Известность Габриелю Тарду принесли книги, выпущенные в 90-е годы, «Законы подражания» и «Социальная логика», именно в них и сформулирована его концепция. Тард и психолог и социолог, причем социолог, который рассматривает в качестве основы для объяснения человеческого поведения интерсубъективную, или, как он говорит, «интерментальную» психологию. Если для инстинктивистов основой поведения является структура психики индивида, то здесь в основе социального поведения лежит взаимодействие индивидов, психология их взаимодействия.
Чтобы понять логику рассуждения Тарда, начнем с его аналогий. Если Спенсер начинает аналогией общества с организмом, с его специализацией и субординацией органов, то Тард полагает, что подобная аналогия справедлива только для общества, находящегося в состоянии войны, более того, для воюющей армии. Общество в обычном его состоянии справедливо, по мнению Тарда, сравнивать с мозгом как высшим психологическим механизмом, обладающим упорядоченным запасом воспоминаний и способностью создания новых представлений, некоторые из них впоследствии сами станут воспоминаниями.
На что на самом деле похоже общество, так это на мозг, но не в виде серого вещества, а в виде содержания этого вещества, то есть человеческой памяти и способности порождать новые представления. Устройство общества сходно с устройством мозга, где индивиды – вполне равноправные клеточки, и связь целого – это «равновесие и солидарность между симпатизирующими друг другу эгоизмами».
Что он этой аналогией желает подчеркнуть? – Принципиальное природное равноправие частей. В его время полагалось, что мозг настолько универсальная структура, что он при повреждении какой-либо части способен выполнять функции этой поврежденной части. Такой компенсирующий перенос функций лишь иногда возможен, но все-таки возможен, тогда как в организме невозможно, чтобы функцию печени или сердца взял на себя какой-нибудь другой орган.
Следующая аналогия позволяет ему структурировать общество в три слоя по аналогии с содержанием психики индивида.
Верхний слой – это слой недавних мнений, вкусов, идей, привычек человека и общества. Они не слишком взаимосвязаны между собой, не систематичны, могут друг другу и противоречить.
Второй, лежащий под ним слой – это слой традиций и обычаев в обществе. У индивида – его ум и сердце. Это убеждения и страсти, они куда более тесно взаимосвязаны, и этот слой может противоречить мнениям поверхностного слоя.
Еще глубже расположена плотная ткань из почти неосознаваемых и бесспорных принципов и убеждений, его обычно называют характером, или духом как по отношению к обществу, так и индивиду.
Таким образом, структура общества упорядочена так же, как и структура человеческой психики. Сверху мимолетные мнения, оценки, суждения, которые бывают только частично упорядочены. Потом идут наши страсти, убеждения внутренние, на основе которых мы выстраиваем наши утверждения, решения – это ум и сердце человека и убеждения и принципы народа, традиции и обычаи, которые заставляют нас поступать, как принято в обществе. И последний слой – дух, характер, то, чего мы не знаем, но что в первую очередь определяет поведение как индивида, так и общества. Мы часто употребляем такие слова: «в характере немцев, англичан, американцев», «характер нации», «характер народа», «характер общества». Это то, чем в первую очередь мы объясняем поведение людей, потому что именно это и определяет их поведение.
Исходя из этой аналогии, Тард полагает, что можно уяснить логику самой истории как эволюции общества, то есть той самой истории, которая и интересна социологии. История протекает, эволюционирует так же, как изменяется массив нашей памяти. На поверхности нашей памяти наше теперешнее «Я», говорит Тард, «скитается подобно блуждающему огоньку и непрерывно присоединяет новые восприятия, идеи, цели, которые станут убеждениями, привычками, традициями и, наконец, бессознательным духом, нашим характером»[36]. В обществе такую роль выполняет сегодняшний день истории. Он предлагает огромное количество новых открытий, впечатлений, творений. Некоторые из них потом закрепятся в традициях и обычаях народа и станут даже частью его бессознательного духа. Но только некоторые! Тогда как каждый новый день предлагает огромное разнообразие исторических событий, из которых потом общество отберет то, что сделает своим «архивом», своей основой. Потому напрасны попытки историков понять, как одни события становятся причиной других событий, одни творения людей причиной других творений. Здесь нет причинной связи, на самом деле имеет место совершенно другая ситуация. Происходят всякого рода события на фоне огромного массива уже случившегося и ставшего памятью общества, и происходит постепенное оседание некоторых из этих событий, и они, таким образом, становятся нормой, обыденностью.
Теперь встает вопрос о механизме, благодаря которому все это происходит, вопрос о том, как возникает порядок и как он изменяется. Во-первых, почему люди действуют согласованно, понимают друг друга и действуют «в такт»? Это делает психологический механизм подражания, он от природы присущ каждому человеку и укоренен в его природе как человеческое выражение механизма повторения, свойственного природе вообще на неорганическом, органическом и социальном уровнях. Итак, вопрос согласия и порядка решается просто: все мы, люди, от природы обладаем автоматической склонностью к подражанию. Эта склонность, он подчеркивает, сродни гипнозу, то есть мы не то чтобы стремимся подражать, мы не можем не подражать другим, и именно поэтому мы и действуем согласованно.
