Убытки, понесенные Нидерландами, были громадны, несмотря на то, что им были возвращены оккупированные Францией владения. Уже упоминалось, что за четыре года войны большая часть морской торговли, составлявшей все богатство страны, перешла в руки англичан. Голландское судоходство оказалось повсюду сильно подорванным.
Нидерланды с этого времени начали уступать свое первенство на море англичанам; они постепенно опустились до второразрядной морской державы. Во всех вопросах, связанных с морем и его интересами, первенствующее положение заняла Англия; Голландия перестала ей быть опасной.
С Францией дело обстояло иначе; ее морское значение упало и не могло уже подняться на прежнюю высоту, но зато на суше она приобрела большое влияние. Морская торговля французов, успевшая пышно расцвести, начала сокращаться, военный флот делался незначительнее. Хотя число кораблей возрастало и даже превышало число английских кораблей, все же французам недоставало должной опоры в лице сильного торгового флота. Обходившаяся дорого политика Людовика XIV лишала государство тех больших средств, которые необходимы для поддержания морского могущества.
После заключенного в 1674 г. мира с Англией, даже еще ранее, после первых сражений третьей англо‑голландской войны, Нидерланды перестали выделять на военные нужды столь же большие средства, как в первые две войны. Причин было много: во‑первых, главный противник Голландии не принимал более участия в войне; во‑вторых, для сухопутной войны потребовались громадные средства, и наконец, торговля до того страдала от войны, что правительство «республиканских купцов» уже нельзя было склонить к ее продолжению.
Англии уже не было в числе ее врагов, а территория Голландии была очищена от неприятеля. Для чего же тратить громадные суммы на войну? Итак, мы видим, что Голландия постоянно принимает полумеры, как в Вест‑Индии, так и в Средиземном море; лишь в Балтийское море был послан более значительный флот. Генеральные Штаты решались лишь в том случае на совместные действия с Испанией, если последняя обязывалась выплатить большие денежные компенсации.
Состав флота в таких случаях определялся не тактическими соображениями, а исключительно денежными. Почти всегда одна только провинция Голландия, и в ней главным образом амстердамское адмиралтейство, умудрялись доставать средства и создавать эскадры. Другие адмиралтейства и провинции начинали принимать участие лишь в том случае, если являлась насущная необходимость ограничить, например, деятельность дюнкеркских каперов, составить конвой для торговых судов и т. п.
В течение этой последней войны на стороне Нидерландов действовало во всей Европе (Ла‑Манш, Балтийское, Северное и Средиземное море) и во всех колониях (Вест– и Ост‑Индия) не больше кораблей, чем в последний год войны с Англией: следовательно, немногим более полсотни.
Надо поставить в заслугу голландскому флоту, что он неизменно держал ближнее море открытым для судоходства, торговли и рыболовства. Это было главной причиной того, что, несмотря на долгие годы войны, страна не обеднела.
Как мало следовали принципу сосредоточения всех сил государства в течение последних четырех лет войны, мы достаточно осветили при описании отдельных экспедиций.
В Голландии опять не было твердой идущей неуклонно к намеченной цели верховной власти, которая сумела бы правильно оценить обстановку. Не доставало точных и определенных планов войны и операций, предпринимались какие‑то отдельные экспедиции, не связанные между собой и выполнявшиеся с недостаточными для них средствами. Во всем наблюдалось, прежде всего, соблюдение личных интересов людей, стоявших у власти; внутренние трения часто подрывали все хорошие начинания.
Следствие: заметный упадок торговли и мореходства во всех отраслях и повсюду.
Франция действовала более обдуманно и планомерно: на севере французы держались обороны (вероятно, из‑за близости Нидерландов), не считая нескольких незначительных дальних морских походов; но в Средиземном море они сосредоточили все, что только могли. Однако после большого успеха у берегов Сицилии и у них не наблюдается стремления использовать свою победу на море. Флот как бы почил на лаврах, ничего не предпринимая, даже Дюкен не двигался. Вероятно, и здесь сыграли роль причины личного характера.
Мы разбирали выше отдельные дальние экспедиции. Интересен лишь бой у Тобаго – ввиду отрицательных выводов, которые могут быть из него сделаны. Сражения в Средиземном море, например, у Стромболи и Агосты, наоборот, очень поучительны: в них мы впервые находим образец, как флоту следовало принять бой, находясь под ветром у неприятеля. Мы увидим ниже, что французы усвоили себе эти указания и неоднократно применяли их впоследствии. Об успехе брандеров у Палермо мы говорили; однако в открытом море брандеры не имели ни одного случая проявить себя.
В трех великих морских войнах де Рюйтер дал для подражания в тактике ряд ценных образцов. В последний раз, в боях между великим де Рюйтером и его достойным противником Дюкеном, мы видим сосредоточение сил, правда, не в начале боя, а в дальнейшем его развитии. Нигде в ближайшее за тем время мы почти не встречаем стремления выполнить главную цель боя, состоящую в окончательном, и по возможности, немедленном уничтожении противника. Этот принцип оставался забытым, как в области стратегии, так и тактики. В XVII столетии морская тактика достигла, благодаря де Рюйтеру, своего апогея; дальше она не развивалась.
Англо‑голландские войны и, главным образом, деятельность де Рюйтера, занимают в истории морской тактики первенствующее место; это время является самым значительным в развитии военно‑морского искусства парусных флотов.
В последующей главе мы будем разбирать войны в Балтийском море, где встретимся с проведением тех же принципов, но конечно, в гораздо меньшем масштабе.