ПОРАЖЕНИЕ КРУКА

Эйзор Никерсон проснулся следующим утром, разбуженный “серией стонов и криков, словно издававший их человек испытывал мучительную пытку”. Выглянув из палатки, Никерсон увидел пожилого воина Кроу, который объезжал лагерь, размахивая в воздухе ружьем, будто тамбурмажорской палочкой. “Его безумные глаза казалось фиксировались на объектах, невидимых материальному миру, которые, как он похоже считал, кружились вокруг него. Крупные слезы скатывались по его щекам, пока он просил, молился и увещевал – в пустой воздух”.

Воин молил духов о скальпах, прося, чтобы в приближающемся сражении ему позволили добыть множество их.

Белые также готовились к битве свойственным им образом. Наиболее трудной являлась задача посадить 175 пехотинцев на такое же количество упрямых мулов. “Большинство людей не знали, как правильно седлать”, - писал капитан Герхард Лун. “Как только человек ухитрится надеть седло на мула, он сядет верхом, и, возможно, не пройдет и нескольких минут, как наездник растянется на земле”.

Кроу и Шошоны покатывались со смеху, и время от времени какой-нибудь молодой воин догонял на вид непокорного мула, оседлывал его и скакал, демонстрируя, насколько легко это можно сделать. К концу дня пехотинцы наконец уселись верхом и были готовы к выступлению в поход.

По сравнению с пехотой, штатские обозники и старатели из Черных Холмов не испытали вовсе никаких затруднений со своими животными. Начальник обозников Том Мур отобрал двадцать добровольцев, “каждый – прекрасный наездник и бьющий без промаха стрелок, такой, каким человеку приходится быть на фронтире”, согласно Бурку.

Крук намеревался быстро выдвинуться против того, что, как он надеялся, будет главной силой враждебных индейцев. Фургоны были загружены и установлены таким образом, чтобы оставшиеся в лагере солдаты, возницы и обозчики легко могли их защитить. Караван мулов также должен был остаться в тылу. За исключением мулов, на которых посадили пехоту, взяли лишь одного дополнительного мула, на котором везли хирургические инструменты. Солдаты получили пайки и патроны, припрятав в мешках небольшой запас на случай непредвиденных обстоятельств.

Поход начался в 5:00 утра следующего дня, 16 июня, с индейцами в авангарде. “Было ясно видно, что они пришли воевать, насмерть биться с Сиу”, - заметил Бурк. Файнерти тоже находился под впечатлением: “Тем днем я испытывал уважение к американскому индейцу”.

За индейцами шли пятнадцать кавалерийских рот, сопровождаемые персоналом обоза. Посаженный на мулов пехотный батальон замыкал тыл. Пехотинцы держались лучше, чем ожидалось; ни один не был сброшен на землю. Боевой дух был на высоте. Большинство из тех, кого по болезни оставили в тылу, протестовали против этого. “Основную массу солдат составляла молодежь”, писал Файнерти, “легкомысленная, храбрая и замечательно беззаботная”.

Энсон Миллс не был столь самоуверен. “Я не думал, что генерал Крук знал, где находились враждебные индейцы, и я не думал, что наши дружественные индейцы знали, где те находились, и никто не представлял себе, что мы обнаружим их в таком огромном количестве, как это случилось”, - вспоминал он.

Крук двигался быстро, разрешая лишь короткие остановки, чтобы выпасти животных. Первым отрезком марша стал переход в двадцать пять миль – сначала вдоль по Гусиному ручью, затем через реку Танг и на север. Затем было приказано сделать двухчасовой привал, расседлать лошадей и дать им отдохнуть, а также сварить солдатам кофе. Повсюду были большие стада бизонов. Внезапно бизоны побежали – по словам индейских скаутов это означало, что животных преследовал охотничий отряд враждебных индейцев.

Команда вновь оседлала лошадей вскоре после полудня и переместилась к верховьям Роузбада, где Крук встал биваком, совершив переход в общей сложности в сорок две мили. Люди и животные устали. На удалении солдаты могли слышать постоянный ружейный огонь, указывающий на то, что Лакоты и Шайены убивают бизонов где-то поблизости. Чтобы уберечь лошадей и мулов от ночного набега, лагерь сформировали в виде каре, внутрь которого и загнали животных. На близлежащих холмах были выставлены патрули.

Крук приказал не разводить костров, чтобы не выдать свое местонахождение враждебным индейцам, которые могли рыскать по округе, но индейские скауты все равно разожгли их и отобедали поджаренным бизоньим мясом, в то время как солдаты довольствовались холодным ужином. И, словно этого было недостаточно, закончив трапезу, скауты затянули длинную военную песню, пронзившую ночь. Крук пришел в негодование, но он слишком нуждался в Кроу и Шошонах, чтобы возражать.

Пошел дождь, и ночь обернулась холодом. Пытаясь заснуть, солдаты тряслись, завернувшись в свои сырые одеяла, подложив под голову седла вместо подушек и с оружием под рукой, а индейские песнопения все продолжались. Капитан Александр Суториус из роты “E” Третьей Кавалерии улегся возле Файнерти. Перед тем как уснуть, Суториус прошептал: “Завтра мы будем драться, помяните мои слова – я ощущаю это в воздухе”.

