ПРОФЕССОР ИЛИ НАПОЛЕОН?

 

– Наполеон! Мечта моего детства наконец‑то осуществится! Мог ли я даже грезить об этом! – с этими словами кот вскочил за наш столик в столовой в один из многих обычных до этой секунды дней и бросил картонную папку с делом чуть не в мою тарелку.

– А мы подумали, ты так не нарадуешься воссоединению своей семьи, когда увидели, с какими глазами ты к нам несешься, – осторожно отодвинулся Алекс. – Вторую неделю уже ликуешь, что Анхесенпа тебя простила и вернулась к совместному ведению хозяйства.

Со дня премьеры и изгнания дьявола с Базы уже столько времени прошло? А словно бы было только вчера. До сих пор хоббиты автографы просят. И этот то и дело витающий в воздухе запах серы… хотя это, может быть, уже кто‑то из наших.

– О, у нас все хорошо, и, конечно, я безмерно счастлив. Но сейчас меня обрадовало другое, что я на миг позабыл даже о своей безграничной любви к Анхесенпе! Ведь уже завтра, возможно, я увижу его, моего кумира, великого Наполеона Буонапарте!

– Великого и ужасного, – скривившись, передразнила я.

– Великий и ужасный – это Гудвин. А Наполеон он… он – триумфатор Аустерлица, гениальнейший из полководцев, виртуоз военной стратегии и тактики, маленький капрал, ставший бессмертным императором Франции, пожиратель королей и перекраиватель карты мира!

– Корсиканский людоед, двумя словами, – осадила его я. – А ты – приспешник тиранов и недалеко от него ушел. Не можешь не восторгаться кровопролитием?!

Алекс успокаивающе погладил меня по руке, продолжая наворачивать гречневую кашу с молоком, которая частенько подается у нас на завтрак. Каши у Синелицего всегда очень вкусные, не оторвешься, и я решила временно игнорировать Профессора и дать мужу спокойно поесть.

– Ну, хватит по‑женски истеричных обвинений, скорее заканчивайте с едой, и я ознакомлю вас с материалами к делу! Лично я уже перекусил с семьей, но если ты мне отдашь вон ту котлетку, то скорее управишься с макаронами.

– Но я сама хочу ее! – вскричала я, попытавшись помешать ему забрать котлету, пока она не исчезла в его весьма объемистом желудке. И заранее проиграла – у котов врожденная способность к перехвату кусков с чужих тарелок, они виртуозы в этом деле, как будто только этот навык и отрабатывали в процессе эволюции.

– Поздно, милочка, – возразил агент 013, активно жуя и отправляя в рот последний кусок моей куриной люля. – А теперь в библиотеку! Там стулья удобнее и… ай!

Я реабилитировалась, ловко запустив длинную макаронину ему в лоб! Не так обидно за «проигранную» котлетку, а теперь действительно можем пройти и в библиотеку…

– Итак, ученые захотели повернуть историю вспять и узнать, что было бы, выиграй Наполеон Ватерлоо! Вопрос, а при чем тут мы, оборотни? Наша задача – разбираться с нечистью, не так ли? Но не будем спешить с выводами, друзья мои…

Профессор нацепил на нос очки и важно раскладывал перед нами карты военных действий, когда двадцать минут спустя мы с комфортом устроились за нашим постоянным столом в дальней части библиотеки. Здесь и тишина, и атмосфера непередаваемая, ибо ничто не сравнится с запахом пыли от старых электронных книг.

– Ужас какой! – всплеснула руками я. – Зачем менять итоги Ватерлоо?

– Ради научного эксперимента, о недальновидная, – презрительно глянув на меня, протянул кот. – Но потом они все вернут назад…

– Если получится, – значимо завершил командор.

– Именно. С этой целью туда и отправимся мы. И хоть официально мы не имеем права вмешиваться в деятельность Базы ученых, но… Здесь нам пригодится одна маленькая, но весьма важная деталь, которою мы можем тайно воспользоваться.

Мы с мужем сплели пальцы рук над линиями наполеоновских атак. Задание казалось жутко важным и требовавшим очередного спасения мира. А кто его будет спасать? Вэк… но это даже не вопрос – когда героям с открытым забралом нет пути, на тропу войны выходят оборотни… То есть мы!

– Однажды знаменитая парижская картежница Мария Анна Ленорман,[30]– важно продолжал Профессор, – на чьих картах я частенько гадал тебе, милочка, сделает ли тебе мой друг агент Орлов предложение…

Я смущенно хихикнула, оправдывающимися глазами стрельнув в сторону Алекса.

– …нагадала тогда еще молодому и полному амбиций лейтенанту Буонапарте скорую смерть от черной кошки. Да не простой, а той, в чьем изящном тельце была заключена душа его бывшей возлюбленной, брошенной им! Жгучая черноволосая испанка покончила с собой, не перенеся мук разбитого сердца. Но она так сильно любила его и так ненавидела, что душа ее, переродившись в новом теле, не забыла этой ненависти, и ей предначертано преследовать Наполеона, чтобы в конце концов привести его к гибели! Суеверный корсиканец поверил в это и даже со временем приобрел странную фобию – боязнь кошек. По‑научному говоря – эйлурофобию. Но в тот роковой день он не сломился под страшным известием, а тут же предпринял решительный шаг, велев гадалке в двадцать четыре часа покинуть Париж. И она была вынуждена бежать, опасаясь расстрела!

