ПРОТИВОСТОЯНИЕ В АГЕНТСТВАХ

Пока оборванные, изголодавшиеся солдаты Крука брели к поселениям в Черных Холмах, МакКензи прибыл в Кэмп-Робинсон, расположенный примерно в 140 милях южнее холмов, и начал утверждать свою власть в агентствах Небраски.

В свои тридцать шесть Рэнальд Слайдел МакКензи был одним из немногих старших офицеров, хорошо знавших и понимавших индейские приемы ведения боевых действий. Он обратил их тактику молниеносных налетов и отскоков против них самих, постоянно беспокоя краснокожих стремительными, разрушительными набегами. МакКензи производил впечатление не только внушительным перечнем боевых заслуг, но и своей личностью. Многие корреспонденты находили его интересным. Файнерти называл МакКензи “благородным образчиком прекрасных рубак, высоким, хорошо сложенным и с открытым, красивым лицом”. Он был пяти футов, девяти дюймов ростом – приличный рост для того времени – а худощавое телосложение делало его еще выше. МакКензи всегда был чисто выбрит, исключение составляли лишь длинные усы. Его наиболее запоминающейся чертой, однако, были глаза – светло-серые, иногда мягкие, иногда пронзительные, но всегда властные.

Уроженец Нью-Йорка, МакКензи вышел из выдающейся семьи. Он стал первым в выпуске Вест-Пойнта 1862 года, вступил в армию Союза и заслужил похвалу Шеридана за руководство кампанией при Шенандоа. МакКензи получил чин бревет-бригадного генерала и занимал командную должность в течение всей Аппоматокской кампании. Генерал Грант называл МакКензи “самым многообещающим молодым офицером в армии”.

После войны МакКензи отправили на Техасский фронтир, где 24 февраля 1871 года он принял командование Четвертой Кавалерией. Кульминацией проведенных им индейских кампаний стала победа при каньоне Пало-Дуро в 1874 году, сломившая Кайовов и Команчей.

Успехи МакКензи имели свою цену. Он заработал семь тяжелых ранений в ноги, руки и спину, потерял два пальца при осаде Питсбурга в 1864 году. Ходьба и езда верхом приносили ему сильные муки. Проведенные им кампании были спартанскими до чрезвычайности, и постоянный стресс наряду с лишениями походной жизни подорвали его здоровье. После тяжелой травмы головы 1875-го года, у МакКензи стали проявляться симптомы внутричерепной гематомы – чрезмерного скопления крови, давящей на ткани мозга.

К тому времени, когда его перевели в Кэмп-Робинсон, МакКензи был психически неустойчив. Со скверным характером и временами неспособный мыслить логично, он убедил себя в том, что его продвижению помешали интриги среди армейского командования. МакКензи считал себя непогрешимым и не стеснялся поучать самого Шермана в военных вопросах. Шерман не любил его, а Шеридан испытывал двойственные чувства. С другой стороны, МакКензи являлся превосходным командиром, который во многом был незаменим. Поэтому генералы терпели его во времена мира и выжимали полностью все из его талантов во время войны.

Типичным для МакКензи было то, что, лишь только он прибыл в Кэмп-Робинсон, то сразу же забросал Шеридана множеством посланий, почти требований, которые, несмотря на их высокомерный тон, продемонстрировали широту его мысли. Помимо всего прочего МакКензи указывал, что роту “М” следует включить в состав тех шести подразделений Четвертой, которые направляются на север, “по причине значительного числа бывалых солдат”. Он настаивал на том, что лошадей следует перевезти в комфортных условиях, чтобы длинное путешествие по железной дороге не утомило их. Опыт с семизарядным карабином Спенсера, обретенный на равнинах Техаса, убедил МакКензи в том, что многозарядное вооружение лучше однозарядных Спрингфилдов. Узнав, что Спенсер больше не производится, МакКензи потребовал вооружить Четвертую винчестерами и снабдить седла соответственными ружейными чехлами. “Материальное Упр. может сделать это, если не будет заниматься ерундой”.

Этот последний запрос привел в бешенство подполковника Джи. Б. Бентона, начальника Спрингфилдского арсенала, уже пострадавшего от заявлений Рино о том, что заедающие Спрингфилды внесли свою лепту в катастрофу при Литтл Бигхорне. Тесты подтвердили превосходство Спрингфилдов в дальнобойности и убойной мощи перед винчестером модели 1873-го года и карабином Спенсера модели 1866-го года, и Бентон доложил об этих результатах генералу Бенету, главе материальной службы. Бенет, вне всяких сомнений раздраженный комментариями МакКензи, что его управление занимается “ерундой”, поддержал Бентона, издав общий меморандум, воспринятый МакКензи, как личные нападки.

Это взаимонепонимание, второстепенное само по себе, ярко демонстрировало, насколько может обостриться ситуация, если дело касается МакКензи. Армейское командование решило проблему, проигнорировав обе стороны.

 

Хотя вскоре ему предстояло быть превращенным в форт и, соответственно, расширенным, в 1876 году Кэмп-Робинсон был небольшим четырехугольником, существующим и поныне в углу Национального Парка Форт Робинсон, примерно в двадцати милях к юго-западу от города Шардона, что в Небраске. По одну сторона плац-парада выстроились дома для офицеров из необожженного кирпича, но с деревянными верандами. Напротив стоят бревенчатые казармы, квартиры для сержантов, канцелярия адъютанта и гауптвахта. Бывшая военная обитель расположена на холмистой равнине в миле к югу от череды утесов. Агентство Красного Облака располагалось примерно в трех милях восточнее.

Одним из первых действий, предпринятых МакКензи по прибытии в Кэмп-Робинсон, стала перепись индейцев агентства, а затем сокращение пайков. Подсчеты показали, что в агентстве Красного Облака состоит 4 760 индейцев, из них 1080 – взрослые мужчины. Еще тысяча индейцев, приписанных к агентству, находились менее чем в двадцати милях от него в агентстве Пятнистого Хвоста. Это значит, что всего приписанных к агентству Красного Облака индейцев – 5 760 человек, в то время как в делопроизводстве агентов говорилось о 11 000.