Помимо этой, были и еще причины для его тревоги. Чуть ранее, вечером, Крук отправил Тома Косгроува, Фрэнка Гроарда и группу Кроу на рекогносцировку. Когда солдаты укладывались спать, этот отряд вернулся, и скауты сообщили, что ими были обнаружены остатки частично приготовленного мяса, оставленные охотничьим отрядом Лакотов в маленьком овражке. Очевидно в спешке, враждебные индейцы оставили не только мясо на костре, но и свои одеяла.

“Сейчас мы находимся прямо среди враждебных индейцев и в любую минуту можем атаковать или быть атакованы”, - предсказывал Бурк.

 

То, что обнаружили Гроард, Косгроув и скауты, принадлежало вовсе не Лакотам, а пяти Шайенам, которые и вели тот самый ружейный огонь, услышанный подходившими к месту своего нового лагеря солдатами. Эта группа, состоявшая из Маленького Ястреба, Желтого Орла, Изогнутого Носа, Маленького Щита и Белой Птицы, покинула основной лагерь Шайенов ночью 15 июня. На следующий день они нашли стадо бизонов и убили быка.

Шайены готовили мясо, когда обнаружили пасшихся неподалеку самок бизона. Изогнутый Нос согласился остаться и проследить за готовящимся на костре мясом, в то время как остальные отправились подстрелить корову, мясо которой жирнее нежнее, чем у быка. Однако когда индейцы скакали по направлению к коровам, они оглянулись и увидели, что Изогнутый Нос жестами призывает их вернуться. Изогнутый Нос сообщил, что они обнаружены. Он указал на холм и сказал: “Я видел двух человек, глядящих с холма. Оглядевшись какое-то время, они въехали в зону прямой видимости, каждый вел за собой лошадь. Они скрылись из вида среди утесов, направляясь прямо к нам. Я думаю, они скачут в нашу сторону – прямо к нам”.

Решив, что эти незнакомцы были Лакотами, Маленький Ястреб предложил товарищам напугать их. Они затаятся и изобразят нападение. Шайены подъехали по лощине к подножию холма. Маленький Ястреб спешился, прокрался к вершине и осмотрелся вокруг. Он увидел множество войск. В самом деле, казалось, что “вся земля будто почернела от солдат”. Шайены тут же ретировались.

Тем временем все индейское селение передвинулось от Роузбада, истощив в долине дичь, траву и топливо для костров Теперь оно располагалось в двадцати милях к юго-западу, у ручья, впадающего в Литтл Бигхорн. Отряд маленького Ястреба обнаружил новое местоположение поздней ночью с 16 на 17 июня. Шайены рассказали о своем открытии. Новости сообщили Лакотам. Воины тут же принялись сгонять лошадей и раскрашиваться для битвы.

В лагерях царила суматоха. Все ожидали тяжелого боя. Кое-кто из вождей настаивал, что они должны лишь защищаться: “Юноши, оставьте солдат в покое, если они не нападут на нас”. Молодые воины, однако, были слишком возбуждены. Военную машину Лакотов и Шайенов, уже пришедшую в движение, нельзя было остановить. Женщины принялись разбирать типи и укладывать все не самое необходимое; они готовились двинуться дальше на запад, поближе к Литтл Бигхорну и подальше от солдат. После боя Рейнольдса вожди знали, что солдаты попытаются захватить табуны, и выставили дополнительную стражу для охраны животных во время перехода.

 

Холод не давал спать, и солдаты Крука зашевелились примерно в три часа утра 17 июня. Густой туман окутал землю, скрыв пламя костров, поэтому каждому было позволено приготовить по одной чашке кофе. Лошадей и мулов оседлали и нагрузили снаряжением.

Скауты Кроу и Шошонов только приступили к завтраку, как Крук отправил белых скаутов поторопить индейцев. Теперь они притихли, никто не пел и не шутил, что прежде было характерно для них. “Очевидно, что два этих племени испытывали крайне полезное ныне уважение к доблести Сиу”, заметил Файнерти. Несмотря на некоторое нежелание среди Кроу, скауты в конце концов подготовились к выступлению и при первых неясных лучах солнца выехали из лагеря и растворились среди холмов.

Солдаты тихонько шутили и пересмеивались, ожидая выступления в поход. Некоторые жевали табак, чтобы скоротать время, другие обхватили руками седла и, прислонившись к лошадям, пытались еще немного поспать напоследок. В шесть утра поступил приказ выдвигаться. Пехота выступила первой, за ней шла кавалерия. Правительственные индейцы находились где-то далеко впереди, выискивая признаки присутствия противника.

По мере продвижения колонны вдоль по Роузбаду долина сужалась, а тропа становилась все более извилистой и неровной. Временами тропа изгибалась так круто, что солдаты были не в состоянии разглядеть, что их ожидает на расстоянии пятидесяти ярдов впереди. Примерно через четыре мили тропа вывела колонну в широкую долину, простирающуюся вдоль реки. По обе стороны от Роузбада земля поднималась к череде невысоких обрывов в 200 – 300 футов вышиной. Там местность становилась пересеченной и скалистой. Над обрывами лежало ровное пространство, тянущееся до второй линии холмов и утесов. В дальнем конце долины утесы смыкались у реки, образуя еще один глухой каньон.