– О‑очень благородно поступил со старушкой, еще и не заплатил небось, – скептически сощурилась я. – И как это поможет нам не дать ему победить под Ватерлоо? Нет, можно перекрасить тебя в радикально черный цвет? Но ведь тебя выдадут твои «колокольчики». Хотя ты можешь сделать операцию, она безболезненная, если морфин окажется непросроченным. Мхм… а это идея! Правда, с семейной жизнью после этого придется завязать. Но если все‑таки решишься ради дела пойти на кастрацию, то я могу попробовать утешить Анхесенпу…

– Ка… какая кастрация?! Тебе умные мысли вообще когда‑нибудь приходят в голову? На моей памяти – нет. Поэтому лучше уж помолчи, женщина!

– А кто это Наполеону на портрете рожки пририсовал? – ткнул пальцем Алекс, чтобы разрядить слишком накалившуюся обстановку.

– Ах, это мой негодник, Агент 014, или, как мы с Анхесенпой его называем, Стальной Царапка. Совсем от лап отбился, совершенно невозможно за ним уследить. Хорошо хоть нарисовал‑то?

– Да он просто гениальный котенок, у него твои способности!

– Думаешь?

– Без сомнения, одно из доказательств этому – его солидарность со мной в отношении этой жестокой личности, Наполеона, – поддела я. – Нарисовать рожки оплоту зла не каждый трехмесячный ребенок может. Надо же, кажется, подрастает новый агент Базы, и я не удивлюсь, если в нашем деле ему суждено побить и положить на обе лопатки своего отца!

Профессор, смущенно сияя, потупил глазки. Конечно, мне просто было не в лом сказать приятное другу, но, кажется, кот принял мой комплимент, как весьма близкий к истине. Агент 013 продолжал выжидательно светиться, надеясь на дальнейшие похвалы в адрес своих талантливых отпрысков. Но мне быстро надоело тешить его необъективное отцовское тщеславие.

– Эй, в конце концов, мы сегодня вернемся к делу или нет? Меньше чем через сутки нам вылетать на задание, а мы все о котятах. Вернемся к баранам.

– На этот раз как никогда нам необходим четко проработанный план, – подобрался наш умник. – Мы не имеем права на ошибку. История не простит.

– Как будто мы когда‑нибудь ошибались, то есть я имела в виду – проваливали задание. Ни разу же не было. Справимся…

– Самонадеянность не доведет тебя до добра, Алиночка! Она же, кстати, не раз расшатывала и пьедестал Наполеона и окончательно погубила его. Помните, судьба мира в наших руках, ведь по сути нам придется участвовать в великом сражении при Ватерлоо!

– Ой, нет! Я не готова стать пушечным мясом, – испуганно замахала я руками.

– Я не буквально, – фыркнул кот, пронзая меня взглядом. – Наше дело – тактика, хитросплетения, психологическая манипуляция картами, противником, его генералами и их лошадьми.

– Это я и хотела сказать, мы же не солдаты, слава богу, а агенты. Постой, ты хочешь пролезть в штаб Наполеона и, используя свое природное обаяние, шарм и его эту эйлурофобию, коварно запутать его планы, расстраивая систему изнутри, как это тебе блестяще удалось проделать с великим магистром и его режимом в Мальборке?

– Именно, – щелкнул пальцами Профессор, правда, беззвучно, слишком пушистые они у него для таких понтов.

– Гениально. Но если у Наполеона страх перед вашим кошачьим родом, – прищурясь, съязвила я с притворным беспокойством в голосе, – то это может вызвать непредсказуемое поведение с его стороны. В отличие от магистра Мальборка он может просто отправить тебя на гильотину!

Но котик спокойно ответил:

– По идее больше всего он должен бояться черных кошек, а я, если ты видишь, серо‑белый, а при том еще весьма ярко выраженный самец!

И ведь на все у него есть ответ, все у него продумано, но больше всего меня бесит его самонадеянность и при этом поучения об опасности самонадеянности.

– И все‑таки… – поддерживая меня, засомневался Алекс.

– Я уверен, что моя порода поможет нам повлиять на него. Насколько известно, это был человек‑кремень, и даже смутить его, не то что манипулировать им, мало кому удавалось. Возможно, мне удастся сделать трещину в этом историческом монолите…

– А что, если то, что он трепещет при виде любой бродячей кошки эбенового окраса, всего лишь легенда? Может, он, наоборот, весьма беспощаден к котам?

– Не городи ерунды…

– И любит отрабатывать на твоих хвостатых собратьях сабельные удары?

– Алиночка, прекрати!

– И сам снимает с них шкурки, а как раз такой, как у тебя, ему и не хватает в качестве трофея над камином?