Докладывая о расхождениях в цифрах, МакКензи отметил: “министерство внутренних дел на протяжении многих месяцев выдает продовольствие для огромного числа людей, которых нет в наличии”. Он немедленно урезал выдачу пайков, заметив при этом: “Индейцы, конечно, сильно раздражены, получив одну корову вместо двух”.

Теперь, когда армия контролировала агентства, подобные расхождения между данными, полученными от агентов, и проведенными под контролем военных переписями проявились повсюду. Генералы, скорые на руку, обвинили в продажности Индейское бюро и в первую очередь агентов, якобы набивавших карманы деньгами, вырученными от продажи на сторону излишков ежегодной ренты – продовольствия и товаров.

Вряд ли это было справедливо по отношению к агентам. За предыдущий год большинство коррумпированных агентов были заменены честными людьми, однако раздутые подсчеты все продолжались. Причиной отчасти, как это продемонстрировали донесения конца 1875 и первой половины 1876 годов, являлось то, что правительственных пайков просто не хватало для поддержки каждой индейской семьи, если они выдавались в соответствии с установленными нормами. Агенты понимали, что голодные индейцы представляют собой опасность, и жизнь агентов часто зависела от сытости опекаемых ими индейцев. Даже если агент не беспокоился о собственной безопасности, простые соображения гуманности заставляли его завышать цифры, чтобы избежать голода среди подопечных.

Неумышленное завышение численности индейцев в агентствах в 1875 году произошло вследствие аномальной индейской активности. В тот год, во время большого совета, когда правительство пыталось выкупить Черные Холмы, многие кочующие индейцы, не приписанные ни к одному из агентств, зарегистрировались в нескольких из них по пути на совет и возвращаясь с него, и каждый агент включил их в свои списки. Соответственно, данные 1875 года были чрезвычайно завышены, особенно по сравнению с реальной численностью индейцев в агентствах в 1876 году, когда зимние кочевники находились вне агентств, летние кочевники покинули агентства до проведения переписи военными, а многие постоянные обитатели агентств в отчаянии покинули их.

В агентстве Красного Облака МакКензи убедился в том, что “по крайней мере, половина, а то и больше людей, числившихся за этим агентством, отсутствовали, сражаясь с генералами Круком и Терри. На самом деле, половина отсутствует до сих пор”. Он понимал, что, несмотря на личную неприязнь между Сидящим Быком и Красным Облаком, последний симпатизировал враждебным индейцам и был “втянут в неприятности минувшего года”. В действительности большинство отсутствовавших воинов было из групп, находившихся под прямым контролем Красного Облака.

 

Пока МакКензи вел борьбу с администрацией агентств, Конгресс решил немедля разрешить вопрос с Черными Холмами. 15 августа он одобрил ультиматум, в котором говорилось о том, что индейцы больше не получат никаких пайков, если они не откажутся от неуступленных земель Монтаны и Вайоминга а также от земель Великой резервации Сиу, лежащих к западу от 103-го меридиана, куда входили и холмы. Президент Грант назначил мирную комиссию, состоявшую из Джорджа Мэнипэнни, бывшего уполномоченного по делам индейцев; бывшего губернатора Территории Дакота Ньютона Эдмундса; епископа Генри Уиппла, одного из христианских реформаторов, причинивших столько бед во имя цивилизации; Альберта Буна и Джареда Дэниэлса, бывших индейских агентов; помощника Министра юстиции А.С. Гейлорда; и Генри Балиса.

Комиссионеры ехали на запад не переговариваться а диктовать, и представленные ими условия были равны американскому Версалю[24].

Согласно новым условиям Сиу получали дополнительные ассигнования размером в миллион долларов, направленные на поставку продовольствия. Никакие поставки не могли использоваться для поддержки групп, вовлеченных в боевые действия. Условия дальнейших поставок припасов изложил епископ Уиппл. Во-первых, индейцы должны были отказаться от любых притязаний на территорию, обозначенную Конгрессом. Во-вторых, они должны были дать согласие на проведение по их территории трех новых железных дорог. В-третьих, получать продовольствие на реке Миссури. В-четвертых, согласиться принять план, согласно которому они смогут перейти на полное самообеспечение.

Отдельно от этих условий комиссионеры затребовали треугольник резервационной земли, лежавший к востоку от 103-го меридиана между рукавами реки Шайен. В обмен на уступчивость правительство согласилось построить школы, выделить земельные участки главам семейств, возвести дома и обеспечить субсидиями тех, кто займется сельским хозяйством.

Более того, пайки не будут выдаваться тем, кто не “работает” в белом понимании этого слова, или чьи дети не посещают школу.

Попросту выражаясь, ультиматум гласил, что индейцы должны отдать свои земли и адаптироваться к белым стандартам – иначе они обрекались на голодную смерть.

Президент Грант сомневался в способности кого-либо возделывать равнины Дакоты. В самом деле, с технологиями того времени это являлось практически непосильной задачей. Грант верил в то, что фермерство будет более успешным на западе Индейской Территории Оклахома, и проинструктировал комиссионеров предложить Сиу незанятые земли западной Оклахомы в обмен на их резервацию в Дакоте.

Индейцы, понятно, были напуганы этими условиями. Одно лишь упоминание о проживании на Миссури было немыслимо. Сиу помнили свой предыдущий опыт жизни в агентствах на Миссури в 1868-70 г.г., когда они ослабели от климата и разложились от спиртного, поставляемого из близлежащих поселений белых. В то время это явилось причиной перемещения агентства Пятнистого Хвоста в западную Небраску.

Даже решительный обычно МакКензи беспокоился о предстоящем переселении. В прошлом году, командуя западной частью Индейской Территории, он установил, что та часть Оклахомы подходит для фермерства не лучше обеих Дакот. МакКензи был также убежден в том, что время для этого предложения плана было избрано “не самое лучшее по моему суждению”. Он был уверен в том, что, хотя комиссионеры “как правило, кажутся прекрасными людьми… оно (намерение переселить их на Миссури) расстраивает умы этих индейцев”.

