Роман – князь‑потрошитель

Одной из самых наглых выдумок, настойчиво пропагандируемых историками, является так называемое Галицко‑Волынское княжество.

Создателем его считается отец Даниила Галицкого – Роман, хотя он только присвистнул бы от удивления, узнав, чего о нем насочиняли профессиональные мифотворцы. Никогда такого титула он не носил! Да и страна «Галицко‑Волыния» существует только в лживых диссертациях и не менее лживых учебниках.

Роман не был даже князем Волынским! Княжества с таким названием не существовало с тех пор, как еще в конце X века Владимир Святой, придя из Киева, захватил землю племени волынян и разрушил их столицу Велинь. Как всякий просвещенный деспот на захваченных землях он построил новый «областной центр». Естественно, имени себя – Владимир.

Именно владимирским князем и значился далекий потомок крестителя Руси – князь Роман, родившийся примерно через сто пятьдесят лет после завоевания этих земель киевлянами – в середине XII столетия. Кроме него, на территории древней Волыни существовали и другие княжества: Луцкое, Пересопницкое, Щумское, Берестейское, Белзкое. В каждом сидел свой князек, и быть бы Роману всего лишь одним из этих малоизвестных истории деятелей провинциального масштаба, если бы, прямо скажем, не его выдающиеся личные качества и широкие родственные связи в Западной Европе.

Матерью Романа была сестра польского князя Казимира Справедливого – Агнешка. Сын Казимира, Лешко Белый, таким образом приходился Роману двоюродным братом. И именно его упросил Роман помочь захватить галицкий престол, когда в 1199 году там умер сын Ярослава Осмомысла – Владимир.

Собственно, не окажись польской помощи, не сидеть бы Роману в Галиче никогда. Репутация у него была отвратительная. Автор «Слова о полку Игореве» называет Романа «буйным». Волнуясь, князь начинал заикаться, а потом пускал в ход руки и все, что оказывалось под рукой. Хорошо, если подворачивались половцы. Тогда, по словам древнерусского летописца, он начинал сердиться на них, «яко рысь», и губить, «яко коркодил». Но хуже было то, что Роман не стеснялся и на русских землях.

Обстоятельства его вокняжения в Галиче остались неизвестными отечественной летописи. Зато их хорошо сохранила «Великопольская хроника». Второстепенный владимирский князь, пишет ее автор, хорошо понимал, «что является неравным по силам другим князьям». Поэтому Лешка Белого он обхаживал, как никого в своей жизни. Роман говорил, что согласен быть в Галиче даже не князем, а всего лишь польским прокуратором. Что в противном случае пусть поляки не сомневаются: «всякий иной из князей Руси захватит этот престол» и будет несомненным врагом их государству.

При краковском дворе тут же образовались две партии. Одни говорили, что можно захватить Галич и без Романа, потому что назначать князем «иноземца» не совсем безопасно. А другие вполне резонно возражали: «Да какой же Роман иноземец? На каком основании может быть назван иноземцем тот, с кем наш князь Лешко находится во второй степени родства? Как можно сомневаться по поводу Романа, который был наивернейшим помощником нашего государства и даже как бы его наставником? Чья постоянная верность является испытанной? Кто из‑за наших трудов имеет кровавые раны на своем теле? Чрезвычайным беззаконием является отказать в родственном благочестии или не оплатить ближнему взаимной услугой».

Справедливости ради заметим: Роман действительно сделал польским родичам немало добра. Лешку только исполнилось тринадцать лет. В разразившейся после смерти Казимира Справедливого междоусобице владимирский князь не только безоговорочно поддерживал своего двоюродного братца морально, но даже поучаствовал в нескольких сражениях. Таким образом, пишет дальше хронист: «храбрый Лешко вторгается во владения Руси». А навстречу ему «выходят первые люди Галиции со склоненными выями. Обещают ему свое послушание, навеки верность и выплату подати». «Пусть достоинство вашей светлости, – говорят галичане, – соблаговолит решить, будет ли править нами лично или через установленное лицо. Мы ни о чем другом не просим, только бы слава вашего имени воссияла над нами».

И тогда Лешко предложил им Романа. Галицкие бояре ожидали чего угодно, только не этого. Роман уже правил у них несколько месяцев в 1188 году и хорошо врезался в память своей тиранией. Тогда волынского князя выбили из Галича венгры, и никто о нем особенно не плакал. Но теперь история повторилась на новом витке. И хотя галицкие бояре обещали Лешку Белому послушание на любых условиях, «лишь бы не попасть под иго Романа», тринадцатилетний поляк был неумолим и навязал им своего «крокодилоподобного» кузена, разменявшего пятый десяток. Предчувствия не обманули галичан. «Когда князь Лешко вернулся домой, – продолжает польский хронист, – Роман, войдя в роль жестокого тирана, захватывает не ожидавших этого знатнейших галицких сановников. Кого убивает, кого живым закапывает в землю, у других срывает кожу, разрывает на куски, многих пригвождает стрелами. А у некоторых вырывает внутренности и уже потом убивает. Применяя все виды мучения, он является для своих граждан более чудовищным врагом, чем для неприятелей. Отсюда и возникла эта известная пословица: «Нельзя безопасно попробовать мед пчел, пока не будет совершенно уничтожен их рой». Благодаря несчастью других он благоденствовал и в короткое время стал могущественным настолько, что повелевал всесильно почти всеми русскими князьями и провинциями».