Теперь, когда решена проблема поддержания порядка и согласия, встает следующий вопрос: откуда берется новое, откуда берутся изменения в обществе? Новое рождается из изобретательности отдельных индивидов, и изобретательность эта также присуща человеческому роду, но проявляется явно, очевидно только у некоторых индивидов. Следовательно, перед социологией встает задача изучения механизмов распространения и усвоения изобретений. Исследование эволюции общества и есть изучение этих механизмов.
Как происходит распространение и усвоение изобретений? Из точки, где произошло изобретение, а под ним понимается все, что угодно: от изобретения колеса, религии, телеграфа до плевания на спор в длину, способов дружбы и любви и прочего. Все, что люди делают, когда-то кем-то было изобретено. Из этой точки расходятся волны подражания, как круги на воде, и любое изобретение в принципе могло бы заполонить весь мир, если бы не встретилось с волнами, расходящимися от других изобретений.
Здесь вступает в действие другой психологический механизм, свойственный также природе человека, механизм оппозиции, или противопоставления. Тард опять обращается к аналогии индивидуального сознания. К тому, каким образом человек совершает выбор. Допустим, утром любая женщина встала и собирается куда-то, какая у нее главная проблема? Что сегодня надеть? Даже если юбки всего две, проблема все равно непроста для решения. И чем больше юбок, тем труднее выбрать подходящую для данного момента. А еще туфли, шарфики и т.д. Закончиться это может скандалом, потому что виноваты все, кто рядом.
Очень часто перед нами встает вопрос, что выбрать? Или – что одно и то же,– чему подражать? Что выбрать? То или это? Лучше все-таки это… или нет?.. Эти колебания и есть действие механизма оппозиции, противоположности, когда перед нами несколько возможных вариантов действия. В обществе то же самое происходит. Как индивиды принимают решения, так и целые общества. К примеру, Киевская Русь выбрала византийское христианство, но выбор происходил из нескольких конфессий, и выбор этот мог быть иным.
Механизм оппозиции и есть то, что подавляет новые изобретения. Если оппозиция сильна, то новые изобретения могут исчезнуть, даже не набрав силы, влияния. Механизм оппозиции действует в совершенно различных формах: от дискуссий, обсуждений до использования атомных бомб в качестве инструментов доказательства правильности моего выбора.
Следующий шаг – это включение механизма приспособления, адаптации. Из всего богатства новых изобретений воспринимается и приспосабливается к старым такое, которое «наиболее способно в настоящий момент укрепить и увеличить сумму народной веры и спокойствия». То есть сохраняется то, что представляется народу наиболее подходящим духу его обычаев и привычек.
Действие механизма приспособления в наиболее чистом виде предстает для Тарда в приспособлении индивидов друг к другу: «… элемент социального приспособления, – говорит он, – лежит, в сущности, во взаимном приспособлении двух людей, из которых один словом и делом отвечает на высказанный вслух или молчаливый вопрос другого, так как удовлетворение потребности, как и решение задачи, есть только ответ на вопрос»[22].
Отсюда понятно, как происходит эволюция общества. Индивиды, способные к изобретательству, придумывают массу изобретений, из этих всех придумок обществом аккумулируется, сохраняется через механизм подражания только то, что больше всего отвечает его теперешним потребностям. Иначе говоря, общество вслух или чаще молча ставит вопрос, проблему, а изобретение на этот вопрос отвечает. Успешные ответы, решения воспринимаются и сохраняются и тем самым делают ненужными другие подобные решения.
Таким образом происходит эволюция общества как трансформация сохраняющегося порядка: все новые изобретения отвечают на общественные потребности и замещают собой некоторые старые изобретения. Метод исследования эволюции – это анализ статистических данных о поведении людей.
Вот концепция, которую построил Тард для объяснения порядка и эволюции общества. Вспомним опять Конта с его лозунгом: «Порядок и прогресс». У Тарда источник прогресса неисчерпаем – это способность людей изобретать новое. И порядок тоже основателен, ибо базируется на природной способности человека к подражанию и тому, что огромное количество изобретений стали уже традициями, обычаями, привычками, в значительной степени уже бессознательными, потому люди друг друга хорошо понимают и ведут себя согласованно. Точка зрения Тарда на общество вполне оптимистична: порядок всегда есть, через новые изобретения и подражание он всегда изменяется, и ход изменений в целом прогрессивен.
Социальные формы, в которых совершается процесс подражания, – это обычай и мода. В истории периоды господства обычая и моды сменяют друг друга, когда господствует обычай, подражают «своему и древнему», когда мода – «новому и чужому». Современная Тарду историческая эпоха характеризовалась господством моды.