Из-за узкой тропы, которая вела от лагеря к долине, и поскольку люди и животные в зависимости от местности шли попарно или по одному, отряд растянулся почти на четыре мили. Дойдя до широкой долины, Крук приказал остановиться, чтобы собрать всю колонну воедино, а также дать передохнуть уставшим животным. Полковника Ройалла с Третьей Кавалерией отправили на другую сторону реки, в то время как генерал остался на левом берегу со Второй Кавалерией и посаженной на мулов пехотой. Эти действия сократили бы протяженность колонны при возобновлении марша и позволили бы солдатам держаться плотнее. Животных расседлали и отпустили пастись, на вершине обрывов были выставлены пикеты.

Невдалеке отсюда враждебные индейцы, проскакавшие почти двадцать миль по пересеченной местности после того, как покинули свой лагерь, также сделали остановку и расседлали лошадей, чтобы те смогли восстановить силы. Всего собралось около тысячи воинов – Шайенов, Оглалов, Хункпапов, Миниконжу, Санс-Арк и Брюле. Вперед выслали разведчиков, а на заре весь боевой отряд оседлал лошадей и медленно двинулся вверх по Роузбаду навстречу армейской колонне, держась среди холмов на удалении от самой реки.

В тех же самых холмах армейские скауты-индейцы двигались к вершине возвышенности в неведении, что разведчики Лакотов и Шайенов подходят к ней с другой стороны. Достигнув гребня гряды, правительственные индейцы увидели противника и открыли огонь. Разведывательный отряд Лакотов и Шайенов подхлестнул лошадей и атаковал, отбросив правительственных индейцев назад к биваку Крука.

В лежащей внизу долине солдаты, находившиеся на левом берегу вместе с Круком, ничего не могли увидеть за возвышающимися над ними обрывами. Они слышали отдаленную стрельбу и поначалу решили, что это нападение. Затем стрельба оборвалась так же внезапно, как и началась. Капитан Суториус – швед, который в тот момент курил и вел беседу с лейтенантом Адольфом фон Лютвицем, немцем по происхождению – заметил по-английски: “Они там стреляют бизонов”, а затем возобновил свою беседу с Лютвицем. Некоторые солдаты растянулись на траве, дремля. Крук играл в вист с Бурком и другими офицерами.

С правого берега, где удаленность от обрывов позволяла видеть больше, Энсон Миллс увидел враждебных индейцев, мчащихся вниз прямо на солдат, находившихся на левом берегу. Он немедленно приказал своему батальону оседлать лошадей и приготовиться сесть верхом, затем крикнул через реку в сторону Крука. Почти одновременно пара скаутов Кроу на полной скорости въехали в лагерь Крука с криками: “Сиу! Сиу!”. Стрельба на холмах усилилась, поскольку дозоры открыли огонь по противнику. На усиление дозоров и для того, чтобы прикрыть роты, пока те седлают лошадей, выслали стрелков.

Крук приказал Миллсу переправиться через реку и прибыть к нему с докладом. Исполняя этот приказ, Миллс сообщил генералу, что их “намеревались атаковать крупные силы, и что индейцы наступают с севера. Он (Крук) приказал мне быстро выдвинуться и как можно скорее достичь возвышенности, занять утесы и удерживать их”.

Капитану Фредерику Ван Влайету из роты “С” Третьей Кавалерии было приказано занять и удерживать гряду к югу от реки, нависающую над правым берегом, чтобы защитить тылы Крука. Он устремился со своей ротой на предписанную позицию, прибыв и обеспечив безопасность гряды, совсем ненамного опередив отряд враждебных индейцев, пытавшихся занять ту же позицию.

Теперь длинную линию воинов Лакотов и Шайенов можно было разглядеть на вершине северной гряды. Индейцы двигались в сторону бивака. Одна группа отделилась и направилась в сторону армейских мулов и лошадей. Дозоры сдерживали противника до тех пор, пока солдаты Крука не смогли контратаковать.

Миллс тем временем отбросил авангард Лакотов и Шайенов обратно к холму. Хункпапа по имени Железный Ястреб, которому тогда было четырнадцать, не мог припомнить ничего кроме смятения и ужаса этой части сражения. “Не знаю, удалось ли мне убить кого, или нет”, - рассказывал он: “но думаю, что да, - схватка была столь жаркой, что если ты не убивал, значит, убивали тебя, а я все еще жив”.

Когда какой-то Кроу сбил с лошади Сиу по имени Без Типи, тот бежал. Железный Ястреб и еще несколько Лакотов тоже пустились наутек, а Кроу наступали им на пятки. Вдруг впереди возник отряд примерно из тридцати кавалеристов. Кто-то воскликнул на Лакота:“Мужайтесь! В такой день славно умереть! Вспомните о детях и других беспомощных, что остались дома!”. Приободрившись, группа Железного Ястреба атаковала солдат и пробилась к своим.

