Эд Паркер

Впервые я увидела Брюса в конце длинного вестибюля в гарфилдской средней школе в Сиэтле, штат Вашингтон. Мне было 17 лет, я училась в старших классах, ему было 22, и он учился на втором курсе университета Вашингтона. Я разговаривала с подружками, как вдруг подняла глаза и спросила: “Кто это?” Он был красивым, хорошо одетым парнем, носил шляпу с тонкими полями и длинное бежевое пальто, и не напоминал обычного человека в нашей школе – слишком молодой для учителя, но при этом старше и намного образованнее обычного студента. На его руке повисла приятная японская девушка, выпускница школы Гарфилда прошлого года.

Моя подруга-китаянка Сью Энн Кэй ответила мне: “О, да это же Брюс Ли, парень, у которого я беру уроки кунг-фу. Он здесь, чтобы прочитать лекцию по китайской философии на уроке мистера Уилсона”. Я была более чем впечатлена, наблюдая, как он смеется, говорит и обменивается шуточными ударами с некоторыми подростками в вестибюле. Прошло несколько месяцев, прежде чем я лично познакомилась с Брюсом.

Брюс провел лето 1963 года в Гонконге, совершив первую поездку домой после весьма поспешного отплытия в 1959-ом. За эти четыре года он превратился из мятежного юноши в ответственного молодого человека, которого с радостью встретили члены семьи. Я окончила среднюю школу, приступила к летней работе в «Сирс», и готовилась осенью поступать в университет Вашингтона.

Я бывало подшучивала над своей подругой Сью Энн по поводу той странной китайской самообороны, которой она занималась. Я никогда раньше не слышала слово кунг-фу, и даже каратэ и дзюдо были относительно малоизвестными терминами в начале 60-х. Сью Энн практически вызвала меня на слабо: “Почему бы тебе как-нибудь не прийти на урок, и не посмотреть, что это такое?”

Брюс и я перед его залом для тренировок на Юниверсити Уэй в Сиэтле

Брюс тренирует небольшую группу учеников в крытом гараже

в ранние годы в Сиэтле

Одним воскресным утром я пошла с ней в китайский квартал. Мы вошли в здание через створку двери, выходившую на тротуар, спустились по лестничному пролету выцветших, темных ступенек и вошли в подвальное помещение с бетонными стенами, голыми лампочками без каких-либо иных элементов декора. Я подумала: “Бог мой! Во что я себя втягиваю?” Не последний раз, когда у меня возникали подобные мысли.

Тем не менее, атмосфера в этой комнате была веселой и располагающей. Около десятка людей разговаривали и делали растяжку, готовясь к началу занятия. Сью Энн отдала честь своему сифу (инструктору) Брюсу, и он подошел, чтобы поприветствовать нас. Он представил меня классу и затем начал обучать. Меньше всего я подозревала, что почти год отделяет это воскресное утро от того дня, когда я выйду замуж за Брюса Ли.

Я начала регулярно заниматься. Однако уроки были чем-то большим, чем просто изучение техники в спортзале. В них также присутствовал социальный элемент. Брюс всегда был другом для своих учеников, и как-то воскресным утром после тренировки мы все отправились на обед в китайский ресторан. Что и стало моим знакомством с настоящей китайской едой. До этого времени китайская еда ограничивалась чоп-суи (китайское рагу с грибами и острым соусом), чоу-мейн (китайское рагу из курицы или говядины с лапшой) с хрустящими макаронными изделиями и сахаром в чае. Когда Брюс впервые увидел, как я кладу сахар в китайский чай, он едва не поперхнулся. Я съела первый китайский гамбургер и другие небольшие закуски под названием дим-сум, которые обычно подают на китайский обед. С того момента я изменила свои взгляды на жизнь. После долгого веселого обеда (Брюс смешил меня до коликов в животе) мы все отправились в кинотеатр в китайском квартале. Мы смотрели японские фильмы про самураев, кажется «Санхуро» или «Сатоичи», «Слепого Фехтовальщика», и все это время Брюс обстоятельно комментировал происходящее на экране. Еще одним китайским фильмом, который мы посмотрели в тот день, был «Сирота», последний фильм, в котором снялся Брюс перед отъездом из Гонконга. До этого я едва ли знала, что у Брюса был актерский опыт. Он никогда не придавал особого значения тому факту, что был юной звездой в Гонконге. А теперь он был на экране кинотеатра в китайском квартале Сиэтла. Я поняла, что этот человек был чем-то большим, чем я себе представляла.

Может показаться странным, что меня вдруг привлекла азиатская культура. В конце концов я была голубоглазой блондинкой с английскими и шведскими корнями, родившейся и выросшей на тихоокеанском северо-западе, получив протестантское образование от матери со строгими англо-саксонскими взглядами. Но на самом деле все было не столь странным, когда я вспоминаю об этом. Моя средняя школа располагалась во внутренней части города, и даже в конце 50-х была на 40% черной, на 40% белой и на 20% азиатской. Многие из моих подружек были японками и китаянками. У них дома меня встречали с тем же гостеприимством, что и их у меня. Я даже встречалась с наполовину японцем в течение недолгого времени, пока моя мама не поставила свою печать неодобрения на этих отношениях. С девушками проблем не возникало, но с парнями это определенно было именно так – в нашей семье это было неприемлемо. Мой отец умер, когда мне было пять лет, и воспитание моей старшей сестры и меня легло на плечи моей матери. Это была непростая задача, поскольку теперь моей бедной маме пришлось столкнуться с настоящими проблемами.

Брюс на берегу озера Вашингтон

Брюс перед колоннами амфитеатра в кампусе университета

имени Вашингтона, где он пригласил меня на наше первое свидание

Брюс ведет занятия в своем тренажерном зале на Юниверсити Уэй.

Второй слева - помощник инструктора Брюса, Таки Кимура.

Рядом с ним Чарли Ву и Сью Энн Кэй

Я в костюме группы поддержки в гарфилдской средней школе

В сентябре 1963 года я поступила на первый курс в университете Вашингтона, где у Брюса начался третий курс, и он выбрал в качестве специализации философию. Многие из изучавших кунг-фу также посещали университет, что позволяло продолжать наши занятия на еще более частой основе. Практически каждый день во время ланча Брюс устраивал прием в Хабе (здание студенческого клуба). Там постоянно находилась группа друзей и поклонников, сидевших вокруг Брюса. Он привлекал всеобщее внимание своими философскими излияниями, шутками, вызывающими громкий смех, и больше всего остального, своими завораживающими демонстрациями кунг-фу.

Брюс и Джеймс Ли

Брюс и Таки Кимура

Вдобавок к привлечению большого внимания к своей персоне, Брюс также привлекал новых учеников. Более того, он упрашивал университет позволить ему проводить официально утвержденные занятия в тренажерном зале, и этими действиями он также создавал себе репутацию. Он производил в кампусе такую сенсацию, которую в последующие годы воспроизведет с той же точностью на более масштабном уровне. Позже, когда Брюс проводил демонстрации в университете, он привлек одних из самых преданных учеников из рядов спортивных команд. Его высоко ценили игроки в футбол и другие спортсмены, чьей первой реакцией было, что этот маленький китаец не сможет их тронуть. Ряд людей, с которыми Брюс вступил в контакт в университете Вашингтона, был миниатюрным изображением того, чему было суждено произойти в будущем. Его уважали профессора, которым было мало дела до боевых искусств, как и члены студенческого сообщества, относившиеся с уважением к его чрезвычайно тренированному телу.

