«Так же как и сам образ, учение Церкви о нем не является позднейшим придатком христианского учения; оно непосредственно вытекает из учения о спасении и коренится в христианском мировоззрении. Оно изначально присуще христианству во всей полноте, так же как и все другие аспекты учения церкви. Однако, так же, как и в отношении других аспектов своего учения, Церковь раскрывала и формулировала учение об образе постепенно, в ответ на нападки, на непонимание, на лжеучения, возникавшие на ее историческом пути», -пишет проф. Л. Успенский. /1/ Первое принципиальное указание, касающееся характера священного образа, было сформулировано на Пятом-Шестом (Трульском) соборе в 692 году. Три правила Собора относятся к изображениям : 73-ье, 82-ое и 100-ое. Наиболее важным для нас является 82-ое правило, на котором мы остановимся более подробно. /2/
Текст канона следующий:
«а) На некоторых честных иконах изображается перстом Предтечевым показуемый агнец, b) который принят во образ благодати, чрез закон показуя нам истинного агнца, Христа Бога нашего с) Почитая древние образы и сени, преданные Церкви, как знамения и предначертания истины, мы предпочитаем Благодать и истину, приемля оную, яко исполнение закона. d) Сего ради, дабы и искусством живописания очам всех представляемо было совершенное; е) повелеваем отныне образ агнца, вземлющаго грехи мира, Христа Бога нашего, на иконах представляти по человеческому естеству, вместо ветхаго агнца: d) да чрез то созерцая смирение Бога Слова, приводимся к воспоминанию жития Его во плоти, Его страдания и спасительныя смерти, и сим образом совершившагося искупления мира». /3/
Как видно из текста правила, оно повелевало изображать на иконах исторический образ Христа «вместо ветхаго агнца». Чтобы верно и во всей полноте изложить содержание 82-го правила необходимо включить в его анализ также основные герменевтические правила толкования церковно-правового канона: грамматическое, историческое, догматическое и нравственное.
Первая часть канона указывает на существовавшую тогда практику символично изображать Христа на иконах в виде агнца, указываемого св. Иоанном Предтечей. Этот тип изображений, состоящих из символических и реалистических персонажей, фиксирует определенный переходный период в развитии христианской иконы. Поэтому было необходимо указать путь, принятый Церковью, только что прошедшей через катарсис христологической борьбы и принявшей учение об истинной, реальной человеческой природе Иисуса Христа, что должно было отразиться и в Его изображениях. /4/
Ветхозаветный символ агнца играл большую роль в раннехристианском искусстве. Иконный образ, о котором говорилось на Пятом-Шестом Соборе, основан на тексте 1-ой главы Евангелия от Иоанна. Евангелист передает свидетельство св. Иоанна Крестителя о явлении Христа. Представляя Его священникам, левитам и всему народу, св. Иоанн использовал знакомый для них образ — «вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира». (1:29) Икона буквально воспроизводила слова Предтечи, зрительно запечатлевая их в памяти. 82-ое правило, отменяя этот символ, исходит из того же текста Евангелия от Иоанна, но рассматривает его не отдельно, а в контексте всей относящейся к нему части первой главы Евангелия, акцентируя внимание не на словах св. Иоанна Предтечи, а на Том, Кого он указывает, а именно, на самом Христе — «перстом Предтечевым показуемый агнец». Свидетельству о явлении Христа предшествует в Евангелии подготовительный текст : «Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины, … и от полноты Его все мы приняли благодать на благодать, ибо закон дан через Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа». (14, 16-17)
Поскольку сама истина была явлена Христом, то уже не было нужды использовать символы, можно было показать сам образ Истины. Так, говоря об Агнце, берущем на себя грехи мира, св. Иоанн Креститель указывал перстом не на агнца, а на человека — Иисуса Христа, Сына Божьего, Который воплотился и пришел в мир, чтобы исполнить Закон и отдать Себя в жертву, т.е. на Того, Кого изображал ветхозаветный жертвенный агнец.
Именно это исполнение, эту реальность нужно было представить всем (). Истина раскрывается не только в словах, но и изображениях. Она изображается. Это возможно, потому что у Истины есть Свой Образ, Она не идея, не абстрактная формула, Она есть конкретное, живое Лицо. «Я есмь истина», — сказал Христос Своим ученикам (Ин. 14:6), и этот ответ может быть правильно понят лишь в Церкви. «Истина отвечает на вопрос, не что, а кто. Она — личность, Она — изобразима», — пишет проф. Л.Успенский. /5/ Поэтому Церковь не только говорит о Истине, но и показывает Истину — образ Иисуса Христа. (в)
Раннехристианское изображение агнца появилось и применялось еще в иудейско-христианской среде, и в той обстановке оно было абсолютно уместно. Отцы Трульского собора раскрывают в части (с) именно идейное содержание этого изображения. Это не было лишь символическое отождествление агнца с Христом, но само по себе подобное отождествление понималось прежде всего в контексте его функции. Агнец- не просто символ Христа, но и Его прообраз. /6/ Сам по себе агнец является символом Христа, но агнец-жертва — это прообраз Христа, «Пасха наша, Христос» ( 1К. 5:7). Жертва пасхального агнца исполнялась по требованию ветхозаветного Закона, но это исполнение было прообразным, временным, заместительным. Истинное исполнение совершено Иисусом Христом (Мт. 5:17). Лишь Он мог сказать : «Я исполнил Закон» т.е. на деле совершил то, что на словах предсказано в Законе и Пророками. /7/ А Ветхий закон был тенью, образом (Евр. 8:5) благодати, как агнец был прообразом Христа.