Мы с вами также можем заметить, что на фоне последних десятилетий прошлого века, когда нашу жизнь диктовала мода, в последнее время от подражания «новому и чужому» наметился поворот к «своему и древнему». Не только к знакомым символам и ценностям недавнего советского прошлого, но и к давним исконно своим народным обычаям и традициям. Но они для современного горожанина, особенно жителя мегаполиса, если и интересны, то лишь тем, что они для него «новое и чужое», то есть опять же мода. Получается, что если и есть у нас теперь поворот к обычаю, то постольку, поскольку он мода.
Теперь о социальных единствах, социальных группах, в которых протекает подражание. Это, во-первых, семья, во-вторых, толпа. Обычно в деревне подражание по преимуществу происходит в семье, в городе – в толпе. Тарда особенно интересует механизм протекания подражания в толпе. В семье подражание очевидно: обычаи, традиции переходят из поколения в поколение, носителем их является отец и вообще старшие в семье, а младшие им подражают и так все усваивают. В толпе, которая, согласно Тарду, отличается эмоциональностью и иррациональностью и наличием вожака, действуют два механизма: похожесть и внушение. Поскольку в толпе снимается критичность и рациональность индивидов и они превращаются в единое эмоциональное целое, подражание может распространяться практически мгновенно. Достаточно вожаку в определенный момент выкрикнуть, что надо делать, и все: толпа понеслась выполнять.
Наверное, все вы бываете на дискотеках, и знаете, когда диск-жокей или другой ведущий выкрикивает: «А теперь все танцуем так!» – тут же, мгновенно вслед за ним вся огромная толпа делает именно так, кроме нескольких «чудиков», которые непонятно зачем туда забрели. Это демонстрация естественного механизма подражания в толпе, еще более очевидным примером является толпа на стадионе. Подчеркнем еще раз огромную скорость распространения подражания в толпе.
Сам Тард полагал, что толпа – это прошлое, то, что уже отживает. В цивилизованном мире толпа постепенно заменяется публикой, которая, в отличие, от толпы является духовной и интеллектуальной общностью, рассредоточенной в пространстве. Для формирования публики необходимы публицисты, то есть те, кто печатается в журналах, газетах и прочих средствах массовой информации. Вокруг этих мест, где выступают публицисты, и формируется публика.
Ее характеристики: во-первых, большая рациональность, во-вторых, субъективность отношения к объектам подражания. Например, все носят такие шляпы, но все на левую сторону, а я на правую. Примерно так. В-третьих, интернациональность, публика имеет тенденцию к интернациональности. И, наконец, подверженность моде.
Преобразование толпы в публику характеризуется ростом власти общественного мнения. Это общественное мнение Тард воспринимал как слоеный пирог: местное общественное мнение, национальное и интернациональное, общечеловеческое. «Местное» – это значит местные общественные мнения тех социальных групп, к которым человек принадлежит.
В обществах прошлых, традиционных общественное мнение существует как единогласие. Его высказывает местный лидер: старейшина, вождь, монарх. В современном цивилизованном обществе оно формируется естественным образом как мнение большинства. Как раз в публике оно формируется постепенно вокруг публицистов как мнение большинства, и власть вынуждена к нему прислушиваться и выражать его в своих высказываниях и действиях.
Ясно, что публику Тард полагал куда более прогрессивной, нежели толпу. Обычно, в отличие от толпы, она не является разрушительной, хотя иногда он говорит о преступной публике и публицистах, которые создают чудовищные представления у людей. Публика прогрессивнее толпы, но не она двигатель прогресса, а индивидуум: «Всякая плодотворная инициатива в конце концов исходит из индивидуальной мысли, независимой и сильной; и для того, чтобы мыслить, нужно изолировать себя не только от толпы, но и от публики»[22].
Итак, Габриель Тард предложил целостную картину порядка и эволюции общества и тех механизмов, которые лежат в основе порядка и эволюции. Его взгляд на общество в целом оптимистический, то есть предполагается постепенная замена толпы на публику с ее рационализмом, ее культурой, образованностью, ее обязательным диалогом с публицистами. Тард среди представителей этого психологического направления стал самым влиятельным, пожалуй, в социологии мыслителем. Во-первых, он один из родоначальников социальной психологии. Дисциплины, которая сформировалась уже после первой мировой войны. Кроме того, столь популярная в настоящее время социология общественного мнения не могла быть сформулирована, минуя Тарда. Ее теории ориентированы на Тарда либо позитивно, либо негативно.
Например, в нашей стране публицистов, полагающих себя лидерами общественного мнения, можно назвать ультратардианцами. В первую очередь телевизионных. Они полагают, что являются властителями наших душ и умов, и этот «пипл», то есть мы с вами, «схавает все, что ему дадут», поэтому его, «пипла», можно заставить делать все, что угодно. Они полагают себя нашими учителями жизни, учат нас всему: как ходить, как одеваться, спорить, что читать, как любить и т.д. И если они что-то там изменят, то мы за ними, как бараны за пастухами. Вот так.
Теперь перейдем с вами к следующему представителю психологизма, который об этих баранах, козлах и пастухах говорил еще более жестко.