Брюс и на меня производил огромное впечатление. Меня записали на медицинский курс, поэтому у меня было много занятий по естествознанию. Тем не менее, я всегда находила время, чтобы посидеть в Хабе, и с течением времени начала периодически прогуливать, чтобы быть рядом с Брюсом. Мой первый год обучения в колледже практически обернулся катастрофой. Учеба и все большее притяжение к Брюсу были не совместимы. Но на этот раз я не понимала, что происходит, и кроме того я не думала, что Брюс когда-нибудь оценит меня с романтической стороны. Он был настолько привлекательным и обаятельным, что мог делать свой выбор относительно свиданий. Несмотря на это, я была рада просто быть частью группы студентов, занимавшихся кунг-фу.

Одним из наших любимых занятий в школе были прогулки к большой прямоугольной площадке на траве, использовавшейся для проведения концертов на открытом воздухе. Она была окружена деревьями и прекрасными греческими колоннами с другой стороны. Целая группа нас ходила туда заниматься кунг-фу, где нам было предоставлено множество свободного места и мягкая трава в случае падения. Как-то днем мы с Брюсом бежали с одного конца площадки к другому, и когда группа остальных студентов осталась позади, он толкнул меня на землю. Я думала, что он собирается показать мне новый прием, но вместо этого он удержал меня от падения, и когда я перестала смеяться, спросил меня, не хочу ли я пообедать с ним в Спейс Нидл. Я на секунду задумалась и спросила: “Ты хочешь сказать, мы все пойдем?” И он ответил: “Нет, только ты и я”. У меня не было слов, хотя я сумела найти силы, чтобы сказать: “Да”.

Брюс по прибытию в Гонконг – это его первая поездка домой

после четырех лет, прожитых в Соединенных Штатах, лето 1963 г.

25-го октября 1963-го вечером состоялось наше первое свидание. Брюс забрал меня у подруги на своем черном Форде ‘57-го года. Моя мама никогда бы не отпустила меня на свидание с ним, поэтому я миновала это препятствие на некоторое время. Я взяла у подруги платье и плащ, потому что у меня не было ничего подходящего из одежды для модного ресторана. Спейс Нидл построили в Сиэтле к всемирной выставке 1962-го года, и его смотровая площадка и вращающийся ресторан возвышались над всем городом. “Модный” - подходящее слово для описания внешнего вида Брюса. Когда он приехал на наше свидание, он был одет в черный итальянский шелковый костюм, пурпурную рубашку и черный галстук. Его волосы были приглажены по бокам, а прядь волос свисала со лба. Он выглядел так похоже на моего кумира Джорджа Чакариса, лидера Шаркс в «Уэстсайдской Истории», что я просто не смогла устоять.

Я нервничала по поводу того, смогу ли я продолжить разговор с роскошным мужчиной, когда теперь я осталась с ним наедине и не чувствовала себя в безопасности группы учеников. В наших отношениях появился новый элемент. Однако мои опасения были напрасными, поскольку Брюс раскрепостил меня. Он всегда мог говорить за нас обоих, и даже в последующие годы, когда у меня не было слов, он заполнял неловкие паузы. За обедом меня поразила история жизни Брюса и его планы на будущее. У меня мелькала мысль спросить его, почему он выбрал именно меня для этого романтического вечера, но я был слишком стеснительна, чтобы завести об этом разговор.

В завершение вечера Брюс подарил мне сувенир. Эта была крошечная скандинавская кукла-пупс, изображавшая тролля. Брюс взялся заплетать кукле волосы в косички. Я была рада, потому что мгновенно поняла значение подарка. Она была похожа на меня, когда я заходила в здание студенческого союза с мокрыми волосами, заплетенными в косички после занятий по плаванию. Брюс лучше всех умел делать подарки - он всегда привносил в подарок что-то от себя, как когда у него не было денег, так и тогда, когда он мог себе позволить быть более расточительным. Наше свидание завершилось легким поцелуем, когда Брюс высадил меня у дома. Так завершился этот замечательный вечер.

Моя членская карточка института Чжун-Фан Гунфу

Осенью 1963-го Брюс перевел институт Чжун-Фан Гунфу на Юниверсити Уэй, 4750, рядом с университетским кампусом. Теперь он был убежден, что сможет зарабатывать себе на жизнь в качестве инструктора по кунг-фу, и в его планы на будущее входило открытие школ в различных местах по всей стране. Новое помещение составляло 3 000 квадратных футов и занимало весь первый этаж здания. В нем была огромная общая душевая, примерно 10 на 15 футов с большим количеством леек, выступающих из стены. Видимо предполагалось, что душевыми в этом тренажерном зале будет пользоваться лишь один пол (мужской или женский) в отдельно взятое время. Брюс любил включать все лейки одновременно и превращать душевую в парилку.

Первокурсницей я занималась кунг-фу у Брюса.

На этом фото я стою перед тренажерным залом на Юниверсити Уэй

Брюс в Сиэтле 1963 г.

В конце тренажерного зала находилась комната, которую Брюс использовал как спальню. У него был прекрасный комплект мебели из тикового дерева, который он привез из Гонконга прошлым летом. Что забавно, в спальне Брюса не было окон. Когда ты заходил в заднюю дверь, рядом с дверью также не было выключателя. Приходилось брести вслепую по комнате в кромешной тьме в поисках света. Можно было вечность блуждать по комнате, потому что отсутствие солнца не позволяло узнать точное время дня. Иногда я подвозила Брюса утром в университет, и он все еще спал, потому что в комнате было так темно, что он и понятия не имел, который был час.

То был единственный раз в нашей жизни, когда мы с Брюсом подсели на мыльную оперу. Для нас это практически превратилось в ритуал. Каждый день после университета мы бежали к нему и добирались к началу «Дженерал Хоспитэл». Затем Брюс отвозил меня обедать в китайский ресторан, в котором он знал повара, старого А Сэма. Почти каждый раз мы заказывали одно и то же - говядину под устричным соусом и креветки под соусом из черных бобов. Это было великолепно - мои вкусовые рецепторы становились такими же, как у китайцев. К сожалению, мне приходилось ехать домой и со своей семьей снова съедать весь обед. Моя мать начала думать, что я страдаю анорексией, так как ем такими маленькими порциями. Я всегда была худощавым ребенком, и она была убеждена, что я должна съедать ужин полностью. Так как она не знала, что я встречаюсь с Брюсом, все это начало перерастать в неприятную ситуацию, и я была в затруднении, как с ней справиться. Мне не нравилось обманывать свою маму, но еще меньше мне не нравилась идея не иметь возможности видеться с Брюсом, и я знала о глубоком возмущении, которое мама испытывала по этой части. Это был один из тех моментов в жизни, когда нет удачных решений, поэтому на некоторое время я просто отложила его в сторону. Поскольку мы с Брюсом практически постоянно находились вместе, потребовалось немало ухищрений и небольшая помощь друзей. Разумеется, это не могло продолжаться вечно, и в скором времени все могло перерасти во взрывоопасную ситуацию. Моя успеваемость скатывалась в пресловутую трубу. Учеба в моей жизни занимала отнюдь не первое место. А у Брюса вообще не было проблем - он мог “нарезать” сочинения по философии даже во время рекламы. Его знания английского были практически совершенными с точки зрения грамматики. Они были определенно лучше моих, потому что он знал все правила наизусть, изучая английский как второй язык.