 

Тем временем команда Крука находилась на последнем – и наихудшем – этапе своего трехмесячного испытания. Крук шел на юг к реке Белле-Фурше, где он предполагал встретить обозы с припасами из близлежащих Дэдвуда и Кастер-Сити. Поход был так тяжек, что за последующие пятнадцать лет множество его ветеранов – относительно молодых людей – умерли, либо стали полными инвалидами.

Они упорно пробирались по глинистой почве, размытой беспощадным дождем. При каждом шаге на сапоги налипало несколько фунтов грязи. Грязь забила подковы лошадей и мулов и налипла вокруг их копыт. Мулы оступались и падали, выбрасывая раненых из носилок. Лейтенант Лютвиц, которому ампутировали ногу, находился в агонии. Настроение солдат с каждым днем становилось все хуже и хуже. Доктор Валентайн МакДжилликадди, один из хирургов, говорил о “толпе спешенных кавалеристов, мокрых до нитки… готовых на бунт”. Только всеобщее изнеможение предотвратило беспорядки.

Атмосфера была особенно скверной среди солдат Пятой Кавалерии, служивших с Круком, когда тот получил генеральские погоны. Они были убеждены в том, что Крук заработал свои звезды их кровью. Популярная застольная песня была переделана во время похода одним солдатом из ирландцев:

 

Да уж, на Йеллоустоне мы пережили чертовски трудные времена.

Мы совершили поход с Джорджем Роузбадским, полгода без гроша.

Почти восемнадцать сотен мы преодолели голодные, сквозь дождь и грязь.

С голыми задницами и почти без пайков, и не было возможности добыть

травы или зерна.

Друзья голодали рядом с нами, отсутствие еды было нормой.

Черт, нам приходилось есть свои седла и сапоги, но при этом кормить

погонщика и мула.

Но вам бы следовало знать, что в сражениях никто не медлил из солдат.

И не погонщик заслужил звезду Регулярной Армии, О.

 

Воины Неистовой Лошади все еще крались вслед за колонной, поэтому пришлось развернуть арьергард, который должен был подбирать всех отставших. Отстать, значило умереть. Арьергард почти все время был занят, поскольку многие солдаты так выбились из сил, что готовы были рискнуть ради возможности передохнуть, укрывшись в скалах и зарослях и уповая на то, что индейцы их не обнаружат. Большинство из них находил арьергард и заставлял идти вперед - иногда при помощи брани и пинков, а иногда и штыками. Несмотря на эти усилия один из солдат был убит, покинув колонну без разрешения.

Во время перехода Крук регулярно отправлял к Шеридану курьеров с донесениями, описывающими его положение. 9 сентября, в день сражения при Слим-Бьюттс, генерал-лейтенант приказал МакКензи отправить 50 000 фунтов зерна и десятидневный запас провианта на север, в Кастер-Сити, “в самые возможные кратчайшие сроки”, используя все средства доставки, какие были под рукой. МакКензи отреагировал на этот приказ, отправив все свои транспортные средства.

Войска добрались до Белле-Фурше днем 13 сентября, и вскоре после этого начало поступать продовольствие из Дэдвуда. “Веселье, воцарившееся, когда в поле зрения появилось стадо скота, было неописуемо”, записал Шойлер. Фургоны, груженные мукой и овощами прибыли вскоре за стадом, “в сопровождении делегации от расположенных в Холмах городов, которая пришла, дабы поприветствовать армию, перенесшую столько тягот и лишений ради того, чтобы спасти их от резни”.

Индейцы сочли бы это заявление невероятным, поскольку их собственное положение было, пожалуй, гораздо хуже. Хотя Крук сумел захватить всего одну небольшую группу, его непрерывное движение вынуждало индейцев постоянно перемещаться с места на место, не давая им возможности сделать запасы на зиму и отбрасывая их все дальше и дальше в суровые горы. Индейцы ранее выжгли за собой траву, чтобы лишить пищи армейских коней, а теперь им пришлось повернуть назад и идти по опустошенному ими же краю. Их собственные лошади начали голодать. Люди также становились все более голодны, поскольку пожары разогнали бизонов и другую дичь. Индейцы назвали этот свой путь Черной Тропой из-за почерневшей от пожаров земли.

По мере начала ранней зимы дожди сменились снегом, и лошади, не будучи в состоянии разыскать ту редкую траву, которая еще оставалась, начали умирать. “Куда бы мы ни шли, вслед за нами приходили солдаты, чтобы убивать нас”, - вспоминал Черный Лось, прибавляя: “а ведь это была наша родная страна”. Многие выбились из сил и стали уходить в агентства сдаваться.

 

Вернемся в Агентство Красного Облака. Фантом военной мощи наконец сломил сопротивление вождей. Большинство из них согласились уступить Черные Холмы, хотя и сомнительно, что они полностью понимали весь подтекст документа, под которым поставили свои подписи. Однако вожди понимали суть предложений, касающихся реки Миссури и Индейской Территории, и – по крайней мере на тот момент – категорически отказались уступить оставшуюся часть резервации в Дакоте в обмен на любое другое место.

Но, даже исходя из условий правительства, Шеридан не желал улаживать взаимоотношения при помощи переговоров. Армия перенесла слишком много за прошедший год, и генерал-лейтенант обвинял штатских в правительстве. По его мнению единственным возможным решением была военная оккупация. На то время его основной заботой являлся Красное Облако, который со своими сторонниками, в конце концов, ушел из агентства и стоял лагерем на Шардон-Крик примерно в двадцати милях севернее Кэмп-Робинсона. 21 сентября Крук, Шеридан и МакКензи встретились в Форте Ларами и начали составлять планы как в пример другим наказать Красное Облако, установить полную власть над агентствами, разоружить и лишить лошадей всех индейцев - как враждебных, так и дружественных.

