замедлю я – но как? – Не на поклон к нему,

Юный Ричард
(1377–1381)   В каком смысле те, кого мы называем господами, знатнее нас? Каким образом они это заслужили? Почему они держат нас в рабстве?.. Идемте к королю

Фавориты и апеллянты
(1381–1388)   Гонт:   Гнездится тысяча льстецов в короне, Чей круг не больше головы твоей… О, если бы твой дед предв

Месть короля
(1388–1398)   Герцогиня:   Но, Томас, жизнь моя, мой Глостер милый, Фиал, наполненный священной кровью, Цветущий отп

Триумф Болингброка
(1398–1400)   Ричард:   Вы завладели властью лишь моей, Не болью: я король еще над ней.   «Ричард II»

Гарфлёр и Азенкур
(1413–1415)   Эксетер:   Он заклинает вас любовью Божьей Отдать корону, пожалев несчастных, Которым жадною, разверст

Конец авантюрам
(1415–1422)   Герцог Бургундский:   Дозволено спросить пред всем собраньем, Какое затрудненье иль преграда К тому, ч

Король Генрих VI: детство и юность
(1422–1445)   Эксетер:   Но всякий видит, всякому понятно, Что бешеный раздор среди вельмож, Заносчивость и козни пр

Война роз
(1455–1475)   Король Эдуард:   Вновь мы сидим на королевском троне, Что снова куплен вражескою кровью. Каких врагов

Король Эдуард V
(1470–1483)   Ричард:   Принц милый, чистота и юность ваша Мешают вам понять всю лживость мира. Вы судите еще о чело

Час расплаты
(1483–1485)   Король Ричард:   Припомните, с кем боретесь вы нынче: Со стадом плутов, беглецов, бродяг, С бретонской

Хронология
    Убийство Эдуарда II. Восшествие на трон Эдуарда III Смерть французского короля Карла IV. Восшестви

CONTEMPORARY WORKS
  Adam of Usk. Chronicle, 1377–1421 . Tr. and ed. E. M. Thompson, London 1904. Anon. The Famous Victories of Henry the Fifth . 1594? – 8. Anon. The

MODERN WORKS
  Bagley, J. J. Margaret of Anjou, Queen of England . London. Barber, Richard. Edward, Prince of Wales and Aquitaine: A Biography of the Black Prince . London 1

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги