Восточнославянский период развития русского языка начинается после распада праславянского единства (не ранее VI-VII вв.). Именно в это время языки отдельных славянских групп развивают те особенности, которые противополагают их друг другу. Наиболее характерными признаками, объединяющими все восточнославянские (русские, украинские и белорусские говоры) и в том же наборе не известные говорам других славянских языков, являются:
В области фонетики:
1) Наличие так называемого полногласия, т. е. наличие сочетаний [оро], [оло], [ере] в корнях слов между согласными, при сочетаниях [ра], [ла], [рё], [лё] у южных славян (а также у чехов и словаков) и [ро], [ло], [ре], [ле] — у западных: русск, ворона, долото, молоко, берег, укр. ворона, долото, молоко, берег, белорусск. ворона, долата, малако, бераг; болг. врана, длато, МАНКО, бряг; польск. broda, diato, mteko, brzeg и т. п.
2) Наличие начального [о] в ряде слов, имеющих в других славянских языках сочетание [je] в начале слова: русск. осень, один, озеро, олень, укр. осинь, один, озеро, олень, белорусск. восень, адзш, возера, олень; болг. есен, един, езеро, елен; чешек, jesen, jeden, jezero, jelen.
3) Произношение [ч] и [ж] на месте общеславянских сочетаний [*tj], [*kt], [*gt] и [*dj] при [st], [zd] в болгарском, [h], [f>] — в сербском и [с], [dz] —в западнославянских языках: русск. свеча, ворочать, ночь, печь, сажать, (диал.) нужа (из [*svetja], [*vortjati], [*noktb], [*pektb], [*sadjati], [*nondja]), укр. cвiчка, нiч, сижу, белорусск. свечка, ноч, сяджу; болг. свещ ( < свешт), нужда, саждам, ; польск. swieca, wracai, noc, sadzac, nudza, чешcк, svice, vraceti, noc, peel, nouze, sadzat'.
4) Наличие гласных [о] и [е] на месте древнерусских редуцированных [ъ] и [ь] в сильном положении при произношении иных гласных в южно- и западнославянских языках: русск. сон, мох, день, жнец (из сънъ, мъхъ, дьнь, жьньць), укр. сон, мох, день, жнець, белорусск. сон, мох, дзень, жнец; сербск. сан, мах („плесень"), дан; польск. sen, mech, dzien, zeniec, чешек, sen, meek, den и т. п.
В области морфологии:
1) Употребление общей формы для муж., жен. и ср. р. в имен.-вин. пад. мн. ч. у прилагательных и местоимений при полном или частичном сохранении родовых различий в других славянских языках: русск. муж., жен. и ср. р. новые, зимние, эти, твои, мои, они
2) Употребление форм на -ам, ~ами, -ах в дат., твор. и местн. лад, мн. ч. всех типов склонения существительных при сохранении (полном или частичном) старых различий этих форм в разных типах склонения в иных славянских языках: русск. столам, домам, костям, стенам (из столомъ, домъмъ, костьмъ, стЬнамъ), столами, домами, костями, стенами (из столы, домъми, костьми, стЬнами), столах, домах, костях, стенах (из столЬхъ, домъхъ, костьхъ, стЬнахъ), укр. столам, домам, костям, спнам, столами, домами, костями, стшами, столах, домах, костях, спнах, белорусск. сталам, дамам, касцям, сценам, сталам1, дамамь, касцям1, сцянам1, столах, дамах, касцях, сценах и т. п.; чешек, stotum, domiim, kostem, sestram stoty, domy, kostmi, sestrami, stolech, domeck, kostech, sestrach, и т. д.
3) Отсутствие кратких (или энклитических) форм личных и возвратного местоимений, известных в некоторых падежах в иных славянских языках. В русском, украинском и белорусском языках нет форм мя, тя, ся (вин. пад.), ми, ти, си (дат. пад.), но ср. чешек. me, te, se (вин. пад.), mi, ti, si (дат. пад.).
4) Наличие окончания [т] или (т'] в 3-м лице глаголов настоящего времени при отсутствии его в других славянских языках: русск. точит, носит, поит, укр, точить, носить, nohb, белорусск. точыць, нос'щь, пощь; чешек, prosi, trpi, boli; сербск. носи, трёсе, чйта и т. п.
5) Употребление древнего причастия на -л без вспомогательного глагол а-с вязки в качестве формы прошедшего времени при сохранении старой формы перфекта (иногда в несколько измененном виде) в иных славянских языках: русск. плел, клал, хлопнул, укр. плiв, клав, хлопнув, белорусск, плёу, клау, хлопнуу; чешек, pletl jsem, nesl jsi, psati jsme, польск wiodlem (из vedlъ jesmb).
Традиционное славянское историческое языкознание, ориентированное на концепцию «родословного древа», объясняет общедревнерусский характер перечисленных особенностей тем, что они оформились в том праславянском диалекте, который после VI в. обособился в области среднего Поднепровья и носители которого затем колонизировали лесные районы Восточной Европы – от Киева до Новгорода и Пскова. Общеславянское языковое единство интерпретируется в том случае как единство генетическое, т.е. обусловленное происхождением всех восточнославянских говоров из одного праславянского диалекта – «восточнославянского» языка-основы. Но процесс образования трех славянских языковых групп был сложен, и в разные периоды дописьменной эпохи эти группы были в разных отношениях друг к другу. По древнейшим чертам (например, по судьбе сочетаний [*tl] , [*dl]; [*kve] , [*gve] и др.; см. подробнее ниже) сближаются восточные и южные славяне в отличие от западных; по некоторым же иным чертам восточные славяне объединяются с западными (например, по начальным этапам истории сочетаний типа [*tort), по наличию флексий i и ъмь в определенных падежных окончаниях и др.; см. подробнее ниже). Можно обнаружить и такие явления, по которым восточные славяне сближаются лишь с частью западных, тогда как другая часть последних ближе к южной группе. И это заставляет нас отказаться от концепции восточнославянского языка основы.