Сперва МакКензи потребует от Красного Облака незамедлительного возвращения под юрисдикцию агентства – приказ, который, как знали все три офицера, будет отвергнут. Затем, отбросив формальности, МакКензи составит письмо, рекомендующее оцепить агентства Красного Облака и Пятнистого Хвоста, вернуть силой отсутствующие группы (т.е. группу Красного Облака), изъять всех лошадей и вооружение. Это письмо будет поддержано Круком и Шериданом. Таким образом армия укрепит свою власть над агентствами. Переформированная Седьмая Кавалерия проведет ту же самую политику в агентствах, расположенных на Миссури и находящихся под юрисдикцией генерала Терри. План был претворен в жизнь с желанным эффектом, и МакКензи приготовился выступить против Красного Облака.

Восемь рот Четвертой и Пятой Кавалерий под началом МакКензи покинули Кэмп-Робинсон на закате 22 октября. Около полуночи они встретили роту скаутов Пауни майора Фрэнка Норта, только что прибывшую из Индейской Территории. Затем объединенные силы двинулись быстрым аллюром на северо-восток и примерно к четырем часам утра достигли Шардон-Крик. Там стояли два лагеря: один под началом Красного Облака, а второй под руководством вождей Брюле Красного Листа и Быстрого Медведя. МакКензи оцепил лагерь Красного Облака, в то время как майор Джордж Гордон окружил стоянку Брюле.

На рассвете индейцев уведомили, что они окружены и должны незамедлительно сдаться. Женщины и дети попытались бежать, но наткнулись на оцепление и были вынуждены вернуться обратно. Солдаты вошли в оба лагеря и начали разоружать воинов. Женщинам было приказано пригнать достаточное количество лошадей, упаковать утварь, разобрать и упаковать типи и приготовиться к возвращению в агентства. Поначалу они отказались, но когда солдаты подожгли несколько типи, поспешили подчиниться.

Впоследствии встречу МакКензи с Красным Облаком в разговоре с корреспондентом Джо Уэссоном, писавшим для “Alta California” описал капитан Фредерик Мирс:

 

Впервые за всю его жизнь с Красным Облаком разговаривали так прямо и решительно, как генерал МакКензи… Никогда в жизни Красное Облако не был выбранен белым человеком так, как в этой беседе, и никогда прежде вождя не сбрасывали с его величественного, но обветшавшего пьедестала и не давали понять, что он стоит перед своим повелителем…

 

То было шовинистическое свидетельство, но после лета, полного унижений и поражений, армейский офицер осадил человека, который спланировал уничтожение Феттермана в 1866 году, на своих условиях заставил правительство подписать мирный договор 1868 года и более любого другого Лакоты в течение длительного времени символизировал собой индейское сопротивление. Солдаты считали, что имеют право ликовать. Как прокомментировала шайенская “Leader”: “Здесь это приведет к новому повороту событий, и тогда мы узнаем, кто друг, а кто враг”.

Той ночью группы Красного Облака и Красного Листа были разоружены. Крук, однако, не подчинился приказу Шеридана разоружить всех индейцев в агентстве, позволив оставшимся сохранить свое оружие и своих лошадей. Крук объяснял это так:

 

Другие здешние группы лояльны по отношению к нам, и разоружение их наряду с остальными столкнет белого и индейца и поставит лояльных и нелояльных в одинаковое положение.

 

Разрешение лояльным группам сохранить свое оружие было актом доверия со стороны властей, который, как считал Крук, должен был гарантировать поддержку с их стороны сильней любых обещаний правительства: “Положительный эффект сразу же выразился в желании воинов из этих групп завербоваться на службу, вербовка все еще происходит… в большом количестве”. Крук был убежден в том, что частично провал летней кампании произошел из-за нехватки индейских скаутов, хорошо знавших страну, в которой должны были действовать войска. Завербовав на службу Лакотов из агентств, он получит преимущество в планируемой им теперь зимней кампании.

Шеридан, не доверявший всем индейцам, пришел в ярость и начертал под рапортом Крука, что акция “не одобрена”. Но Чикаго находился вдали от агентств, и поставленному перед свершившимся фактом Шеридану не оставалось ничего иного, кроме как кипеть от злости.

Окружение и разоружение двух групп наблюдали несколько членов мирной комиссии, к которым вернулось намерение отправиться с индейской делегацией на осмотр Индейской Территории, на чем, несмотря на противодействие вождей, настаивал Шеридан. Из-за влияния Красного Облака на Лакотов, комиссионеры хотели включить вождя в состав этой делегации, но получили резкий ответ от военных властей, что в настоящее время они не смогут связаться с вождем.

Быстрое развитие событий поставило Пятнистого Хвоста в неловкое положение. Генерал Крук, находившийся теперь в агентстве Красного Облака, созвал совет вождей и резко, без экивоков сообщил им, чего ожидает правительство. Красное Облако был низложен как глава двух агентств и заменен Пятнистым Хвостом, которому, несомненно, понравилась эта часть переговоров, поскольку два вождя сильно не любили друг друга. С другой стороны теперь Пятнистый Хвост был вынужден возглавить делегацию, отправлявшуюся на Индейскую Территорию. Это стало для него труднейшей задачей в жизни, поскольку простое упоминание Территории приводило его в ярость на первоначальных переговорах. Однако, покорившись неизбежному и приготовившись сделать все необходимое для того, чтобы уменьшить нажим военных на его народ, Пятнистый Хвост собрал других вождей и подготовился к путешествию на юг. Впрочем, он обговорил, что не будет делать или говорить ничего такого, что могло бы быть воспринято как согласие на переселение.

 

 

“НАЧАЛО КОНЦА”

 

Враждебные индейцы все еще странствовали по Департаменту Дакоты, где, несмотря жестокий климат, Нельсон Майлс решил выступить против них. Полевые операции были возложены на Майлса, поскольку Терри, вернувшись в свой лагерь на Глендайв-Крик в восточной Монтане, 5 сентября расформировал Монтанскую и Дакотскую колонны, приказав войскам Гиббона возвращаться по своим гарнизонам. Сам Терри отбыл в Сент-Пол.