Миллс приказал людям спешиться и пешими солдаты оттеснили индейцев обратно в холмы. Несколько Лакотов были отрезаны, окружены и перебиты. В этот момент основные силы Лакотов и Шайенов атаковали солдат справа. Получив эту поддержку, индейский авангард развернулся и снова устремился вниз с холмов. Но Миллс отстоял свою позицию и отбросил индейцев на вершину, а затем на следующую гряду, медленно пробиваясь вперед к узкому каньону в дальнем конце долины.

Не думая о своей безопасности, трое Шайенов – Белый Щит, Вождь Появляется и Белая Птица – а также Лакоты Джек Красное Облако и Низкий Пес разъезжали взад и вперед перед солдатами, вызывая на себя огонь и прикрывая передвижение остальных воинов. Наконец лошадь Вождя Появляется была убита как раз в тот момент, когда тот бросал очередной вызов солдатам. Он кувырнулся на землю. Группа правительственных индейцев устремилась к нему, чтобы убить. Вождь Появляется стоял, ожидая смерти. В этот момент на быстрой лошади к нему пробилась его сестра, которую звали Женщина-Тропа Теленка Бизона. Вождь Появляется запрыгнул на лошадь позади нее и тем самым избежал смерти. В честь ее храбрости Шайены назвали эту битву сражением “Когда Сестра Спасла Своего Брата”.

Джек Красное Облако тоже выжил в этом бою, но вполне вероятно, он предпочел бы умереть. Этот восемнадцатилетний сын и наследник имени знаменитого вождя Оглалов надел перед боем великолепный головной убор своего отца. Как и у Вождя Появляется, его лошадь была под ним убита. По индейскому обычаю в этом случае воин должен был остановиться и снять уздечку с убитого скакуна, чтобы показать свое хладнокровие. Вместо этого Джек бросился бежать. За ним в погоню кинулись трое верховых Кроу, которые отхлестали его кнутами. Они даже не пытались убить его, а только насмехались, говоря, что он еще мальчик и не имеет права носить головной убор. Говорили, что Джек плакал и умолял Кроу не убивать его. Один из Кроу сорвал с него убор. Группа Лакотов вмешалась и спасла его, заставив Кроу отступить. Те были удовлетворены тем, что унизили мальчика.

Один Шайен в боевом головном уборе и красных леггинах мчался в атаку бок о бок с воином Хункпапов по имени Белый Бык, который приходился племянником Сидящему Быку. Белый Бык пытался обогнать Шайена, но у того была более быстрая лошадь. Внезапно они налетели на шеренгу индейских скаутов и солдат. Шайен отступил. Какой-то Шошон атаковал Белого Быка и выстрелил в него дважды из своей винтовки. Он промахнулся, и Белый Бык в свою очередь дважды выстрелил из своего ружья, ранив в плечо лошадь Шошона. Скаут упал, и Белый Бык выстрелил ему в правую ногу, а затем отступил назад к остальным Лакотам и Шайенам.

Бой начался так внезапно и развивался столь быстро, что, несмотря на схватку среди скал и холмов, основные силы Крука все еще не были сорганизованы.

Полковник Ройалл, переправившийся через реку, теперь находился на крайнем левом фланге линии Крука. С кавалерийским батальоном капитана Гая В. Генри и дополнительной ротой капитана Уильяма Эндрюса он ринулся вперед на отступавших индейцев.

Лейтенант Генри Р. Лемли, адъютант Ройалла, писал:

 

Вся наша линия находилась теперь под огнем Сиу, которые заняли самую высокую гряду перед нашим фронтом, но стреляли они весьма беспорядочно. Когда мы двинулись вперед, они успешно отошли на гряду в своем тылу и, улегшись ничком на землю, возобновили огонь, в то время как их хорошо обученные лошади паслись или стояли на привязи, отойдя на всю длину своих арканов на задний склон...

 

Бой велся с применением обычной индейской тактики, лишь немного отличающейся от той, которую они применили в бою с Феттерманом в 1866 году. Как проницательно заметил Никерсон:

 

Наши усилия были направлены на то, чтобы войти в тесный контакт с противником в серии атак. Они же избегали тесного контакта до тех пор, пока, из-за характера местности, наши силы не начали делиться, а затем их тактика

 

 

превратилась из оборонительной в наступательную. Каждое обособившееся подразделение стало объектом жестоких атак...

 

Атака случилась как раз тогда, когда Ройалл получил приказ от Крука начать движение вправо, чтобы соединиться с основными силами, а затем отступить обратно в долину, где различные военные подразделения смогли бы консолидироваться. Ройалл выслал стороживших лошадей солдат вперед, под защиту стрелковой цепи. Пересеченная местность воспрепятствовала движению, вынудив подразделения рассеяться. Индейцы “начали приближаться в огромном числе... ныне мы находились под жестоким прямым огнем с фланга и с тыла”.

