На пути от натурализма к культурцентризму: история психоанализа

Психоанализ занимает особое место среди психологических направлений, зародившихся под знаком натуралистической исследовательской программы. Отнести систему взглядов З.Фрейда к числу этих направлений, видимо, можно только в их первоначальном варианте. Основоположник психоанализа начинал свои исследования с прочными естественнонаучными установками. Система представлений о причинах и природе невротических расстройств складывалась у него в рамках медицинского подхода к человеку как объекту наблюдений и воздействий со стороны исследующего и исцеляющего врача. Стремясь постичь динамику скрытых, неосознаваемых влечений, определяющих поведение человека, тщетно пытающегося совладать со своей биологической природой, не желающей до конца подчиняться неумолимым требованиям общественных норм, З.Фрейд постепенно вырабатывал концепцию, претендовавшую на статус “глубинной психологии”. Его открытия в ходе разработки этой концепции имели своим следствием переворот в мировой психологии, в понимании ее предмета и методов, послужили началом нового этапа в развитии психологического познания и практики. Перемены, которые принесли исследования З.Фрейда в психологию, связаны в первую очередь с выделением бессознательного в качестве основного содержания предмета психологии и с выработкой сложнейшей системы процедур выявления и интерпретации скрытых мотивов человеческих действий, приводившей к серьезным изменениям в психической жизни пациента, а часто и к его исцелению.

Причина успеха и того влияния, которое система З.Фрейда оказала как на последующее развитие психологии, так и на широкие пласты культурной жизни – в частности, на литературу и искусство XX века, коренится, на наш взгляд, не только в открытии бессознательного как особой и весьма существенной составляющей человеческой психики, но и в том, что для психоанализа предметом интереса стало не внешне наблюдаемое поведение, а скрытые мотивы, сложно организованная внутренняя жизнь отдельного человека. И хотя в подходе психоаналитиков к человеку присутствуют элементы натуралистической исследовательской программы (это те стороны учения З.Фрейда, которые традиционно выступали объектом критики в советской философско-психологической литературе: тенденция биологизации психической жизни индивида, внеисторический подход к психике и др.) – в то же время натурализм как исследовательская программа, по-видимому, не является в психоанализе самодовлеющим. Исследования психоаналитического направления с известными оговорками могут быть рассмотрены в качестве аналога работы в неклассической науке.

Описание объекта неклассического естествознания, как известно, предполагает учет влияния познавательных средств (приборов и др.) на результат исследования, включение этого влияния в содержание получаемой информации об объекте. Например, А.А.Пузырей считает возможным по отношению к психологическим феноменам формулировать нечто вроде боровского принципа “дополнительных описаний”: “Подобно тому, как в квантовой механике оказывается невозможным дать единообразное, в терминах одного языка, описание плана изучаемого объекта – частиц и их взаимодействий (микромир), так и в психологии (в частности, в случае психоанализа, но также и в целом ряде исследований в научной психологии) оказывается невозможным дать единообразное описание плана изучаемых психических феноменов и плана психотехнических действий и средств их осуществления, благодаря которым осуществляются трансформации психики человека и ее изучение”[cxlviii]. Сходство неклассических ситуаций в физике и психологии, однако, по мнению А.А.Пузырея, не оставляет надежд на ассимиляцию психологических исследований в рамках естествознания, “во всяком случае естествознания традиционного типа”[cxlix]. В этом утверждении содержится своего рода приговор возможности продуктивной реализации натуралистической парадигмы не только в рамках психоанализа, но и в более широком контексте психологического познания (хотя вопрос о принадлежности неклассической науки к естествознанию “традиционного типа” оставляет поле для обсуждения).

В отношении психоанализа может быть выражена еще более жесткая позиция, утверждающая принципиальную невозможность превращения его в науку. Ведь большинству фундаментальных теоретических представлений не только классического фрейдовского, но и современного психоанализа ничего в реальности не соответствует: нет в природе ни “эдипового комплекса”, ни “комплекса кастрации”, рассматриваемых как исходные точки психогенеза невротического симптома, ни фрейдовских “инстанций” личности: (Я, Оно, Сверх-я); нет тех законов построения сновидений, с опорой на которые строит психоанализ свои интерпретации и т.д. Поэтому стремление рассматривать психоанализ как науку (либо как пред- или недо-науку) является проявлением бесплодности убеждения в адекватности и универсальности, а тем более единственности сциентистски ориентированной методологии, характерного для многих психологов[cl].