– Ты замолчишь наконец несносная‑а‑а?!! – сорвался кот, едва не бросаясь на меня с кулачками.

Я удовлетворенно заткнулась. Итак, теперь мы можем отправляться в Ватерлоо!

…Конечно, в любом случае Европа и Россия не позволили бы Наполеону остаться у власти, даже в случае его победы под Ватерлоо. Но ведь если и самые незаметные события могут изменить будущее, то победа в таком грандиозном сражении могла бы иметь необъяснимые и страшные последствия. Ведь по какой‑то причине сотни тысяч французов и сам Бонапарт верили, что он может удержаться на троне. Более того, они жаждали его! Что‑то со временем могло измениться и в умах коалиции, объявившей Наполеона «врагом человечества», и эти же державы могли, в конце концов, признать его, если бы поверили, что он на этом угомонится…

Мне пришлось «стать» мужчиной. Грудь стянули эластичными бинтами, не продохнуть! Достали со склада серый с красными петлицами гусарский мундир, отороченный черным мехом ментик, плюс облегающие серые штаны и ярко‑красные сапожки. Черный кивер на голове неплохо дополнял облик наполеоновского гусара.

Командору досталась форма английского офицера – темно‑синий мундир, такого же цвета рейтузы и кивер и черные сапоги из блестящей искусственной кожи. Серебряные эполеты добавляли шарма его и без того привлекательной внешности, а боевая выправка и свеженькие шрамы не оставляли сомнений, что перед вами кадровый военный. Все‑таки что делает с мужчиной форма – мой муж был бесподобен!

А еще нам выдали по сабле и по паре пистолетов. Я искренне понадеялась, что свою из ножен мне вынимать не придется. По крайней мере по личной инициативе я этого делать не стану от греха подальше. Все‑таки бесценный кот рядом…

– Ты уверен, что твое преклонение перед Наполеоном не помешает тебе выполнить свой долг перед человечеством? – недоверчиво спросила я у Профессора, как всегда, костюмы мы выбирали под его бдительным контролем.

– Никогда! Долг превыше всего, – оскорбленно заявил он, сжав лапкой французский флаг, который перед этим чуть не прижимал к сердцу, мурлыкая «Марсельезу».

– Нам нужен повод. Ну, какой‑нибудь монстр или демон, иначе мы не имеем права вмешиваться в дела ученых.

– Это распоряжение находится в секретной инструкции шефа, которую мы должны были прочесть перед самым выходом на задание, – успокоил меня командор, показывая узкий конверт.

– А монстры и демоны есть везде, только они не высовываются. Но я на спор найду тебе там хоть дюжину! – самоуверенно заявил кот. – Это по моей части, у кого еще такие природные сенсоры на нечисть.

И он любовно расправил усы. Разумеется, я могла бы поспорить. Но, с другой стороны, давненько мы не были в Бельгии, а точнее сказать никогда. Ладно, раз они оба так уверены, все вопросы решим на месте…

Нам пришлось разделиться: мы с котом шли во французский лагерь, а Алекс в прусский, чтобы те вовремя пришли на поле битвы – у нас были сведения, что ученые с помощью дезинформации попытаются их задержать.

Сначала мы перенеслись в подлесок недалеко от прусского лагеря, куда должен был попасть мой муж, игравший советника Веллингтона, с соответствующими документами якобы прибывшего с неким секретным донесением к союзникам.

Мы с Алексом обнялись, прощаясь.

– Береги себя.

– Ты тоже.

– Не задерживайтесь, лагерь патрулируется, а ты во французской форме.

Я кивнула и, не отрывая от любимого лица начавших наполняться слезами глаз, нажала на переходник. Мы с Пусиком тут же перенеслись к окраине какой‑то деревеньки.

– Ориентиры слегка сбиты. Придется идти пешком, нам нужно пересечь поле и дойти во‑он до того леса, где расположен корпус маршала Груши.[31]Мы должны успеть перехватить их на проселочной дороге, до того как они встретят курьера с приказом…

– Но лес большой. И как по времени, мы не опоздаем?

– Если будем стоять здесь и болтать, то опоздаем.

– Не повышай на меня голос, – сдержанно попросила я, до половины вытаскивая клинок.

Кот фыркнул и пошел вперед, искушающе задрав хвост. Нет, если я даже кусочек ему отрублю, Анхесенпа меня не простит. А если совсем маленький, ну очень‑очень…

По пути я овладела собой, и мы обсудили план совместных действий.

– Ученые сделают все, чтобы воины Груши успели на помощь к Наполеону. Алиночка, нам нужно задержать их хотя бы на двадцать минут. Этого будет достаточно, чтобы курьер, не встретив их, вернулся в ставку, а там из‑за неразберихи с бумагами кавалерия французов выйдет из строя. Справишься?

– Я могу встать на дороге и расстегнуть две верхние пуговицы мундира. – И я продемонстрировала это коту, предварительно распустив стянутые ленточкой волосы и призывно улыбаясь.

Он внимательно посмотрел и холодно заключил:

– Это их не остановит.