Индейцы заняли холм, который только что оставили солдаты, что дало им преимущественную позицию над батальоном Генри, попавшим под опустошительный огонь с трех точек гребня. Лакоты и Шайены попытались зайти ему в тыл и захватить лошадей. Батальон являлся основной частью сил Ройалла и теперь находился в реальной опасности. Остановившись перед дефиле, которое ему предстояло преодолеть перед соединением с основными силами Крука, Генри послал Лемли с просьбой о помощи. Однако на нем висело множество индейцев, так что он приказал ротным командирам двигаться самостоятельно и как можно быстрее соединиться с командой. Капитану Питеру Вруму было приказано взять свою роту и занять гребень, чтобы прикрыть отступление, “но к этому времени”, признал Ройалл, “означенная позиция была слишком незащищена, чтобы быть хоть временно занятой”.

Ройалл был полностью окружен, но кавалеристы, похоже, могли пробиться к своим. Несколько молодых Лакотов ухитрились исхлестать солдат своими кнутами, прежде чем пули армейских карабинов выбили их из седла.

“Должен сказать, что никогда не видел такую уймищу индейцев в одном месте как тогда, а я ведь в свое время повидал множество индейцев”, - вспоминал солдат Финеас Тоуни: “Казалось, что если убивали одного индейца, пятеро других занимали его место”.

Изолированная группа солдат роты “F” Третьей Кавалерии под началом сержанта Дэвида Маршалла дрались, пока не израсходовали все патроны. Затем они бились своими карабинами, используя их вместо палиц, но были превзойдены в численности и перебиты. Охваченный паникой новобранец пытался сдаться и протянул свой карабин какому-то воину, который, не раздумывая, ударил паникера его же оружием.

Рядовой Тоуни - который оказался, судя по всему, единственным из группы Маршалла, кому удалось спастись - был захвачен в овраге. Он очутился там в одиночестве и был окружен индейцами. У него отобрали карабин, а на ноги набросили аркан. Во время схватки его сбили с ног, и он упал без сознания. Боль от пули, пронзившей тело, привела его в чувство, так что он осознал, что его волокут по земле, привязав к лошади. Внезапное появление группы кавалеристов заставило индейцев бросить Тоуни, и он оказался у своих, тяжело раненый, но живой.

Лошадь одного из солдат начала становиться на дыбы, когда тот пытался сесть на нее верхом. Шайен по имени Белый Щит проехал между солдатом и его лошадью, сбив кавалериста с ног своим ружьем. Когда солдат поднялся, второй Шайен, Чесоточный, спрыгнул со своего коня и начал драться с солдатом. Тот, однако, ухитрился выстрелить в Чесоточного, смертельно ранив индейца.

В конце концов, подошли две пехотные роты, атаковали индейцев, и Ройалл получил возможность завершить свой отход. Уже почти в безопасности капитан Генри был ранен в лицо пулей, которая пробила обе щеки возле соединения челюстей и раздробила нёбо. Два Кроу помогли капитану залезть обратно на своего коня, и он добрался до рядов Крука.

Последним, покинувшим поле боя, был сам Ройалл, хладнокровно ехавший рысью, в то время как вокруг него в землю впивались индейские пули.

 

Приказ отступить и усилить основные силы, отданный Круком Ройаллу, основывался на ошибочном заключении генерала, что индейское селение все еще находится вниз по реке, за нижним каньоном. Будучи убежденным в том, что сражение ровным счетом ничего не достигнет, если селение не будет захвачено и разрушено, Крук пытался собрать все войска вместе и организовать рывок к нему.

Ройалл все еще пробивался с высот, когда Крук решил больше не ждать и немедленно нанести удар по воображаемому селению. Бой на высотах создал такой хаос и отвлек так много индейцев, что генерал считал, что Миллс сможет пройти вверх по каньону при относительно небольшом сопротивлении.

Перекатываясь с гряды на гряду, Миллс уже контролировал командные высоты у входа в каньон. Теперь Тому Муру было приказано образовать из его обозчиков и старателей из Черных Холмов стрелковую цепь среди группы песчаных скал в лощинах, ведущих к каньону, с целью не дать противнику подобраться ближе. Индейцы обрушились на позицию, но обитатели фронтира отбросили их, убив и ранив нескольких.

Когда безопасность входа в каньон была обеспечена, Крук приказал Миллсу и девяти ротам кавалерии обнаружить предполагаемое селение, захватить его и удерживать до прибытия Крука с остальными войсками.

Миллс вел свои роты около шести миль, пока, наконец, каньон не вывел его в еще одну долину. В этот момент к нему прибыл Никерсон с приказом немедленно возвращаться к команде, так как Крук не в состоянии обеспечить поддержку. Вместо того чтобы возвращаться по каньону, Миллс вышел в долину и повернул назад, обогнув каньон и пройдя по высотам. Прибытие Миллса на поле сражения заставило Лакотов и Шайенов выйти из боя и отступить.

 

Руководство Крука сражением было в лучшем случае абсолютно бессисте-мным и намекало на то, словами автора передовицы хеленской газеты, что, несмотря на свои успехи в Аризоне, “Генерал Крук был не тем человеком, которому можно было доверить проведение военных экспедиций в стране реки Паудер”.