Рассматривая усилия, как провал, Майлс писал своей жене:

 

Терри неплохо мыслит… но у него слишком мало опыта, и он чересчур подвержен влиянию таких медлительных, неспособных людей как Гиббон, чтобы добиться хороших результатов. Это дело, чтобы быть успешным, должно проводиться в жизнь на основе четких военных принципов во-первых, а во-вторых с величайшей энергией и упорством.

 

Майлс был и энергичен, и упорен. Прозванный индейцами “Медвежьим Мундиром” из-за своей зимней одежды, Нельсон Эпплтон Майлс был одной из самых противоречивых фигур за всю историю армии Соединенных Штатов. Со своей лучшей стороны он являлся превосходным, энергичным полевым командиром, с худшей - педантом. Женатый на племяннице Шермана, Майлс беззастенчиво, хотя и не всегда успешно, использовал эту связь. Однако, несмотря на семейные связи, Майлс добился всего лишь благодаря самому себе, поэтому он презирал выходцев из Вест-Пойнта. Они с МакКензи не любили друг друга. В погоне за продвижением, а в армии девятнадцатого века командные должности были весьма лимитированы, между ними возникло столь сильное соперничество, что Шерман частенько манипулировал обоими офицерами, чтобы из каждого выжать максимум пользы.

Родившийся в 1839 году на ферме возле Вестминстера в Массачусетсе, Майлс служил клерком в Бостоне, когда началась Гражданская война. При помощи занятых денег он экипировал роту пехотинцев-добровольцев и был произведен во вторые лейтенанты. К концу войны Майлс был уже бревет генерал-майором. В 1869 году он был произведен в полковники Пятой Пехоты и отправлен в Канзас. Майлс великолепно проявил себя во время войны на Красной реке. Тот конфликт продемонстрировал значительные способности Майлса, как борца с индейцами, и привел к его переводу в департамент Терри.

Силы Майлса, получившие название “Йеллоустонская команда”, состояли из всей Пятой Пехоты и шести рот Двадцать Второй Пехоты под началом полковника Элвелла Отиса – почти 800 человек. Задачей Майлса была зимняя оккупация долины Йеллоустона, возведение военных фортов в месте слияния реки Танг с Йеллоустоном и в стране, лежавшей к западу от Черных Холмов. Эти форты должны были охранять переправы на всей 210-и мильной протяженности Йеллоустона между реками Паудер и Танг, в то время как пароходы патрулируют саму реку, воспрепятствовав возможной попытке индейцев уйти на север.

Не довольствовавшийся одним лишь строительством фортов и перекрытием путей отхода на север, Майлс намеревался самостоятельно разобраться с враждебными индейцами.

 

По-моему, единственный способ сделать этот край пригодным для нас, это сделать его непригодным для индейцев… Я не сомневаюсь в том, что, если зимой индейцы могут жить в этом крае в палатках из шкур, пусть даже защищенные благоприятным рельефом и утесами и лишенные необходимости перемещаться с места на место, то мы, со всем нашим превосходящим их снаряжением можем быть экипированы так, что сможем не только существовать в палатках, но и передвигаться при всех обстоятельствах.

 

После бесплодной мартовской экспедиции Крука-Рейнольдса Терри сомневался в планах Майлса относительно зимней кампании. Обойдя Терри, как и Шеридана, Майлс надавил прямо на Шермана, затребовав палатки Сибли, артиллерию и кавалерию.

Тем временем уровень воды в Йеллоустоне понизился, оборвав до весны навигацию к западу от базы Терри у Глендайв-Крик. Как самая верхняя точка навигации и ближайшая база к новому военному поселению на реке Танг, Глендайв вырос в основной укрепленный узел с гарнизоном из 16 офицеров и 222 нижних чинов под командованием полковника Отиса. Эти войска обеспечивали охрану трех обозов с провиантом, ежемесячно отправлявшихся на юго-запад к Военному поселению на реке Танг[25], на всем их пути протяженностью в 140 миль.

 

В лагере Сидящего Быка, расположенном ныне возле Йеллоустона в восточной Монтане, объявилась новая личность – забавный персонаж по имени Джонни Бругайер (Bruguier), полукровка, которого индейцы прозвали Большими Леггинами из-за больших ковбойских чапов[26]. Он родился в 1849 году в семье Теофиля Бругайера – преуспевающего торговца и одного из первых жителей Сиу-Сити в штате Айова. Джонни был одним из тринадцати детей от полигамного брака Бругайера-старшего с двумя сестрами из Санти-Сиу. Семь сыновей от этого брака учились в колледже Христианских Братьев в Сент-Луисе. Однако, после смерти их матерей Теофиль Бругайер женился на белой женщине, которая очевидно не ладила со своими пасынками, и они отправились жить со своими индейскими родственниками.

Бругайер-младший служил армейским скаутом и переводчиком и однажды сопровождал в Вашингтон делегацию вождей. Но к тому времени, когда он въехал в лагерь Сидящего Быка – к осени 1876 года – Джонни скрывался от суда по обвинению в умышленном убийстве, совершенном им в агентстве Стэндинг-Рок. Билли Бругайер, младший брат Джонни, вступил в пьяную ссору со служащим агентства по имени Уильям МакГи. Джонни вмешался и так ударил МакГи каким-то тяжелым предметом, что тот на следующий день скончался.

Несмотря на его индейскую внешность, уверенность в себе и умения говорить на диалекте Сиу, белые одежды и манеры Бругайера заставили людей Сидящего Быка заподозрить Джонни в шпионаже в пользу армии. Тем не менее, Сидящий Бык оказал ему гостеприимный прием, и Джонни стал чем-то вроде клерка. В последующие недели его с успехом использовали во время переговоров с солдатами.

 

У Майлса были шпионы из числа индейцев агентств, общавшихся с враждебными индейцами, и поэтому он был в курсе намерений противника. 10 октября Майлс находился в пути из Кэмп-Глендайв к Форту Кио с эскортом из тридцати человек, когда его нагнал курьер, сообщивший, что враждебные группы разделились, и Сидящий Бык движется на север с большим отрядом Хункпапов, Санс-Арков и Миниконжу. Ожидается, что примерно через три дня они подойдут к Йеллоустону где-то между устьями реки Танг и Глендайв-Крик.