– А если я буду кричать: «Наполеон дурак!»?

– Боюсь, при теперешней международной обстановке они будут тебе только аплодировать.

– А если скандировать: «Оле‑Оле! Русские идут!»? – на манер футбольной болельщицы начала подпрыгивать я.

– Это уже что‑то, – согласился кот, – о России у них не лучшие воспоминания…

Подумав, мы решили использовать все три варианта диверсии. Но сыграли они оригинально, то есть совсем не так, как мы рассчитывали. Когда из‑за леса навстречу нам неспешным шагом выехали стройные колонны французской кавалерии, я расстегнула пуговки и призывно улыбнулась, помахивая им с обочины. Проезжающие офицеры бросали мне букетики и визитки, сопровождаемые одобрительным свистом и восклицаниями: «О‑ля‑ля!» – но продолжали путь…

Тогда я забежала вперед и начала орать:

– Наполеон дурак!

Они встали и десять минут дружно хохотали. Но потом опять подстегнули лошадей, тогда я притворилась, что мне плохо, и начала картинно валиться на траву. Глядя на это, пара офицеров даже сделала вид, что спрыгивает с седел, извиняясь:

– Экскьюзе муа, мадмуазель! Мы не можем помочь вам именно сейчас. Франция в опасности!

Тогда я пошла с козырей, высоко подняв голову и скандируя:

– Оле‑э! Оле‑Оле‑Оле‑э! Русские‑э иду‑ут!

Войско мигом остановилось, и не менее полусотни офицеров соскочили с лошадей и бросились ко мне.

– Конечно‑конечно, мы вам поможем, мадмуазель, Франция никуда не денется!

Меня подняли, посадили на пенек, налили вина и полчаса кормили заплесневелым рокфором и двумя яблоками. В результате нужная заминка была нами выиграна. Кавалерия не встретит гонца с приказом и будет половину завтрашнего дня топтаться неизвестно где. А всех делов‑то – двадцать минут чистого флирта и никаких моральных обязательств. Обожаю французов! Один из них, прощаясь, даже отдал мне лошадь.

– Она смирная, мадмуазель! Мы ведь еще увидимся с вами в Париже?

Действительно, куда денется эта Франция? В итоге, забрав из кустов спрятанную там саблю с ножнами и перевязью, остальную часть пути я ехала под моросящим дождем верхом и пела:

– Меня зовут юн‑цом без‑у‑сым! Мне это, право, это, право, все равно‑о! Зато не называ‑а‑а‑ют трусом… Ой! Ой! Это сова ухнула?! Как страшно здесь… Давным‑давно, давным‑давно, давны‑ы‑ы‑м‑давно! – дрожащим голосом закончила я, бодрясь.

Кот бежал сбоку, лошадям он не доверял, как и лошади ему. Посади я его на холку, в которую он тут же со страху вцепился бы когтями, благородное животное сбросило бы нас обоих, отказавшись и шаг сделать с таким пассажиром. И была бы права! Я, конечно, опять притворялась мужчиной, завязала волосы, нахлобучила кивер, застегнула мундир и напустила на себя суровый вид целеустремленного карьериста. Попасть в лагерь Наполеона оказалось проще простого, здесь жаловали всех, кто пришел умереть за своего императора…

А вот у нашего хвастуна агента 013 ничего не вышло. Он никого не нашел из нечисти для прикрытия нашего присутствия здесь, кроме… черной кошки! Профессор засек ее ночью у шатра, когда она пыталась туда проникнуть. Но бдительная стража гнала взашей всех, кто был без доклада. Фальшивое донесение, которое я должна была передать Наполеону, уже лежало в ташке, и завтра с утра мне предстояло идти в клетку к тигру. Это образно. Не такой уж он оказался и страшный, этот маленький корсиканец…

…А сейчас стояла ночь, вокруг шатра маршировали гвардейцы, и нам пришлось выжидать. Я уже начинала зевать, когда кот вновь заметил черную тень, проскользнувшую мимо пушечных лафетов, и бросился в погоню. Я продолжала отсиживаться на перевернутом барабане. Через десять минут Профессор приволок к моим ногам потрепанную черную кошку. Я молча указала ему взглядом на ближайшие кусты, он понял и потащил жертву дальше. Вслед ему неслись свист, хохот и грубые солдафонские шутки типа:

– О‑ля‑ля, месье кот, покажите этой черной бельгийке, что такое настоящий француз!

– Что они себе позволяют, Алиночка?! – возмутился Пушистик, когда я неспешно нагнала его в зарослях орешника.

– А что они могли еще подумать, видя, как кот тащит кошку в кусты? Они же французы, у них одно на уме…

– Какая мерзость, я женатый кот и…

– Лучше скажи, кого ты изловил?

– Ее! – с неожиданным трепетом воскликнул он. – Это не легенда, она существует!