“Одним словом”, - позже говорил Бурк: “сражение при Роузбаде было ловушкой…”. Крук первым в нее угодил, отправив своих солдат преследовать индейцев от гряды к гряде, раздробив силы на все меньшие и меньшие части и, тем самым, сделав их уязвимыми для контратаки. Вместо того, чтобы объединиться, выдвинув все силы вверх на высоты, он приказал тем, кто уже там был, отступить в долину, вынудив их перейти к обороне, в то время как пересеченная местность была выгодна для индейцев. Опрометчивое решение послать Миллса вверх по каньону атаковать несуществующее селение, в то время как Ройалл все еще сражался на высотах, освободило большую группу враждебных индейцев, удерживаемых Миллсом, и позволило им сконцентрироваться на уже осажденных солдатах Ройалла.

Единственное, что можно сказать в пользу Крука – он не забыл о всех своих раненых и погибших. “В этом путешествии не было брошенных павших и умирающих”, заметил Бурк.

 

 

“НЕИЗВЕСТНАЯ ВЕЛИЧИНА”

Сражение на Роузбаде длилось около шести часов. Молодой Железный Ястреб, большую часть времени потративший на то, чтобы оставаться в стороне, вспоминал его, как “жестокий длительный бой”. Индейцы пытались увлечь солдат в холмы, превзойти их в числе и изрубить на куски, как они проделали это с Феттерманом. Поначалу попавшись в эту ловушку, солдаты, однако, отступили и перегруппировались. Затем сражение превратилось в затяжной бой с переменным успехом, который так не любили индейцы, поскольку это неизбежно вело к увеличению их потерь.

У Крука не было и мысли, сколько индейцев погибло, но тринадцать тел были найдены вблизи от линии войск. Смертельно раненый Чесоточный был единственным погибшим Шайеном. Девять солдат были убиты и тринадцать ранены во время отхода Ройалла с высот. Всего было ранен двадцать один человек. Среди правительственных индейцев погиб один Шошон.

На закате Крук провел совет с Кроу и Шошонами. Все еще убежденный в том, что враждебный лагерь находится за нижним каньоном, генерал предложил совершить ночной переход и атаковать на заре. Индейцы, однако, были категорически против. Нижний каньон являлся смертельной ловушкой. Склоны были покрыты лесом, в котором великолепно могли укрыться индейцы, заняв позиции над проходившей по каньону правительственной колонной.

Правительственные индейцы, кроме того, были отчасти лишены присутствия духа неспособностью солдат отличить во время боя друзей от врагов. Когда Крук и Гиббон решили, что правительственные индейцы будут носить красное, они не знали о популярности этого цвета у всех племен региона, в том числе и у враждебных индейцев. Очевидно, никто не посоветовался с Кроу, которые, когда им было сказано надеть красное, охотно на это согласились. Как прокомментировал капитан Лемли: “Этот неудачный выбор лишь внес дополнительную неразбериху (в сражение)”.

Запасов продовольствия у Крука хватало лишь на то, чтобы вернуться в базовый лагерь на Гусином ручье. В ходе боя количество боеприпасов уменьшилось до пятидесяти патронов на человека. Без сомнений поначалу генерал был убежден в том, что он сможет овладеть враждебным лагерем, атаковав его на заре, и пополнить свои запасы из индейских кладовых. Однако протесты его собственных индейских скаутов положили конец этой затее. К тому же лагерь находился незнамо где, на расстоянии многих миль от того места, где предполагал его найти Крук. Принимая во внимание степень истощенности запасов еды и боеприпасов, Круку не оставалось ничего кроме как возвратиться на Гусиный ручей.

Около полуночи погибших солдат завернули в одеяла и положили в длинную траншею на берегу Роузбада, возле зарослей диких роз у самой кромки воды. Могилу забросали камнями и землей, утрамбовали и разожгли на ней костер, горевший всю ночь.

Солдатам дали поспать до трех часов утра. Их завтрак состоял из кофе, галет и бекона. На земле лежал толстый слой инея. Хирург доложил, что состояние раненых вселяет надежды, и они неплохо перенесли ночь. Все уставшие животные отчасти пришли в себя благодаря хорошему пастбищу и холодной погоде. Для тяжелораненых изготовили индейские волокуши и к каждому приставили по шесть нижних чинов.

На заре Шошоны похоронили своего убитого товарища. Они погребли его на дне потока, в том месте, где часто переправляются лошади. Воины скакали взад и вперед над свежей могилой, чтобы скрыть любые следы. Вся колонна промаршировала по общей могиле, которой похоронили солдат. Была надежда, что Лакоты не найдут ее и не надругаются над телами убитых.

В первый день войска прошли двадцать миль, держась южнее от своего пути к полю сражения. Они двигались по высотам, чтобы не возникало необходимости переправлять раненых через водные потоки. На крутых подъемах и спусках нижние чины, сопровождающие раненых, распрягали волокуши и несли их как носилки. Несмотря на все предосторожности, раненые испытывали жестокую тряску. На особо крутом участке один из шестов, из которых были сделаны волокуши для капитана Генри, сломался. Тяжело раненый офицер вывалился из них и упал на камни с высоты двадцати футов. Когда его лицо обмыли, и он глотнул воды, Генри смог прошептать, что чувствует себя “великолепно” и “все вокруг так добры” – комментарии, сильно удивившие других офицеров, поскольку обычно Генри был неисправимым нытиком.