Мои родители – Эверетт и Вивьен Эмери

Когда я попала в затруднительную ситуацию и начала отставать по учебе, Брюс помогал мне писать письменные работы по английскому. От него было мало помощи в химии или математике, но писал он хорошо. Кроме того я говорила ему, что именно по его вине я не делала вовремя свои задания. Он мог лишь улыбнуться, соглашаясь.

Обучаясь в университете Вашингтона, Брюс поддерживал отношения с одним близким другом Джеймсом Йиммом Ли, специалистом и инструктором по кунг-фу в Окленде, штат Калифорния. Брюс встретился с Джеймсом мельком в 1959-ом, когда он первые приехал в Соединенные Штаты и остановился на пару месяцев в районе Залива, давая уроки по ча-ча-ча. У Джеймса и Брюса был общий интерес в кунг-фу, и они провели вместе немало времени, сравнивая различные техники и философские взгляды. Когда Брюс переехал в Сиэтл, чтобы посещать университет, они с Джеймсом по возможности продолжали видеться друг с другом.

К июню 1964-го, под конец третьего курса, у них с Джеймсом появились планы по открытию второго филиала института Чжун-Фан Гунфу в Окленде. Брюс решил, что ему нет необходимости заканчивать университет, по крайней мере не в тот момент, и что лучше осуществить свои основательно продуманные планы по открытию филиалов своей школы. Под конец учебного года Брюс отказался от аренды помещения на Юниверсити Уэй, 4750 и договорился с Таки Кимура проводить свои занятия в качестве главного инструктора филиала института Чжун-Фан Гунфу в Сиэтле. Его мебель и остальное имущество переправили в Окленд, и он продал свою машину из-за нехватки денег. Я наблюдала за его ураганной активностью с беспокойством, задаваясь вопросом, как мне вписаться в этот генеральный план.

Отвозя Брюса в аэропорт на рейс в Окленд, я по-прежнему не знала ответа на этот вопрос. Как и сам Брюс. Сама идея серьезных намерений пугала его до смерти. Он хотел быть финансово обеспеченным перед тем, как принимать на себя ответственность за жену и семью. Мы поговорили о браке, но уже позже, спустя некоторое время.

Моя мать Вивьен Дикинсон

Мой отчим Поп - Уиллард Дикинсон

Готовясь сесть на самолет, Брюс мог прочитать все, что я чувствую, у меня на лице. Он сказал просто: “Я вернусь”, а потом улетел. У меня было такое чувство, будто земля ушла из-под ног. А что если я никогда его больше не увижу? А что если он добьется большего и лучшего, а воспоминания обо мне затеряются в суматохе? Эти мысли мелькали у меня в мозгу. Мы не давали обещаний друг другу. Брюс не хотел давать обещаний, пока не “создаст” себя. Он считал, что важно иметь финансовую опору перед тем, как он будет готов завести жену и детей. Вспоминая прошлое, я рада, что он не решил ждать вечно, в противном случае Брэндон и Шэннон могли так и не появиться на свет.

Лето 1964-го было летом писем. Брюс все лето ежедневно писал, выражая свои желания и беспокойства. Я арендовала почтовый ящик в центральной части Сиэтла, где получала письма Брюса, потому что не могла им позволить приходить ко мне домой. Мне казалось, что теперь не было нужды рассказывать маме о Брюсе, потому что он мог никогда не вернуться.

Брюс во времена Като. Китайский иероглиф под автографом

на английском в переводе означает «дракон».

Наконец Брюс написал, что хочет, чтобы я поехала с ним, и что он вернется в Сиэтл, чтобы забрать меня. Если это звучит как одностороннее решение, думаю, так оно и было. Я знала, что хочу быть с этим человеком навсегда. Решение было за Брюсом, сможет ли принять идею свадьбы. Брюс отдалился на два с половиной месяца, что дало ему время, чтобы все обдумать. Само собой, я была счастлива, ликовала, была в экстазе. За исключением… проблемы с семьей, особенно с мамой. Не за горами была очень деликатная ситуация, полная гнева и обиды. Брюс был очень обеспокоен реакцией моей семьи. Фактически это была одна из причин, почему он так долго колебался с ответом. Он понял, даже лучше, чем я сама, что когда женишься на женщине, ты также женишься на ее семье. Он не хотел вступать в брак с нависающей тучей в виде отказа семьи принять наше решение. Но мы оттягивали этот вопрос так долго, что теперь он стал чрезвычайно трудным. Однако мы были молоды и влюблены, и любовь победила - мы решили стойко встретить трудности. У меня были ужасные ощущения по этому поводу, но я знала, что женитьба с Брюсом была верным шагом.

Брюс тренируется на холмах в Гонконге – 1963 г.

Мы с Брюсом сошлись на трусливом выходе из ситуации. Мы поженимся, сбежим в Окленд, а потом позвоним моей маме и расскажем ей об этом. Мой друг сделал так же пару месяц назад, и когда страсти улеглись, все остались живы. Это был мерзкий план, и я боялась. У Брюса было больше чувства истории и лучшее представление о том, какая реакция будет у моей матери, и он уверил меня, что все будет хорошо. Его слова оправдались. Его никогда не радовало утаивание наших отношений, но он согласился смириться с этим на время ухаживаний.

Брюс вернулся в Сиэтл в среду, 12 августа, и мы отправились в здание суда графства Кинг, чтобы обратиться за разрешением на вступление в брак. Помимо вынужденного трехдневного периода ожидания, существовала большая проблема, которую мы не предусмотрели. Во-первых, мы не знали, что имена тех, кто подает заявление на вступление в брак, публикуются в газете. Во-вторых, старые тетушки это тот тип людей, которые читают раздел о статистике брака в газете. В частности, моя тетушка Салли, которая позвонила моей маме, чтобы рассказать ей, что Линда К. Эмери и Брюс Чж. Ф. Ли объявили о своем намерении пожениться. Кошку не только вынули из мешка, она теперь сидела на колене моей матери.

Моя мать позвонила семейному знахарю. Мои тетя и дядя приехали из Эверетта. Мы с Брюсом были приглашены на ковер для объяснения ситуации. Нам ничего не оставалось кроме как раскрыть свои планы. Весь день семья старалась отговорить нас от этого глупого поступка. Их аргумент состоял в том, что если подождать, не случится ничего страшного, и это даст нам время проверить наши чувства. Но мы с Брюсом уже это сделали - если кому и требовалось время, так это семье. Моя мать чувствовала обиду и злость, что я, ее ребенок и круглая отличница, на которую она возлагала такие большие надежды, собиралась сбежать с неудачником китайским инструктором по кунг-фу. Когда я пишу это, мои дети старше, чем я, когда предоставила своей матери такую информацию, и могу с готовностью понять ее чувства. Больнее всего, разумеется, было то, что я обманула ее. Ни Брюс, ни я не гордились этим фактом.

Никогда не ставился вопрос, нравится ли Брюс моей семье. Они просто не знали его. Большой проблемой был межрасовый аспект. Они считали, что мы станем жертвами предрассудков общества, так же, как и наши дети. Мои тетя и дядя были очень религиозными, и считали, что смешение рас омерзительно. Я же, наоборот, искренне верила, что Бог благословит наш союз. Моя мама страдала больше, чем все остальные.