Из приведенного отрывка следует, что князь Роман был психопатом, склонным к изощренному садизму. Чтобы показать, кто в Галиче хозяин, можно было и не сдирать с бояр кожу. Конечно, новый князь очень хотел добраться до богатств галицких «олигархов». Деньги были ему нужны для новых политических прожектов. В мечтах он мнил себя владыкой всей южной Руси вместе с Киевом. Но отобрать финансовые излишки – одно, а выковыривать у их бывшего владельца внутренности – совсем другое. То, что польский хронист не врет, рассказывая о зверствах Романа, подтверждают и некоторые эпизоды из русской летописи. Владимирский князь издевался не только над галичанами. Захватив в одной из стычек литовских пленных, он впряг их в плуг вместо быков. Удивительной фантазией обладал человек!

Подмяв под себя богатейший после Киева город, вчерашний неудачник тут же почувствовал себя первым парнем на Руси. Своего тестя киевского князя Рюрика он заточил в монастырь, с дочерью его Предславой развелся, в Киеве посадил своего ставленника, называя себя притворно его вассалом, а напоследок решил отплатить и благодетелям‑полякам.

Гибель Романа во время похода в Польшу в 1205 году до сих пор считается исторической загадкой. Какого черта галицкий князь пошел походом на своего вчерашнего благодетеля Лешка Белого? Между тем объяснение удивительному поступку все‑таки есть. Причем рациональное.

Роман ничего не делал просто так – из одной склонности к насилию. Его интересовали деньги и власть.

Незадолго до смерти Роман потерпел поражение в киевской политике. При всей своей внезапно возросшей силе номинально он числился всего лишь князем Владимирским – вассалом Луцкого князя Ингваря Ярославича и князем Галицким – по милости польской. Шаткое положение!

Ингваря Ярославича Роман пропихнул на киевский престол и тут же столкнулся с противодействием суздальского князя Всеволода Большое Гнездо – тоже родственника. Причем родственника невероятно могущественного. Всеволод – внук Владимира Мономаха – попенял Роману за то, что он постриг в монахи своего бывшего тестя и захватил в плен его сына Ростислава. А ведь Ростислав приходился Всеволоду еще и зятем!

Что делать? Активность «буйного Романа» грозила разрушить все шаткое равновесие Руси от западного Галича до восточного Суздаля. Не отпустить Ростислава в Киев – придет с севера Всеволод и надает по шее. Отпустить – куда прикажете девать Ингваря Ярославича Луцкого, только что пропихнутого в Киев? Положеньице!

И Роман Ростислава все‑таки отпускает. Тот уезжает в Киев княжить вместо постриженного в монахи отца, а раздосадованный Ингварь Ярославич, вынужденный сдать «киевский пост», с горя выдает свою дочь Гремыславу замуж за польского князя Лешка Белого. Таким образом, новая родня его жены окажется куда ближе к Лешку, чем Роман. А потом у польского князя пойдут сыновья, а их тоже нужно будет куда‑то сажать – например, в тот же Галич.

Но ведь и пятидесятилетний Роман – молодой отец. Разведясь с Рюриковной, он женился на родственнице венгерских королей и византийских императоров Анне и в кавалерийском темпе наклепал себе двух наследников – Даниила и Василька. Одному четыре года, другой еще меньше.

И тогда Роман идет на рискованный, но единственно, с его точки зрения, разумный шаг – нападает на Польшу. Ему надоело быть властителем по чужой милости и выслушивать хоть и девятнадцатилетнего теперь, но все‑таки молокососа Лешка, которому посчастливилось получить от рождения то, за что Роман всю жизнь боролся – большое настоящее государство, а не затерявшийся где‑то в волынской глухомани владимирский удел. Дальнейшее «Великопольская хроника» излагает так: «Роман, часто упоминавшийся, могущественнейший князь русских, отказывается платить дань князю Лешку, смело противостоит его власти и, собрав большое войско, с сильным отрядом неожиданно вторгается в пределы Польши. Когда это узнал Лешко, он, тотчас собрав небольшой отряд вооруженных, спешит к нему навстречу в Завихвост, обрушивается на него, захватывает и побеждает. Русские, которые сначала пришли самонадеянно, были многие ранены, очень многие вместе с князем Романом убиты, остальные, увидев это, стали искать спасения в бегстве, причем многие жалким образом кончили свою жизнь в реке Висле. Так, Роман, забыв о бесчисленных благодеяниях, оказанных ему Казимиром и его сыном Лешком, осмелился напасть на своих братьев, но получив удар мечом, испустил дух на поле боя. И было это в году от Р. X. 1205».

От захвата Романом Галича прошло всего шесть лет.

Так был ли он «создателем Галицко‑Волынской державы»? Нет и еще раз нет! Он был баламутом, бравым воякой и кровавым узурпатором, захватившим Галич только благодаря иностранной поддержке, а потом переоценившим свои силы и сгинувшим в неудачном походе против своих вчерашних господ.

Другие князья приводили половцев. Этот – поляков. Вот и вся разница. Из‑за таких высокоинициативных личностей, как он, Русь только теряла свои силы, погружаясь в состояние всеобщего маразма. К удовольствию венгров, половцев и явившихся, наконец, как Божья кара татарских орд.