Той ночью Кроу покинули лагерь и направились в сторону дома. Обычно индейцы так и делали, если больше не предвиделось никаких сражений, но Кроу пообещали вернуться в течение пятнадцати дней. Случайно или нет, но в пределах же этого срока Крук ожидал прибытия свежих войск.

На следующий день войска прибыли к лагерю на Гусином ручье, встав биваком в двух милях от сооруженного из фургонов корраля в месте, более пригодном для пастбища. Крук отправил в Форт Феттерман курьера с предварительным донесением о сражении, которое следовало телеграфировать Шеридану. После краткого описания акции Крук сообщил: “Команда в итоге отбросила индейцев, приведя их в полное смятение и преследуя на протяжении нескольких миль. Наши Скауты убили многих во время отступления”.

Это хвастовство походило на бахвальство генерала, выигравшего сражение. Не было ни слова о том, что Крук едва избежал полного уничтожения, или что Лакотов и Шайенов отступили в полном порядке, полностью сохранив свою боеспособность.

Среди офицеров нашлись те, кто более осторожно оценивал результаты сражения. Капрон в своем дневнике отметил, что “результат сражения был в нашу пользу, но мы не сделали всего того, что могли бы сделать”. Миллс, однако, был искреннее и позже вспоминал: “Каждый из нас сделал очень краткие донесения о ходе боя, не особо гордясь нашими успехами”. Нижние чины знали, что их крепко побили. Они стали называть Крука “Джорджем Роузбадским”.

Поскольку Крук намеревался оставаться в лагере на Гусином ручье, раненых погрузили в фургоны и отправили в Форт Феттерман. Они покидали лагерь под приветственные крики и добрые пожелания своих товарищей. Капитан Никерсон и Том МакМиллан из чикагской “Inter-Ocean” – оба с ухудшающимся здоровьем – сопровождали раненых. Караван эскортировали две роты пехоты под командованием Капрона и Луна. Чуть позже в тот же день Шошоны также отправились домой в западный Вайоминг, оставив четверых воинов в качестве гарантии своего возвращения.

 

 

Крук рассчитывал, что за пятнадцать дней получит подкрепление в виде пяти дополнительных рот пехоты, вооруженных дальнобойными винтовками “Спрингфилд”, одной роты кавалерии, большого отряда гражданских скаутов и 300-500 Кроу, Шошонов, Не-Персе и, возможно, Пауни; а также запасы продовольствия на шестьдесят дней и от 300 до 400 дополнительных патронов на человека. За это время он надеялся также связаться с Терри и Гиббоном, шедшими с севера к нему навстречу.

“Сиу должны разделиться, чтобы охотиться на бизонов, и таким образом отдать себя в наши руки, или же оставаться едиными и быть порубленными на куски, или же отправиться в Резервации, побежденные”, - заметил Бурк.

Если смотреть вперед, оценка Бурка была правильна. На текущий момент, однако, армия была слабейшей из двух враждующих сторон и, как продемонстрировал Роузбад, не могла “порубить на куски” крупные силы враждебных индейцев. Хотя Крук и овладел полем боя, тактически и стратегически он потерпел поражение. Авторы передовицы в “New York Herald” видели это абсолютно ясно:

 

Отступление Крука после сражения на юг предоставило Сидящему Быку свободу в выборе мест для своих будущих операций, сделав того и впрямь весьма “неизвестной величиной уравнения”.

 

Эта передовица разъярила Крука, обвинившего “Herald” в том, что освещение ею сражения состоит из “самой возмутительной лжи”. В действительности Крук сам запутался во лжи, а описание кампании, сделанное “Herald”, было абсолютно достоверно. С корреспондентом Давенпортом, правдивые сообщения которого послужили основанием для передовицы, обошлись с “неуважением, которое трудно было стерпеть”, и “Herald” ответила трехмесячной анти-Круковской кампанией. Тем не менее, авторы редакционной статьи оценили ситуацию так же хорошо, как это мог сделать любой военный аналитик. Лакоты и Шайены контролировали весь регион и свободно перемещались по большим участкам трех федеральных территорий. Никто не знал, где они находились, или же чем они занимались.

Солдаты приписали Неистовой Лошади руководство враждебными силами при Роузбаде. Хотя вождь и участвовал в сражении, ни одно достоверное индейское свидетельство не говорит о единой командной структуре, сконцентрировавшейся в одной личности; их понятия о войне носили слишком индивидуальный характер, чтобы принять подобный контроль. Но поставленные перед необходимостью оправдать поражение крупной военной силы, генералы сочли удобным верить в то, что они сражались против индейского Наполеона, а в воображении белых людей Неистовая Лошадь более всего подходил к этой роли. Как результат, он стал самым серьезным противником - символическим “бякой”, ответственным за любое промедление военных - поражение которого означало бы поражение всех индейцев Степей.

 

После сражения усталые, но гордые Лакоты и Шайены вернулись в свое селение, расположенное теперь в пяти милях к востоку от реки Литтл Бигхорн. Некоторые семьи выхаживали своих раненых или оплакивали погибших, но большинство индейцев не ложились всю ночь, празднуя и слушая воинов, перечисляющих свои подвиги. Многие воины не участвовали в сражении, но жадно внимали тем, кто там побывал.