Кто-то может подумать, что из-за всей этой суматохи у нашей свадьбы получилось неудачное начало. Я склонна верить, это лишь усилило наше намерение стабилизировать этот союз. Допрашивая нас с такой тщательностью и заставляя нас объяснять наши чувства друг к другу вслух, моя семья по сути выполняла роль добрачных консультантов. В конечном счете, мы были убеждены больше чем когда-либо, что поступаем правильно.

Брюс прожил в Соединенных Штатах пять лет, обеспечивая себя сам, и привык принимать решения самостоятельно. Кроме того, его мама была наполовину европейкой, так что в его семье расовый барьер ломался уже не первый раз. Брюс написал своей семье, извещая их о своих планах, даже притом, что они хотели, чтобы он женился на китаянке, тем не менее, они рады были принять меня в свою семью. В первый раз они услышали о наших отношениях из писем Брюса, но они верили в его благоразумие. Думаю, они всегда знали, что несмотря на трудности, которые переживает молодой человек в Гонконге, он был умным человеком с хорошим чувством что хорошо и что плохо в общепринятом смысле.

И хотя у моей мамы были плохие предчувствия относительно моего будущего счастья, я должна отдать ей должное за то, как правильно она повела себя в этой ситуации. Что сделано, то сделано. В последующие месяцы и годы она начала нежно любить Брюса и приняла его как члена нашей семьи. Она часто приезжала к нам, когда мы жили в Лос-Анджелесе и Гонконге, и была рада рождению наших детей Брэндона и Шэннон. Сегодня я уверена, что она и представить себе не может, что у нее когда-нибудь возникнут причины для беспокойства о нашем счастье.

Еще тренировки в Гонконге

“Сколько себя помню, я чувствовал огромную творческую и духовную силу, которая намного больше, чем вера, честолюбие, уверенность, решимость, проницательность. Все это вместе взятое. Мой разум становится словно загипнотизированным этой доминирующей силой, которая находится в моих руках” - Брюс Ли

Ли Хой Чуэнь держит Брюса (ему три месяца) в дебютном фильме

Брюс родился в год дракона, в час дракона (между 6 и 8 часами утра) 27 ноября 1940 г. С самого начала было очевидно, что он незаурядный и особенный ребенок, обладающий огромной кипучей энергией.

Он появился на свет в сан-францисской больнице Джексон Стрит у мистера и миссис Ли Хой Чуэнь. Его отец, известный в кантонской опере Гонконга актер, находился в то время на американских гастролях. Мать Брюса, Грейс Ли, наполовину немка и католичка, назвала его Ли Чжун Фан, что в переводе значит “вернись снова”, потому что ей хотелось, чтобы однажды он вернулся в Соединенные Штаты на постоянное место жительства. Одна из нянечек в больнице предложила английское имя Брюс, но это имя никогда не употреблялось в семье до его поступления в гонконгский колледж Ла Салль много лет спустя. Дома его всегда звали женским именем Сай Фон (маленький феникс). Мистер и миссис Ли потеряли своего первого сына, и по китайской традиции, когда рождаются будущие сыновья, к ним часто обращаются женским именем, чтобы запутать духов, которые могут украсть их души.

Крошка Брюс

По всей вероятности в Соединенных Штатах не так много людей, которые могли бы заявить о схожести домашней атмосферы детства Брюса со своей. В начале 1941-го, когда родители Брюса вернулись в Гонконг, в трехкомнатную квартиру на Натан Роуд, 218, Коулун, семейство Ли состояло из мистера Ли, его жены Грейс, двух сестер Брюса Фебы и Агнес, брата Питера, к которым позже присоединился его младший брат Роберт. С тем же успехом Брюс мог бы разбить палатку на центральном вокзале Нью-Йорка.

Не считая близких членов семьи эта квартира также служила домом для невестки мистера Ли и пятерых ее детей. После смерти своего брата мистер Ли, как и положено по китайскому обычаю, забрал всю семью в свой дом и заботился о них как о своей собственной. Учитывая прислугу и сына одного из слуг, получается, что почти 20 человек теснились в одной квартире, вместе с разнообразными собаками, кошками, птицами и рыбками.

Можно представить себе ужасающую сцену за семейным обеденным столом, не говоря уже об утренних криках в единственной ванной комнате. Хотя Брюс не понимал этого в то время, по всей вероятности именно в семействе Натан Роуд зародились ростки джит кун до, чтобы позже дать начало основам эффективности, экономии движения и простоте. В любом случае я бы предположила, что в большинстве случаев философские и духовные исследования Брюса характера своей внутренней сущности перебивали более значимые диалоги вроде: “Поторопись, Брюс, твоя очередь пользоваться ванной!” Несмотря на это, наставник Брюса, и соответственно его направление в жизни должны быть найдены где-то еще за пределами его родного дома.

Именно благодаря связям отца Брюс в конечном счете стал детской кинозвездой. Его отец бывало водил его за кулисы в театрах, и часто брал его с собой на гастроли в континентальный Китай во время школьных каникул. По возможности Брюс болтался на съемочной площадке, когда его отец работал над очередным фильмом. В молодом возрасте отец Брюса был удивительно красивым человеком с очень динамичной сценической игрой. Брюс любил и уважал своего отца, возможно, даже боготворил, а временами боялся его. Что касается его собственных актерских способностей, очевидно, что с самого начала Брюс обладал своим огромным природным даром, равно как и большой любовью к гриму.

Дети Ли. Слева направо: Роберт, Агнес, Брюс, Питер, Фиби

Немногие сделали такую большую кинокарьеру в столь раннем возрасте, как Брюс. Ему едва исполнилось три месяца, когда он появился в китайском фильме, снятом в Сан-Франциско, хотя Брюс считал профессиональным дебютом на экране свою роль в «Начале человечества», снятом в Гонконге, когда ему исполнилось шесть. Ему было восемь, когда он сыграл свою вторую роль – под именем Ли Сиу Лунг (маленький дракон Ли), под именем, под которым он стал известным в Гонконге и китайских кинокругах юго-восточной Азии. К 18 годам Брюс сыграл в 20 фильмах, включая главную роль в своем последнем фильме в качестве детской кинозвезды – «Сирота».

Всякий раз, когда Брюс работал поздно ночью или получал ранним утром звонок по поводу съемок, вспоминает мать Брюса: “Ему это очень нравилось. В два часа утра я кричала ему: ‘Брюс, машина приехала’, и он вскакивал, обувал туфли и в очень приподнятом настроении уходил. Не возникало проблем с тем, чтобы поднять его с постели, когда дело касалось фильма. Однако когда мне приходилось по утрам будить его в школу, это была совсем другая история”.

Отец Брюса, Ли Хой Чуэнь

Семейство Ли

Хотя ребенком Брюс уважал и любил своего отца, их отношения отца и сына не основывались на воспитании и участии. Одна из причин тому заключалась в напряженном графике Ли Хоя, из-за которого он часто находился вдали от Гонконга. Мистер Ли был по большей части отсутствующим родителем. Трудно сказать, как это повлияло на Брюса-ребенка, но вспоминая взрослую кинокарьеру Брюса, я понимаю, что из всех проблем, с которыми он сталкивался, когда был вынужден находиться вдали от дома, величайшим мучением была для него разлука с семьей.