Эта информация, однако, устарела, поскольку в тот же самый день, несмотря на военные патрули, Хункпапы уже форсировали Йеллоустон и двигались прямо Майлсу наперерез. В полночь отряд из двадцати-тридцати молодых воинов совершил набег на лагерь Майлса, попытавшись угнать лошадей, но был отброшен караульными. Форсированным маршем Майлс без происшествий добрался до Форта Кио.

Ранним утром следующего дня индейцы атаковали стоявший лагерем караван из Глендайва, состоявший из девяноста четырех фургонов и двигающийся на запад в Форт Кио. Командовал обозом капитан К.У. Майнер. Индейцы захватили сорок семь мулов и вынудили обоз вернуться в Глендайв. 14 октября караван снова тронулся в путь. На этот раз караван состоял из восьмидесяти шести фургонов, которыми правили солдаты, поскольку перепуганные штатские погонщики отказались ехать. В сумме, вместе с военным эскортом, обоз сопровождали 11 офицеров и 185 пехотинцев, вооруженных дальнобойными винтовками и пушками Гатлинга, под командованием полковника Отиса.

На первый ночлег Отис стал лагерем в двенадцати милях от Глендайва. Ночью часовые обменялись выстрелами с индейскими снайперами. Наутро Отис выстроил фургоны в четыре колонны, окруженные пехотинцами. Караван прошел четыре мили до Спринг-Крик, где индейцы наскочили на двух ехавших в авангарде всадников и преследовали их до самого обоза. Отис выслал вперед одну роту, чтобы сдерживать воинов, пока обоз переправляется через ручей и поднимается вверх на плато.

В то время как обоз пересекал плато, прибыло еще больше индейцев, но они держались поодаль, пока солдаты не добрались до глубокого оврага, по которому протекал ручей Клеар-Крик. Достигнув оврага, Отис увидел на вершине его левого склона более двухсот воинов. Он отправил две роты наверх оттеснить индейцев и отдал команду остановиться у ручья, чтобы люди и животные смогли напиться. После того, как обоз пересек ручей, он поднялся вверх по противоположному склону оврага.

Здесь индейцы снова попытались остановить обоз, но после тяжелого боя пехотинцы продвинулись на тысячу ярдов вперед и вынудили индейцев отойти, расчистив путь фургонам.

Хункпапа Белый Бык поскакал вперед по направлению к фургонам, веря в удачу, которая не покидала его во всех боях этого года, и надеясь засчитать ку перед тем, как отступить. Внезапно пуля ударила воина в верхнюю часть левой руки, раздробив кость. Удар тяжелой ружейной пули 45-го калибра лишил его чувств, и Белый Бык закачался на лошади. Двое друзей удержали раненого и доставили его в лагерь.

Отступавшие индейцы подожгли траву. Плотно сомкнутые и окруженные пехотой фургоны двинулись сквозь языки пламени, периодически останавливаясь, пока солдаты очищали дорогу от индейцев.

День подходил к концу, и, выиграв еще несколько миль, Отис приказал стать на ночлег на высотке, откуда можно было видеть во всех направлениях. Фургоны разместили в центре и окружили стрелковыми окопчиками. После двухчасовой перестрелки с солдатами индейцы отошли на ночлег.

Следующим утром они возобновили огонь, но не предприняли никаких попыток атаковать фургоны. Немного спустя после возобновления марша солдаты увидели впереди одинокого индейца, размахивавшего клочком белой материи. Он прикрепил его к торчавшему из земли колышку, а затем ускакал. Скаут Роберт Джексон подобрал лоскут, который оказался запиской, написанной Джонни Бругайером от имени Сидящего Быка. Она гласила:

 

Йеллоустон

Я хочу знать, что вы делаете на этой дороге. Вы распугали всех бизонов. Я хочу охотиться в этих местах. Я хочу, чтобы вы ушли отсюда. Если вы не уйдете, я вновь буду сражаться с вами. Я хочу, чтобы вы оставили все, что привезли сюда и повернули обратно.

Я ваш друг,

Сидящий Бык

(P.S.) Я имею в виду, что вы должны оставить все ваши пайки и какое-то количество пороха. Прошу ответить как можно скорее.

 

Отис отправил Джексона с ответом, что он доведет обоз до цели, несмотря на всех индейцев на свете, и что если Сидящий Бык хочет драться, то Отис “будет рад оказать ему такую услугу в любое время и на любых условиях”.

Сидящий Бык пребывал ныне в затруднительном положении. Его вожди устали от войны и были готовы начать переговоры. Их подбивали на это Медвежье Лицо и Длинное Перо – гонцы из агентства Стэндинг-Рок, доставившие послание от подполковника Уильяма Карлина, старшего офицера агентства, предлагавшего сдачу. Пока вожди спорили, воины снова открыли огонь по обозу, но были отбиты стрелками. Когда стрельба стихла, Медвежье Лицо и Длинное Перо под белым флагом поскакали к обозу и от имени вождей запросили переговоров. Отис согласился встретиться с ними внутри линии войск.

Вожди подтвердили, что не хотят войны, но повторили утверждение Сидящего Быка, что присутствие военных распугало бизонов. Они опять потребовали оставить им пайки и боеприпасы, о чем ранее упоминалось в записке.

Отис ответил, что не имеет полномочий что-либо выдавать индейцам. С другой стороны, если индейцы отступят на юго-запад к реке Танг, то он гарантирует им безопасность. В знак доброй воли он приказал оставить на дороге 150 фунтов галет и два бока копченой свинины, где индейцы могли их подобрать. Тогда Сиу позволили ему ехать дальше и обещали больше не тревожить обоз.