На следующее утро, когда Крук отступил, около двадцати юношей вернулись на поле боя. У них вовсе не заняло времени, чтобы обнаружить свежевскопанный участок земли, на котором остывала зола от большого костра. Они не поняли, что это массовое захоронение, но у них возникло подозрение, что белые припрятали там какие-то ценности. Юноши начали раскапывать землю руками.

Вскоре они откопали тела. Индейцы забрали себе погребальные одеяла, которые, как они решили, были нужнее живым, чем мертвым. Кроме того, они сняли с трупов украшения, и по крайней мере один солдат был оскальпирован. Разграбив могилу, индейцы взобрались на вершину гряды, откуда они смогли разглядеть войска Крука, отступающие на юг к своей базе в Вайоминге.

В индейском лагере женщины разбирали типи, готовясь к короткому переходу на запад, к берегам Литтл Бигхорна. Чесоточный – единственный погибший Шайен – был похоронен согласно обычаю в пещере на склоне холма. Лакоты оставили своих павших в принадлежавших тем палатках. Считалось скверным занимать палатку, в которой кто-то умер, поэтому их покинули и оставили стоять, как освященные гробницы погибших воинов.

Долина Литтл Бигхорна является узкой, поросшей травой степью. Если глядеть с юга, река извивается вправо, и в 1876-м году она была очерчена линией тополей. Восточные берега реки поднимаются к череде крутых холмов и гряд. За ними тянется холмистая степь. С левой или западной стороны дно долины представляет собой степь с небольшими холмами и лощинами.

Удовлетворенные тем, что Крук отступил далеко на юг, и больше им ничто не угрожает, в новом лагере люди занимались выпасом лошадей, охотой и снабжением своих семей. Вожди проводили советы. Ночью состоялись пиршество и танцы.

“Я никогда не видела столько собравшихся вместе индейцев, как в тех шести лагерях”, вспоминала женщина, известная как Кэйт Большая Голова.

Заседания советов кочевали из лагеря в лагерь. Глашатаям приходилось проезжать через все селение, объявляя место очередного совета. Каждый отдельный лагерь управлялся своим внутриплеменным правительством. На советах вожди встречались как равные, но один – Сидящий Бык – был признан главным вождем всего селения.

Присутствовали не все вожди Лакотов. Лидеры фракций Красного Облака и Пятнистого Хвоста оставались в своих агентствах. У Шайенов, однако, были представлены почти все из их сорока вождей, а также двое из четверых “стариков” или старших вождей.

Среди воинов, все еще прикованных к постелям ранами, полученными в битве при Роузбаде, находился Лакота по имени Гремучий Ястреб. Ему прострелили бедро, и все думали, что он уже не поднимется. Однако знахарь по имени Волосатый Подбородок, сила которого проистекала от духа медведя, не сдавался.

Сперва Волосатый Подбородок призвал Черного Лося и еще пятерых мальчишек исполнить роль медведей. Он выкрасил тело и лицо Черного Лося в желтый цвет, потом провел по одной черной полосе справа и слева от глаз к носу. Затем он связал ему волосы пучками так, чтобы они походили на медвежьи уши, и воткнул в волосы несколько орлиных перьев. Всех остальных ребят он выкрасил в красный цвет, а к головам прикрепил настоящие медвежьи уши. Сам Волосатый Подбородок накинул на плечи медвежью шкуру и затянул песню. Пока он пел, в типи вошли две девушки, одна держала в руках чашу с водой, у другой была какая-то целебная трава. Они протянули Гремучему Ястребу чашу и траву. Затем раненому дали палочку из красного тростника, он встал и поковылял за девушками, опираясь на священную красную трость. Ребята тем временем должны были прыгать вокруг него и рычать как медведи. Затем наружу на четвереньках выбрался Волосатый Подбородок, одетый в медвежью шкуру. Он был очень похож на настоящего медведя. Вскоре Гремучий Ястреб пошел на поправку.

Черный Лось говорил, что эта церемония проводилась 24 июня. В тот же самый день вожди решили переместить лагерь с изрезанного восточного берега Литтл Бигхорна на равнину, лежавшую на другой стороне реки, чтобы охотникам было легче добраться до видневшихся там больших стад антилоп.

По пути к новому месту разведчик сообщил о новой опасности – солдаты наступали с северо-востока, двигаясь вдоль по Роузбаду. Вожди решили оставаться на новом месте всего одну ночь, а затем передвинуть лагерь дальше вниз по долине, чтобы отдалиться от солдат. Тем временем разведчики будут наблюдать за войсками. Если те свернут к Литтл Бигхорну и подойдут к лагерю с миром, индейцы будут говорить. Их отношение было записано племенным историком Шайенов Джоном Стоит В Лесу:

 

 

Может быть, теперь они хотят от нас что-то другое, не возвращения назад в резервацию. Мы поговорим с ними. Но если они хотят сражаться, мы дадим им эту возможность, так что все были готовы.

 

Новый лагерь расположился возле речного берега. Селение теперь выросло настолько, что оно протянулось на три мили вдоль реки, а в самой своей широкой точке на две мили ушло в прерию.