Кроме того, что был отсутствующим отцом, Ли Хой Чуэнь также был лицензированным курильщиком опиума. Поэтому, возвращаясь домой в Гонконг, он часто отсутствовал для Брюса с точки зрения сознания. В течение своей жизни Брюс редко баловался даже самыми слабыми алкогольными напитками, и я считаю, что истинные причины тому коренятся в его воспитании, а также в его желании быть физически здоровым и всегда находиться в хорошем состоянии.

В конечном счете стало очевидно, что отражение личности Брюса, и что еще важнее, его направление в жизни нельзя было найти ни в раннем периоде карьеры шоу-бизнеса, ни в его семейной жизни.

В школе Брюс был никем иным, как жадным до знаний учеником. Говоря простыми словами, для него просто оказалось невозможным следовать обычному формату государственного образования, как и позже в своей жизни он не смог следовать канонам боевых искусств. Хотя Брюс проявлял умеренный интерес к истории и обществознанию, он терпеть не мог математику и точные науки. Как в шутку говорит его мать: “Когда ему исполнилось десять, он как раз и мог сосчитать до десяти”.

После китайских общеобразовательных школ в возрасте 12 лет Брюс поступил в колледж Ла Салль. Ла Салль - католическая школа для мальчиков. Занятия велись на английском языке, несмотря на то, что большинство мальчиков – китайцы и не имели англоговорящего окружения, как это было в случае Брюса. Говоря научным языком, успехи Брюса в Ла Салль в лучшем случае были средними. Думаю, что его волнения в тот момент жизни увеличивались, и в результате у него в школе неоднократно возникали проблемы. Брюс не мог найти направление в своей жизни в образовательном стандарте. Когда кипучая сила продолжала бушевать внутри него, он сделал то же, что и многие подростки, борющиеся за свою индивидуальность, делали в смутные времена – Брюс обратился к улице и группе сверстников.

Вспоминая ранние годы Брюса, и обдумывая многие мысли, которыми он делился со мной, становится очевидным, что юношей его чрезвычайно беспокоила невозможность найти духовного наставника. Ему требовался наставник, который помог бы ему найти направление, в которое было необходимо направить его особенную и невероятную энергию. И он часто отмечал в последующие годы: “Хороший учитель – это своеобразный проводник истины, который выявляет уязвимости своего ученика, заставляя его изучать себя как внешне, так и внутренне, и в конечном счете становится с ним одним целым”.

Грейс - мать Брюса

Брюс – юный гонконгский актер на съемках «Сироты»

Брюс сыграл роль юного преступника в «Сироте» - последнем фильме

в роли детской гонконгской кинозвезды – приблизительно 1958 г.

Брюс читает сценарий, ранний этап карьеры. Обратите внимание

на напряжение на его лице, характеристику, которая позже станет

его отличительной чертой в зрелых ролях

В 1940-х британская королевская колония Гонконга, с городом Коулуном и его пригородами в Новых Территориях, была густонаселенным, тесным местом, где людям приходилось ожесточенно бороться, чтобы выжить. Брюс провел там свое детство во время японской оккупации во Второй Мировой Войне. Однажды он вскарабкался на Натан Роуд, чтобы демонстративно потрясти кулаком японскому самолету, пролетающему над головой. Более того, он пережил беспокойные и опасные годы, последовавшие за торжеством коммунизма на континентальном Китае, когда постоянный поток беженцев, многие из которых бежали из-за голода, влился в колонию.

Ватаги молодых китайцев бродили по улицам Коулуна, ища приключения там, где могли их найти. Брюс, со своей чрезмерной энергией и боевой доблестью, очень скоро оказался в одном ряду с сильнейшими. В интервью журналу «Черный пояс» в октябре 1967-го он рассказал: “Я был шпаной и искал с кем подраться. Мы использовали цепи и шариковые ручки с ножами, скрытыми внутри”. Его семья вспоминает, как Брюс прятал это оружие в кладовке. Брюс, выходя на улицу, часто носил с собой цепочку от туалетного бачка, обмотанную вокруг пояса. Тем не менее, это оружие по большему счету использовалось для бравады, чем для чего-то еще. Брюс предпочитал использовать кулаки. Его братья вспоминают, что если Брюсу кто-то не нравился, он говорил об этом прямо в лицо, и это означало, что у этого парня появились большие проблемы. Бои начинались из-за пустяка или вообще без повода. Провокации служили общим поводом к драке. Брюс наезжал на очередного подростка на улице, и оба парня начинали таращиться друг на друга» - он бывало говорил своим братьям и другим родственникам, что никто не мог выдержать его взгляд.

Когда съемочная группа «Выхода Дракона» в начале 1970-х отправилась в Гонконг, Джим Келли был удивлен высоким уровнем преступности и жестокостью подростковых банд. В интервью журналу «Бойцы в мире звезд» он сказал следующее: “Я считал жестокими подростковые банды в Соединенных Штатах, но они просто ручные по сравнению с гонконгскими. Банды, по-моему, они называются триадами, просто ужасны”.

Объясняет сам Брюс: “Этим подросткам просто нечего ждать от будущего. У белых подростков (британцев) была самая лучшая работа, а остальным приходилось работать на них. Именно поэтому большинство подростков стали шпаной. Жизнь в Гонконге настолько плоха. Подростки, живущие в трущобах, никогда не смогут вырваться из этого преступного круга”. В течение своей взрослой кино и телекарьеры Брюс был большим героем для гонконгских подростков.

Большая часть учеников, посещающих колледж Ла Салль, были китайскими католиками, и между ними и британскими школьниками, посещающими школу имени короля Георга V, расположенную на холме, было острое соперничество. Гонконгские китайцы недолюбливают британцев, и понятное отношение во взглядах истории колонии и отношениях основано на расовом превосходстве и неполноценности. После школы Брюс и группа его школьных китайских приятелей собирались на холме, чтобы высмеивать англичан, что неизбежно выливалось в порой довольно ожесточенные драки.

Вскоре после поступления в колледж Ла Салль, Брюс однажды пришел домой и сказал матери, что хочет обучаться боевым искусствам. Он сказал, что его дразнили после школы, и он хочет научиться правильно защищаться. Его отец занимался тайцзыцюань, медленно выполняемой серией упражнений и движений. Брюс занимался тайцзы вместе с отцом всего один или два раза, но медлительность движений не соответствовала характеру Брюса. Мама отнеслась с пониманием и согласилась платить за обучение. Его учителем стал известный мастер Ип Ман, специалист по искусству вин-чунь.

Брюс позирует на мотоцикле – раннее свидетельство его пристрастия

к быстрым средствам передвижения

 

Единственный учитель Брюса Сифу Ип Ман, мастер системы вин-чунь кунг-фу

Сифу Ип Ман держит на руках крошку Брэндона, 1965 г.

Со дня знакомства с Ип Маном Брюс принялся за обучение кунг-фу с неистовой энергией. Когда у него в чем-то возникал интерес, он приобретал первобытную силу – его желание обучаться и побеждать становилось страстью, а преданность кунг-фу была просто безграничной. Тогда как остальные ученики могли пропускать занятия, Брюс ежедневно занимался после школы. Степень одержимости Брюса поражала его сверстников. Казалось он жил кунг-фу. Вот он глубоко погружен в свои мысли; а в следующий момент он уже на ногах, стараясь реализовать идеи, которые мелькают у него в голове. Идя по улице, он удивлял прохожих, совершая удары руками и ногами по листьям на деревьях. Дома во время обеда он молотил то одной, то другой рукой по табуретке рядом с собой, чтобы сделать свои руки более жесткими и увеличить силу мускулов.