 

Встреча с вождями произошла 16 октября – в день, когда первый обоз ожидался в Форте Кио. Однако нападение индейцев на Майнера, переформирование обоза в Кэмп-Глендайве и последующие атаки на Отиса выбили обоз из расписания. Озабоченный этим Майлс выступил на восток по дороге в Глендайв выяснить, что случилось. Его отряд, оставивший Форт Кио днем 17 октября, состоял из 449 офицеров и солдат, 10 штатских и двух индейских скаутов. Впервые за восемнадцать лет Пятая Пехота действовала как единое, полностью укомплектованное соединение.

В числе штатских находился Лютер “Йеллоустон” Келли – один из наиболее опытных жителей фронтира в этом регионе. Зная теперь, что Хункпапы находятся к северу от Йеллоустона, Майлс рассчитывал перехватить их, а также выяснить, что произошло с обозом. Он отправил Келли и других пятерых скаутов на поиски индейских лагерей.

Тем временем солдаты Отиса “весь день пробивались… сквозь пыль и песок”, вспоминал рядовой Эдвин М. Браун: “Остановились на ночь, сделали себе по кружке кофе и снова выступили в поход; шли всю длинную ночь”.

На следующий день усталые солдаты Майлса встретились с обозом примерно в сорока четырех милях от реки Танг. На ночь две группы разбили общий лагерь, а наутро Майлс со своими солдатами двинулся в погоню за индейцами. Примерно в 11 часов утра 21 октября он нагнал их и встретился с Медвежьим Лицом и Длинным Пером – двумя гонцами из Стэндинг-Рока - запросившими переговоров. Согласившись встретиться с Сидящим Быком на нейтральной полосе между линиями войск, Майлс сказал, что возьмет с собой одного офицера и пятерых солдат, а Сидящий Бык может привести такое же количество воинов.

Сидящий Бык вышел из лагеря с двумя сотнями воинов. Завидев солдат, индейцы остановились. Длинное Перо, размахивая белым флагом, подскакал к цепи Майлса, в то время как один из солдат подъехал к индейцам. Он пожал вождю руку и сказал: “Сидящий Бык, солдатский вождь хочет с тобой поговорить”.

“Хорошо”, - ответил Сидящий Бык: “Скажи ему, чтобы он выехал вперед и поговорил со мной, если он этого хочет”.

Солдат вернулся к Майлсу со словами Сидящего Быка, и два лидера, каждый с шестью своими людьми, встретились между двумя отрядами, спешились и расположились на бизоньей шкуре, принесенной индейцами. Бругайер стоял рядом и переводил.

Изучая Сидящего Быка, Майлс отметил:

 

Это был человек немногословный и осторожный в выражениях, очевидно, думающий дважды перед тем, как говорить. Он был очень нетороплив в движениях и отчасти скрытен. Поначалу он был вежлив, но, судя по всему, лишен какого-либо искреннего уважения к белой расе. Хотя чувства были им скрыты, манеры выдавали его враждебность по отношению к тем, с кем он вынужден был встретиться. Во время беседы его поведение было вполне цивильным и отчасти миролюбивым.

 

Согласно Майлсу, Сидящий Бык сказал, что хочет “охотиться на бизонов, торговать (особенно ради боеприпасов) и согласился с тем, что индейцы не будут стрелять по солдатам, если те не будут им досаждать”.

Майлс ответил:

 

Что мы здесь для того, чтобы привести его и его индейцев в резервацию, и что мы не хотим продолжать войну против них, но если они принудят к войне, она завершится, как завершались все индейские войны и как это и должно быть, помещением их под юрисдикцию Вашингтона. Ему (Сидящему Быку) было сказано, что он не сможет получить дозволения кочевать по всей стране, высылая боевые отряды, чтобы опустошать поселения. Он заявил, что страна эта принадлежит не белым, а индейцам, и что он не имеет с белыми людьми ничего общего и хочет только того, чтобы они покинули эту страну, полностью предоставив ее индейцам. Он сказал, что никогда на свете не было белого человека, который любил бы индейца, равно как не было на свете и настоящего индейца, который не испытывал бы ненависти по отношению к белым. Сидящий Бык заявил, что Боже Всемогущий создал его просто индейцем, а не каким-то индейцем из агентства, и он не намерен таковым становиться.

 

Чтобы поколебать самоуверенность Сидящего Быка, Майлс сказал ему, что знает планы вождя.

- Что я собираюсь делать? - спросил Сидящий Бык.

- Ты собираешься оставаться здесь три дня, а затем переместиться к Биг-Драй и заняться охотой на бизонов.

Точность информации, которой владел полковник, встревожила Сидящего Быка. Как вспоминал Майлс: “Его лицо приобрело свирепое выражение; его челюсти плотно сомкнулись; его губы были сжаты, и вы могли видеть его глаза, полыхавшие огнем дикой ненависти”.

Ничего не было достигнуто, но каждый вернулся к своим войскам с молчаливым соглашением встретиться еще раз на следующий день. Войска Майлса отступили на восемь миль к Седар-Крик, где они смогли бы воспрепятствовать любым попыткам индейцев прорваться на север. В индейском лагере той ночью было принято решение придерживаться любых договоренностей, каковые будут заключены между Майлсом и Сидящим Быком.

Опыт научил Майлса тому, что индейцы, вероятно, попытаются затянуть время, чтобы их семьи получили возможность скрыться. Он разместил солдат наблюдать за индейским лагерем и решил ранним утром перейти в наступление.

Предчувствие Майлса подтвердилось, поскольку, прибыв к месту переговоров, солдаты издалека могли видеть, как небоеспособное население лагеря покидает его. Прямо перед фронтом на холмах находился Сидящий Бык с вытянувшимися в линию воинами. Два лидера снова встретились. На этот раз Сидящего Быка сопровождала группа вождей Санс-Арков и Миниконжу. Он сообщил Майлсу, что не примет никаких условий кроме, как минимум, полного ухода белых изо всего региона, за исключением торговых постов. Полковник ответил, что индейцы должны подчиниться правительству и законам Соединенных Штатов. Если они откажутся, сказал Майлс, война будет продолжаться до полного поражения одной из сторон. Оба начали нагреваться, но Майлс, более искушенный из двух, сконцентрировал свой гнев на одном Сидящем Быке. Вожди Миниконжу и Санс-Арков колебались, и Майлс хотел создать впечатление, что разногласия являются личным вопросом между ним и Сидящим Быком. В конце концов, он довел им до сведения, что перемирие останется в силе, пока Сидящий Бык возвращается в свой лагерь, но если индейцы в течение пятнадцати минут не примут условий, то солдаты откроют огонь. Индейцы отступили, сопровождаемые Джонни Бругайером, присутствие которого к этому времени заинтересовало Майлса.

