Долой царизм

Надя Толоконникова родилась 7 ноября, в день Великой Октябрьской революции, как она сама любит уточнять, в 1989 году. В мрачном Норильске, где зимой стоит пятидесятиградусный мороз, снег иногда не сходит до середины мая, а заводы испускают цветной дым. Из этого холодного сурового города, признавалась Надя, всегда хотелось убежать. В детстве ее отец, философ‑путешественник с музыкальным образованием, читал четырехлетней дочери стихи Хармса, а в девятом классе Наде попался роман Владимира Сорокина «Норма» и сразу же стал ее настольной книгой. Через год она открыла для себя художника Дмитрия Пригова и концептуалистов – и вместе с одноклассницей Машей решила устраивать перформансы на школьном дворе.

Уже тогда их акционизм был политическим. Когда Владимир Путин в 2004 году пошел на второй президентский срок, две школьницы взяли швабры, прикрепили к ним нарисованные от руки плакаты «Долой царизм! Да здравствует революция!» и встали рядом со школой. Никто не воспринимал их всерьез, одноклассники смотрели на фриков косо. Надя и Маша посвящали свои перформансы в Норильске революционерам 1917 года, феминисткам, молодым активистам НБП (ныне уже запрещенной партии), арестованным за «захват» администрации президента.

Когда Надя оканчивала 11‑й класс, издательство «Новое литературное обозрение» взялось организовать в Норильске культурную жизнь. Артисты, писатели, художники приезжали на север, чтобы выступить перед местной молодежью. Слетать разок в холодный Норильск стало правилом хорошего тона – поэт Лев Рубинштейн, художник Андрей Бильжо, писатель Владимир Сорокин, телеведущая Светлана Конеген, композитор Сергей Загния один за другим посетили город. Публика для них нашлась – на фестивалях, книжных ярмарках, встречах с московскими гостями все время был аншлаг. Среди слушателей оказалась и старшеклассница Надя. Общение с заезжими художниками стало одним из самых ярких юношеских впечатлений. Может быть, именно тогда она решила во что бы то ни стало вырваться в столицу, где на выставки концептуалистов можно ходить каждую неделю, а к перформансу с плакатом «Долой царизм!» кто‑нибудь да присоединится.

«Надю я там видел, но совершенно не запомнил, потому что в ту поездку приходилось общаться с довольно значительным числом разных людей – молодых и не очень, – рассказывает поэт Лев Рубинштейн. – Люди были самые разные. Но по тому, как слушали и какие потом задавали вопросы, можно было сделать вывод, что там собралась публика вполне подготовленная и весьма осведомленная, что меня приятно удивило». Через несколько лет в Москве они столкнутся на чьем‑то дне рождения, и Надя напомнит поэту о той первой встрече в Норильске. И потом уже они будут встречаться часто – на митингах, на выставках, на концертах, будут здороваться, но пообщаться как следует не удастся. А в июне 2012‑го Лев Семенович придет к Таганскому суду и будет требовать, чтобы Надю с подругами освободили из‑под ареста. Мрачный пристав не пропустит его в зал суда, переполненный иностранными журналистами. И Лев Семенович будет смотреть, как полиция без разбора тащит в автозак сторонников и противников панк‑феминистской группы Pussy Riot.

В 2007‑м Надя поступила на философский факультет МГУ и переехала в Москву в общежитие – Дом аспиранта и стажера на Академической, ДАС, как зовут его студенты. Соседки по комнате учились на четвертом курсе, когда к ним подселили скромную девушку. «Она сразу показалась интеллигентной девушкой, человеком глубокой внутренней культуры», – признается одна из них, Маша Титлина. По ее словам, Надя вела себя подчеркнуто вежливо, никогда никому не грубила, была дружелюбной, всегда шла навстречу и избегала любых конфликтов.

На первом курсе Надя учится на «отлично». В свободное от рефератов и коллоквиумов время она успевает читать буддистскую литературу, ходит на выставки современных художников. Политика ее пока мало интересует – гораздо меньше, чем религия. Время от времени по вечерам Надя спорит с соседками по комнате о морали. Она никогда не ругает Бога и религию, да и материалисткой себя не называет, зато к священнослужителям относится критически. «Но я никогда не слышала, чтоб она отвергала существование Бога и огульно хаяла христианство», – говорит Маша.

Как‑то раз Надина мама приехала в общежитие вроде как с родительской проверкой и осталась довольна: ни телевизора в комнате, ни шумных компаний, только две тихие, воспитанные соседки. «Спасибо большое, девочки, что у вас тут такие хорошие условия!» – на прощание сказала она. «Я думаю, она нас потом поминала недобрым словом, – говорит Маша. – Но это же не мы на нее влияли – мы, наоборот, старались удержать ее в русле. А Надя как кот Васька – слушает да ест».

Молодых людей Надя к себе в комнату не водила, хотя воздыхатели были – звонили, цветы дарили, ухаживали. На первом курсе у нее появился один безумный ухажер‑буддист, знакомство с которым началось с обсуждения восточной философии, а закончилось тем, что он стал склонять ее к каким‑то тантрическим практикам (безуспешно). Самая главная встреча в ее жизни – с будущим мужем – произошла все в том же общежитии. Высокий и худой Петр Верзилов к тому моменту уже бросил философский факультет, потому что уровень образования показался ему чудовищно низким, как он всем потом объяснял. Но он часто заглядывал в общежитие, чтобы повидаться с друзьями. Среди его приятелей был один юноша, который играл на электрогитаре и увлекался буддизмом. Надя как раз писала курсовую по буддизму. Не хватало какой‑то книги, и Маша Титлина предложила ей обратиться к соседу‑гитаристу, живущему этажом выше.

В тот вечер Надя вернулась в свою комнату с ромашкой в руке и улыбкой до ушей. Ромашка была от Пети, с которым она только что познакомилась. «Надя пришла с этой ромашкой, довольная, у нее было счастье на лице, такая детская радость. Нам с соседкой Юлей было сразу видно, что Надя влюбилась», – вспоминает Маша. Петр считался человеком продвинутым: хоть и родился в Москве, но три года прожил в Торонто – и даже имел второй паспорт, канадский, – потом еще год в Токио. Мама у него преподавала драматическое искусство, папа занимался физикой. Однако Верзилова приятно удивило, что он нашел в тихой девочке из провинции родственную душу: его новая знакомая оказалась на редкость осведомленной по части современного искусства.

Вскоре после знакомства с Петей у Нади начинается совсем другая жизнь.