Мы не стали тратить время на сантименты и быстро допросили ее. Скучающая француженка‑призрак не стала скромничать и молчать. Она пылко рассказала нам свою печальную историю. Спасибо медальонам‑переводчикам, я понимала даже привидение, говорящее на кошачьем…

Хотя в общих словах это было то же самое, что мы уже знали, только, говоря о Наполеоне, она не стеснялась в выражениях, называя его последней скотиной, негодяем, изменщиком, подлой крысой и недомерком за то, что он ее бросил тогда. И теперь, когда через столько лет мучений она наконец в одном шаге от осуществления долгожданной мести, этой ночью она остановит его дыхание навсегда!

– Наполеона нельзя убивать, но я даю слово, что мы отомстим ему за тебя, – обещал ей Профессор. – Мы заставим его проиграть войну и с позором оставим ждать Божьего суда на забытом людьми острове Святой Елены! Честное слово, мон ами!

У кошки из огромных медовых глаз скатилась слеза. Она быстро потерлась мордой об щеку кота (если это не был поцелуй, то я не знаю, что такое поцелуи) и стремительно, едва касаясь лапками земли, исчезла в кустах. Агент 013, застыв, смотрел ей вслед. Мне стало неловко, что я была свидетелем такой интимной кошачьей сцены.

– И что, типа наша работа по обезвреживанию призрака черной кошки выполнена?!

– Да…

– Но она же ушла, и ты как последний лопух отпустил ее? А если эта черная прелестница сейчас пойдет, нагадит в ночные туфли императору, он сунет туда ногу и умрет от огорчения!

– Нет…

Короче, говорить с этим романтически расклеившимся толстяком смысла не было, одна надежда на то, что завтра мне удастся отыграть свою линию получше и спасти ситуацию. А этой историей я еще пошантажирую кота на Базе…

Но с наступлением рассвета в ставку Наполеона первым ушел Пусик, а уже через час следом за ним, размахивая фальшивым донесением, двинулась и я. Широким шагом подошла к шатру и заорала в полный голос:

– Срочное донесение для императора!

– Подождите, офицер, император занят…

Тем не менее мне позволили войти, и я осталась в окружении его приближенных, с интересом наблюдавших за Профессором, вальяжно развалившимся на войсковых картах. Стоящего у стола Наполеона я легко узнала по многочисленным фильмам, в которых его видела. В принципе он ненамного отличался от своих экранных двойников, разве что был симпатичнее, к тому же у меня в нагрудном кармане лежало его фото в профиль и фас, на случай трудностей с опознанием. Одетый в свою знаменитую серую шинель (и это в июне месяце!), Бонапарт возмущенно и завороженно смотрел на агента 013. Все молчали. Вот, значит, чем занят император перед сражением у Ватерлоо? Ну‑ну…

– Уберите его отсюда! – наконец потребовал он.

У меня перехватило сердце в тревоге за моего отчаянно рискующего жизнью товарища.

Кто‑то из молодых и горячих генералов тут же выхватил саблю и замахнулся. Со мной чуть не случился инфаркт, я с трудом удержалась, чтоб не стукнуть его по затылку.

– Вы с ума сошли, месье! – еще громче закричал Наполеон. – Вы посмели обнажить оружие в присутствии своего императора и намерены залить кровью карту будущей баталии?!

– Миль пардон, сир, – пристыженно отступил генерал.

Наглый хвостатый толстун даже не повернул головы. Наполеон осторожно ткнул пальцем его в бок, а потом, осмелев, почесал за ухом. Профессор музыкально замурлыкал…

– Хорошая примета, господа, – самодовольно ухмыльнулся император.

Бедняга, если бы он только знал, какого двуличного мерзавца гладит сейчас по загривку. Кажется, я подпала под обаяние легендарного узурпатора…

Наполеон отвернулся за бокалом вина, а в это время какой‑то майор с противоположной стороны стола попытался спихнуть кота на пол. Агент 013 немедленно заорал и стал царапать карту.

– Ваше величество, – поспешила вмешаться я, – срочное донесение!

Наполеон обернулся, но скорее на вопли кота, чем на мои слова, кивнул мне и напустился на майора:

– Что вам так неймется, месье? Оставьте в покое бедное животное. Если вам не терпится применить силу, дождитесь начала баталии!

– Но, сир, – взмолился майор, чье лицо мне казалось все более и более знакомым, – этот паршивец меняет стрелки направлений атак и переставляет флажки на местах наших дислокаций.

– Кто? Кот? Вы сошли с ума, месье?!!

И я вновь напомнила о себе:

– Срочное донесение!

Майора оттеснили от стола, и все наконец обернулись ко мне. Теперь мне было важно отвлечь их внимание от Профессора, который действительно бесстыже переписывал и передергивал все планы военной кампании.

– Из какой вы провинции, мон шер? – чуть удивленно посмотрел на меня Наполеон. – Вы так молоды, и у вас азиатские черты лица.

– Из Марселя, сир! Папа был капитан, и я родился в Японии от его небрежной любви с гейшами. Армия мне дала путевку в жизнь, – нагло соврала я.

– Вы так женственны… – Император пододвинулся поближе.

– Благодарю, но у меня уже есть девушка, сир!