Когда воины уходили к лагерю, кто-то из них поджег траву в прерии. Майлс отправил одного из скаутов остановить их. Скаут обменялся с индейцами выстрелами, и солдаты перешли в наступление, в то время как индейцы отходили сквозь пылающую траву. “И началось представление”, писал Браун, “пули свистели прямо над головами, не причиняя существенного материального ущерба”.

Еще не оправившийся от своей раны Белый Бык тем не менее прокричал: “Ну-же, вперед! Пойдем и сокрушим их!”. Сидящий Бык схватил лошадь Белого Быка за уздечку: “Прошло всего шесть дней, как твоя рука была сломана. Ты не годишься для схватки”. Он отослал Белого Быка в тыл и наказал его отцу присматривать за ним.

Лежавшая перед солдатами местность представляла собой степь, поднимавшуюся к череде холмов и гряд, пересеченных обычными оврагами. Индейцы отступили в овраги, надеясь увлечь за собой солдат и поймать их там в капкан, но те развернулись веером, обошли пересеченный участок и зашли воинам во фланг.

Не сумев заманить солдат в овраги, индейцы контратаковали и вынудили войска построиться в каре. Теперь, в классической пехотной формации солдаты продвигались вперед, и индейцы ничего не могли сделать, чтобы остановить их. На холме, являвшемся командной позицией, установили нарезное орудие Родмана, и канониры открыли огонь, рассеяв индейцев скорее производимым пушкой грохотом, нежели снарядами. Солдаты теснили индейцев по широкой равнине, которая не могла предоставить последним укрытия.

“Весь тот день мы бились с ними в огне и дыму, едва не задушившем нас”, писал Браун. Йеллоустон Келли со своими людьми, прибывшие из своей разведывательной вылазки в самой середине сражения, едва не погибли от выстрелов своих же товарищей, по ошибке в дыму принявших их за индейцев. В конце концов, противник отступил, и солдаты расположились лагерем в покинутом индейцами селении. Вдалеке солдаты могли разглядеть пляшущих и кричащих воинов, силуэты которых вырисовывались в дыму. Перестрелка между отдельными индейцами и часовыми не стихала всю ночь.

В лагере Майлс подробно расспросил Келли о характере местности, расстояниях и о возможном маршруте отступавших индейцев. Келли поразило то, что “в то время как вся земля вокруг была усеяна телами спящих людей, командир бодрствовал и готовился к грядущему дню”.

Преследование продолжалось весь следующий день. Миниконжу и Санс-Арки постепенно растрачивали все иллюзии, и Сидящий Бык, понимая, что лишился единодушной поддержки вождей, отделился от основной группы. Вместе с Желчью, Красивым Медведем и несколькими другими значительными Хункпапами он взял около четырех сотен людей и двинулся на север к Миссури, надеясь найти убежище в Канаде. Поскольку им, вероятно, предстояло прорываться на север с боем, Сидящий Бык отговорил своего раненого племянника, Белого Быка, идти вместе с ними. Белый Бык остался с основной группой, которая отступила на юг к Йеллоустону.

Хотя Майлс и преследовал отходившую на юго-восток основную группу на расстоянии примерно в сорок две мили, его пехота не могла навязать противнику еще одно сражение. Полковник был разочарован отсутствием у него кавалерии, а вину за это возлагал на нехватку лошадей и людей, явившуюся следствием летней кампании Крука. Пешие солдаты могли следовать за индейцами по пятам, но были неспособны передвигаться достаточно быстро для того, чтобы сманеврировать и занять позицию для сражения.

Тем не менее, бой и непрекращавшееся преследование изнурили индейцев. Согласно Майлсу, они потеряли “нескольких воинов и большое количество имущества, как в лагере, так и при отступлении, включая лошадей и мулов, попавших нам в руки”.

Майлс достиг Йеллоустона в конце дня 23 октября и обнаружил, что индейцы уже переправились через реку и стали лагерем на ее южном берегу, оставив за собой след палаточных шестов, а также мертвых и искалеченных лошадей. Келли нашел хороший брод и вернулся с этим сообщением назад в войска. В это время на противоположной стороне реки появился индеец под белым флагом и сообщил о желании вождей вступить в переговоры. На последовавшем за этим советом четверо вождей и один ведущий воин предложили себя в заложники, как гарантия того, что их люди сдадутся. Эти пятеро представляли более двух тысяч Миниконжу и Санс-Арков, входивших в группу Сидящего Быка. Майлс сказал им, что их люди могут спокойно идти к агентству Шайен-Ривер, где они должны сдаться и оставаться в мире, подчиняясь распоряжениям правительства.

Майлс верил в то, что великодушное обращение с этими индейцами сможет побудить к сдаче даже самого Сидящего Быка. В письме к Терри он говорил:

 

Что именно будет достигнуто, зависит от того, как обращаются с этими вождями и какой прием по прибытии получат их люди... Они очень подозрительны и конечно боятся того, что их могут подвергнуть какому-то ужасному наказанию... Я убежден в том, что Сидящий Бык был бы рад заключить мир, хотя бы на время, но боится того, что он совершил непростительный проступок.

 

Однако независимо от того, что намеревался предпринять Сидящий Бык, Майлс рассматривал сдачу Миниконжу и Санс-Арков как “начало конца”.

Для Белого Быка, являвшегося частицей сдавшейся группы, это и в самом деле был конец. Заставив себя вынести невыносимое, он приготовился к жизни резервационного индейца.