В течение первых двух месяцев жизни Брюса называли Мо Сы Тунг (непоседа). От восхода до заката он был просто ураганом любопытства. Спустя время, ради сохранения собственной жизни члены семьи обнаружили, что единственный способ умерить пыл Брюса это дать ему книгу для чтения. И он любил читать, часами напролет.

Если и было что-то, что Ип Мэн дал Брюсу, что могло определить направление Брюса в жизни, то это был интерес молодого ученика к философским учениям Будды, Конфуция, Лао Цзы, основателей даосизма и других великих восточных мыслителей и духовных лидеров. В результате разум Брюса стал квинтэссенцией мудрости этих учителей, в частности, но не исключал глубокое изучение принципа инь-ян. Инь-ян обычно изображается в виде символа из двух рыб. Основы этого принципа остались в Брюсе и сопровождали его в течение всей взрослой жизни. Следующие отрывки взяты из нескольких сочинений на английском, написанных Брюсом во время учебы в университете Вашингтона:

“Слово тайцзы (в переводе «великий предел») было впервые употреблено Чоу Чунем более 3000 лет назад. Принцип ян (белизна) олицетворяет положительность, твердость, мужественность, материальность, тьму, ночь, холод и так далее.

Основная идея тайцзы состоит в том, что нет ничего вечного, все подвержено изменениям. Другими словами, когда действие достигает наивысшей точки, оно становится бездействием, а бездействие перетекает в инь. Действие – причина бездействия, и наоборот. Система взаимодополняющих друг друга роста и спада непрерывна. С ее позиций можно увидеть, что две силы, которые на первый взгляд конфликтуют, на самом деле взаимозависимы; вместо противодействия между ними наблюдается взаимодействие и чередование.

Применение принципов инь и ян в гунфу выражается законом гармонии. Он гласит, что каждый должен находиться в гармонии, а не в противостоянии, с силой и мощью противостояния. Это означает, что никто не должен делать то, что не естественно или спонтанно. Важно не злоупотреблять ни в том, ни в другом направлении. Когда противник А применяет силу (ян) к противнику Б, Б не должен отвечать ему силой; другими словами, не используй положительность (ян) против положительности (ян), а вместо этого уступи ей мягкостью (инь) и направь ее в сторону собственной силы, негативность (инь) в положительность (ян). Когда сила А достигает наивысшей точки, положительность (ян) меняется на негативность (инь), Б подстерегает его в момент незащищенности и атакует силой (ян). Таким образом, весь процесс проходит без неестественных движений и перенапряжения. Б подстраивает свое движение последовательно и гармонично под А, не используя сопротивления и не прикладывая больших усилий.

Закон гармонии дал начало тесно связанному с ним закону, закону невмешательства в природу, который учит человека, занимающегося гунфу, забыть о себе и следовать за своим соперником (силой), вместо того, чтобы обратиться к себе; он не движется вперед, а отвечает на соответствующее действие. Основная идея - победить соперника, приспосабливаясь к нему и используя его собственную силу. Именно поэтому занимающийся гунфу никогда не позиционирует себя против соперника, и никогда не находится в прямой оппозиции к направлению его силы. Когда его атакуют, он не сопротивляется, но контролирует атаку, чувствуя ее. Этот закон иллюстрирует принципы непротивления и ненасилия, основанные на идее, что ветви ели трескались под весом снега, в то время, как обычный тростник, который слабее, но более гибкий, смог превзойти его. Лао Цзы указывал нам на значение мягкости. В противоположность общему представлению принцип инь как мягкость и уступчивость ассоциируется с жизнью и выживанием. Имея способность уступать, человек может выжить. И напротив, принцип ян, принимающий на себя жесткость и суровость, заставляет человека ломаться под давлением”.

Примечание редактора: Брюс Ли предпочитал южное кантонское произношение «гунфу» северному китайскому произношению «кунг-фу». В данной книге, так как слово «кунг-фу» общеупотребимо в английском языке, используется везде, за исключением записей Брюса и названия его школы.

Брюс и ученик Дуг Палмер практикуются в чи сао

Для подкрепления своей точки зрения Брюс цитирует строфы Лао-цзы:

«Будучи живым, человек податлив, мягок;

Мертвый, он негнущийся, окоченевший

Все живые существа, трава и деревья, полны жизни

Пластичны, но также податливы,

А мертвые хрупки и сухи;

Негнущееся окоченение – спутник смерти,

А податливая мягкость – спутник жизни;

Неподатливые солдаты не одерживают побед;

Жесткое дерево обладает большей готовностью для топора.

У сильных и могучих выбивают почву из-под ног;

Мягкие и податливые возвышаются над ними всеми».

Брюс продолжает:

“Путь движения в гунфу тесно связан с движением сознания. Фактически, разум способен управлять движением тела. Разум повелевает, а тело реагирует соответствующим образом.

Для выполнения основной техники гунфу физическая подвижность должна проявляться в ментальной и духовной подвижности, чтобы сделать разум не только живым, но и свободным. Для того чтобы осуществить это, изучающий гунфу должен оставаться сдержанным и спокойным, и овладеть принципом “чистого разума”… не пустого разума, исключающего все эмоции, и не просто хладнокровия и спокойствия разума. Хотя спокойствие и хладнокровие важны, именно “неосмысливание” разума главным образом составляет принцип “чистого сознания”. Изучающий гунфу использует свой разум как зеркало – оно ни за что не цепляется, и ничего не отвергает; оно воспринимает, но не задерживается… Позвольте разуму думать о чем ему хочется, без вмешательства отдельного мыслителя или эгоизма того или иного человека. Пока он думает, что хочет, нет абсолютно никаких усилий, чтобы освободить его; происходит “отсутствие” отдельного мыслителя. Не нужно пытаться что-то сделать, поскольку что бы ни появлялось, секунда за секундой оно принимается, включая неприятие… Это иммунитет сознания по отношению к эмоциональным влияниям… Чистое сознание требуется, чтобы контролировать весь разум, как мы используем глаза, останавливая их на различных объектах, но не прилагаем особых усилий, чтобы видеть. Таким образом, концентрация в гунфу не имеет обычного ощущения запрета внимания, направленного на отдельный объект чувств, а просто является спокойной осведомленностью о том, что произойдет здесь и сейчас. Наглядным примером такой концентрации может служить зритель на футбольном матче; вместо сосредоточенного внимания на игроке, у которого находится мяч, у него формируется картина всего футбольного поля. Аналогичным образом разум, изучающий гунфу, сконцентрирован не на том, чтобы подробно останавливаться на отдельной части тела соперника. Во время спарринга изучающий гунфу учится забывать о себе и следует за движением своего соперника, оставляя разум свободным, чтобы совершить ответное движение без какого-либо излишнего обдумывания. Он освобождается от сознательных внушений сопротивляться, и использует гибкий подход. Все его действия исполнены без самооценки; он позволяет своему сознанию оставаться стихийным и свободным. Как только он перестает думать, его поток движения сбивается, и противник тут же наносит ему удар”.