Он побагровел и развернулся к карте.

– А где же ваша лошадь? – спросил, подковыляв поближе, майор, похоже, что хромой.

– Пала в жестоком поединке с английскими лошадьми. Она храбро билась, но не выдержала утроенного натиска противника.

– Представьте лошадь к медали, – рассеянно пробормотал Наполеон.

– У меня важные сведения! Войско пруссаков снова расположилось у Ферью… Фелю… Флюр‑фюр… – залепетала я потерянно.

– Флерюса, – сердито прошипел Профессор и тут же принял рассеянный вид.

– Отлично‑отлично, теперь мы сможем их окружить! – почти обрадованно вскричал император. Однако глаза его оставались грустными, еще бы – такая ответственность…

– А голландцы, ваше величество, опять стягиваются у Картарба!

– Катр‑бра, вы хотели сказать? – подозрительно глядя мне в глаза, быстро поправил меня какой‑то тучный генерал.

– Вот‑вот, Картер… э‑э… точно, как вы сказали! – откашлявшись, грубовато подтвердила я, надо контролировать голос.

Хромой майор за руку оттащил меня в сторону. Теперь и я узнала его. Похоже, на Базе ученых работают одни «мистеры Смиты»…

– Вы с ума сошли, у нас научный эксперимент, одно мое слово, и вас расстреляют.

– Как вы смеете говорить такое о моей маме, – громко заорала я. – Я вызываю вас на дуэль, месье!

– Никаких дуэлей в военное время, – раздраженно откликнулся Наполеон. – Немедленно поцелуйтесь и примиритесь, господа! Это моя императорская воля.

Я нехотя чмокнула обалдевшего ученого в нос и нахально уселась на свободное императорское кресло.

– Месье, – осторожно обратился ко мне один из французских генералов, косясь на мои раскинутые ноги. – Вообще‑то у нас тут военный совет.

– Ах, тысяча извинений, господа. Я, пожалуй, прогуляюсь.

Ученый «майор» вышел почти сразу следом за мной.

– Вы еще за это поплатитесь. Я напишу жалобу руководству. А ваш хвостатый агент… чтоб вы знали, Наполеон ненавидит кошек!

Я обернулась, в узкую щель была видна рука Наполеона, нежно поглаживающего загривок агента 013. Я удовлетворенно хмыкнула, Толстун знает свое дело.

– А в чем проблема, коллега? Мы здесь тоже на работе, гоняемся за монстрами.

И я перечислила восемнадцать мифических существ, которых и близко не могло быть на территории Бельгии в то время. Начиная со славянского Змея Горыныча и заканчивая пегими древнегреческими кентаврами.

– Да их здесь рядом не лежало! Вы что, издеваетесь? И, кстати, где ваш командор?

– А вам какое дело?

– Мне какое дело?

– Господа‑господа, – из шатра высунулся один из адъютантов его величества, – император приказал вам примириться, перенесите выяснение ваших интимных отношений на другое время. Майор, вас ждут.

Видимо, в пылу разговора мы перешли на повышенные тона.

– Я еще вернусь, – злобно прошептал ученый, скрываясь в ставке Наполеона.

– Уф, – облегченно выдохнула я. Пора было выходить на связь с Алексом. Как он там, бедный, с этими грубыми пруссаками? Как я узнала позже, мой муж в это время убеждал нетрезвого генерала прусской армии идти по другому направлению, противоположному тому, которое он полчаса назад получил от курьера, которым тоже был ученый.

– У м‑ня п‑п‑риказ! – возмущался генерал. – Согласно этому пр‑казу французы уже находятся в Франции, а мы с‑с вами находимся где? В Бе‑ль‑ги‑и! Нам нужно быстра вдвигаца на в‑с‑т‑речу с врагом. Шнель‑шнель!

– Мой генерал, вас жестоко обманули, курьер был шпионом.

– Н‑не ж‑лаю нищ‑го слушать, – бушевал прусак. – Мое‑е р‑шенье непр‑клонно! Гыспада! Мы идем во Францию! И, ксати, г‑де это?

– Там! – командор ткнул пальцем в сторону расположения войск Наполеона.

– В‑ы гтовы покляс‑ся чесью офис‑сера? – подозрительно сощурился генерал.

– Ваше сиятельство, расстреляйте меня, если мы не встретим там французов, – отважно поклялся командор.

– Отлищ‑но сказано, мой малыцик, – умилился главнокомандующий. – Вы еще ощ‑щень молоды, вам еще предс‑соит понять, как важ‑но следовать приказам старших. Дверьтесь мне, мы идем во Францию!

Мой муж смущенно кивнул, пряча удовлетворенную улыбку.

…Тем временем Наполеон вызвал меня к себе, у меня сердце вздрогнуло: вдруг понял, что мое донесение – липа? У входа толпилась куча генералов, но внутри шатра он был один.

– Вы женщина? – резко обернувшись навстречу мне, спросил Наполеон.

– Это вам хромой майор сказал? Он гнусно лжет! У него на меня зуб из‑за одной красотки в Лионе… Ладно, я женщина.