Несоответствие психоанализа критериям научности, характерным для естествознания, не лишает его, однако, эффективности в практическом отношении. И хотя конструкции типа фрейдовского эдипова комплекса по сути являются ничем иным, как мифологемами, тем не менее работа, основанная на подобных интерпретациях реальных проблем пациента, способна оказывать подлинное терапевтическое воздействие[cli]. Не означает ли это, что психоанализ как один из возможных вариантов психотехнической деятельности основывается на некоторых объективных законах человеческой психики, знание которых позволяет специалисту найти к ней доступ? Или иначе: не создает ли готовность пациента открыть для психоаналитика доступ к своей психике (с целью терапевтического решения тех или иных личностных проблем) условия для совместного (междусубъектного, а не субъект-объектного) познания терапевтом и клиентом реальности психической жизни?

С позиций традиционной натуралистической парадигмы подобное познание научным действительно не назовешь. Ведь психоаналитик как субъект познания “навязывает” свои интерпретации “объекту”. Кроме того, пациент или клиент оказывается также не природным “объектом”, а соавтором, со-творцом сюжета психоаналитического действия, вступающим со своим терапевтом в особые отношения (перенос, контрперенос и др.) Разумеется, психоаналитик имеет в своей работе дело с искусственной реальностью, создаваемой в процессе терапевтических отношений и продуцируемой пациентом под его воздействием, в ауре его, терапевта, интерпретаций. Но ведь и вся психология, делающая своим предметом исследования психику целостной человеческой личности (а не просто реакции или рефлексы), занимается исследованием искусственной реальности! Искусственной, “сделанной” – в силу принципиальной неустранимости воздействия познающего субъекта на предмет исследования, который претерпевает изменения в процессе этого воз- и взаимодействия и который, кроме того, развивается и сам, т.е. развивает себя (как минимум под постоянным воздействием социальной реальности его бытия, в идеале же – сознательно выдвигая задачу духовного саморазвития)[clii].

Исследование психоаналитического характера оказывается сопоставимым с работой представителей различных областей гуманитарного знания. Сотворчество разных субъектов познания, необходимость интерпретации, понимания, неустранимость ценностного измерения из процесса исследования... – все это можно найти и в деятельности литературоведа, и в историческом познании. Между тем гуманитарный пласт в содержании психоанализа даже в его позднейшем варианте не является единственным. Исходные сциентистские, естественнонаучные установки З.Фрейда не исчезли до конца, однако оказались существенно отодвинуты на периферию того смыслового богатства, которое вошло в психоанализ благодаря фрейдизму и его развитию в творчестве учеников З.Фрейда (Юнга, Адлера, Фромма, Хорни и др.), которые впоследствии сделали психоанализ еще более “культурцентристским”, избавив его от крайностей пансексуализма и обогатив социально-культурным содержанием.

Эволюция натуралистической исследовательской программы, ее “размывание”, постепенная локализация в отдельных фрагментах, относительно узких подсистемах психологического знания является показателем, с одной стороны, того, что притязания натуралистической парадигмы на всеобщность являются необоснованными, а с другой стороны – реальности существования тех онтологических составляющих научного предмета в психологии, которые допускают адекватное использование точных методов, имеющих аналоги в естествознании.

Изменения, происходившие в натуралистической исследовательской программе в психологии XX столетия, во многом были обусловлены внутренней логикой развития познания, расширением и уточнением представлений о предмете и методах этой науки, углублением понимания человека и его психики. Между тем внутренняя логика науки не существует вне процесса производства идей реальными представителями научного сообщества. Поэтому система детерминации развития психологического знания лишилась бы своего важнейшего структурного параметра, если бы в ее описании был упущен фактор индивидуально-биографических особенностей ученых–основателей новых научных направлений. Этот фактор является главным опосредствующим звеном во взаимосвязи социокультурных изменений, истории макроидей и внутренней логики развития науки.