Смысл 82-го правила можно схематично выразить так :
Образ Агнец Закон (Ветхий Завет)
Истина Христос Благодать (Новый Завет)
В этом смысле упомянутая часть 82-го правила выходит за рамки содержания текста от Иоанна 1:29, и ее содержание раскрывается сотириологической идеей искупления мира. Это основная мысль канона, использующего данный широкий идейный контекст как основной аргумент, в стремлении отмены ветхозаветных символов в пользу исторических изображений.
Если в начале говорилось лишь об агнце, то затем собор перешел к «древним образам и сеням ()…как знамениям и предначертаниям ()», рассматривая, очевидно, символ агнца не просто в числе других, но как основный символ, раскрытие которого ведет к раскрытию и всех других символичных сюжетов.
Собор предписал заменить ветхозаветные символы непосредственными изображениями того, что они символизировали, предписал раскрывать их смысл, поскольку первообраз, который эти символы изображали, стал реальностью при Боговоплощении. И так как Слово стало плотью и существовало среди нас, образ должен показывать не символично, а непосредственно то, что произошло на земле, что стало доступно зрению, описанию и изображению. Или, как подводит итог, комментируя этот текст, Кр. Шенборн : «..вочеловечение означает, что предвечное Слово приняло зримый облик.» /8/
С другой стороны, символы принижали непосредственное значение первообраза и его роль. «Если прямой образ может быть заменен символом, он перестает иметь то безусловное значение, которое он должен иметь», — пишет пр. Л.Успенский.
После утверждения необходимости непосредственного изображения в следующей части (f) 82-го правила дается догматическое обоснование этого образа, в чем и состоит основное значение данного правила. Это явилось первым соборным выражением христологического обоснования икон, широко используемого впоследствии и уточняемого апологетами иконы в период иконоборчества.
Историческое изображение Иисуса Христа раскрывает перед всеми «совершенное» (). Значение слова
становится ясным из последнего изречения канона — «искупления мира» (). Основы иконы христологичны, но ее назначение сотириологично — через воплощение Бога произошло искупление. Изображение Бога в человеческом образе () соответствует его словесному изображению в Писании. Показательно в этом отношении выражение «и искусством живописания» (), буквально — посредством красок (). Истина является не только в слове, но и в образе, она становится зримой — «вот…». Теперь Церковь вместо св. Иоанна Предтечи показывает Агнца.
Заключение 82-го правила имеет конкретное, жизненно практическое приложение, что становится очевидным при соотношении его с тогдашней действительностью, то есть концом христологической борьбы. Завершающие слова правила прямо направлены против монофизитов, патрипасианитов и докетов. Пятый-Шестой собор, установивший изображения Христа единственно в образе человека, считал агнца опасным отступлением в сторону монофизитства. /10/
Пято-Шестой собор отмечает конец догматической борьбы Церкви за правильное исповедывание двух природ, божественной и человеческой, в лице Иисуса Христа. То было время, когда «благочестие нами уже ясно проповедуется», как сказано в первом каноне собора. Отцы и соборы в христологический период нашли ясные и точные догматические определения для выражения учения Церкви о Боговоплощении. Истина была провозглашена ясно и во всеуслышание. Конечно, этого было недостаточно. И как отмечает проф. Л.Успенский, «еще долго пришлось защищать эту истину от тех, кто не принимал ее, несмотря на всю ясность соборных и святоотеческих определений. Надлежало не только сказать истину, но и показать ее, то есть в области изобразительного искусства выразить строгое и точное православное исповедание». /11/
В отличие от раннехристианских изображений, где художественный язык не имел еще точности и ясности в смысле строго заданной определенности, Пятый-Шестой собор, напротив, потребовал определенной канонической выразительности, что прямо соответствовало содержанию христологического догмата. Определенности, не существовавшей в раннехристианском богословии.
Впрочем, это ясно указывает на степень взаимосвязанности церковного искусства с вероучением, с догматикой Церкви. Церковно-религиозное искусство никогда не было и не может быть l’art pour l’art
(искусство для искусства).