Наполеон тут же протянул руку к моей груди, требуя доказательств.

– Но сир, я замужем!

– Мадам, я француз. – И все равно полез.

Пришлось дать ему по морде! На розовенькой щеке императора вспыхнуло красное пятно пощечины…

– Флао! – в голос заорал он; тут же в шатер запрыгнул один из его адъютантов. – Соберите всех моих офицеров. Немедленно!

Через пять минут они уже были тут и, вытянувшись, ждали, что скажет Наполеон. Сам он больше ко мне не обращался и вообще не проронил ни слова, поэтому я не знала, что меня ждет. Хотя после того, как я ему съездила, вряд ли что‑то приятное…

– Она женщина, господа! Смотрите же все! В такой опасный для Франции момент даже женщины берут в руки оружие и встают на защиту родины! Гордитесь, что у нас есть такие красавицы! И кстати, в самом деле, срочно объявите мобилизацию в два женских батальона, они пригодятся мне для следующего похода…

Мне начали кланяться под сдержанные аплодисменты и взгляды, полные нескрываемой зависти. Неужели я так удачно выкрутилась? Вэк…

– Она храбрее вас, майор. – Наполеон вытащил прячущегося за спинами ученого. – И вы же хотели опорочить ее передо мной, стыдитесь… А теперь я хочу провести смотр войск.

…Все ринулись на выход. Там по‑прежнему моросил легкий дождь. Земля была мокрая. Пользуясь случаем, я осталась в шатре и смогла заткнуть рот орущему коту:

– Солдаты не верят генералам, Бурмон[32]бежал в прусский лагерь! Это конец! – вопил он, хватаясь за голову, то ли вспоминая прочитанное, то ли услышав это здесь. – Мы обречены!

– Но ты и так знал, чем все закончится.

– Одно дело – знать, а другое – быть свидетелем гибели наполеоновской Франции.

– И главным виновником, – добила его я. – Ты слишком вжился в роль. Не забывай, напарник, ты не француз, ты украинец. И у нас другие задачи…

…Сражение началось в полдень. Хотелось отсидеться, как Пьеру Безухову, в стороне от этого ужаса, но я с трудом заставила себя взобраться на пригорок, откуда наблюдали за сражением некоторые офицеры. По полю перекатывалась пальба из всякого рода оружия. Меня тревожило, что не удается связаться с Алексом, а пруссаки, которых он вел, должны были прийти именно на это поле. Значит, он скорей всего с ними. Было страшно даже подумать о том, что он полезет сражаться, но я его слишком хорошо знаю…

– Господи, что происходит? Пруссаков здесь быть не должно, мы же отправили их во Францию! – вскричал фальшивый майор за моей спиной. У меня сердце одновременно зашлось от радости (по крайней мере мой муж успешно выполнил задание) и от тревог и за него, если он полезет с ними на поле битвы, он у меня получит! Потом. Может быть…

– Они нашли французов здесь, – ядовито ответила я, вырывая у него подзорную трубу.

– Где же маршал Груши? – Он приложил к губам медальон с портретом любимой француженки и что‑то в него зашептал, я расслышала только несколько слов: – Где вы? Застряли в болотах? Идите в обход. Вы должны успеть! Что, вас задержали? Эти олухи спасали девицу? Какую еще девицу, почему в гусарском костюме, что за бредяти…

Хм. Ну если они меня запомнили, значит, я им понравилась. Приятно‑о…

– Это были вы! – взвыл он, кидаясь ко мне.

– Да прекратите ныть, – отмахнулась я заряженным пистолетом. – Что не так? Все вроде бы происходит в строгом соответствии с историческими реалиями. Дайте досмотреть!

В первых рядах прусской армии сквозь пороховой дым я вдруг с ужасом разглядела Алекса. Командор упоенно размахивал саблей и что‑то кричал…

– Убью, – чуть не плача, пообещала я. – Если они тебя не убьют, то я тебя убью.

Присутствующие поняли меня неправильно и дружно поаплодировали моему желанию лично уничтожить прусского офицера. Пришлось вежливо улыбнуться…

– А где, собственно, Боня? – обернувшись, спросила я.

– Кто‑кто? – вздрогнул ученый, кажется, он спинным мозгом вжился в роль слуги императора, чья звезда вот‑вот должна была погаснуть.

– Наполеон Буонапарте, – устало закатив глаза, пояснила я.

– Его императорское величество страдает приступом жесточайшей аллергии, – печально сообщил вышедший из шатра адъютант, ревниво добавив: – Мне кажется, он напрасно приблизил к себе этого приблудного кота…

Все сочувственно закивали. Я тихонечко ушла в сторону. С задней стороны шатра, приподняв край, выполз усталый Профессор с марлевой повязкой на носу.

– Я сделал все, что мог, – честно отрапортовал он. – Где мой друг агент Орлов?

– Участвует в боевых действиях.

– Идиот, – констатировал кот, отряхиваясь от упавших на него комьев земли от взорвавшегося неподалеку ядра.

– Идиот, – подтвердила я.