В последующие годы, когда судьба уносила его в необычные и изнурительные направления, мышление Брюса неизбежно становилось все более гибким. Он был готов приспосабливаться и соответствовать меняющемуся образу жизни. Брюс писал:

“Мир полон людей, решительно настроенных кем-то стать и причинять кому-то беспокойство. Они постоянно хотят идти вперед, выделяться. От такого стремления нет пользы для изучающего гунфу, поскольку гунфу отвергает все формы самоутверждения и конкуренции.

Изучающему гунфу, если он действительно хорош, совсем не присуща гордыня. Гордость преувеличивает превосходство в статусе кого бы то ни было в глазах других. В гордости есть страх и незащищенность, поскольку, когда человек стремится к высокой оценке, то достигнув определенного статуса, его автоматически обуревает страх потери этого статуса. Затем защита статуса оказывается самой важной потребностью, тем самым создавая ощущение тревоги.

Как мы знаем, гунфу направлено на работу над собой, и поэтому внутреннее я является чьим-то истинным я; поэтому для того, чтобы познать свое истинное я изучающий гунфу живет, не завися от мнения окружающих. Так как он совершенно самодостаточен, он не имеет страха перед тем, что его не ценят. Изучающий гунфу посвящает себя тому, чтобы стать самодостаточным, и никогда не зависит от мнения окружающих, чтобы оставаться счастливым. Мастер гунфу, в отличие от новичка, контролирует свои силы, он спокоен и скромен, не имея ни малейшего желания хвастаться. Под влиянием занятий гунфу его мастерство обретает духовность, и он сам, став свободнее посредством духовной борьбы, претерпевает изменения. Для него слава и статус – не более чем пустой звук”.

Разумеется, записывая эти слова, Брюс не имел и малейшего представления о том, какое будущее лежит перед ним. Он слегка вкусил славу, будучи детской кинозвездой, но имел слабое представление о высотах, которых достигнет, став воплощением героических качеств китайцев и других азиатов.

К пятнадцати годам Брюс был значительной фигурой среди подростков, живших в районе Коулуна. Он был очень симпатичным, и начал вызывать интерес у девушек. Его брат Питер вспоминает, как Брюс проводил до 15 минут перед зеркалом, укладывая волосы, убедившись, что его галстук должным образом завязан - прирожденный перфекционист. Его внешний вид, самоуверенность, репутация бойца, говорили о том, что у него не было трудностей с привлечением женского внимания. Его подход к девушкам был также тонко сбалансированным – всего лишь грамотная смесь самоуверенности, чувствительности и легкой грации. Словом, он производил значительное очарование на женских особ, попадавших в его сферу влияния. Он даже оказался искусным танцором, выиграв чемпионат по ча-ча-ча в британской колонии в 1958-ом. В бумажнике у него был список 108 различных движений. Во всем, чем бы ни занимался Брюс, будь то боевые искусства, кино, танцы или дружба, он отдавал всего себя.

Вскоре после поступления в школу Ип Мана Брюс стал следовать по пятам за двумя парнями старшего возраста, Вонгом Сун-лунгом и Чунгом Чук-хингом (Уильям Чунг). Они также изучали вин-чунь, и, изучив основы стиля, жаждали бросить вызов представителям других школ кунг-фу. По большей части это были весьма неплохо проведенные и рискованные встречи - молодые люди измеряли храбрость, силу, навыки и энергию друг друга. Эта “два брата” и Брюс, “младший брат”, основали костяк задиристых представителей вин-чунь. Начнем с того, что состязания ограничивались горсткой участников по обеим сторонам и всегда держались в секрете. Тем не менее, в конце концов поединки стали более крупными и открытыми, когда соперничающие группы брали напрокат машины и выезжали на открытую местность в Новых Территориях. Здесь отбирались судьи, устанавливались правила и подготавливался “ринг”. Эти матчи продолжались несколько лет, неизменно с участием Брюса и других специалистов по вин-чунь, тем не менее, не всегда оканчиваясь их победой.

Когда Брюса “попросили” покинуть колледж Ла Салль, он перешел в школу святого Франсуа Ксавье, где его, по словам младшего брата Роберта, “считали королем горилл – боссом всей школы”. Дело было скорее не в том, что он стремился нанести физический вред менее способным подросткам, а в том, что он никогда не отказывался принять вызов. Как выразился Роберт: “Брюса не требовалось просить дважды подраться ”.

Примерно в то же время большой интерес к Брюсу проявил ирландский брат в школе святого Франсуа Ксавье. Брат Кенни один или два раза спарринговал с Брюсом, и узнав, насколько хорош тот был, убедил его принять участие в боксерских чемпионатах между школами - бокс по официальным правилам. В финале среди школ Брюс встретился с англичанином из школы короля Георга V, который был чемпионом в течение трех лет подряд. Брюс принял стойку кунг-фу и стал ждать действий соперника, который начал пританцовывать в классическом боксерском стиле, а затем пошел в атаку, тогда-то Брюс и нокаутировал его.

Тем не менее, на горизонте маячили неприятности. По словам Роберта Ли, ученики школы Чой Ли Фут бросили вызов школе вин-чунь. Вскоре обе группы подростков встретились на крыше многоквартирного жилого дома в районе Переселения. Многие из крыш этих зданий были отданы под баскетбольные площадки. Правило заключалось в том, что выиграет та школа, которая первой заставит своего соперника перейти белую черту. Предполагалось, что это будет не жестокий поединок, а просто серия спаррингов. То, что начиналось по-дружески, вскоре стало чем-то отвратительным, когда один из учеников «чой ли фут» поставил Брюсу фонарь под глазом. Это привело Брюса в режим полной боевой готовности, и он тут же обрушился на противника серией прямых ударов. Он был очень быстр, и парень просто не мог ничего сделать. Брюс достал его по лицу несколько раз, и тот упал за черту. Брюс, все еще в ярости, разразился рядом ударов ногами, попав парню в глаз и рот, а также выбив зуб.

Родители парня обратились в полицию с жалобой, и миссис Ли пришлось пойти в местное отделение полиции и подписать документ, утверждающий, что она будет нести ответственность за будущее хорошее поведение Брюса, когда он находится под ее присмотром. Затем он отвела Брюс в расположенный неподалеку ресторан и провела с ним спокойную, но при этом серьезную беседу о его будущем. Миссис Ли не сказала ничего о происшедшем инциденте остальным членам семьи, но вскоре после этого случая сказала мужу, что Брюс, которому уже исполнилось 18, должен заявить о своих правах и сделать выбор в пользу американского гражданства. “Его сердце не лежит к учебе” – объяснила она мистеру Ли. Учитывая сказанное, в тот момент жизни у Брюса не было никакой надежды попасть в колледж, останься он в Гонконге, и один Бог знает, что могло из него выйти.

Брюс упражняется в ча-ча-ча.

Он выиграл в Гонконге чемпионат по ча-ча-ча в 1958 г.