Когда офицеры вывели под руки чихающего Наполеона, мы с котиком были уже далеко. Благо никто никого не задерживал, каждый был озабочен спасением собственной жизни. Оно и правильно, ненавижу войну, любую…

– Недомогание помешало ему отдать приказ начинать на рассвете, как он и собирался. Это дало бы шанс покончить с англичанами до прихода пруссаков.

– Ты умница.

…Хромой майор что‑то кричал нам вслед, даже угрожал пистолетом, но выстрелить так и не посмел. Я показала ему язык и два заряженных ствола, а кот изобразил шесть движений ушу – стиль тигра. Ученый все понял и отвалил. Битва при Ватерлоо закончилась именно так, как это было нужно исторически…

Я вынужденно набрала на переходнике, который Алекс оставил мне, как будто зная, что ему предстоит, номер шефа, доложила о сложившейся обстановке и попросила подкрепления. Десять минут спустя старина Хекет, накрыв поле боя дымовой завесой, безошибочно извлек моего мужа из гущи сражения. В пылу боя никто и не обратил особого внимания на космический корабль будущего, уносящий вдаль вопящего прусского офицера. А дома еще и я добавлю! Будет знать, как ввязываться в великие сражения, рискуя оставить меня вдовой во цвете лет…

Кот успокаивающе похлопал меня по колену, вложил мне лапу в руку, и я нажала на главную кнопку. Командор ждал нас в фойе! Весь в копоти, мундир в клочьях, но сам целый и сияющий. На меня вдруг напала слабость, ноги подкосились, и я упала в его сильные объятия…

Но приключения этого дня еще не закончились. Когда мы с мужем уже укладывались спать, на пороге возник совершенно потерянный Профессор.

– Пустите переночевать, напарники?

– Что случилось? – встревоженно спросила я. Вид у нашего триумфатора Ватерлоо был совсем не триумфаторский.

– Меня выгнали из дома. Анхесенпа сказала, что от меня пахнет духами и помадой.

– Ну так прими душ, – зевая, дружески посоветовал Алекс.

– Я?! – в ужасе округлил глаза кот.

– Точно! А я тебе помогу.

Я бодро вскочила с кровати, поправила пижаму и побежала набирать ванну. Если кто не знает, то купать котов – это ж самое веселое развлечение перед сном!

После объятий и поцелуев Наполеона наш напарник действительно провонял помадой и духами. Если бы он был в мазуте, это принесло бы ему меньше проблем, особенно семейных.

Я сунула его в ванну, агент 013 фыркал и упирался.

– Господи, почему так горячо?! Ты решила меня сварить?!

– Я читала в книге по уходу за кошками, что хвостатых надо мыть в горячей воде. Потому что температура тела у вас выше, чем у людей. Правда, не знаю, как это может быть связано. А сейчас детский шампунь, чтоб не щипало глазки, ути‑пуси…

Но вместо того, чтобы поблагодарить за такую внимательность к себе, он завопил еще истошнее:

– Я не так стар, чтобы меня, как в сказке, сварили в кипятке‑э…

– Неблагодарный, я вся мокрая уже, хватит брыкаться! А то утоплю!

Профессор смирился. Я намылила ему голову. Он прижимал уши к вискам и насупленно дрожал. Я махом окунула его в горячую воду, и вопль кота гулким эхом разнесся по всем коридорам. А уже через какую‑то пару минут в ванную заглянула паскудная морда хоббита Брандакрыса, прикрывавшего Пусика, когда он хоронил белых мышек.

– Может, и меня помоете‑с? – проскрипел он, посмотрев на меня так, что я удивилась, как родители не выполнили свой гражданский долг и не придушили его в детстве.

– Утопите, хотите вы сказать? – парировала я, надеясь, что он оценит шутку.

Но реакция была неожиданной. Хоббит странно на меня посмотрел и мгновенно исчез за дверью.

– Алекс, – обернулась я, – что ты пускаешь к нам в дом всех подряд?

Мой муж, ворча, поднялся с постели и поплелся запирать дверь, но едва не был сбит с ног налетевшей толпой хоббитов. Они прибежали с кирпичами и кусками веревки и стали мне предлагать помощь, уверенные, что я здесь топлю кота. Поднялось море пены, я визжала, отпихивая хоббитов, кот гнусаво орал, пытаясь прикрыться…

Подоспевшая жена агента 013 стояла в дверях, как героиня Нины Гребешковой в «Бриллиантовой руке» – бездна разочарования и укора в глазах. Не удивлюсь, если ревнивая кошка приняла происходящее за оргию. Анхесенпа молча указала Пусику когтем на выход, счастливый Профессор мигом выпрыгнул из ванны, с головой завернулся в банное полотенце Алекса и, шлепая мокрыми лапками, поспешил за гордо удаляющейся супругой. Разочарованные хоббиты забрали свои кирпичи и гуськом направились следом.

– Сумасшедший дом, – вздохнув, резюмировала я.

– Но это наш дом. – Алекс нежно обнял меня за плечи и поцеловал…