Брюс Ли со своим отцом Ли Хой Чуэнем

На борту парохода, плывущего из Гонконга в Соединенные Штаты,

в апреле 1959-го Брюс учил танцевать пассажиров первого класса

Танцы ча-ча-ча. Юношей Брюс носил очки, которые позже

заменил контактными линзами

Тренировка в Гонконге и игры с птицей в семейном доме

на Натан Роуд – лето 1963-го

Брюс тренируется со своим отцом и друзьями в Гонконге за городом

Брюс на встрече с семьей в Гонконге, 1963 г. Его отец (слева) рад видеть,

что его сын вернулся успешным молодым человеком

Так было решено, что Брюс должен вернуться в Сан-Франциско. Пароход, на котором он поплыл, принадлежал Эмерикэн Президент Лайнс. Вояж занял 18 дней, и послужил для Брюса временем глубокого внутреннего анализа и адаптации к новой среде. Покидание своей семьи, друзей, и единственного дома, который у него был, ради неизвестного места рождения было волнительным, но и тревожным испытанием. Брюс жил беззаботной молодостью, но теперь столкнулся с неопределенным будущим, даже не представляя, как прокормит себя, когда у него закончатся те сто баксов, что ему дали на дорогу. Реальность обрушилась на него очень быстро. Но размышляя об этих тягостных вопросах, Брюсу также удавалось наслаждаться жизнью. Хотя у него был билет второго класса, он провел большую часть времени на палубе первого класса, проводя демонстрации ча-ча-ча и обучая некоторых пассажиров своим сложным па.

Оттачивание движения в ча-ча-ча.

В арсенал Брюса входило более ста различных движений

В зрелые годы Брюс вернулся в одну из своих альма-матер,

школу святого Франсуа Ксавье на церемонию награждения

Брюса изображали малолетним преступником, но в общем и целом, я полагаю, что это было преувеличенное представление. Брюс, я просто убеждена, был по сути слишком интеллигентным, чтобы не понимать, где можно переступать черту. Когда я смотрю на старые фотографии своего мужа, сделанные во времена учебы в школе святого Франуса Ксавье, он выглядит далеко не мятежным преступником. На фотографиях со своим классом он очень хорошо смотрится в школьном пиджаке, его волосы аккуратно уложены, и в своих очках он выглядит абсолютно серьезным и прилежным молодым юношей. В своем личном дневнике Брюс писал:

· 30 ноября 1958: сейчас я пытаюсь понять, кем мне быть – доктором или может кем-то другим? Если я сделаю выбор в пользу доктора, мне придется усердно учиться.

· 1 декабря 1958: нужно больше заниматься математикой. Больше заниматься английским (разговорным).

Прибытие Брюса транстихоокеанским пароходом завершило главу в его жизни, когда он жаждал выделиться из многих миллионов как молодой человек, обладающий уникальной личностью и целью. Достижение звездного статуса к 18-летнему возрасту было едва ли не лучшим приготовлением к построению стабильной личности. Когда человек добавляет к этому физическое и умственное превосходство, установленное над современниками при помощи способностей в боевых искусствах и других навыков, я считаю, это просто прекрасно, что Брюсу удалось приехать в Америку таким уравновешенным и даже превосходным юношей.

 

“На мой взгляд 99% восточной самообороны – бред. Это просто показушная чепуха. Она неплохо выглядит, но бесполезна в реальной жизни” – Брюс Ли

Брюс перед своей студией на Университи Уэй в Сиэтле.

Этот молодой юноша, одетый с иголочки, тот самый человек,

с которым я познакомилась в 1963 г.

 

В течение жизни Брюса и даже в течение нескольких лет после его смерти появилось поразительное множество мастеров боевых искусств, пытавшихся подражать ему. Вообще говоря, я не обижаюсь на их стремления, скорее считаю это комплиментом Брюсу как мастеру боевых искусств и как человеку. Тем не менее, что я нахожу любопытным, так это путь, по которому пошли многие из этих людей, пытаясь достичь своих целей и ошибочно делая упор на физическую сторону искусства, и по большей части, совершенно игнорируя невероятную интеллектуальную и духовную сущность Брюса. Есть те, кто считает, что они могут стать такими, как Брюс, если будут питаться той же пищей, которой питался Брюс, заниматься по точно такому же тренировочному расписанию, как он, путешествуют в Гонконг, чтобы изучать вин-чунь, одеваются как он, зачесывают волосы так же, как он, и даже говорят с его кантонским акцентом.

Еще больше меня разочаровывают те, кто пишет мне с просьбой получить пару носков Брюса и другие памятные вещи. Некоторые даже предлагали огромные суммы за его Мерседес 350SL, надеясь, что если будут ездить на его машине, то постигнут самую суть мастера. И были те, кто появился на могиле Брюса в Сиэтле, говоря о вечной преданности и ощущении, что они с Брюсом “едины”. Некоторые писали мне с рассказом о личных встречах с Брюсом на “том свете”. Что они упускают из вида, так это то жизненно важное обстоятельство, что истинная сущность превосходства Брюса в боевых искусствах сосредоточивалась вокруг его чрезвычайно тренированного интеллектуального и эмоционального состояния.

Для иллюстрации моей точки зрения, вероятно, стоит привести несколько отрывков, взятых из двух эссе, написанных Брюсом по английскому языку на первом курсе во время учебы в университете Вашингтона.

“Гунфу - особый навык, это скорее прекрасное искусство, нежели просто физическое упражнение. Это тонкое искусство соответствия сущности разума с сущностью техники. Принцип гунфу заключается не в том, что его следует изучать как науку, фактически это поиск руководства к действию, основанного на голых фактах. Это искусство развивается спонтанно, подобно цветку, в сознании, свободном от эмоций и желаний. Сердце этого принципа гунфу находится в “Дао” – стихийности Вселенной”.

Далее Брюс пояснил, что слово “Дао” не имеет полного эквивалента в английском, и предложил использовать слово “истина”, продолжив объяснять истину, которой должен следовать каждый изучающий кунг-фу:

“Дао действует в инь и ян, паре взаимодополняющих сил, которые сотрудничают друг с другом и находятся за гранью всех явлений. Принцип инь/ян, также известный как «тай чи», является основой гунфу”.

И как Брюс настойчиво твердил своим ученикам:

“Простых технических знаний гунфу недостаточно, чтобы человек стал настоящим мастером этого искусства, он должен углубиться в изучение своего внутреннего духа. Дух можно понять лишь в том случае, когда сознание находится в абсолютной гармонии с принципом самой жизни, именно тогда он достигает определенного состояния в даосизме, известного как “отсутствие сознания””. Отсутствие сознания состоит в сохранении абсолютной текучести разума, что делает его свободным от интеллектуальных обдумываний и действительных волнений любого рода. Я считаю, что каждый может настроить себя на свою цель, используя жгучее желание, чтобы воплотить эту цель в жизнь”.

На ступеньках ресторана Руби Чоу,

где Брюс жил и работал по приезду в Сиэтл, 1959 г.

На заднем дворе дома Джеймса Ли в Окленде

Следующий отрывок - воспоминания Брюса об одной из множества тренировок с Ип Маном:

“После четырех лет упорных тренировок гунфу я начал понимать и ощущать принцип мягкости – искусство нейтрализации усилий соперника и уменьшения расхода энергии. И то и другое должно осуществляться спокойно и без усилий. Это звучало просто, но при практическом применении оказалось трудно. В тот момент, когда я вступил в бой с соперником, мой разум был совершенно возмущен и нестабилен. Особенно после серии обмена ударами руками и ногами, когда рассеялась как дым вся моя теория мягкости. Единственная оставшаяся мысль – что я должен так или иначе побить его и выиграть